– Вы хотите сказать, это самоистязание?
– Не в том смысле, как это принято понимать. Она…
– Я вас слушаю.
– Бросьте! – Корсо наклонился к бюро и услышал, как потрескивает деревянный стул. На лбу выступила испарина. – Я не пойду по этому пути. Найдите другое решение, чтобы я имел шанс выиграть процесс.
– Если вы не хотите обвинять вашего оппонента, покажите фокус: вытащите из шляпы какую-нибудь деталь, которая вознесла бы вас над прочими смертными.
Ему в голову внезапно пришла идея:
– Вы слышали про убийство стриптизерши? Вчера мне поручили вести расследование.
– Есть шансы, что вы арестуете убийцу?
Никаких улик, ничего, чем можно было бы поживиться, разговор с Борнеком, который разрушил все надежды, убийца, растворившийся среди многомиллионного населения Иль-де-Франс.
– Я его арестую.
– В таком случае, возможно, у вас все-таки есть шанс. Невозможно отказать герою. – Он уже поднялся со стула, когда она добавила: – И собирайте фактические материалы, свидетельствующие в вашу пользу. Предоставьте мне фотографии, сделанные в отпуске, видео каких-нибудь игр или занятий с сыном. Мне надо, чтобы там были вы оба.
– Это может оказаться полезным?
– Если вам удастся арестовать убийцу, это пойдет про запас.
12
Усевшись в машину, Корсо набрал номер Эмилии, чтобы узнать, во сколько он может заехать за сыном. Перечить ему было не в ее интересах.
– Чего ты хочешь? – спросила она, услышав его голос.
– Я звоню тебе, чтобы договориться на сегодняшний вечер.
– О чем ты?
Корсо выдохнул через нос – только спокойно!
– Во сколько я могу забрать Тедди?
В трубке послышался ее смех: приглушенный, ледяной, дробный. Смех, похожий на private joke[26 - Шутка для своих (англ.).].
– Ты так заработался, что даже не удосужился заглянуть в календарь.
– Не болтай ерунды, – прошипел он сквозь зубы. – Ты прекрасно знаешь, что у меня выходные.
– Сегодня первое июля, дружок. Начинаются летние каникулы. Мои каникулы. Ты увидишь Тедди только первого августа.
Как он мог забыть? Работа, тревога, а главное – невозможность жить такой жизнью, на поводу у этой психопатки. Корсо перестал слушать, но ее голос все еще доносился до него – голос, который когда-то заворожил его: медовый и при этом размеренный из-за славянского акцента.
– Сегодня вечером я ему позвоню.
– Не знаю, сможем ли мы тебе ответить. У него последний урок по фортепиано. Он очень устанет.
У Корсо было ощущение, что сердце поднялось к самому горлу и его стук отдается у него в ушах.
– Лучше бы я тебя…
– Да? – певуче промурлыкала она. – Ну же, продолжай, мой дружок… Скажи нам, на что ты способен…
Корсо запнулся, зная, что у нее наверняка включен диктофон. Подобные записи являются «незаконным способом доказательств», однако сам факт наличия в телефонном разговоре грубостей и оскорблений никогда не пойдет вам на пользу.
– Куда вы едете? – спросил он, проглотив готовые вырваться у него угрозы.
– Наше соглашение не предусматривает, что я должна информировать тебя о наших с сыном перемещениях.
Французский у нее был старомодный, манерный.
– Ты едешь в Болгарию? Чтобы покинуть страну, тебе необходимо мое согласие, ты…
– Главный полицейский собирается закрыть границы? – снова рассмеялась она.
Корсо так сильно прикусил нижнюю губу, что ощутил во рту вкус крови. Он провел по губам обшлагом рукава и потребовал:
– Позвони, когда вернешься.
Не дожидаясь ответа, Стефан нажал отбой и рванул с места так, что взвизгнули шины. Как всегда в момент крайнего раздражения, он включил сирену и домчался до дома 36, ни разу не прикоснувшись к педали тормоза.
Едва он поднялся на четвертый этаж, его поймала Барби:
– Не заглянешь ко мне? Кое-что есть.
Не разжимая челюстей, Корсо последовал за ней. Она делила тесный кабинет с Людовиком, но сейчас уроженца Тулузы на месте не было, и помещение было заполнено валяющимися повсюду, даже на полу, листингами. С детализациями звонков и банковскими выписками Барбара работала по старинке: распечатанные листы и маркер.
– Я изучила банковские выписки Нины за последние четыре года.
– Разве можно так углубиться?
– У меня свои приемчики.
– Ну и?..
– Я сравнила все перечисления или полученные чеки с ее декларациями о доходах с гонораров, чтобы узнать, не работала ли она где-то еще, кроме индустрии зрелищ, кино или аудиовизуальных записей.
Барби взяла в руки одну распечатку – из экономии она использовала лист с обеих сторон, сокращая размер шрифта на пятьдесят процентов (ее всерьез заботила экология). В результате колонки цифр делались совершенно нечитаемыми, так что разобраться в них могла только она.
– Я обнаружила как минимум два заведения, которые не подходят под эти категории. В феврале двенадцатого года Нина получила две тысячи двести евро от компании «Эдога». В мае тринадцатого – три тысячи от другой, «Компа». Обе закрылись вскоре после того, как нанимали ее.
– Чем они занимались?