Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

Патриотизм

По мере угасания юношеского пыла патриотизм о. Илиодора принял более суровый характер. Поздние речи и беседы иеромонаха поражают своей неприязнью к «пьяной, грязной и развратной России». «Русский народ – вороватый народ, большинство все воры»; «Народ наш грязный, пьяный, больной». Впрочем, этот взгляд не исключал сочувствия к соплеменникам: «Господи, ведь это ужас!.. Чем его исцелять? Евангельским словом».

Самодержавие и демократия

Свое политическое кредо о. Илиодор определял так: «Знамя мое следующее: Святая Вера Православная, Царь Самодержавный, но ограниченный Правдой Божией и историческими заветами Святых подвижников, и счастье всего многострадального Русского народа». Самодержавие он именовал «спасительным» и «священным», видя в нем «самодовлеющую идею, полную жизни и Божественного происхождения». О. Илиодор писал, что «по отношению к Царю со стороны Его верноподданных не может быть дерзости, а может быть только одна дерзновенность. Царь для нас – бог земной, высшая правда на земле, последняя наша надежда. Вот поэтому-то мы Царя и Бога Небесного называем на "ты"». Предсказывая, что когда-нибудь «страна Владимира Святого» лишится самодержавных Царей, о. Илиодор называл эту эпоху «временами антихристовыми». Самодержавие он именовал «основой торжества Веры Православной», «несокрушимой броней Православия», и оба этих понятия объединял под общим именем «святынь». Ему казалось правильным не разделять религиозную сторону вопроса от политической. В старину, писал о. Илиодор, для духовенства и монашества «не было различия между Церковью и Государством: они одинаково полагали жизнь свою за то и другое».

Царское Самодержавие, с точки зрения о. Илиодора, действительно было ограничено – не имело право на самоуничтожение. «Самодержавие не право Твое, а обязанность»; «Ты во всем волен, но не волен отказаться от Самодержавия!» – обращался он к монарху. Эту же мысль священник развивал в беседе с полк.Герасимовым.

Кроме того, самодержавная власть ограничена волей народа, выраженной единодушно: «…Самодержец-Царь, воплощение Высшей Правды на земле, этою самою Правдою обязывается исполнить просьбу голоса Православного истинно-Русского народа!». Собственно говоря, о. Илиодор проповедовал настоящую демократию: Царь лишь слуга народа и действует по его указке. Однажды даже написал так: «Наступает время истинного народовластия над властительством Самодержавного Императора». Из контекста видно, что имеется в виду не «над», а «под», но это оговорка по Фрейду!

За собой же о. Илиодор оставлял право критики власти в случае ее отхода от «Правды Божией»: «Я защитник власти, но, когда она отступает от Закона Божия, от заветов предков, то я – ее строгий обличитель».

Действительно, после известной сочувственной резолюции о кончине гр.Л.Н.Толстого, написанной Государем по черновику Столыпина, о. Илиодор во всеуслышание заявил: «если Царь думает о Толстом так, как написал, то я, как священник, могу с Ним не согласиться и думать иначе, и если бы мне пришлось говорить с Царем с глазу на глаз, то я сказал бы Ему: Царь-Батюшка! Ты Помазанник Божий, волен Ты распоряжаться над всеми подданными, но я – священник, и служба моя выше Твоей, я имею право не согласиться с Тобой, ибо Богом мне разрешено учить и Тебя, и министра, и графа, и простого мужика; для меня все люди равны. Вот что я сказал бы Царю».

Отстаивая первенство самодержавной власти, о. Илиодор не стеснялся выражать свое мнение о личности царствующего Императора. В «Русском собрании» прямо заявил: «По грехам нашим дал нам Бог Царя слабого!». В печати ту же мысль выразил осторожнее, вложив ее в уста некоего «петербургского крестьянина»: «Говорят, что вся беда в России оттого, что Царь-Батюшка нерешителен. Как это так может быть? Любому, например, крестьянину дать пятьдесят рублей, да две хороших лошади, так он Бог знает что сделает! Ведь неправда, что Царь нерешителен. Его кто-либо делает слабым. Вот мы, крестьяне, побросаем зернышко в землю, да и пойдем в Питер узнать: какой это такой злодей, который делает нашего Царя-Самодержца нерешительным!». Не скрывал своего недовольства и некоторыми действиями Императора: «Долетели до тебя такие слова Его: "Самодержавие Мое остается таким, каким оно было встарь". Ах, да Царские ли это слова? Не ослышалась ли ты, моя страдалица? Ведь когда они звучали, то в это время выбрасывалось из первой статьи Основных Законов слово "неограниченный". Оставлено-то это слово далеко от начала: авось не всякий до него докопается, а если докопается, то черная сотня успокоится, а тем временем можно в России ввести конституцию. Какое уж тут Самодержавие, когда Царь-Батюшка твой не изменил закона о выборах в Думу Свою Царскую, закона, дающего жизнь неверным детям твоим, а верных убивающего!».

Впрочем, взгляды о. Илиодора на государственный строй, установленный в Российской Империи манифестом 17 октября 1905 г., были противоречивы. Если в приведенной выше цитате священник от души вздыхает: «Какое уж тут Самодержавие», то в другой статье повторяет популярную в монархических кругах теорию о том, будто этот акт не уничтожил самодержавную власть: «…мы не признаем за манифестом такого значения в вопросе о Самодержавии, какое придают ему враги Твои и наши. Мы только тогда признаем, что рухнуло Самодержавие Императоров русских, когда Ты взойдешь на священный амвон Успенского собора и отречешься от самодержавной власти; ибо Ты принял ее от Бога пред народом и должен отдать ее Богу пред тем же православным народом!». 17 октября Россия «вступила на новый путь исторического развития», но «устои государственной жизни остались непоколебленными!». Для о. Илиодора акт 17 октября ценен только тем, что подчеркнул разделение общества на монархистов и революционеров, позволил «вытечь» «гною» из «раны России».

На Государственную думу священник смотрел с уважением («…волостные власти, чтобы быть достойными писем члена Государственной думы, должны…») и даже с некоторой надеждой как на инструмент донесения народного голоса до ушей монарха, однако ее левый состав ненавидел. По открытии первой Государственной думы о. Илиодор говорил о ней с осторожностью, еще не зная, как покажет себя новое установление и как к нему отнесется верховная власть. О. Илиодор выражал тревогу по поводу заблуждений, царящих среди новоиспеченных депутатов. Им «кажется, что они говорят и действуют по совести, по долгу перед родиной», а на самом деле от их прежних речей «кости почивших праотцев в недрах земли стонали, а действительно истинные патриоты с боку на бок в своих гробах переворачивались…».

Но вот Дума показала свое революционное лицо, тем самым позволяя раскрыться и о. Илиодору. Теперь он не скрывал своего гнева: «Карлики и лилипуты! Они хотели добраться до Главы Государства… Безумные! они не уразумели того, что если отнимется глава, то тогда последует разложение всего тела! Безбожники развратные! Они стремились развенчать Богом венчанного, доползти до Богом превознесенного». Автор именует членов Государственной думы «изменниками, мошенниками, плутами, безбожниками, клятвопреступниками», сравнивает их с «Емельками Пугачевыми», обвиняя не только в «буесловии», но и в возбуждении фабричных рабочих.

Считая свои политические взгляды абсолютной истиной для монархического государства, о. Илиодор не терпел инакомыслящих, будь то сам монарх или кто-то из его подданных. «Черные миллионы принуждают Правительство стать на их сторону потому, что те начала, которые они проповедуют, господствовали на Руси тысячу лет, имеют за собой историю, заветы предков, а самое главное они – непреложная истина. Если так, то тут нечего лебезить пред инакодумающими, их нужно заставлять думать так, как должно. Если же они еще начнут идти против этих святых начал и надругаться над ними, то тогда их нужно бить, вешать и расстреливать».

Поэтому в борьбе со своими оппонентами, порой просто случайными обывателями, о. Илиодор не стеснялся обращаться к помощи полиции точно так же, как он действовал относительно лиц, не снявших шапку:

«Дальше я не мог слушать подлеца и крикнул на него: "Замолчи, пес вонючий! Подлец ты, негодяй! Я тебя сейчас арестую!". Кагал закричал: "Не имеете права!". Я ответил: "И рук не буду марать; я именем закона заставлю жандарма арестовать этого подлеца! Жандарм, сюда!". Жиды испугались и моментально разбежались…».

«Тогда я попросил полицию разогнать сборище нечестивых поганцев, и площадь очистилась от наглого и бессовестного народа…».

Либеральный кабинет Столыпина

Не щадя даже верховной власти, о. Илиодор тем более не скупился на обличения по адресу правительства и особенно его главы:

«Первый-то министр, самый Столыпин Петр, называет верных детей погромщиками. Крестьян он собирается забросать прокламациями, а если они и тогда будут смиренно заявлять о земельной нужде, то он собирается их расстреливать! Ах, как это делать легко, привлекательно. Ах, Столыпин, Столыпин, Петр Аркадьевич, да ты сначала накорми, напои крестьян, научи, как свой клочок земли с пользой обрабатывать, ты повыгонь из них развратителей, демократов, социалистов, безбожников, а потом увидишь, что их не за что расстреливать: они почти все смиренны, кротки, верующи. Придет ведь время дать ответ пред судом народным, судом Божиим! Хорошо говорить тебе, когда у тебя 10.000 десятин земли: семь родовых, да три приобретенных, или наоборот, – хорошо не запомнил, как о том в одной книжечке написано».

О. Илиодор открыто называл Столыпина изменником за его нежелание поддерживать «Союз русского народа» и попытки наладить отношения с левыми. Главная претензия заключалась в том, что правительство на черносотенцев «косо смотрит». Открыто примкнуть боится, иногда «приласкивает». «Но все-таки общее впечатление получается то, что черный миллион – враг правительству, и последнее не упускает из виду, чтобы по временам бросить косой взгляд на черносотенцев, а подчас и дать хорошего пинка». Особенно раздражали о. Илиодора вышеупомянутое обвинение в организации погромов: «Нас-то, нас, желающих мира своей обесславленной родине, министры считают погромщиками!» и запрет патриотических манифестаций: «Да откуда такой порядок пошел? Кто его выдумал? Без сомнения, он – порождение не русского ума, а какого-либо жидовского. Ведь это есть не что иное как то, что в православном русском государстве, находящемся под скипетром самодержавного Императора, нужно испрашивать позволения любить этого Императора и веровать по-православному. … Что за порождение тупого ума и изменнического сердца!».

Будучи совершенным младенцем в юридических вопросах, о. Илиодор нападал на правительство и за его стремление твердо придерживаться законности. Ради «преступной, предательской закономерности», писал священник, министры «забыли свое человеческое достоинство и обратились в холопов хулиганов и разного тюремного сброда». Слишком часто прислушиваясь к голосу либералов, власти продолжают «вилять хвостом и служить и нашим и вашим».

Заявление Столыпина о том, что военно-полевые суды будут применяться лишь в самых исключительных случаях, вызвало новый поток нападок на его голову со стороны о. Илиодора: «Если прямо говорить, то нужно признать, что Столыпин открывает свои карты и открыто становится в ряды врагов Русского народа. Напрасно он сказал громкие слова: "не запугаете"! … Если бы Столыпин, действительно, не боялся крамольников, то он не стал бы слушать их безумных, преступных, оскорбительных речей и немедленно сказал бы кому следует, что нужно сказать зазнавшимся и завравшимся злодеям: "вон отсюда!" и… вздернуть их на виселицу. … Но да будет ведомо господину Столыпину, что Русский Православный народ только посмеется над его словами "не запугаете", когда настанет время, а это время наступит скоро…».

Изменниками о. Илиодор считал и других министров, «всех почти»: министров народного просвещения и военного, допускавших проникновение евреев соответственно в школу и в армию, министра юстиции и обер-прокурора. В вину последнему вменялось гонение на самого о. Илиодора, «стоящего за исконные Русские начала», а следовательно как бы и вообще на эти начала.

Словом, о. Илиодор видел в членах столыпинского кабинета своих политических антагонистов, не имеющих «ни любви к Родине, ни Веры в Бога» и смеющихся «сатанинским надменным хохотом» над народным плачем и деятельностью «Союза русского народа». Правительство, ни много ни мало, «желает погубить Православную Русь!».. Поэтому следовало добиться его отставки: «Дальше с настоящим кадетским, крамольным, трусливым, малодушным Правительством жить, а тем более мириться нет никакой возможности. … Нет, все говорит за то, что настала пора покончить все политические счеты с нынешним столыпинским министерством и спасать Родину, Церковь и Трон Самодержца Великого самому народу!».

«Союз русского народа»

Лучшей формой народной самоорганизации о. Илиодор считал «Союз русского народа»: «Благословенна ты, черная сотня; благословенны дети твои, потомки твои! Благословенна ты за то, что ты в это смутное и тяжелое время, когда люди устремились за сатаной с дикими криками "хлеба, воли, крови нам!!!", всем благовествуешь Царства Божия, мира, торжества Веры Святой и благоденствия Царя Самодержавного и многострадального народа Русского!».

Однако даже в рядах этой «святой рати» о. Илиодор обнаружил изменников. Особенно его огорчали руководители «могучей патриотической» партии – «люди случайные, попавшие в нее по ошибке, по недоразумению», которые «стали под священное знамя за Веру, Царя и Отечество, побуждаемые корыстными целями». Будучи состоятельными людьми, они стоят за самодержавную власть лишь потому, что она декларирует неприкосновенность частной собственности. «Я не мог вынести, – вспоминал он, – что видел под этим знаменем людей, которые, представляя мои собственные идеи, думали только о своих шкурах – аристократы об аристократических прерогативах, землевладельцы о земельной монополии и т. д.». Такие лица, говорил он, «губят это "святое дело"».

Укорял он не только состоятельных людей. По мнению о. Илиодора, некоторые крестьяне и рабочие примкнули к Союзу «из малодушия, боясь Бога, но если безбожники пообещают им хороший кусок, то они пойдут осквернять святыни». К притворным союзникам священник обращался со следующими суровыми словами: «Уйдите, уйдите, обманщики; вы, действительно, недостойны стоять в рядах этой священной рати; ради вас враги клевещут на нее… Уйдите, уйдите!».

Да и вообще направление, которое придали деятельности Союза его руководители, о. Илиодору было не по душе: «Как это ни горько, а должно сознаться, что черная сотня, желая освободиться от ненавистной бюрократии, залазит на посмешище врагам в бюрократическую скорлупу, будку и боится показать оттуда свой нос, страшась революционного холода. Ведь посмотрите сами, сколько у нас употреблено усилий на учреждение разных "управ, подправ, переправ, заправ", а воз, с великой скорбью должно сознаться, стоит на месте».

Народ и помещики

Демократичность взглядов о. Илиодора особенно хорошо заметна в его симпатиях к неимущим классам населения. «Родной мой многострадальный народ», «Бедный ты мой народ! Бедный страдалец, мой родной!», «мой родной страдалец» – эти выражения в риторике о. Илиодора прочно закреплены за русским народом, к которому он неизменно относится с родственным чувством. «Вечная тебе память, брат мой, мученик-крестьянин!» – пишет он о солдате, погибшем при очередной экспроприации.

Напротив, помещиков и интеллигенцию о. Илиодор недолюбливал. А.А.Столыпин даже утверждал, что «все образованные сословия без различия партий и направлений отмежевывались им во враждебный лагерь». Однако лично знакомый с иеромонахом кн.М.Н.Волконский оспаривал это мнение, указывая, что о. Илиодор не отделял дворянство, купечество и мещанство от народа и выступал только против революционной интеллигенции, отделившейся от народа.

Действительно, поначалу о. Илиодор, нуждавшийся в денежных средствах для поддержки своих проектов, старался воздерживаться от резких высказываний по адресу богачей, но позже, в Царицыне, отчаявшись дождаться от местного купечества финансовой поддержки, перешел к его безусловному обличению. Нередко противопоставлял простонародье, усердно посещавшее храм, богачам и интеллигенции, которые предпочитают посвящать досуг увеселениям и не слушают призывов к покаянию. В одной проповеди (10.X.1910) он угрожал фабрикантам народной местью: «озверелые люди бросятся на вас и распорют ваши животы и растащат ваши богатства», оговариваясь, что угрожает по любви, для предостережения.

Аграрный вопрос

Совершенно социалистических взглядов о. Илиодор придерживался в аграрном вопросе, будучи сторонником принудительного отчуждения частновладельческих земель. Обращаясь к Императору, священник писал: «Собственность земельная неприкосновенна для шайки разбойников, которые заседали 72 дня в Таврическом дворце, но для Тебя, Государь Великий, нет ничего из земного неприкосновенного. … И теперь Ты, Неограниченный, можешь взять без обиды за богатство Твоей казны землю, сколько такой потребуется, у имущих ее и дать верным Твоим крестьянам. Просим этого у Тебя как милости». Полумер – разрушение общины, переход на хуторские формы владения – о. Илиодор находил недостаточными: «Крестьянам – безземельным и малоземельным – надо дать землю. Без нее и ваш хутор, и ваша община бесполезны для них».

Однако со временем его аграрная программа поправела, и в июле 1907 г., беседуя с крестьянами-подводчиками в местечке Полонном, священник уже излагал им излюбленные доводы противников принудительного отчуждения: «Я им начал говорить, что в одной земле счастья не найдешь. Сегодня землю поделят, чрез десять лет опять нужно делить и так далее, как как примерно родится ежегодно людей 1000 человек, а умирает только 700.

Значит, придет такое время, когда нечего делить будет. Поэтому нужно подумать о других способах добывать себе честным путем кусок хлеба».

С другой стороны о. Илиодор призывал помещиков добровольно поделиться землей с крестьянами: «Горе вам, помещики, ибо вы живете вовсе не так, как заповедал Иисус Христос: продай имение и раздай нищим…". Почему вы, зная, что народу нужна земля, не отдаете свои земельные поместья ему? Почему у всех вас этой самой земли сотни, десятки тысяч десятин, а у бедных голодных мужиков хлеб не на чем сеять? Разве так нужно жить по Евангелию? Разве в такой жизни заключается смысл христианства?.. Отдайте вашу землю (она не ваша, а Божья) неимущим, иначе вы все погибнете…».

Инородческий вопрос

В инородческом вопросе о. Илиодор неизменно придерживался лозунга «Россия для Русских!»: «Пока мы живы, в России должен царствовать русский дух, должно Русью пахнуть!». Священник отстаивал права коренного населения, ссылаясь на слова Спасителя «Не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам!».

Но в «забитой и закабаленной инородчеству России», по мнению о. Илиодора, это правило не соблюдалось. «…у нас в России так и ведется, что все богатство находится в руках жидов, поляков и немцев; эти люди хитрые, они обманут и проведут русского человека, а русский человек только разинет рот, почешет затылок и скажет: "не мое дело, моя хата с краю, я ничего не знаю", а жиды и поляки друг за друга стоят». «Я ночей не сплю, – писал иеромонах, – я до смерти мучаюсь, что мой родной страдалец остается [нрзб] и голодным, а пришельцы жиды, поляки, немцы, французы и прочие – благоденствуют».

Присутствие немцев на государственной службе о. Илиодор считал недопустимым: «Ах, неужели у тебя, матушка-святая Русь, нет своих детей, способных служить Царю?». Даже фамилию министра народного просвещения Кауфмана называл «скверной». Обвинял немцев-чиновников в том, что они будто бы «ненавидят, презирают Русский, Православный народ, считают его варваром и разбойником, грубым, невежественным и суевером». Призывал Императора заменить всех таких инородцев русскими.

Но больше всего о. Илиодор негодовал по адресу иудеев. «Евреев я ненавидел всеми фибрами души, – вспоминал Сергей Труфанов. – В еврее я видел только потомков иудейских священников, которые, преследуя свои мелкие личные интересы, приговорили к смерти величайшего Еврея из когда-либо живших. О еврейском ученом, еврейском художнике, еврейском писателе и еврейском изобретателе я ничего не знал. Все, чему меня научили о евреях, сводилось к следующему: еврей пьет человеческую кровь, еврей считает благочестивым делом убить христианина, антихрист произойдет из еврейского племени, еврей проклят Богом, еврей – источник всего мирового зла. Поэтому моя ненависть к евреям основывалась исключительно на религиозном фанатизме. Еврея в личной жизни я не знал, и впервые я повстречал евреев здесь, в Америке».

Действительно, как и у многих монархистов, его антисемитизм опирался на религиозную почву. В одной из статей о. Илиодор привел огромную цитату из Ветхого Завета (Лев.26, Второзак.28) с обещаниями кар еврейскому народу, утверждая, что ныне все это сбылось: «Теперь вы рассеяны по всей земле. Над вами все смеются, издеваются; вас гонят, имя "жид" стало обозначением чего-то мерзкого и отвратительного. Есть ли грех на тех людях-христианах, которые так к вам относятся? – Нет, скажу я прямо. Почему? – Потому что тот, кто вас гонит, исполняет только Волю Божию о вас». Напротив, потворствовать евреям – значит «идти против Бога, проклявшего их и определившего рассеять их по всей земле, чтобы над ними смеялись, гнали их».

О. Илиодор отлично видел и роль евреев в тех несчастьях, которые в его дни выпали на долю «родного страдальца». Во-первых, роль нравственную: «Избавь нас от проклятого Богом племени – евреев, ибо они главные виновники наших бедствий: они унизили и осмеяли нашу православную веру, вытравили из души многих русских людей любовь к Тебе и довели нашу родину до неслыханного позора!». По мнению о. Илиодора, евреи распространяли безбожие, чтобы подготовить почву для пришествия антихриста, который родится «от девки жидовки из рода Израильского».

Во-вторых, роль экономическую: «Ваши предки, уходя из неволи, обокрали своих притеснителей-египтян, а вы уже и теперь дочиста обобрали Русский народ, вы высосали из него последнюю кровь, последние соки, вы отняли у него кусок хлеба и пустили крестьянина-землероба с сумой по миру!.. Вот какие вы обидчики, вот какие вы кровопийцы, вот как вы поступили с народом, вас приютившим!..». А главное – в организации всероссийской смуты: «…вся революция кровавая, которую вы начали, вы продолжаете, вы и намерены продолжить, добиваясь какого-то равноправия!». Словом, «жиды – главные враги православной веры, самодержавного царя и многострадального русского народа».

Как уже говорилось, наилучшим решением еврейского вопроса о.о. Илиодор и Виталий считали изгнание «проклятого Богом племени» из пределов Российской Империи.

– Но неужели вы, действительно, так ненавидите евреев, что хотели бы передушить их? – спросил о. Илиодора один газетный сотрудник.

– И жидов, и всех иже с ними! Ха-ха-ха… Передушить – нет, но я был бы рад, если бы они куда-нибудь провалились.

Позже о. Илиодор, обращаясь к «народу израильскому», подытожил свою тактику в отношении него так: «На тебя я всех больше нападал; поверь мне: крови твоей я никогда не хотел, но людей против тебя настраивал».