Гарики на каждый день Игорь Миронович Губерман «Гарики на каждый день», написанные поэтом и хулиганом Игорем Губерманом, сложно описать одним словом. Афористичные, искрометные, смешные и сатирически острые, всегда актуальные, не всегда приличные, немного циничные, но по-русски лиричные – все это они. Из нас любой, пока не умер он, себя слагает по частям из интеллекта, секса, юмора и отношения к властям. Игорь Губерман Гарики на каждый день Посвящается Юлию Китаевичу – любимому другу, автору многих моих стихов Утучняется плоть. Испаряется пыл. Годы вышли на медленный ужин. И приятно подумать, что все-таки был и кому-то бывал даже нужен. 1 КАК ПРОСТО ОТНЯТЬ У НАРОДА СВОБОДУ: ЕЕ НАДО ПРОСТО ДОВЕРИТЬ НАРОДУ * * * Мне Маркса жаль: его наследство свалилось в русскую купель: здесь цель оправдывала средства, и средства обосрали цель. * * * Во благо классу-гегемону, чтоб неослабно правил он, во всякий миг доступен шмону отдельно взятый гегемон. * * * Слой человека в нас чуть-чуть наслоен зыбко и тревожно; легко в скотину нас вернуть, поднять обратно очень сложно. * * * Навеки мы воздвигли монумент безумия, крушений и утрат, поставив на крови эксперимент, принесший негативный результат. * * * Я молодых, в остатках сопель, боюсь, трясущих жизнь, как грушу: в душе темно у них, как в жопе, а в жопе – зуд потешить душу. * * * Чтоб сохранить себя в природе, давя, сминая и дробя, страх сам себя воспроизводит, растит и кормит сам себя. * * * Когда истории сквозняк свистит по душам и державам, один – ползет в нору слизняк, другой – вздувается удавом. * * * Добро, не отвергая средства зла, по ним и пожинает результаты; в раю, где применяется смола, архангелы копытны и рогаты. * * * Когда клубится страх кромешный и тьму пронзает лай погонь, благословен любой, посмевший не задувать в себе огонь. * * * Расхожей фразой обеспечась, враждебна жизни и природе, при несвободе мразь и нечисть свободней в пастыри выходит. * * * Свобода, глядя беспристрастно, тогда лишь делается нужной, когда внутри меня пространство обширней камеры наружной. * * * По крови проникая до корней, пронизывая воздух небосвода, неволя растлевает нас сильней, чем самая беспутная свобода. * * * Нам от дедов сегодня досталась равнодушная тень утомления — историческая усталость бесноватого поколения. * * * Дух времени хотя и не воинствен, по-прежнему кровав его прибой; кончая свою жизнь самоубийством, утопии нас тянут за собой. * * * Перо и глаз держа в союзе, я не напрасно хлеб свой ем: Россия – гордиев санузел острейших нынешних проблем. * * * Боюсь я любых завываний трубы, взирая привычно и трезво: добро, стервенея в азарте борьбы, озляется круто и резво. * * * Мне повезло: я знал страну, одну-единственную в мире, в своем же собственном плену в своей живущую квартире. * * * Где лгут и себе, и друг другу, и память не служит уму, история ходит по кругу из крови – по грязи – во тьму. * * * Цветут махрово и упрямо плодов прогресса семена: снобизм плебея, чванство хама, высокомерие гавна. * * * В года растленья, лжи и страха узка дозволенная сфера: запретны шутки ниже паха и размышленья выше хера. * * * С историей не близко, но знаком, я славу нашу вижу очень ясно: мы стали негасимым маяком, сияющим по курсу, где опасно. * * * Возглавляя партии и классы, лидеры вовек не брали в толк, что идея, брошенная в массы, — это девка, брошенная в полк. * * * Привычные, безмолвствуют народы, беззвучные горланят петухи; мы созданы для счастья и свободы, как рыба – для полета и ухи. * * * Все социальные системы — от иерархии до братства — стучатся лбами о проблемы свободы, равенства и блядства. * * * Назначенная чашу в срок испить, Россия – всем в урок и беспокойство — распята, как Христос, чтоб искупить всеобщий смертный грех переустройства. * * * В кромешных ситуациях любых, запутанных, тревожных и горячих, спокойная уверенность слепых кошмарнее растерянности зрячих. * * * Что ни век, нам ясней и слышней сквозь надрыв либерального воя: нет опасней и нету вредней, чем свобода совсем без конвоя. * * * Нас книга жизни тьмой раздоров разъединяет в каждой строчке, а те, кто знать не знает споров, — те нас ебут поодиночке. * * * В нас пульсом бьется у виска душевной смуты злая крутость; в загуле русском есть тоска, легко клонящаяся в лютость. * * * Закрыв глаза, прижавши уши, считая жизнь за подаяние, мы перерыв, когда не душат, смакуем как благодеяние. * * * Имея сон, еду и труд, судьбе и власти не перечат, а нас безжалостно ебут, за что потом бесплатно лечат. * * * Дороги к русскому ненастью текли сквозь веру и веселье; чем коллективней путь ко счастью, тем горше общее похмелье. * * * Года неправедных гонений сочат незримый сок заразы, и в дух грядущих поколений ползут глухие метастазы. * * * Лично я и раболепен, и жесток, и покуда такова моя природа, демократия – искусственный цветок, неживучий без охраны и ухода. * * * Жить и нетрудно, и занятно, хотя и мерзостно неслыханно, когда в эпохе все понятно и все настолько же безвыходно. * * * Есть одна загадочная тема, к нашим относящаяся душам: чем безумней дряхлая система, тем опасней враз ее разрушить. * * * Уюта и покоя благодать простейшим ограничена пределом: опасно черным черное назвать, а белое назвать опасно белым. * * * Судьбы российской злые чары с наукой дружат в наши дни, умней и тоньше янычары и носят штатское они. * * * Российский нрав прославлен в мире, его исследуют везде, он так диковинно обширен, что сам тоскует по узде. * * * Зима не переходит сразу в лето, на реках ледоход весной неистов, и рушатся мосты, и помнить это полезно для российских оптимистов. * * * Мечты, что лелеяли предки, до срока питали и нас, и жаль, что одни лишь объедки от них остаются сейчас. * * * У жизни свой, иной оттенок, и жизнечувствие свое, когда участвует застенок во всех явлениях ее. * * * Не в силах нас ни смех, ни грех свернуть с пути отважного, мы строим счастье сразу всех, и нам плевать на каждого. * * * Окраины, провинции души, где мерзость наша, низость и потемки, годами ждут момента. А потомки потом гадают, как возник фашизм. * * * Я боюсь, что там, где тьма клубиста, где пружины тайные и входы, массовый инстинкт самоубийства поит корни дерева свободы. * * * Любую можно кашу моровую затеять с молодежью горлопанской, которая Вторую мировую уже немного путает с Троянской. 2 СРЕДИ НЕМЫСЛИМЫХ ПОБЕД ЦИВИЛИЗАЦИИ МЫ ОДИНОКИ, КАК КАРАСЬ В КАНАЛИЗАЦИИ * * * Из нас любой, пока не умер он, себя слагает по частям из интеллекта, секса, юмора и отношения к властям. * * * Когда-нибудь, впоследствии, потом, но даже в буквари поместят строчку, что сделанное скопом и гуртом расхлебывает каждый в одиночку. * * * С рожденья тягостно раздвоен я, мечусь из крайности в конец, родная мать моя – гармония, а диссонанс – родной отец. * * * Между слухов, сказок, мифов, просто лжи, легенд и мнений мы враждуем жарче скифов за несходство заблуждений. * * * Кишат стареющие дети, у всех трагедия и драма, а я гляжу спектакли эти и одинок, как хер Адама. * * * Не могу эту жизнь продолжать, а порвать с ней – мучительно сложно; тяжелее всего уезжать нам оттуда, где жить невозможно. * * * В сердцах кому-нибудь грубя, ужасно, вероятно, однажды выйти из себя и не войти обратно. * * * Каждый сам себе – глухие двери, сам себе преступник и судья, сам себе и Моцарт, и Сальери, сам себе и желудь, и свинья. * * * У нас пристрастие к словам — совсем не прихоть и не мания; слова необходимы нам для лжи взаимопонимания. * * * То наслаждаясь, то скорбя, держась пути любого, будь сам собой, не то тебя посадят за другого. * * * По образу и духу своему Создатель нас лепил, творя истоки, а мы храним подобие Ему и, может, потому так одиноки. * * * Не прыгай с веком наравне, будь человеком; не то окажешься в гавне совместно с веком. * * * Гляжу, не жалуясь, как осенью повеял век на пряди белые, и вижу с прежним удовольствием фортуны ягодицы спелые. * * * Вольясь в земного времени поток стечением случайных совпадений, любой из нас настолько одинок, что счастлив от любых соединений. * * * Не зря ли знаньем бесполезным свой дух дремотный мы тревожим? В тех, кто заглядывает в бездну, она заглядывает тоже. * * * Есть много счастья в ясной вере с ее тяжелым грузом легким, да жаль, что в чистой атмосфере невмочь моим тяжелым легким. * * * Хотя и сладостен азарт по сразу двум идти дорогам, нельзя одной колодой карт играть и с дьяволом, и с Богом. * * * Непросто – думать о высоком, паря душой в мирах межзвездных, когда вокруг под самым боком сопят, грызут и портят воздух. * * * Мы делим время и наличность, мы делим водку, хлеб, ночлег, но чем отчетливее личность, тем одиноче человек. * * * И мерзко, и гнусно, и подло, и страх, что заразишься свинством, а быдло сбивается в кодло и счастливо скотским единством. * * * Никто из самых близких по неволе в мои переживания не вхож, храню свои душевные мозоли от любящих участливых галош. * * * Разлуки свистят у дверей, сижу за столом сиротливо, ребята шампанских кровей становятся бочками пива. * * * Возделывая духа огород, кряхтит гуманитарная элита, издерганная болью за народ и сменами мигрени и колита. * * * С успехами наук несообразно, а ноет – и попробуй заглуши — моя неоперабельная язва на дне несуществующей души. * * * Эта мысль – украденный цветок, просто рифма ей не повредит: человек совсем не одинок! Кто-нибудь всегда за ним следит. * * * С душою, раздвоенной, как копыто, обеим чужероден я отчизнам — еврей, где гоношат антисемиты, и русский, где грешат сионанизмом. * * * Теснее круг. Все реже встречи. Летят утраты и разлуки; иных уж нет, а те далече, а кто ослаб, выходит в суки. * * * Бог техники – иной, чем бог науки; искусства бог – иной, чем бог войны; и Бог любви слабеющие руки над ними простирает с вышины. * * * За столькое приходится платить, покуда протекает бытие, что следует судьбу благодарить за случаи, где платишь за свое. * * * В наших джунглях, свирепых и каменных, не боюсь я злодеев старинных, а боюсь я невинных и праведных, бескорыстных, святых и невинных. * * * Уходят сыновья, задрав хвосты, и дочери томятся, дома сидя; мы садим семена, растим цветы, а после только ягодицы видим. * * * Когда кругом кишит бездарность, кладя на жизнь свое клише, в изгойстве скрыта элитарность, весьма полезная душе. * * * Мне жаль небосвод этот синий, жаль землю и жизни осколки; мне страшно, что сытые свиньи страшней, чем голодные волки. * * * Друзья всегда чуть привередливы. И осмеять имеют склонность. Друзья всегда чуть надоедливы. Как верность и определенность. * * * Господь посеял нас, как огород, но в зарослях растений, Им растимых, мы делимся на множество пород, частично вообще несовместимых. * * * Живу я одиноко и сутуло, друзья поумирали или служат, а там, где мне гармония блеснула, другие просто жопу обнаружат. * * * С моим отъездом шов протянется, кромсая прямо по стране страну, которая останется, и ту, которая во мне. * * * Я вдруг утратил чувство локтя с толпой кишащего народа, и худо мне, как ложке дегтя должно быть худо в бочке меда. * * * На дружеской негромкой сидя тризне, я думал, пепел стряхивая в блюдце, как часто неудачники по жизни в столетиях по смерти остаются. * * * Где страсти, где ярость и ужасы, где рать ополчилась на рать, блажен, в ком достаточно мужества на дудочке тихо играть. * * * Смешно, как люто гонит нас в толкучку гомона и пира боязнь остаться лишний раз в пустыне собственного мира. * * * Разлад отцов с детьми – залог тех постоянных изменений, в которых что-то ищет Бог, играя сменой поколений. * * * Свои черты, штрихи и блики в душе у каждого и всякого, но непостижно разнолики, мы одиноки одинаково. * * * Меняя цели и названия, меняя формы, стили, виды, — покуда теплится сознание, рабы возводят пирамиды. * * * Смешно, когда мужик, цветущий густо, с родной державой соли съевший пуд, внезапно обнаруживает грустно, что, кажется, его давно ебут. * * * Блажен, кто в заботе о теле всю жизнь положил ради хлеба, но небо светлее над теми, кто изредка смотрит на небо. * * * Свечение души разнообразно, незримо, ощутимо и пронзительно; душевная отравленность – заразна, душевное здоровье – заразительно. * * * Уехать. И жить в безопасном тепле. И помнить. И мучиться ночью. Примерзла душа к этой стылой земле, вросла в эту гиблую почву. * * * Во всем, что видит или слышит, предлог для грусти находя, зануда – нечто вроде крыши, текущей даже без дождя. * * * Друзья мои! Навек вам нежно предан, я щедростью душевной вашей взыскан; надеюсь, я не буду вами предан, и этот долг не будет вами взыскан. * * * На нас нисходит с высоты от вида птичьего полета то счастье сбывшейся мечты, то капля жидкого помета. * * * Жил человек в эпохе некой, твердил с упрямостью свое, она убила человека, и стал он гордостью ее. * * * Нету бедственней в жизни беды, чем разлука с любимой сумятицей: человек без привычной среды очень быстро становится Пятницей. * * * Проста нашей психики сложность, ничуть не сложнее, чем прежде: надежда – важней, чем возможность когда-нибудь сбыться надежде. * * * Мы – умны, а вы – увы, что печально, если жопа выше головы, если жопа в кресле. * * * Звоните поздней ночью мне, друзья, не бойтесь помешать и разбудить; кошмарно близок час, когда нельзя и некуда нам будет позвонить. 3 В БОРЬБЕ ЗА НАРОДНОЕ ДЕЛО Я БЫЛ ИНОРОДНОЕ ТЕЛО * * * В стране рабов, кующих рабство, среди блядей, поющих блядство, мудрец живет анахоретом, по ветру хер держа при этом. * * * Как нелегко в один присест, колеблясь даже, если прав, свою судьбу – туманный текст — прочесть, нигде не переврав. * * * Себя расточая стихами и век промотавши, как день, я дерзко хватаю руками то эхо, то запах, то тень. * * * На все происходящее гляжу и думаю: огнем оно гори; но слишком из себя не выхожу, поскольку царство Божие – внутри. * * * Прожив полвека день за днем и поумнев со дня рождения, теперь я легок на подъем лишь для совместного падения. * * * Красив, умен, слегка сутул, набит мировоззрением, вчера в себя я заглянул и вышел с омерзением. * * * В живую жизнь упрямо верил я, в простой резон и в мудрость шутки, а все высокие материи блядям раздаривал на юбки. * * * Толстухи, щепки и хромые, страшилы, шлюхи и красавицы как параллельные прямые в моей душе пересекаются. * * * Я не стыжусь, что ярый скептик и на душе не свет, а тьма; сомненье – лучший антисептик от загнивания ума. * * * Будущее – вкус не портит мне, мне дрожать за будущее лень; думать каждый день о черном дне — значит делать черным каждый день. * * * Мне моя брезгливость дорога, мной руководящая давно: даже чтобы плюнуть во врага, я не набираю в рот гавно. * * * Я был везунчик и счастливчик, судил и мыслил просвещенно, и не один прелестный лифчик при мне вздымался учащенно. * * * Мой небосвод хрустально ясен и полон радужных картин не потому, что мир прекрасен, а потому, что я – кретин. * * * На дворе стоит эпоха, а в углу стоит кровать, и когда мне с бабой плохо, на эпоху мне плевать. * * * Я держусь лояльной линии с нравом времени крутым; лучше быть растленным циником, чем подследственным святым. * * * В юности ждал я радости от суеты и свиста, а превращаюсь к старости в домосексуалиста. * * * Я живу – не придумаешь лучше, сам себя подпирая плечом, сам себе одинокий попутчик, сам с собой не согласный ни в чем. * * * Пишу не мерзко, но неровно; трудиться лень, а праздность злит. Живу с еврейкой полюбовно, хотя душой – антисемьит. * * * Я оттого люблю лежать и в потолок плюю, что не хочу судьбе мешать кроить судьбу мою. * * * Все вечные жиды во мне сидят — пророки, вольнодумцы, торгаши, и, всласть жестикулируя, галдят в потемках неустроенной души. * * * Я ни в чем на свете не нуждаюсь, не хочу ни почестей, ни славы; я своим покоем наслаждаюсь, нежным, как в раю после облавы. * * * Пока не поставлена клизма, я жив и довольно живой; коза моего оптимизма питается трын-травой. * * * С двух концов я жгу свою свечу, не жалея плоти и огня, чтоб, когда навеки замолчу, близким стало скучно без меня. * * * Ничем в герои не гожусь — ни духом, ни анфасом; и лишь одним слегка горжусь — что крест несу с приплясом. * * * Я к тем, кто краен и неистов, утратил прежний интерес: чем агрессивней прогрессисты, тем безобразнее прогресс. * * * Пусть гоношит базар напрасный кто видит цель. А я же лично укрылся в быт настолько частный, что и лица лишен частично. * * * Я понял вдруг, что правильно живу, что чист и, слава Богу, небездарен, по чувству, что во сне и наяву за все, что происходит, благодарен. * * * Это счастье – дворец возводить на песке, не бояться тюрьмы и сумы, предаваться любви, отдаваться тоске, пировать в эпицентре чумы. * * * Мой разум честно сердцу служит, всегда шепча, что повезло, что все могло намного хуже, еще херовей быть могло. * * * Живу, ни во что без остатка не веря, палю, не жалея, шальную свечу, молчу о находке, молчу о потере, а пуще всего о надежде молчу. * * * Клянусь компотом детства моего и старческими грелками клянусь, что я не испугаюсь ничего, случайно если истины коснусь. * * * Что расти с какого-то момента мы перестаем – большая жалость: мне, возможно, два лишь сантиметра до благоразумия осталось. * * * В жизненной коллизии любой жалостью не суживая веки, трудно, наблюдая за собой, думать хорошо о человеке. * * * Я не верю вранью отпетому о просвете во мраке мглистом. Я отчаялся. И поэтому стал отчаянным оптимистом. * * * На всех перепутьях, что пройдены, держали, желая мне счастья, стальные объятия родины и шею мою, и запястья. * * * На дереве своей генеалогии характер мой отыскивая в предках, догадываюсь грустно я, что многие качаются в петле на этих ветках. * * * Склонен до всего коснуться глазом разум неглубокий мой, но дошлый, разве что в политику ни разу я не влазил глубже, чем подошвой. * * * Во всем со всеми наравне, как капелька в росе, в одном лишь был иной, чем все, — я жить не мог в гавне. * * * Любому жребий царственный возможен, достаточна лишь смелость вжиться в роль, где уничтожен – лучше, чем ничтожен, унижен – как низложенный король. * * * За то, что смех во мне преобладает над разумом средь жизненных баталий, фортуна меня щедро награждает обратной стороной своих медалей. * * * Замкнуто, светло и беспечально я витаю в собственном дыму; общей цепью скованный случайно, лишь сосед я веку своему. * * * В этом странном окаянстве — как живу я? Чем дышу? Шум и хам царят в пространстве, шумный хам и хамский шум. * * * Когда-нибудь я стану знаменит, по мне окрестят марку папирос, и выяснит лингвист-антисемит, что был я прибалтийский эскимос. * * * В эту жизнь я пришел не затем, чтобы въехать в сенат на коне, я доволен сполна уже тем, что никто не завидует мне. * * * Отнюдь я не был манекен, однако не был и в балете; я тот никто, кто был никем, и очень был доволен этим. * * * Есть мечта у меня, беречь буду крепость ее настоя: когда вновь будут книги жечь, пусть мою огня удостоят. * * * Что стал я пролетарием – горжусь; без устали, без отдыха, без фальши стараюсь, напрягаюсь и тружусь, как юный лейтенант – на генеральше. * * * Средь шумной жизненной пустыни, где страсть, и гонор, и борение, во мне достаточно гордыни, чтобы выдерживать смирение. * * * Каков он, идеальный мой читатель? С отчетливостью вижу я его: он скептик, неудачник и мечтатель, и жаль, что не читает ничего. * * * Господь – со мной играет ловко, а я – над Ним слегка шучу, по вкусу мне моя веревка, вот я ногами и сучу. * * * Всю молодость любил я поезда, поэтому тот час мне неизвестен, когда моя счастливая звезда взошла и не нашла меня на месте. * * * Тюрьма была отнюдь не раем, но часто думал я, куря, что, как известно, Бог – не фраер, а значит, я сижу не зря. * * * Множеству того, чем грязно время, тьме событий, мерзостных и гнусных, я легко отыскиваю семя в собственных суждениях и чувствах. * * * Блуд мировых переустройств и бред слияния в экстазе — имеют много общих свойств со смерчем смыва в унитазе. * * * Эпоха, мной за нравственность горда, чтоб все об этом ведали везде, напишет мое имя навсегда на облаке, на ветре, на дожде. * * * Куда по смерти душу примут, я с Богом торга не веду; в раю намного мягче климат, но лучше общество в аду. 4 СЕМЬЯ ОТ БОГА НАМ ДАНА, ЗАМЕНА СЧАСТИЮ ОНА * * * Женщиной славно от века все, чем прекрасна семья; женщина – друг человека даже, когда он свинья. * * * Тюремщик дельный и толковый, жизнь запирает нас надолго, смыкая мягкие оковы любви, привычности и долга. * * * Мужчина – хам, зануда, деспот, мучитель, скряга и тупица; чтоб это стало нам известно, нам просто следует жениться. * * * Творец дал женскому лицу способность перевоплотиться: сперва мы вводим в дом овцу, а после терпим от волчицы. * * * Съев пуды совместной каши и года отдав борьбе, всем хорошим в бабах наших мы обязаны себе. * * * Не судьбы грядущей тучи, не трясина будней низких, нас всего сильнее мучит недалекость наших близких. * * * Брожу ли я по уличному шуму, ем кашу или моюсь по субботам, я вдумчиво обдумываю думу: за что меня считают идиотом? * * * Я долго жил как холостяк, и быт мой был изрядно пуст, хотя имел один пустяк: свободы запах, цвет и вкус. * * * Семья – надежнейшее благо, ладья в житейское ненастье, и с ней сравнима только влага, с которой легче это счастье. * * * Не брани меня, подруга, отвлекись от суеты, все и так едят друг друга, а меня еще и ты. * * * Чтобы не дать угаснуть роду, нам Богом послана жена, а в баб чужих по ложке меду вливает хитрый сатана. * * * Детьми к семье пригвождены, мы бережем покой супруги; ничто не стоит слез жены, кроме объятия подруги. * * * Мое счастливое лицо не разболтает ничего; на пальце я ношу кольцо, а шеей – чувствую его. * * * Тому, что в семействе трещина, всюду одна причина: в жене пробудилась женщина, в муже уснул мужчина. * * * Завел семью. Родились дети. Скитаюсь в поисках монет. Без женщин жить нельзя на свете, а с ними – вовсе жизни нет. * * * Если днем осенним и ветреным муж уходит, шаркая бодро, треугольник зовут равнобедренным, невзирая на разные бедра. * * * Был холост – снились одалиски, вакханки, шлюхи, гейши, киски; теперь со мной живет жена, а ночью снится тишина. * * * Цепям семьи во искупление Бог даровал совокупление; а холостые, скинув блузки, имеют льготу без нагрузки. * * * Я по любви попал впросак, надев семейные подтяжки, но вжился в тягу, как рысак, всю жизнь бегущий из упряжки. * * * Удачливый и смелый нарушитель законности, традиций, тишины, судьбы своей решительный вершитель, мучительно боюсь я слез жены. * * * Бьет полночь. Мы давно уже вдвоем. Спит женщина, луною освещаясь. Спит женщина. В ней семя спит мое. Уже, быть может, в сына превращаясь. * * * Еще в нас многое звериным осталось в каждом, но великая жестокость именно к любимым — лишь человека данность дикая. * * * Я волоку телегу с бытом без напряженья и нытья, воспринимая быт омытым высоким светом бытия. * * * Господь жесток. Зеленых неучей, нас обращает в желтых он, а стайку нежных тонких девочек — в толпу сварливых грузных жен. * * * Когда в семейных шумных сварах жена бывает неправа, об этом позже в мемуарах скорбит прозревшая вдова. * * * Если рвется глубокая связь, боль разрыва врачуется солью. Хорошо расставаться, смеясь — над собой, над разлукой, над болью. * * * Если б не был Создатель наш связан милосердием, словно веревкой, Вечный Жид мог быть жутко наказан сочетанием с Вечной Жидовкой. * * * Разве слышит ухо, видит глаз этих переломов след и хруст? Любящие нас ломают нас круче и умелей, чем Прокруст. * * * Жалко бабу, когда, счастье губя, добиваясь верховодства оплошно, подминает мужика под себя, и становится ей скучно и тошно. * * * Когда взахлеб, всерьез, не в шутку гремят семейные баталии, то грустно думать, что рассудку тайком диктуют гениталии. * * * Хвалите, бабы, мужиков: мужик за похвалу достанет месяц с облаков и пыль сметет в углу. * * * Где стройность наших женщин? Годы тают, и стать у них совсем уже не та; зато при каждом шаге исполняют они роскошный танец живота. * * * Семья – театр, где не случайно у всех народов и времен вход облегченный чрезвычайно, а выход сильно затруднен. * * * Закосневшие в семейственной привычке, мы хотя воспламеняемся пока, но уже похожи пылкостью на спички, что горят лишь от чужого коробка. * * * Бойся друга, а не врага — не враги нам ставят рога. * * * Наших женщин зря пугает слух про мужских измен неотвратимость, очень отвращает нас от шлюх с ними говорить необходимость. * * * Амур хулиганит с мишенью мужских неразумных сердец, и стерва, зануда и шельма всех раньше идут под венец. * * * Сегодня для счастливого супружества у женщины должно быть много мужества. * * * А Байрон прав, заметив хмуро, что мир обязан, как подарку, тому, что некогда Лаура не вышла замуж за Петрарку. * * * В идиллии всех любящих семей, где клен не наглядится на рябину, жена из женской слабости своей увесистую делает дубину. * * * Для домашнего климата ровного много значит уместное слово, и от шепота ночью любовного улучшается нрав домового. * * * Век за веком слепые промашки совершает мужчина, не думая, что внутри обаятельной пташки может жить крокодильша угрюмая. * * * Разбуженный светом, ожившим в окне, я вновь натянул одеяло; я прерванный сон об измене жене хотел досмотреть до финала. * * * Любым – державным и келейным тиранствам чужд мой организм, хотя весьма в быту семейном полезным вижу деспотизм. * * * Вполне владеть своей женой и управлять своим семейством — куда труднее, чем страной, хотя и мельче по злодействам. * * * Цветы. Негромкий гул людей. Пустая ложь, что вечно с нами. Тупой отзвон слепых гвоздей. И тишина. И тьма. И пламя. 5 ЕСЛИ ЖИЗНЬ ИЗЛИШНЕ ДЕЛОВАЯ, ФУНКЦИЯ СЛАБЕЕТ ПОЛОВАЯ * * * Прожив уже почти полвека, тьму перепробовав работ, я убежден, что человека достоин лишь любовный пот. * * * За то люблю я разгильдяев, блаженных духом, как тюлень, что нет меж ними негодяев и делать пакости им лень. * * * Рассудок, не знававший безрассудства, и ум, где шалопайство не с руки, и разум, не отзывчивый для чувства, — от мудрости безмерно далеки. * * * Лишь перед смертью человек соображает, кончив путь, что слишком короток наш век, чтобы спешить куда-нибудь. * * * Запетыми в юности песнями, другие не слыша никак, живет до скончания пенсии счастливый и бодрый мудак. * * * Поскольку жизнь, верша полет, чуть воспарив, – опять в навозе, всерьез разумен только тот, кто не избыточно серьезен. * * * Наш разум лишь смехом полощется от глупости, скверны и пакости, а смеха лишенное общество скудеет в клиническом пафосе. * * * Сегодня столь же, сколь вчера, земля полна пиров и казней; зло обаятельней добра, и гибче, и разнообразней. * * * Весьма причудлив мир в конторах от девяти и до шести; бывают жопы, из которых и ноги брезгуют расти. * * * У скряги прочные запоры, у скряги темное окно, у скряги вечные запоры — он жаден даже на гавно. * * * Пути добра с путями зла так перепутались веками, что и чистейшие дела творят грязнейшими руками. * * * Господь, лепя людей со скуки, бывал порою скуповат, и что частично вышли суки, он сам отчасти виноват. * * * Время наше будет знаменито тем, что сотворило страха ради новый вариант гермафродита: плотью – мужики, а духом – бляди. * * * Блажен, кто искренне не слышит своей души смятенный стон: исполнен сил и счастлив он, с годами падая все выше. * * * Чуть получше, чуть похуже — сыщется водица, и не стоит пить из лужи — плюнуть пригодится. * * * Не стану врагу я желать по вражде ночей под тюремным замком, но пусть он походит по малой нужде то уксусом, то кипятком. * * * В кровати, хате и халате покой находит обыватель. А кто романтик, тот снует и в шестеренки хер сует. * * * В искушениях всяких и разных дух и плоть усмирять ни к чему; ничего нет страшней для соблазна, чем немедля поддаться ему. * * * С тихой грустью художник ропщет, что при точно таком же харче у коллеги не только толще, но еще и гораздо ярче. * * * С хорошими людьми я был знаком; покуда в Лету замертво не кану, ни сукою теперь, ни мудаком я им благодаря уже не стану. * * * Ко тьме и свету не причастен, брезглив ко злу, к добру ленив, по часу в день бывал я счастлив, тетрадь к сожительству склонив. * * * В конторах служат сотни дур, бранящих дом, плиту и тряпку; у тех, кто служит чересчур, перерастает матка – в папку. * * * Не суйся запевалой и горнистом, но с бодростью и следуй, и веди; мужчина быть обязан оптимистом, все лучшее имея впереди. * * * Я на карьеру, быт и вещи не тратил мыслей и трудов, я очень баб любил и женщин, а также девушек и вдов. * * * Есть страсти, коим в восхваление ничто нигде никем не сказано; я славлю лень – преодоление корысти, совести и разума. * * * Наш век легко плодит субъекта с холодной згой в очах порочных, с мешком гавна и интеллекта на двух конечностях непрочных. * * * Снегом порошит моя усталость, жизнь уже не книга, а страница, в сердце – нарастающая жалость к тем, кто мельтешит и суетится. * * * В советах нету благодати и большей частью пользы нет, и чем дурак мудаковатей, тем он обильней на совет. * * * Крутой и трогательно чистый, весомо, явственно и внятно от нищих духом – дух мясистый витает в воздухе приятно. * * * Человек без тугой и упрямой самовольной повадки в решениях постепенно становится дамой, искушенной во всех отношениях. * * * Саднит на душе, как ожог, тоска соучастия в спорах с обилием творческих жоп, весьма в извержении скорых. * * * Владыкой мира станет труд, когда вино польет из пушек, и разом в девственность впадут пятнадцать тысяч потаскушек. * * * Никуда не уйдя ни на чуть, мы все силы кладем на кружение, ибо верим не в пройденный путь, а в творимое нами движение. * * * Ты вечно встревожен, в поту, что в соку, торопишься так, словно смерть уже рядом; ты, видно, зачат был на полном скаку каким-то летящим в ночи конокрадом. * * * По ветвям! К бананам! Где успех! И престиж! Еще один прыжок! Сотни обезьян стремятся вверх, и ужасен вид их голых жоп. * * * Я уважаю лень за то, что в ее бездейственной тиши живую мысль питает почва моей несуетной души. * * * Сказавши, не солгав и не похвастав, что страху я не слишком поддаюсь, не скрою, что боюсь энтузиастов и очень активистов я боюсь. * * * Я прожил жизнь как дилетант — ни в чем ни знаний, ни системы, зато писал я не диктант, а сочинение без темы. * * * Чтобы вдоволь радости отведать и по жизни вольно кочевать, надо рано утром пообедать и к закату переночевать. * * * Гниенье основ – анекдота основа, а в нем стало явно видней, что в русской комедии много смешного, но мало веселого в ней. * * * Вкушая бытия густой напиток, трясясь по колее, людьми изрытой, я понял, что серьезности избыток — примета недостаточности скрытой. * * * У тех, в ком унылое сердце, и мысли – тоскою моренные, а если подробней всмотреться, у бедных и яйца – вареные. * * * О чем хлопочут червяки? Чего достигнуть норовят? Чтоб жизней их черновики в питоны вывели червят. * * * Не жалею хмельных промелькнувших годов, не стыжусь их шального веселья, есть безделье, которое выше трудов, есть труды, что позорней безделья. * * * Этот тип – начальник, вероятно: если он растерян, огорошен, если ветер дует непонятно — он потеет чем-то нехорошим. * * * Подпольно, исподволь, подспудно, родясь, как в городе – цветы, растут в нас мысли, корчась трудно сквозь битый камень суеты. * * * Творимое с умом и не шутя безделье освежает наши души; с утра я лодырь, вечером – лентяй, и только в промежутке бью баклуши. * * * Уже с утра, еще в кровати, я говорю несчетный раз, что всех на свете виноватей — Господь, на труд обрекший нас. * * * Как ни туманна эта версия, но в жизни каждого из нас есть грибоедовская Персия и есть мартыновский Кавказ. * * * Лишь тот вполне благочестив, кто время попусту не тратил, а, смело пояс распустив, земной отведал благодати. * * * Расчетлив ты, предусмотрителен, душе неведомы гримасы, ты не дитя живых родителей, а комплекс компаса и кассы. * * * Чуждаясь и пиров, и женских спален, и быта с его мусорными свалками, настолько стал стерильно идеален, что даже по нужде ходил фиалками. * * * О равенстве мы заняты заботами, болота и холмы равняем мы; холмы, когда уравнены с болотами, становятся болотами холмы. * * * Так привык на виду быть везде, за престиж постоянно в ответе, что, закрывшись по малой нужде, держит хер, как бокал на банкете. * * * Живи, покуда жив. Среди потопа, которому вот-вот наступит срок, поверь – наверняка мелькнет и жопа, которую напрасно ты берег. * * * Мужчины – безусловный авангард всех дивных человеческих затей, и жаль, что не умерен их азарт ношением и родами детей. * * * Так ловко стали пресмыкаться сейчас в чиновничьих кругах, что могут с легкостью сморкаться посредством пальцев на ногах. * * * Сколько света от схватки идей, сколько свежести в чувственной гамме, но насмотришься сук и блядей — жирно чавкает грязь под ногами. * * * Над злой тоской больниц и тюрем, над нашей мышьей суетой, дымами труб насквозь прокурен, витает вряд ли дух святой. * * * Я чужд рассудочным заботам и очень счастлив, что таков: Бог благосклонен к идиотам и обожает мудаков. * * * Есть люди – прекрасны их лица, и уровень мысли высок, но в них вместо крови струится горячий желудочный сок. * * * Погрязши в тупых ежедневных делах и в них находя развлечение, заблудшие души в блудливых телах теряют свое назначение. * * * Очень жаль мне мое поколение, обделенное вольной игрой: у одних плоскостопо мышление, у других – на душе геморрой. * * * Пора! Теперь меня благослови в путь осени, дождей и листопада, от пламени цветенья и любви до пепла увяданья и распада. * * * Дана лишь тем была недаром текучка здешней суеты, кто растопил душевным жаром хоть каплю вечной мерзоты. * * * Мы все умрем. Надежды нет. Но смерть потом прольет публично на нашу жизнь обратный свет, и большинство умрет вторично. 6 КТО ТОМИМ ДУХОВНОЙ ЖАЖДОЙ, ТОТ НЕ ЖДИ ЛЮБВИ СОГРАЖДАН * * * Человек – это тайна, в которой замыкается мира картина, совмещается фауна с флорой, сочетаются дуб и скотина. * * * Взрывы – не случайный в мире гость; всюду то замедленно, то быстро воздух накопляет нашу злость, а она – разыскивает искру. * * * По странам и векам несется конница, которая крушит и подчиняет; но двигатель истории – бессонница у тех, кто познает и сочиняет. * * * На безрассудства и оплошности я рад пустить остаток дней, но плещет море сытой пошлости о берег старости моей. * * * Глядя, как играют дети, можно быть вполне спокойным, что вовек на белом свете не пройдут раздор и войны. * * * Когда усилия науки прольют везде елей и мед, по любопытству и со скуки все это кто-нибудь взорвет. * * * Служа истории внимательно, меняет время цену слова; сейчас эпоха, где романтика звучит как дудка крысолова. * * * Весомы и сильны среда и случай, но главное – таинственные гены, и как образованием ни мучай, от бочек не родятся Диогены. * * * Бывают лица – сердце тает, настолько форма их чиста, и только сверху не хватает от фиги нежного листа. * * * Душой своей, отзывчивой и чистой, других мы одобряем не вполне; весьма несимпатична в эгоистах к себе любовь сильнее, чем ко мне. * * * Когда сидишь в собраньях шумных, язык пылает и горит; но люди делятся на умных и тех, кто много говорит. * * * Всегда сильней и выше песенник, и легче жить ему на свете, в ком веселей и ярче висельник, всегда таящийся в поэте. * * * Воспев зачатье и агонию, и путь меж ними в мироздании, поэт рожден прозреть гармонию в любом и всяком прозябании. * * * В стихах моих не музыка живет, а шутка, запеченная в банальности, ложащаяся грелкой на живот, болящий несварением реальности. * * * Нельзя не злясь остаться прежним урчаще булькающим брюхом, когда соседствуешь с мятежным смятенно мечущимся духом. * * * Жрец величав и строг. Он ключ от тайн, творящихся на свете. А шут – раскрыт и прост. Как луч, животворящий тайны эти. * * * Владыка наш – традиция. А в ней — свои благословенья и препоны; неписаные правила сильней, чем самые свирепые законы. * * * Несмотря на раздор между нами, невзирая, что столько нас разных, в обезьянах срослись мы корнями, но не все – в человекообразных. * * * Наука наукой, но есть и приметы; я твердо приметил сызмальства, что в годы надежды плодятся поэты, а в пору гниенья – начальство. * * * Я повзрослел, когда открыл, что можно плакать или злиться, но всюду тьма то харь, то рыл, а непохожих бьют по лицам. * * * Жизнь не обходится без сук, в ней суки с нами пополам, Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/igor-guberman/gariki-na-kazhdyy-den-2/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.