1917, или Дни отчаяния

– Вы только что проиграли целое поместье, месье малоросс.

– И все еще не застрелился. Хотите, я покрою вам проигрыш?

– Я взрослая девочка и умею отвечать за собственные ошибки.

– Ставки сделаны! Ставок больше нет!

Шарик падает в ячейку 17.

– 17! Черное! Месье! Ваш выигрыш!

– Еще по десять тысяч на 17 и 23.

– Вы не умеете вовремя останавливаться, – констатирует женщина, раскуривая новую сигарету.

– Я не люблю останавливаться. Я люблю побеждать.

– У любой победы есть цена, – Моник выпускает вверх струйку сизого дыма.

– Ставки сделаны! Ставок больше нет!

Шарик прыгает по колесу. Зрители замерли. Терещенко не смотрит на рулетку.

Он смотрит на Моник, а она на него.

– 17. Черное, – говорит крупье севшим голосом. – Месье снова выиграл.

– По десять на 17 и 23, – повторяет Мишель.

– Это третий раз, – улыбается Моник. – Вы уже выиграли семьсот тысяч франков. А мы с вами знаем, что третьего раза не бывает…

– Ставки сделаны! Ставок больше нет!

Вращается рулетка, прыгает шарик.

Казино Монте-Карло. Ночь

У стола, где играли Мишель и Моник, по-прежнему стоит толпа зрителей. Но теперь рулеточный стол застелен черной тканью, словно в казино объявлен траур.

Возле стола стоят распорядитель и крупье, рядом с ними седой полноватый француз лет пятидесяти с подкрученными усами под гасконским носом. Это администратор казино.

– К сожалению, месье Терещенко, – говорит администратор, – казино вынуждено прекратить игру, так как не имеет возможности немедленно выполнить обязательства перед вами. Мы приносим свои искренние извинения. Часть фишек вы можете обменять на наличные в кассе, а на основную сумму вам будет выдан вексель, который вы сможете обналичить завтра с утра, как только откроется отделение банка «Кредит Лионе». Мне очень жаль, месье, что мы приносим вам неудобства.

По Мишелю видно, что он сильно выпил, но не настолько, чтобы потерять лицо.

– Жаль, – говорит он. – Мне только начало везти по-настоящему. Надеюсь, завтра вечером вы будете открыты?

Зрители смеются и переговариваются, обсуждая произошедшее. Кое-кто негромко аплодирует. Странный молодой русский, обыгравший казино, явно вызывает у почтенной публики симпатию.

Мишель и Моник вместе выходят из казино.

Кар-бой подгоняет к ступеням «роллс-ройс» Михаила и распахивает перед парой двери авто, склонившись, в ожидании щедрых чаевых – и получает их.

– Ты ездишь сам? Без шофера? – удивляется француженка. – Пьяным?

Терещенко лишь пожимает плечами и садится за руль.

Машина выезжает на набережную. Дует ночной бриз. Гудит мотор.

– Куда мы едем? – спрашивает Мишель.

– К тебе, – отвечает Моник. – Хоть твой день рождения закончился, я осталась должна тебе подарок…

– Ну, тогда ехать недалеко…

Терещенко резко выкручивает руль и авто, скрипя тормозами, останавливается у подъезда гостиницы «De Paris Monte Carlo».

Сьют отеля «De Paris Monte-Carlo». Утро

Михаил просыпается от того, что на него смотрят.

У постели стоит Моник – уже одетая, причесанная и выглядящая не хуже, чем вчера вечером.

В окна бьет солнце. Слышны крики чаек и отдаленный шум моря. Постель смята, на ночном столике – серебряное ведерко со стаявшим льдом и почти пустая бутылка шампанского.

– Доброе утро, Моник!

– Доброе утро, Мишель.

– Ты уже уходишь?

Терещенко пытается привстать и обнаруживает, что он совершенно голый. Приходится прикрыться простыней.

Она садится рядом с ним на край кровати. Платье застегнуто под горло. На лице макияж, и даже в утреннем свете определить ее возраст – задача не из простых.

– Да, я уже ухожу… Вовремя уйти, дорогой, это искусство. Из казино, из постели, из чужой жизни… Когда-нибудь ты им овладеешь. Я вижу в тебе хорошие задатки.

Она целует Мишеля в щеку, тот пытается обнять ее, но она отстраняется мягко, но очень решительно.

– Урок номер два, дорогой. У нас все уже было, и все было хорошо. Зачем портить такую прекрасную случайную ночь? Не переедай! Тебе же понравился подарок?

– О, да, – улыбается Михаил.

– Значит, мы оба дали друг другу все, что могли. Прощай, мой азартный русский друг! Пусть тебя не покидает удача.

Моник выходит из номера, послав Мишелю воздушный поцелуй от дверей.

Терещенко ложится на спину и с наслаждением потягивается, сбрасывая с себя ночной дурман.