– Скажешь что-нибудь? – осторожно задала Кира вопрос, тщательно подбирая слова. На ее памяти они ни разу не ссорились глобально. Во всяком случае, до сего момента у них и повода толком не было.
– Что я должен сказать? – сцепил зубы Паша, промывая совок, – спасибо, Кира, за подставу восьмидесятого уровня?
Она нахмурилась и закусила губу, будто пытаясь понять, о чем он. И Кенар неожиданно закатил глаза, чувствуя, как разгорается внутри огонек ярости. Вечер прошел хорошо, даже очень. Родители у Леоновой оказались чудесными людьми – надо радоваться и посмеяться над глупыми моментами. Но Канарейкину совсем не хотелось этого, потому что он чувствовал себя дураком. Почему с бабами всегда так сложно? Нельзя сказать все прямо, они не могут просто не подставлять под удар и не создавать проблем из воздуха. Лучше бы Кира ушла спать, а не смотрела на него жалостливым взглядом.
– Все ведь прошло хорошо, – осторожно уточнила Леонова, теребя в руках красное кухонное полотенце. Прямо матадор тряпку перед носом быка. Цунами из десятка сплетенных эмоций вырывалось наружу и буквально заставляло терять связь с реальностью. Захотелось наорать на нее, трясти, дабы дошло, – он сам толком не знал, что конкретно.
– Ты шутишь?
Кира вздрогнула и встретилась с ним взглядом, от которого захотелось спрятаться куда-нибудь в шкаф и тихо сидеть мышкой, пока не улеглась буря. Леонова не видела такой масштабной проблемы. Вряд ли сам Кенар ее понимал, ведь расстроился он просто потому, что подруга ничего не сообщила о нем родным. Но ведь это не повод ссориться. Кто-то должен был взять ситуацию под контроль сейчас, иначе буря была неминуема.
– Паша, нам надо поговорить. Я не сказала им… – попыталась воззвать к его разуму.
– Почему?
Вопрос поставил в тупик. Несколько раз Кира открыла и закрыла рот, соображая, что ответить на довольно простой вопрос. Почему не сказала? Забыла, замоталась, не было времени, подходящего момента. Однажды они бы все равно встретились – в этом Леонова не сомневалась. Но всеми силами пыталась этого избежать. Уменьшила количество визитов родни к ним в квартиру, старалась встречаться тогда, когда Павла гарантированно не могло быть дома. Страх в подкорке, что семья подумает лишнего о ее проживании с мужчиной, отравлял существование и будил те чувства, которые она всеми силами пыталась в себе подавить.
– А если бы что-то пошло не так? – услышала Кира сквозь вату собственных мыслей и вздрогнула. – Вот так сюрприз был! Здравствуйте, Паша, друг Киры. Что? Она не сказала? Ерунда, фигня вопрос, давайте выпьем за знакомство!
Он закатил глаза, чувствуя подступающую головную боль и желание наорать на нее. Чаша терпения переполнилась, гнев лился наружу, а взрывной характер давал о себе знать. Ему стоило успокоиться, уйти куда-нибудь, проветрить голову. Возможно, чуть погодя Кенар бы смог осмыслить всю ситуацию и даже понять мотивы поступков своей подруги. Ну не сказала, бывает ведь. Не понимал Паша лишь одного: почему ему так обидно? Словно Канарейкин – плохой мальчик, которого от мамы прячет лучшая девочка класса, боясь осуждения.
– Паша, прости, – попыталась вразумить его Кира, облизнув пересохшие губы, – я правда не думала…
– А ты вообще когда-нибудь думаешь? – огрызнулся Кенар в ответ, и Леонова всхлипнула, отчаянно пряча взгляд.
– Паш…
– Серьезно мудаком себя чувствую, – процедил он, разворачиваясь, шагая в сторону коридора, – я за два года не заслужил никакого доверия, что ли? Элементарного упоминания?
Леонова вдохнула полной грудью и бросилась следом. Ей казалось: Паша сейчас уйдет, и их дружба исчезнет, будет разрушена глупой ссорой. Она металась из стороны в сторону, пока он собирался: зашнуровывал ботинки, искал взглядом сигареты на тумбе и ругался, пытаясь одновременно надеть пальто. Кира несколько раз порывалась сказать, что сожалеет, но все слова казались наивными и неправдоподобными. Будто она оправдывается.
– Да еб твою мать, – буркнул он, перепутав петли, пока застегивал пуговицы.
– Давай помогу, – бросилась к нему Леонова, однако Паша так резко отскочил от нее, что стало больно. Удар по лицу, наверное, показался бы сейчас менее болезненным.
– Просто уйди, – попросил Канарейкин, поднимая руку, и тяжело вздохнул, – мне надо переварить все, пока я не начал орать.
Он уже стоял на пороге, когда услышал, как Кира окликнула его. Повернул голову и увидел в ее руках свой шарф, а на лице – виноватое выражение и слезы на глазах, которые она пыталась спрятать.
– Шарф… там холодно, – пробормотала Леонова с отчаянной надеждой. Паша выругался тихо и выхватил несчастный шерстяной кусок ткани из ее рук, с грохотом закрывая за собой двери.
– Ладно, это пройдет, – выдохнула она и прижала ладонь ко лбу, стараясь унять волнение. Возможно, он просто вышел в магазин. Им же нужна новая чашка взамен испорченной? Обязательно ночью. Этими мыслями Кира утешала себя, стараясь не поддаваться мерзким чувствам – одиночества и полной ненужности.
Проблемы из ничего – приоритетная составляющая любых человеческих отношений.
Тасманов часто говорил: «Жизнь похожа на кукольный театр. А ты либо марионетка, либо кукловод». Конкретно сейчас Паша не был уверен, что кто-то не дергает его за ниточки. Он стоял в подъезде и курил, разглядывая выбеленные стены. На них в нескольких местах чьи-то гадкие ручонки вывели нехорошее слово фломастером. Кенар выдохнул дым и про себя открутил головы нерадивым хулиганам, что любили портить общественное имущество.
– Чего мнешься, сосед? – голос дяди Вити заставил Кенара вздрогнуть. Он едва не выронил сигарету, но вовремя сдержался и стряхнул пепел с ткани пальто, недовольно оглядываясь, – с бабой поссорился?
Есть такие люди, которые навязываются даже тогда, когда все пылает и апокалипсис кругом. Вот Виктор Степанович был таким человеком. Он переминался с ноги на ногу, теребя в руках измятую пачку «Парламент», периодически одергивал растянутую белую майку, и пытался начать разговор. Обычный московский подъезд, типичный мужик из породы «семейный»: живот проглядывал и лысина светила. Унылое зрелище, от которого Паше резко захотелось куда-нибудь прогуляться, дабы почувствовать манящий вкус свободу на губах очередной красавицы без имени.
– А вам жена курить разрешила? – поинтересовался Кенар, заметив огонек страха во взгляде Виктора Степановича. Он опасливо поднял голову и посмотрел куда-то наверх, словно ожидал в любой момент увидеть супругу со сковородкой на одной из ступеней позади себя.
– Да я же мужик, – фыркнул дядя Витя нервно, дрожащими пальцами доставая сигарету, – еще буду отчитываться перед женой за свои действия.
Павел хмыкнул и потушил окурок о банку из-под кофе, которую кто-то заботливо поставил на подоконнике. Канарейкин поправил ворот и насмешливо оглядел соседа.
Каждый «проштампованный» говорил, что он силен и независим. Однако, сколько раз наблюдал Кенар, как его коллеги стремглав бежали на любой свист жены, боясь слово сказать поперек. А ведь существовала обратная сторона: женщины тоже регулярно жаловались друг другу на мужей. Какая-то дурацкая игра в отношения, где конфликт – три очка в команду, если умудрился победить в споре.
– Мужик, ага, – с ленцой протянул Паша, шагая вниз, – доброй ночи, Виктор Степанович.
– Погоди… Ты куда, Пахан?
Живая джазовая музыка в баре сейчас была как нельзя кстати. Фанатом Канарейкин никогда себя не считал, но и отвращения не чувствовал. Пока музыканты отчаянно пытались привлечь внимание публики, официанты бегали от столика к столику и принимали заказы посетителей. Сам
Паша сидел за стойкой на одном из высоких стульев и отчаянно скучал. Ехать на окраину города по ночной Москве в такси казалось отличной идеей: шансон в машине, болтливый водитель и салон, провонявший химической вишней от вонючки на зеркале заднего вида – настоящая романтика для самых отчаянных.
– Решил получить алкогольное отравление? – веселый девичий голос заставил Пашу оторваться от бутылки виски и повернуть голову.
Взгляд мгновенно упал в декольте, подчеркнутое глубоким вырезом шелковой маечки из тончайшего шелка. Такие вещи стоило носить дома в качестве нижнего белья, но незнакомку нисколько этот факт не смущал. Наверное, девушка могла бы участвовать в рекламе зубной пасты: красная помада на пухлых губах подчеркивала невероятную белизну ее улыбки, а темные волосы оттеняли белоснежную кожу без изъянов и синие глаза казались поистине загадочными.
Или Павел просто уже напился.
– Тяжелый день. Отвали, – отозвался Кенар, не настроенный на подвиги. Весь энтузиазм издох еще на подъезде к бару. Деревянные панели и виниловые пластинки в качестве украшения вызывали больше интереса, чем красавица рядом с ним. Он вновь отпил из горла, поставив полупустую бутылку, и кивнул бармену, чтобы нес новую.
– Какой ты невежливый, – усмехнулась девушка, проигнорировав его недовольный взгляд, устраиваясь на соседнем стуле.
– Денис, принеси мне мартини. Пару бутылок.
Поначалу Паша фыркнул. Показательные выступления с опасным цирковым номером его не привлекали. А вот когда дамочка отпила из откупоренной бутылки, нисколько не беспокоясь за свой внешний вид, заинтересовался. Он повернулся боком, внимательно наблюдая за незнакомкой. Если приглядеться, можно было заметить парочку изъянов в безупречной внешности: там замазан прыщ, у виска белел маленький шрам. Нет идеальных людей, есть те, кто умело маскировал свои недостатки.
– Пьяные девушки – это некрасиво, – сделал он замечание.
– Не у тебя одного тяжелый день, – равнодушно отозвалась брюнетка и протянула руку:
– Кристина. Юрист. Сегодня развелась с гулящим мужем.
– Паша, временно безработный фрилансер.
К ним подбежал улыбающийся бармен с чеком в руке. В голове Паши мелькнула мысль, что он не прочь познакомиться с Кристиной поближе. Никто из них не собирался сегодня искать пару на всю жизнь, просто наслаждался покоем и одиночеством. Она праздновала окончание брака, а Кенар пытался понять себя и раздумывал на тему бытия земного: баба или не баба? И если баба, то почему они все такие проблемные.
– За меня и девушку, – проговорил Канарейкин, поднося смартфон к терминалу оплаты.
– О, да ты сегодня щедр, – промурлыкала Кристина, привалившись к стойке. Они посмотрели друг на друга, пока она не наклонилась ближе, опаляя его губы горячим дыханием.
– Как насчет приятного времяпрепровождения без всякого дерьма в лице людей, – палец с красным маникюром прошелся по его щеке, и Кристина наклонилась ближе, обдавая сладким фруктовым ароматом, шепча ему на ухо:
– Пошли играть в «Тайкен»?