Слуга Божий

Граф кружил подле столов и как раз снимал щипцами с горелки тигель, из которого валил дьявольски вонючий и душный дым. Скорее всего, субстанция в тигле была с примесью серы, поскольку отчетливо ощущался выразительный запах.

– Нет времени, нет времени… – Де Родимонд повернулся ко мне. – Ронс, кто это еще, во имя Бога Отца?

– Я уже говорил, господин граф. Это инквизитор из Хеза.

– Мордимер Маддердин к вашим услугам, господин граф, – склонил я голову, а де Родимонд кинул на меня быстрый взгляд.

– Разве я просил об инквизиторе, Ронс?

– Нет, господин граф.

– Так скажи ему, чтобы уезжал.

Он махнул рукой и повернулся к тиглям.

– С вашего позволения, господин граф, – сказал я вежливо, поскольку не хотел, чтобы меня сбили с мысли.

Лейтенант Ронс хотел было потянуть меня за рукав, но я так глянул, что он тотчас отдернул руку. Глаза его потемнели.

– Что? – Де Родимонд не скрывал нетерпения.

– Готов поспорить, господин граф захочет поговорить со мной, а не с официальной делегацией от епископа Хез-хезрона, которая прибудет сюда расследовать практики языческих культов.

Он вздрогнул, поставил тигель и отложил щипцы. Кашлянул.

– Языческих культов? – фыркнул, но я видел, что он обеспокоен, поскольку любому известно: визит официальной комиссии Инквизиториума ни к чему хорошему не приводит.

– Мы видели трупы, – сказал я. – Жестоко убитых обитателей одного из сел. Лейтенант привез их в замок господина графа.

– Бандиты, – буркнул де Родимонд. – Здесь всюду полно этой голоты. Его Преосвященству стоило бы прислать судебного урядника, а не инквизитора.

Он тяжело рухнул в обитое выцветшим дамастом кресло.

– Принеси вина, Ронс, – приказал. – И три кубка.

– Это не бандиты, господин граф, – сказал я, не сомневаясь, что и сам он об этом знает. – Бандиты не жрут мясо жертв, не глумятся над трупами и не отказываются от добычи. А в этом селе никто не грабил дома, с тел не сняли ни сапог, ни одежду, ни украшения.

Он глянул на меня исподлобья.

– Может, так, а может, и нет, – сказал. – Бандиты – это бандиты, и неизвестно, что им взбредет в голову.

– Бандиты, господин граф, обычно ведут себя вполне рационально. Поскольку живут с добычи. И не убивают только из радости убийства. По крайней мере, не таким образом. Или вы, господин граф, можете себе представить разбойников, пожирающих трупы? Зачем бы им это делать?

– Трупы обгрызли звери, – громогласно заявил де Родимонд, и я не знал, зачем он врет, если и сам не верит в свои слова.

– Да простит меня господин граф, но я в состоянии распознать следы человеческих зубов и отличить их от звериных, – ответил я вежливо. – Был бы я также чрезмерно счастлив, если бы господин граф объяснил мне, как так случилось, что солдаты господина графа появились в селе уже через несколько часов после резни. Несмотря на то что от замка до села день дороги.

Лейтенант Ронс должен был слышать эти слова, поскольку как раз входил с подносом, на котором стояли серебряный кувшинчик и три широких кубка. Однако я видел, что рука его даже не дрогнула.

– Налей, – приказал ему де Родимонд. – Вы хотите меня допросить, инквизитор? – Он поднялся с кресла. – Меня, графа де Родимонда?! Осмелитесь ли вы подвергать сомнению мои слова?

– Я ищу истину, ваша милость, – ответил я вежливо.

– Это имперское пограничье, инквизитор, и оно не находится в твоей юрисдикции.

– А вы, ваша милость, предпочитаете объясняться с епископским посольством, которое прибудет из Хеза, или все же думаете, что стоит поговорить со мной?

– Угрожаешь мне?

Я видел, что он в бешенстве. Но вместе с тем в глазах его читался страх.

– Я, господин граф, никогда не осмелился бы угрожать представителю столь знатного рода. Я желаю лишь сообщить господину графу о том, какой представляется мне ситуация.

– Знатного рода? – фыркнул. – Как мило! Готов спорить, что ты не слыхал ранее о графах де Родимонд, верно?

– С покорностью и сожалением признаю, что мои знания касательно великих аристократических родов крайне скудны, – склонил я голову.

– А умеет подсластить этот инквизитор, а, Ронс? – рассмеялся граф и подал мне наполненный кубок. – Мне можно не льстить, Маддердин, или как там тебя. Графский титул и лен мы получили, поскольку моя святой памяти матушка путалась с имперским конюшим. Так уж случается в жизни, инквизитор. Мой прадед был честным бондарем, дед – честным солдатом, отец – продажным офицером стражи, который выслужился до раскидистых рогов, а я – граф. Как поговаривают в округе – дворянин, алхимик и конфратер дьявола. А кем будет мой сын? – рассмеялся он, обнажив желтые неровные зубы.

– Я ценю людей, которые занимаются алхимией, – сказал я вежливо, игнорируя его выводы касательно семьи, – поскольку сия наука требует большого знания и терпения в проводимых опытах. Церковь в этом не видит ничего плохого.

Была это лишь полуправда, но я не намеревался разъяснять графу нюансы отношения Церкви к алхимической науке.

– Да-да-да. – Он отпил большой глоток. – Твое здоровье, инквизитор. Не видит ничего плохого, пока не сожжет. Уж я-то знаю.

Я пригубил вино: оно было молодым и кисловатым, но случалось мне пить и худшее.

– Ну как, Ронс? – спросил де Родимонд. – Расскажешь ему, что происходит?

– Как пожелает господин граф, – холодно ответил офицер.

– Расскажи, расскажи, вдруг он чего присоветует. В любом случае лучше это, чем если пришлет своих приятелей в черных плащах. Те сразу пожгут мне половину народу.

Я лишь вздохнул, поскольку непонимание деятельности и целей Инквизиториума всегда меня расстраивало. Отчего люди думают, будто мы существуем, лишь чтобы кого-нибудь сжигать? Это ведь крайность, а не ежедневное занятие.

– Садись, инквизитор, – указал он мне на стул под стеной, – и слушай, поскольку это – очень интересная история.

Лейтенант Ронс минутку раздумывал.

– Уже третье село, – сказал наконец. – Всегда получаем письмо. На этот раз там было сказано, чтобы брали телегу и ехали в Березняки…

– Так зовется то сельцо, которое ты видел, – вмешался граф.

– И всегда одно и то же. Изуродованные трупы и никаких свидетелей.

– Письмо? – повторил я. – Интересно. А я мог бы его увидеть?

– Отчего бы нет? – Граф полез в секретер и вынул оттуда сложенный пополам пергамент.

Черными чернилами некто написал: «Возьми телегу и езжай в Березняки. Поспеши, пока не засмердели».

– Острослов, – сказал я, внимательно разглядывая лист. – Это письмо человека ученого, господин граф. Четкие буквы… Обратите внимание, насколько элегантно его «Б» с этим брюшком и весьма изящной перекладинкой.

– Прекрасно, – иронично сказал граф, глянув на письмо.

– Это важный след, господин граф, – не дал я сбить себя с толку. – Свидетельствует о том, что враг господина графа не обычный бандит. Бандиты не пишут изящных писем.

– И что с того?

– А вы не полагаете разве, что это сужает круг подозреваемых? Может, злой сосед?

– Нет, Мордимер, – сказал он. – Мы здесь живем спокойно. Много земли и мало рабочих рук. Украсть людей, подкупить их, чтобы покинули мои владения и ушли работать на кого-то другого, – это бы я понял. Мы ценим человеческую жизнь, инквизитор. Здесь даже преступников не вешают, но отдают в рабство. Никто из моих соседей не сделал бы чего-то подобного.

– Понимаю, господин граф. Значит, никаких ссор?

– Всегда бывают ссоры, инквизитор, – вмешался Ронс. – Но никто не отважился бы на нечто подобное.

– Осмелюсь спросить, сообщил ли господин граф префекту? Императорскому двору?

– А что за дело им до этого? – пробасил де Родимонд. – Как собирать подати – они первые, а как что другое… Конечно, сообщил. Но они даже не ответили.

Я покивал, поскольку чего-то подобного и стоило ожидать. У императора и его урядников были более важные дела, чем решать проблемы провинциального графа, получившего титул в обмен на рога отца. Но вот пусть бы он осмелился не уплатить подати. Сразу бы прибыли прево[27] и его мытари.

– Я с радостью помогу господину графу, – сказал я. – Поскольку, хотя и не знаю, в ереси ли здесь дело или в колдовстве, готов поспорить, что подобная вероятность существует.

– Колдовство, – фыркнул граф. – Тоже мне…

– Это лишь предположение, – развел я руками. – Соблаговолит ли господин граф рассказать мне всю историю с самого начала?

– Ронс. – Де Родимонд глянул на лейтенанта.

– Слушаюсь, господин граф. – Офицер отставил пустую чашу, после чего долил вина из кувшина сперва графу, потом мне, а затем уже – себе. – Все началось с исчезновения людей из Медвежатника…

– Такие уж здесь варварские названия, – пробормотал граф. – Медвежатник, Березняки, Мшаные Горки, Болотень, Сфорнгейс, Утопшая Челядь…

– Сфорнгейс?[28] – усмехнулся я. – И вправду варварские. Но, лейтенант, как это – исчезновение? Тела нашли?

– В том-то и дело, что нет, – ответил он. – Мы сперва думали: кто-то их подкупил – как и говорил уже господин граф, – поскольку здесь не хватает рабочих рук. Нужно корчевать деревья, земля твердая и неурожайная, потому местные властители наперегонки соблазняют чужих людей обещаниями свобод.

– Но потом жителей убивали?

– Именно. Три раза. Три села. И всякий раз приходило письмо, которое сообщало, куда мы должны отправляться за трупами.

– Убийц искали?

– Ищи ветра в поле, – пробормотал Ронс. – Это огромный лес. Болота, заводи, чащобы, лабиринт пещер на юге. Если бы захотели, целую армию могли бы спрятать, не только пару десятков разбойников. Настолько дремучие места, что до времени здесь и разбойничать-то особо было некому. А у меня восемь солдат и с пару десятков вооруженных слуг. Будь у меня и вдесятеро больше – все равно ничего бы не сделал. Да и нельзя оставлять замок без охраны.

– Так вот и будут вырезать моих людей! – Граф ударил ладонью с такой силой, что перевернул керамический котелок, и на столешницу выплеснулась темная масса.

– И никаких требований? Ничего?

– И чего бы им у меня требовать? – спросил он с неожиданной горечью. – Два года уже не плачу налоги. Как долго ты мне служишь задаром, Ронс?

– Почти год, господин граф.

– Точно. За пищу и кров над головой. Такой вот из меня граф.

–Смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время[29], – ответил я ему словами Писания.

– Интересно только, когда это время наступит. – Де Родимонд бледно улыбнулся. – Как думаете, возможно ли обрести философский камень? Красную тинктуру?

– Нет, господин граф. Думаю, невозможно, – честно ответил я.

– И я так думаю, – кивнул он. – А уж сколько Корнелий выжал из меня золота на те исследования… Бог мой…

– Корнелий?

– Такой пройдоха, – нехотя пояснил Ронс. – Я предостерегал господина графа, но я ведь простой человек. Необразован и не могу постичь просвещенных идей, взлетающих на крыльях науки, – сказал он с иронией, явно кого-то цитируя.

– Алхимик, верно? Господин граф приказал его повесить?

– Было бы недурно, – невесело рассмеялся Ронс. – Но почуял, что запахло жареным, и дал деру.

– Князь Хаггледорф пятнадцать лет ждал результата трудов своего алхимика, – сказал я. – Продал половину сел на его исследования. Ну а через пятнадцать лет потерял терпение и приказал его поджарить на железном кресле…

– О, до этого не дошло. – Де Родимонд хлопнул руками по бедрам. – Я хотел его всего лишь повесить.

– И когда сбежал сей Корнелий?

– С полгода? – Граф вопросительно глянул на лейтенанта, и офицер кивнул.

– Как раз перед пропажей людей из села и первыми нападениями?

– А что общего у одного с другим? – Де Родимонд пожал плечами.

– Письмо, господин граф, – пояснил я. – Я ведь говорил вам, что писал человек ученый. Кроме того, совершенно очевидно: за что-то обиженный на господина графа. Ибо это сообщение о готовящихся убийствах – явное злорадство. Полагаю, что тешило его бессилие господина графа, если уж говорить начистоту.

– Ага, представляю себе, как Корнелий обгрызает трупы, – хмыкнул де Родимонд. – Уж прошу прощения, но если наша Инквизиция действует именно так…

– Корнелий – слабый, малый человек, – объяснил Ронс. – Как бы сумел он уничтожить лесорубов, рыбаков, пастухов? К тому же вооруженных и умеющих за себя постоять? Слишком даете волю воображению, инквизитор.

– Прошу прощения, господин граф, – склонил я голову. – Всего лишь стараюсь охватить все обстоятельства своим скудным разумом и потому неминуемо совершаю немало ошибок.

– Опасный человек, – поразмыслив, сказал офицеру де Родимонд, – этот наш инквизитор. И вправду опасный, – покивал и перевел взгляд на меня. – Значит, полагаешь, что доктор Корнелий во все это замешан?

– При отсутствии других предпосылок смиренно признаю, что такая мысль приходила мне в голову.

– Оставь уж… – буркнул он, – это уничижение. Потому как полагаю, не за гладкость речей ты сделался инквизитором. Давно служишь Церкви?

– Давно, господин граф.

– Имел дело с подобными преступлениями?

Примечания