Питер да Москва – кровная вражда Евгений Евгеньевич Сухов Варяг В Питере на торги выставлена обанкротившаяся компания «Балтийский торговый флот». Среди покупателей – финансовые воротилы, банкиры, крупные и мелкие предприниматели. К ним присоединяется и приехавший из Москвы вор в законе Чиф, которого в Северную столицу отправил смотрящий России Варяг. Своя судоходная компания нужна московским «законникам» для того, чтобы в обход государства переправлять через «окно в Европу» контрабанду и транспортировать наркотики. Однако накануне открытия торгов Чифа жестоко убивают. Затем гибнет еще один из претендентов на покупку компании, а следом за ним другой. В городе взрываются автомобили, звучат выстрелы – кто-то методично убирает всех, кто имеет отношение к предстоящему аукциону… Варяг посылает в Питер Романа Филатова по кличке Филат. Он во что бы то ни стало должен принять участие в торгах, но прежде найти беспредельщика, устроившего массовую бойню, и разобраться с ним по понятиям… Евгений Сухов Питер да Москва – кровная вражда Пролог Погода была дрянь. Утром с Финского залива потянуло холодком, и Санкт-Петербург погрузился в плотный туман, поглотивший золотой крест Исаакиевского собора. Петропавловская крепость в этот момент напоминала тонущий фрегат, и ее игольчатый шпиль над усыпальницей Романовых был похож на мачту без парусов. Того и гляди, набежавшая волна накроет ослабевший корабль и батюшка Посейдон с громовым ликованием нацепит на свой трезубец очередную израненную жертву… Город выглядел простуженным стариком, и при взгляде на фасады отсыревших зданий казалось, что они способны огласить опустевшие улицы раскатистым чихом. Чиф стремительно вышел из подъезда, зябко передернул плечами и быстрым шагом направился к внедорожнику «Мицубиси Паджеро», старательно избегая разлившихся по тротуару дождевых потоков. Сидящий в машине водитель – крепкий белобрысый парень лет двадцати пяти – загодя распахнул переднюю дверцу и с интересом наблюдал, как Чиф вприпрыжку преодолевает водную стихию, легко перебрасывая мощное тренированное тело через лужи, взрагивающие под ударами капель. – Зарядил дождина… чтоб его! – Чиф наконец добрался до автомобиля и с удовольствием плюхнулся в мягкое кожаное кресло. – Как ни приеду в Питер, так все время гнилая погода! А может, здесь летом солнца и вовсе не бывает? – Бывает, – улыбнулся водила, – а потом примета есть такая: если важные дела начинать в дождь, это всегда к удаче. Водитель внедорожника был коренной питерец, и злословие московского вора по поводу сырой погоды в Санкт-Петербурге у него вызвало только невольную улыбку. Теперь он даже понимал недовольство Чифа, хотя еще не так давно сырое, промозглое лето ему представлялось таким же естественным, как обильная роса в утренний погожий день. – Это еще как посмотреть, – отрезал Чиф. На этот счет он имел собственное мнение. – Куда теперь? – искоса поглядел водитель на помрачневшего шефа. Чифа явно снедала какая-то невеселая думка, однако он не осмелился лезть с расспросами. Саня Воронов при Чифе совмещал обязанности личного шофера и телохранителя. С обеими функциями он справлялся отменно. Чиф подцепил Александра во время одной «командировки» в Питер два года назад, когда случайно увидел парня в деле. Чиф зашел на Невском в стриптиз-бар «Белый лебедь», который держал Моня Винт, его старый кореш еще по Владимирской пересылке, и стал невольным свидетелем забавной сценки. Рослый блондин – это и был Саня Воронов – вырубил двух бугаев-вышибал своими пудовыми кулаками, когда они беспардонно стали выталкивать его из бара за то, что он пригласил одну из танцовщиц за свой столик. Чиф знаком дал понять выбежавшему из своего кабинета Моне Винту, чтоб молодого скандалиста не выбрасывали из кабака, а через какое-то время сам подсел к блондину, расположившемуся у стойки бара, и, присмотревшись к нему повнимательнее, завел с ним разговор как бы ни о чем. Как позже выяснилось, Саня Воронов родом из Питера, недавно дембельнулся из морской пехоты, где, помимо общей боевой подготовки, получил корочки профессионального водилы и насобирал охапку призов за стрелковые достижения. Еще Саня мечтал осесть в Москве, где, по его представлениям, «крутятся большие деньги». Чиф угостил Саню кружечкой «Туборга», а потом, перед тем как распрощаться, взял да и предложил ему работенку в этой самой Москве… Сделавшись телохранителем Чифа, Воронов поменял питерскую прописку на московскую, однако всякий раз, когда возвращался в Питер, сердце его радостно замирало – так всегда случается, когда встречаешься с родными местами. Чиф никогда не рассказывал охраннику-шоферу о целях своих деловых поездок. Вот и теперь Саня мог только гадать, чей приказ заставил Чифа оставить Москву и заторопиться в Северную столицу. Он, конечно, кое-что и сам мог сообразить: перед отъездом его вызвал Барон и, долго продержав за странным, путаным разговором, настрого приказал не спускать с Чифа глаз, предупредив, что за здоровье и жизнь вора он, Саня, отвечает головой. В Питер они, по обыкновению, поехали «Красной стрелой» – эти путешествия в уюте и комфорте двухместного спального купе Саня обожал. Чиф, хоть и был хозяином, с Саней держался как отец родной – финской водочкой потчевал, анекдоты рассказывал… С самого утра, едва поезд причалил к перрону Московского вокзала, они заскочили во внедорожник, который уже дожидался их на стоянке перед вокзалом, и стали колесить по городу. Чиф только называл адреса, а Саня, не рассуждая, ехал по ним. Остановились, как обычно, в «Прибалтийской», где весь персонал – от швейцара до администратора – встречал Чифа, как президента европейской державы. Эти гонки по городу продолжались три дня. Саня поглядывал на вывески контор, к которым он подвозил босса, и мотал на ус: «Балтийское морское пароходство»… «Комитет по приватизации Ленинградской области»… «Мэрия Санкт-Петербурга»… Видать, беседы Чиф вел с птицами весьма высокого полета. Но, судя по лицу Чифа, дела у него пока что не шибко клеились: он был мрачнее питерского туманного небосклона. Вот и сегодня, похоже, визит Чифа в дирекцию городского грузового порта обернулся неудачей. Саня бросил на вора вопросительный взгляд в зеркало заднего вида: мол, теперь что? – Все! Едем на Невский! – объявил Чиф. – Здесь мне делать больше нечего. Негромко зафырчал двигатель, и его утробные звуки напоминали урчание сытого зверя. Воронов, включив правый поворотник, отъехал от тротуара и направил джип к скоростной полосе. Чиф нервно покуривал, без нужды стряхивая пепел на пол салона (прежде он этого не делал). Сане не терпелось поделиться с шефом впечатлениями о вчерашнем удачном вечере, когда он сумел затащить к себе в гостиничный номер двух девиц и вытворял с ними такое, чего нельзя было почерпнуть даже из древних индийских трактатов о любовных утехах. Однако угрюмое лицо Чифа не располагало к озорным рассказам, и Саня решил воздержаться от откровений. Можно было нарваться на такой свирепый прищур, какой и в страшном сне не увидать. Чиф умел так глянуть, что создавалось ощущение, будто внезапно налетела грозовая туча и погрузила весь мир во мрак. Машин было мало – тихоходы не претендовали на левую полосу, и Саня понемногу наращивал скорость. Патрульная машина ГАИ стояла у самого перекрестка. Молоденький сержант с радаром в руке, чуток ступивший на проезжую часть, напоминал удалого шерифа, готового образумить любого лихача, хоть на разгоряченном коне, хоть на внедорожнике. Короткий взмах жезлом – Саня поймал взгляд сержанта, полный свирепого ожидания, что машина тормознет и послушно прижмется к тротуару. – Поезжай вперед! – едва глянув в сторону милицейского патруля, сказал Чиф. Саня недоуменно повел плечом – ладно, мол, хозяин знает, что делает, – и уверенно надавил на педаль газа. Позади запоздало рявкнул мегафон, призывая его остановиться, но тщетный призыв растаял в туманной мгле. Минут десять ехали в полном молчании. Саня аккуратно останавливался на красный свет, пропуская нерасторопных прохожих. Чиф сунул два пальца в пачку сигарет и, обнаружив, что она пуста, злобно смял ее и вышвырнул за окно. – Останови здесь – сигарет нужно купить. – Чиф показал взглядом на автобусную остановку, где, прижавшись друг к дружке, выстроились несколько киосков. – Хорошо, – отозвался Саня. «Мицубиси Паджеро» резко вильнул вправо и притерся к бордюру. – Посиди здесь, я сам… Чиф широко распахнул дверцу, уверенно соскочил на тротуар и быстрым шагом направился к ближайшему киоску. От нечего делать Саня привычно пялился на стройные ножки пробегавших мимо девчонок и разжигал свою буйную фантазию. Метрах в пяти от машины прошла длинноногая девица лет восемнадцати – в легком плащишке, под которым виднелась коротенькая цветастая юбочка, – и Саня подумал, что многое бы отдал за то, чтобы оказаться с ней наедине где-нибудь на тропическом пляже. Саня чуть нажал на сигнал, и клаксон призывно вякнул. Девица даже не удостоила нахала-водителя мимолетным взглядом, всем своим неприступным видом дав ему понять, что таких ухажеров у нее выше крыши… «Тоже мне, фифа! – с обидой подумал Саня. – Как будто привыкла разъезжать исключительно на «Роллс-Ройсах»! – И вздохнул: – Кто знает, может быть, так оно и есть». От созерцания девицы Саню отвлек спокойный голос, вопросивший: – Александр Федорович Воронов? Что же это вы превышаете? Саня вздрогнул и повернул голову. Он увидел гаишника-лейтенанта. Как это он, не заглянув в права, узнал его фамилию? Ловок… – Понимаешь, начальник, ну не заметил я, как превысил. Потом эта тачка меньше чем на пятидесяти километрах просто не бегает. Ты посмотри на нее – это же зверь! Едва нажал на акселератор, так она просто дуреет – летит, ее не остановишь! Лейтенант смотрел на него почти душевно: – Что ж, с кем не бывает. Ваши права, пожалуйста. Саня посмотрел в сторону табачного киоска. Чиф с беззаботным видом приближался. Он на ходу распечатал пачку сигарет, привычно бросив прозрачную обертку под ноги. Приостановился, чтобы достать из кармана куртки зажигалку, прикурил и блаженно втянул в легкие дым. Не обращая внимания на подъехавший сзади милицейский экипаж, он уверенно взялся за ручку двери. – Аркадий Васильевич Ерохин? – Лейтенант мгновенно потерял интерес к водиле и вперил взгляд в Чифа. Саня заметил, как к Чифу со спины надвигались три сержанта с автоматами. Лицо Чифа на мгновение напряглось – не каждый день законного вора узнают на улице чужого города, величают по имени и отчеству… От такой предупредительности следует ждать только неприятностей. Но он быстро взял себя в руки. – В чем дело, начальник? – На губах заиграла вежливая улыбка. – Пройдемте к нам в машину, там все узнаете, – бросил лейтенант. Из-за спины Чифа вышли сержанты, поигрывая автоматами. Лейтенант же продолжал внимательно изучать права Сани Воронова. – Так, значит, признаете, что превысили скорость? – На губах гаишника скользнула едва заметная улыбка. Для Сани это был обнадеживающий знак. Может, все обойдется? Сунуть штуку в лапу – и делов-то… – Ну послушай, начальник, с кем не бывает… Я эту трассу знаю неплохо. Я же питерский… раньше там никакого запрещающего знака не было. – Что ж, на первый раз сделаю вам устное предупреждение, – строго проговорил лейтенант и протянул удостоверение. – Начальник, да чтобы я когда-нибудь больше пятидесяти сделал! Да ни в жисть! – горячо заверил его Саня, быстро пряча права в карман. Он оглянулся и увидел, что Чифа уже плотно обступили трое автоматчиков и стали теснить его к милицейскому «уазику». – Командир, а в чем дело – почему моего пассажира забрал?! – Саня распахнул дверцу, чтобы спрыгнуть на дорогу. – Воронок, стоять! – раздался короткий приказ. От прежней любезности лейтенанта не осталось и следа. – Если не хочешь неприятностей. – И повернувшись к сержантам, добавил: – Чифа держать! Теперь Воронов понял, что патруль остановил их не случайно. Лейтенант знал не только их имена, но даже клички. Наверняка к ГАИ эти ребята не имеют никакого отношения. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: их плотно пасли! Вот суки… Ствол «макарова» больно впился в бок, и лейтенант со злорадной улыбкой продолжал сверлить его взглядом. – В чем дело, лейтенант? Объяснил бы. – Если дернешься, Воронок, пристрелю не раздумывая. При попытке оказать сопротивление. Чиф поедет с нами. И благодари бога, что на тебя приказа не было! – Не валяй дурочку, начальник, ты объяснить можешь? – Саня похолодел: смерть подкралась к нему вплотную. – Не рыпайся, голуба! – Улыбка на лице лейтенанта превратилась в мерзкую гримасу. Он выдернул ключ из замка зажигания и сунул его себе в карман. – Дуй отсюда! – Начальник, а как я поеду? – Не мне тебя учить, – хмыкнул лейтенант. – Ножками, ножками… За поясом у Сани схоронился новенький «зиг-зауэр». Он мог бы выхватить его одним движением, большим пальцем снять с предохранителя, но зачем? Уже в следующую секунду лейтенант все с той же наглой ухмылкой нажмет на спусковой крючок своего «ПМ». Сгоревший порох выплюнет из короткого ствола пулю, и она вопьется ему в живот и превратит кишки в кровавое месиво. Боковым зрением Саня увидел, как на Чифа нацепили наручники и подтолкнули к задней дверце патрульного «уазика». Он попытался сопротивляться, но тут же здоровенный сержант, видно, не очень разбирающийся в воровских мастях, грубо ухватил Чифа за голову, сильно ударил его затылком о крышу «уазика» и втолкнул внутрь. Рядом с Чифом на сиденье плюхнулся второй сержант. Третий – огромный, будто борец сумо, – занял место напротив. Только после этого лейтенант отступил от Сани на шаг, медленно воткнул пистолет в кобуру и заспешил к своим. Часть I Московский гость Глава 1 Исчезновение законного Николай Валерьянович Чижевский, бывший полковник КГБ, в последние годы возглавляющий службу личной охраны Варяга, глухим, с хрипотцой, голосом доложил: – Владислав Геннадьевич, как я и предполагал, наш-то друг оказался засланным казачком. Варяг нахмурился. Речь шла об Уколе – тридцатилетнем невысоком, совершенно невыразительном человеке, который примерно месяц назад прибился к одной из московских бригад Варяга, охраняющей трехэтажный особняк «Госснабвооружения» на Рублевском шоссе. Укола сажали на дежурство за мониторы внешнего наблюдения, кроме того, он исполнял мелкие деловые поручения. Варяг и видел его всего раз или два, не больше. Но сразу обратил на него внимание: уж больно новичок оказался пронырливым, явно проявляющим интерес к делам, которые его ни косвенно, ни прямо не касались. И Варяг поручил Николаю Валерьяновичу на всякий случай прощупать Укола. Однако дотошный полковник уже держал его на примете. И вот, выходит, его подозрение оказалось небеспочвенным. – И как же ты догадался, Николай Валерьянович? Чижевский покачал седой, коротко стриженной головой и ухмыльнулся с нескрываемым самодовольством: – Я не догадался, Владислав Геннадьевич, я это выяснил. Навел справки. Он дважды судим. Причем в тюрьмах Укол работал в качестве подсадного. Мне-то он сразу не понравился. Не могу объяснить почему… Профессиональное чутье, наверное. У меня еще со старых времен просто нюх на таких тварей! Точно ментовский кадр. И что будем с ним делать? Владислав бросил на Чижевского вопросительный взгляд. – А сам как считаешь? Чижевский пригладил ладонью седой ежик. – Сначала неплохо бы узнать, кто конкретно его к нам заслал, с какой целью, а дальше уж будем действовать по обстоятельствам. – Тогда приступай. И немедленно! – Понял, Владислав Геннадьевич. Как только этот гаврик выйдет на смену, я с ним побеседую… – И вот еще что. – Варяг окинул взглядом комнату. Их беседа происходила дома у Чижевского – в квартире старой сталинской многоэтажки на Ленинском проспекте. – Укол ведь у тебя тоже бывал? Ты бы проверил на наличие «клопиков» – мало ли что, может, он тут наследил? – Уже проверил, как будто ничего. Варяг нахмурился, снова вспомнив о главной своей заботе. – А о Чифе по-прежнему ничего не слышно? – Пока ничего нет. – Просто как в воду канул… Чижевский только развел руками. Чиф был гонцом Барона, посланным в Петербург для выяснения тамошней обстановки накануне приватизации государственного акционерного общества «Балтийский торговый флот». Администрация ГАО с ведома мэрии собиралась выставить на торги контрольный пакет акций безнадежно увязшего в долгах предприятия, но Варяг надеялся повернуть это дело по-своему – заполучить все сто процентов и стать единоличным хозяином флота, насчитывающего полтора десятка сухогрузов и барж разной степени изношенности. Мысль приобрести торговый флот пришла к Варягу давно – еще летом, когда начались неприятности в «Госснабвооружении». Теперь он снова вернулся к этой идее. Две недели назад по каналам компании Варягу удалось заключить выгодную неофициальную сделку – он договорился продать двенадцать ударных вертолетов «Ми-24» в Югославию через трех посредников. В оформлении сделки помог его главный контрагент в Венгрии генерал Ласло Магнус. Новенькие вертолеты в разобранном виде должны были на трех «Русланах» доставить из Кемерова в Словакию, там их планировалось перегрузить на железнодорожные платформы и отправить в Венгрию, а уж оттуда в Сербию. Груз оформлялся под видом многопрофильных комбайнов. Но Варяг нервничал. Он опасался, что и эту поставку сорвут точно так же, как сорвали три предыдущие. Опасался потому, что в последнее время у него появилось подозрение, что против «Госснабвооружения» кто-то очень крупно играет. Все началось с полгода назад, когда засветился канал поставок вооружений в Сирию и повязали всех его людей. А не далее как в прошлом месяце аналогичный случай произошел на прибалтийской границе – на аэродроме Пулково был задержан транспортный самолет с грузом противотанковых мин: российские пограничники, видите ли, не поверили, что «Руслан» перевозит в Швецию стальные трубы. Варяг понимал, что проверка на пулковском таможенном посту, где каждый служащий от мала до велика был щедро подмазан, просто так, по чистой случайности, произойти не могла. Но только теперь Варяг понял, что это была явная подстава. Заранее подготовленный прокол, направленный лично против него. Причем неизвестный противник был прекрасно осведомлен обо всех слабых местах в предстоящей сделке. К тому же в последнее время незримый враг начал активно подбираться к нему самому. Тревожное чувство опасности возникло у Варяга с месяц назад, когда пришло известие об убийстве Гнома. Гном, который контролировал крупные московские рынки и универмаги, был тертый калач, и запросто к нему подкатиться было невозможно. А тут… Его нашли с перерезанным горлом и изрубленной в клочья головой, словно он угодил под товарный поезд. Но предварительно в Гнома стреляли. На убитом был бронежилет, а под жилетом обнаружились синяки величиной с кулак – значит, палили в Гнома почти в упор… Если он подпустил убийц так близко к себе, выходит, он с ними был хорошо знаком. После Гнома жертвой неизвестного «чистильщика» стали еще трое московских авторитетов, с которыми Варяг съел не один пуд соли и не одну пайку на зоне разделил. А вот теперь выяснилось, что Укол – подсадной… Пора принимать меры. Последние события заставили Владислава крепко задуматься о создании мощной круговой обороны. Правда, соображения личной безопасности, как всегда, отходили у Варяга на второй план: главное – дело. Тем более что на горизонте замаячила возможность влезть в приватизацию питерского «Балторгфлота». Раз прибалтийский воздушный коридор для экспорта оружия накрылся медным тазом, присвоение торгового флота приобрело исключительно важное значение. Тем более сейчас, когда неудачи преследовали его одна за другой. Упустить такой лакомый кусок Варяг просто не имел права! Одно плохо – он не мог лично заняться этим делом: срочные оружейные контракты требовали, чтобы Владислав находился в столице неотлучно. Правда, в Питере у него был надежный человек, которому он доверял безгранично и который мог бы стать его глазами и ушами. Это – Гепард. Бывший спецназовец, он в труднейшую пору жизни Варяга после побега с зоны дал ему приют и помощь. Если бы не Гепард, Владиславу ни за что не удалось бы выследить и уничтожить ссучившегося питерского пахана Сашку Шрама, спасти жену и сына, томившихся у Шрама в заложниках… Они хоть и не виделись с полгода, но Варяг не сомневался, что Гепард поможет ему и на этот раз. И первое, что Гепарду предстоит сделать, – выяснить, куда запропастился Чиф. Варяг вытащил сотовый телефон и набрал питерский номер Гепарда. После трех гудков трубку подняли. Подошла Люба – подруга Гепарда. Она сообщила, что Егора нет дома – умотал куда-то за Урал, по своим делам. Когда вернется – бог его знает. Может, завтра, а может, и через неделю. В сроках он не обязательный. Варяг задумался. С подключением Гепарда придется повременить… Ну тогда надо выяснить лично у Барона, что там приключилось с его доверенным человеком. Да и с самим Бароном следовало бы поговорить более откровенно. Варяг почему-то не доверял Барону, хотя и знал его не первый год. Чижевский, по его просьбе, пару лет назад копнул под Барона – узнал всю его подноготную и про то, как тот начинал на родном Алтае, как выбился в законники и какая нужда заставила его пять лет назад обосноваться в Москве. В прошлом Барона все оказалось вполне чисто – никаких связей ни с ментами, ни с фээсбэшниками, но люди в наше время резко меняются, и с Бароном могла произойти досадная метаморфоза (в жизни очень много соблазнов). Во всяком случае, после загадочного исчезновения Чифа к нему следовало присмотреться повнимательнее. А Питером нужно будет заняться вплотную. Для предстоящей командировки в Питер следовало подобрать надежного человека (в обход Барона), наделив его при этом особыми полномочиями. В предстоящем деле, как никто, может поспособствовать Михалыч. Глава 2 Тебе не повезло Назар Кудрявцев имел красивое погоняло – Барон. Впрочем, если разобраться, в этом не было ничего удивительного, внешность у Назара была вполне соответствующая кличке: высокий, статный, с ранней сединой, с величавыми, слегка медлительными жестами. На всех, кто с ним общался, он производил впечатление завсегдатая самых модных тусовок столицы, человека, который знается с влиятельными людьми и для которого Государственная дума – всего лишь карточный стол для хитроумного пасьянса. У него был открытый дружелюбный взгляд и приятное лицо, с которого не сползала мягкая улыбка – казалось, на него работает целый штат умелых имиджмейкеров. Барон представлялся реликтом давно ушедшего галантного века. Этот московский Барон не ссорился никогда, тем более не повышал голоса, но от его больших черных глаз порой становилось не по себе. На людей, впервые столкнувшихся с ним, он производил самое благоприятное впечатление: был обходителен и вежлив, и со стороны могло показаться, что для него не существовало большего интереса, чем дела его собеседника. Люди, знавшие Назара Кудрявцева получше, только кривились, глядя на его искусное лицедейство. Он любил поражать изысканными манерами, тихим, вкрадчивым голосом и держался так, будто свою родословную вел от столбовых дворян. На самом же деле Назар Кудрявцев был самого что ни на есть пролетарского происхождения: и дед, и отец его были алтайскими работягами. И если в нем и было что-то от русского аристократа, так это следовало связывать с прошлым его крепостной прабабки, которая в домашнем театре своего барина играла пресытившихся сладкой жизнью богатых куртизанок. В действительности Барон был холодным, расчетливым дельцом, не без разумной доли цинизма, а мерилом жизненного успеха для него всегда оставались большие деньги. Людей, не сумевших сколотить себе приличного состояния, он презирал и считал безнадежными неудачниками. Барон стал вором в законе, не пробыв даже одного дня на киче. Для прошлых лет событие неслыханное, но в нынешнее время оно не вызывало даже недоумения, и законные, помногу лет парившиеся в лагерях, воспринимали его как равного. Ну почти… Времена изменились безвозвратно. Пять лет назад, еще находясь в своем родном Бийске, он купил себе воровскую «корону» за миллион баксов, доказав тем самым истину, что деньги в наступившем мире играют главную роль. И на воровских региональных сходняках Барон вместе с такими же, как и он сам, скороспелками составлял весьма крепкий костяк, подчиняя своей воле ортодоксальных законных. Барон всегда поспешал туда, где пахло серьезными деньгами. На это он имел особый нюх и умел просчитывать выгодные операции, а хорошую прибыль чуял издалека. К собственной персоне Назар Кудрявцев относился уважительно, так что если бы он не стал вором, то непременно заделался бы банкиром. Впрочем, он и мечтал завести собственный банк и вложить накопленные деньги повыгоднее, чтобы они приносили постоянную многократную прибыль… К воровской среде Назар Кудрявцев примкнул давно, еще в те уже почти что легендарные времена, когда существовали гордые звания ударника коммунистического труда, а красный вымпел, словно эстафетная палочка, переходил от лучшего сверлильщика к лучшему заточнику. В ту пору он работал в Бийске на местном химическом комбинате, где втихаря открыл цех по очистке химпрепаратов и еще один цех – по производству минеральных удобрений. О существовании обоих цехов, понятное дело, знали его местные покровители из тех, кто носил на груди выколотых синих ангелов с крестами и исправно получал свои отчисления с оборота. Самое же смешное заключалось в том, что большинство рабочих в его подпольных цехах верили в романтические идеалы светлого будущего и не подозревали о том, что своим ударным трудом приумножают благосостояние алтайского миллионера и пополняют воровской общак. Укрепившись в уголовном мире и поднакопив деньжат, Назар стал потихоньку скупать голоса законных, которые рады были дожить спокойно до ветхой старости на предоставленный Бароном пенсион и охотно отстаивали интересы своего нового благодетеля. Алтайские воры справедливо считали, что Назар Кудрявцев – самый богатый законный в их регионе. На Кипре он имел двухэтажную виллу, куда любил наведываться в самом начале лета, когда на острове еще не столь многолюдно и солнце не такое палящее. Был у него также небольшой домик под Сочи неподалеку от Дагомыса – сюда он любил приезжать весной, когда расцветают магнолии, а волны Черного моря ласково шелестят о прибрежную гальку. Ну и, разумеется, Барон имел солидный счет в одном из лихтенштейнских банков. Но туда поступали деньги от его личного бизнеса, покуситься на который не мог даже воровской сходняк, – на своем химкомбинате в Бийске Барон разливал водку. Назар Кудрявцев был удачлив. Он понимал толк в деньгах и умел их приумножать, поэтому на региональном сходняке ему было доверено контролировать все крупные финансовые операции: во-первых, это были дела, связанные с нефтью, газопроводами и АЗС; во-вторых, нелегальные алмазные прииски в Якутии; в-третьих, торговля оружием, которое тайно доставлялось из России в страны Латинской Америки, откуда тем же путем на сухогрузах шли наркотики, дававшие огромную прибыль. В последние месяцы Барон стал присматриваться к рынку морских перевозок пристальнее. Его уже не интересовал временный фрахт отдельных судов – он замахивался на большее. Главной его целью стала покупка торгового флота в десяток судов. Ни больше ни меньше! Перспективы для его бизнеса, в случае удачного приобретения, открывались самые радужные. Главное преимущество заключалось в том, что, став владельцем целого флота, он уже не будет оглядываться на большого дядю – армию алчных чиновников, от чьей подписи на документе зависит успех любой коммерческой операции. Догадываясь о финансовом обороте Кудрявцева, аппаратчики наглели год от года, и если еще десять лет назад Барон мог купить любого из них с потрохами за каких-нибудь пять штук, то нынче счет шел уже на «лимоны». И отнюдь не рублей… Ставки в игре поднялись соответственно размеру выигрыша. На кон теперь ставились не какие-то занюханные сахарные заводики в областных центрах, а крупнейшие энергетические компании, алюминиевые комбинаты, угольные разрезы и – грузовые флоты… Вроде того, на который положил свой завидущий глаз Барон. Назар загодя, через Чифа, навел кое-какие справки об AO «Балторгфлот», на чьем балансе находилось двадцать пять сухогрузов и океанских барж, а дела компании выглядели из рук вон плохо. Старые номенклатурные начальники загубили всю коммерцию, набрали кучу контрактов на фрахт своих порядком изношенных судов, но почти все их запороли и выплатили заказчикам многомиллионные неустойки. Восемь судов, находившиеся в плавании, были подвергнуты аресту в зарубежных портах за долги. И вот наконец городские начальники сподобились принять стратегическое решение – акции «Балтийского торгового флота», разбив на десять пакетов, выставили на конкурсную продажу. А на контрольный пакет, говоря современным языком, объявили тендер – кто даст больше. Но выкупить главный пакет акций, даже с его многомиллионным лихтенштейнским счетом, Барону было не под силу, и поэтому он вынужден был обратиться за помощью к алтайским друзьям. Впервые он обнародовал свою идею на региональном сходняке, красноречиво расписав перспективы международной морской торговли. С минуту в банкетном зале ресторана «Алтай» длилась пауза – как бывает в театре «Ла Скала», после того как ведущий тенор завершает партию на верхней «ля». Поразмыслить ворам было над чем – такой лакомый кусок в алтайский общак не попадал никогда. И один за другим воры поддержали Барона. Несмотря на то что овации Назар Кудрявцев не сорвал, он добился главного: получил из общака деньги для совершения сделки. К тому же четкими аргументами он сумел убедить сходняк, что из будущего пирога он лично должен получить значительный кусок, который пойдет не ему в карман, а на расширение морского бизнеса. В этом пункте у Барона был свой корыстный интерес: деньжата должны были пойти не только на ремонт старых и приобретение новых судов, но и на покупку очередной виллы где-нибудь в княжестве Монако. Но на этом пути его сразу же ожидали непредвиденные препятствия. Вся беда заключалась в том, что он, несмотря на свое влияние, никак не мог отыскать золотой ключик, который распахнул бы ему заветную дверцу к «Балторгфлоту». Барон поначалу пробовал купить компанию до тендера – подобные дела для него были не в новинку: ему не раз приходилось приобретать приватизируемые заводы. Но сейчас всех его миллионов – даже с учетом алтайской ссуды – ему явно не хватало: за контрольный пакет питерские господа-товарищи назначили двести «лимонов»! И это была лишь начальная цена. Придя к выводу, что в одиночку ему ни за что не осилить покупку флота, Барон посвятил в это дело крупнейших московских воров – в первую очередь Варяга и Михалыча. И заручившись их поддержкой, в том числе и финансовой, послал в Питер Чифа, с которым еще в Бийске начинал нефтяные дела. В Москву Чиф обещал вернуться через неделю. Максимум через две. Последний телефонный разговор с ним был очень странным и даже каким-то настораживающим – похоже, Чиф чего-то недоговаривал, а может быть, даже наоборот, чего-то опасался, хотя это было не в его характере. Барон знал Чифа пять лет: в любые заварушки Чиф привык лезть с поднятым забралом, и вряд ли он оробел на этот раз. Но даже его голос по телефону показался Барону напряженным, как будто Чиф разговаривал с ним под дулом пистолета. Но с момента последнего разговора прошло уже дня три. Чиф сообщил, что был в офисе «Балторгфлота» и что там не все так радужно, как могло показаться на первый взгляд. По коридорам компании разгуливала масса темных личностей. По наблюдениям Чифа, у них не могло быть таких денег, какими располагали московские воры, но держались они солидно. И, что самое странное, ему пока не удалось выяснить, кто за ними стоит. Эти молодчики, как к себе домой, входили в кабинет генерального директора компании и держались так, будто у них в долгу даже вахтеры. Чиф говорил о том, что пытался навести о них справки, но то, что он узнал, было в высшей степени подозрительно и требовало перепроверки. Чиф обещал прилететь утренним рейсом в среду, однако он не появился ни в среду вечером, ни в четверг. А сегодня, через неделю после его исчезновения, Барон узнал, что Чифа нашли с перерезанным горлом на одной из городских свалок Санкт-Петербурга недалеко от грузового порта. * * * Переехав в столицу, Назар выстроил себе дом в Подмосковье – он никогда не любил уличной суматохи, не по душе ему были и лавины автомобилей, захлестнувшие московские улицы. С недавнего времени он предпочитал покой, может быть, оттого частенько запирался в четырех стенах. Его подмосковный особняк был точной копией старинного французского шато, который ему как-то приглянулся во время одной деловой поездки по Европе. Правда, «начинка» в нем была не средневековая, а самая что ни на есть ультрасовременная – с сауной, большим крытым бассейном и многими прибамбасами, делавшими жизнь комфортной и очень приятной. Единственное, от чего не стал отказываться Барон, так это от глубокого подвала – сродни тем, в которых маркизы и виконты хранили бочки с родовым вином или где запирали своих нерадивых слуг. За неимением коллекции фамильного вина Назар Кудрявцев держал у себя в подвале узников. Замечательная получилась подземная тюрьма. Случалось, что в нее бросали строптивых должников, а то и воров, приговоренных сходняком к наказанию. Здесь же, в мрачном каземате Барона, находили свой бесславный конец отьявленные мерзавцы, посмевшие ослушаться приказа хозяина. В этот раз у него в доме был один гость, жить которому оставалось всего лишь несколько часов. От внешнего мира Барон оградился высокой кирпичной стеной, пропустив по самому верху два ряда колючей проволоки. Такую преграду могли преодолеть разве что японские ниндзя, каковых в России не водилось, а потому хозяин мог чувствовать себя здесь в полнейшей безопасности. Высокие стены были удобны еще и тем, что не пропускали через многометровую толщу ни малейшего звука, так что снаружи существование Барона для его соседей казалось таким же загадочным, как жизнь на Марсе. В камине тихо потрескивали поленья. Барон любил огонь не за тепло, а за уют, который согревал душу. В мерцающем пламени таилась какая-то необъяснимая магическая сила, приковывавшая взгляд. Наверное, не случайно на заре человеческой цивилизации огонь играл важнейшую роль. Магией полыхающего костра люди пользовались и в более поздние времена, так, например, олимпийцы древности при его свете проводили спортивные соревнования, а в Средние века инквизиция приговаривала еретиков к смерти на костре. Но самых больших чудес добились шаманы северных народностей. Для них огонь был таким же инструментом, как для пианиста рояль или как для заклинателя змей – флейта. Пламя возгоралось при яростном нашептывании и могло потухнуть – стоило лишь произнести магическое слово. Однажды Барон был свидетелем подобного чуда, когда по решению сходняка провел целый месяц в глухой сибирской деревушке, пытаясь ввести в эксплуатацию заброшенный алмазный прииск. Огонь в печи внезапно потух, едва в комнату ввалился кряжистый низкорослый якут лет шестидесяти. Глядя на все усилия хозяйки растопить печь, он чуть улыбался в жиденькую бороденку. А потом, точно сжалившись над хозяйкой, произнес: – Боится меня огонь, однако, потому и не горит! Тогда трудно было понять – правда это или нет, но едва старик вывалился за порог, как истлевшие головешки вспыхнули сами собой. Вот и не верь после всего этого в мистику… Барон растер руки: ну, кажется, согрелся. Теперь можно было продолжить прерванный разговор. Он нажал кнопку переговорника и негромко произнес: – Приведите его, я хочу с ним потолковать. Через несколько минут двое крепких парней ввели в комнату человека с мешком на голове и со связанными за спиной руками. – Снимите мешок. Посмотрим, как он выглядит. Пацаны тотчас исполнили приказание, сбросив грязную холщовку на дубовый паркет. Они служили у Барона уже второй год и знакомы были со всеми его привычками – сейчас хозяин был явно не в духе, и парни старались действовать посноровистее. Назар ценил их за два важных качества – немногословие и безукоризненную исполнительность. И, само собой, за умение держать рот на замке. Перед Бароном стоял Саня Воронов – погоняло Воронок. – Ну, продолжим нашу беседу, дружище. Меня все время не покидает чувство, что ты все-таки чего-то недоговариваешь, – почти ласково заговорил Барон. У Назара была еще одна особенность – чем больше он злился, тем обворожительнее была его улыбка. Сейчас Кудрявцев словно задался целью поразить своего пленника обаянием. Лицо у Воронка было разбито в кровь, разорванные губы опухли, щелочки глаз едва просматривались из-за синих мешков кровоподтеков. – Ты напрасно на меня полкана спустил, Барон, я тебе рассказал все, как было, – с трудом разлепляя губы, простонал Саня. – И все-таки я хочу услышать еще раз, дружище. Как же это ты лопухнулся на ровном месте? Они что, вытолкнули вас из машины? – Я тебе уже все рассказал… – В глухом голосе Сани звучало глубокое уныние, помноженное на безразличие к собственной незавидной судьбе. Вздохнув глубоко, он продолжил: – Чиф пошел за сигаретами, а менты перехватили его на обратном пути. – Любезный, а сам-то ты где в это время находился? Разве тебе платят не за то, чтобы ты был тенью хозяина и шел за ним даже в ад? Или тебя положили мордой на асфальт? – Я не мог ничего поделать, потому что стоял под стволом! – Ладно. Ну а куда заходил Чиф, с кем виделся – ты мне можешь сказать? Воронок отрицательно покачал головой: – Он никогда не рассказывал мне о делах. Это было не в его правилах. Но мне показалось, что в тот день он был чем-то озабочен. – Голубчик, а разве вы не вместе ходили в контору? – продолжал улыбаться Назар Кудрявцев. – Нет. Я всякий раз порывался с ним пойти, но он мне говорил, что в этом нет нужды… Мне приходилось дожидаться его в машине. Барон глянул на рослых парней, стоящих немного позади Сани. Молодцы были выдрессированы на совесть и никогда не терзались угрызениями совести: по их лицам было видно, что они готовы сделать со своей очередной жертвой что угодно – живым затолкать в полыхающий камин, а то и порезать в тонкую лапшу. Барон перевел взгляд на Саню Воронова. Судя по всему, он действительно ни о чем не ведал: его палачи умели работать и наверняка отыскали бы способ, чтобы выбить из узника даже ничтожнейшую информацию. – Ты, Саня, прекрасно знаешь правила нашей игры. – В этот раз улыбка у Барона получилась веселой. – По твоей вине погиб вор, мой человек, а таких промахов мы не прощаем никому. Ты посмотри, что с ним сделали эти уроды! – Барон бросил на стол пачку фотографий. Саня протянул дрожащую руку к веером рассыпавшимся на столе снимкам, но все и так было видно. Конечно же, это Чиф! Он лежал на каком-то пустыре, среди вороха тряпья и обрывков газет, ржавых консервных банок и разбитых бутылок. Невозможно было представить, что свой жизненный путь сильный, самоуверенный Чиф завершит не в роскошной спальне, под сердобольными взглядами близких, а на вонючей городской свалке, где единственными его соседями станут оголодавшие крысы. Глаза у законного были закрыты, будто он спал, вот только выбрал не самое удачное место для отдыха. Но Чиф спал вечным сном, о чем красноречиво свидетельствовала тонкая длинная рана, вспахавшая глотку… Барон с интересом наблюдал за реакцией Воронка: его рука дернулась, будто от удара хлыста. Такое не отрепетируешь! Нет, определенно парень не догадывался, чем завершится вояж Чифа в Питер. Жаль его будет терять, но другого выхода нет. Если не он навел ментов на Чифа, то провинился уже тем, что не смог вырвать его из ментовской ловушки. Языки пламени в камине весело подрагивали, они были такими же ярко-красными, как пролитая кровь. Созерцание пламени натолкнуло Барона на новые невеселые размышления. – Не понравился пейзаж? – поинтересовался Барон. – Мне, знаешь ли, тоже очень не по душе эта картина. – Послушай, Барон, – заныл Александр, – как тебе доказать, что я тут ни при чем… – А доказывать ничего и не надо, дружище, – радостно объявил Барон, – для меня и так все ясно: ты не виноват. Отведите его вниз, – обратился он к молчаливым пацанам. – Пусть отдохнет! Привидения в старинных замках – дело привычное. Чаще всего они появляются после полуночи и безликими светлыми тенями бродят по лестницам и коридорам. Хозяева замков исстари относились уважительно к призракам еще и потому, что считали своих далеких предков безнадежными грешниками: ведь они были способны заживо замуровать в стену своего вассала только потому, что тому приглянулась его молоденькая красавица жена. Назар Кудрявцев привидений не боялся, а потому смело забетонировал в своем подвале уже четыре трупа. Сашке Воронову предстояло стать пятым. Глава 3 Толковище Барон порылся в гардеробе и решил надеть свой выходной костюм в светло-серую полоску. К нему полагалась белая рубашка и галстук. Здесь Назар оказался в некотором затруднении – так было всегда при выборе этой детали туалета. Мужчины и женщины неизменно обращают внимание именно на галстук, а особенно на то, как он завязан. Назар остановил свой выбор на бежевом галстуке с крошечными гербами какого-то рыцарского ордена. Так тщательно он одевался в тех случаях, когда настроение было дрянь. Неожиданно для самого себя он осознал, что из ровного душевного состояния его выбила именно гибель Чифа. К тому же ему предстояло непростое объяснение с Варягом, что тоже не прибавляло радости. Встреча со смотрящим России должна была состояться у Михалыча. Назар подошел к огромному, почти под потолок, зеркалу. Его внешний вид был безукоризнен, продуман до малейших деталей. Очень элегантно смотрелся и бежевый платок, выглядывающий из верхнего кармана пиджака. Барон посмотрел на часы: стрелки «Ролекса» показывали четырнадцать тридцать. Самое время. Опаздывать на встречу с Варягом не полагалось, впрочем, являться раньше назначенного времени также считалось дурным тоном. Назар спустился во двор. Витек, водитель, уже дожидался возле «Мерседеса», лениво дымя дорогой сигарой. По вальяжным и неторопливым движениям его вполне можно было бы принять за владельца роскошного автомобиля. Вообще у всех холуев есть одна общая черта – перед непосвященными они любят выглядеть барами. На появление Барона слуга отреагировал мгновенно: отшвырнул подальше огрызок сигары и распахнул заднюю дверцу. – Пожалуйста, Назар Викторович! – Не напрягайся, – отмахнулся Барон, – я поеду один. – И провалился в мягкое удобное кресло. Движок уже урчал, оставалось только переключить скорость и плавно надавить на газ. Барон нащупал педаль. * * * Михалыч обитал в собственном доме, притаившемся на безлюдном островке в Серебряном Бору. Раз в месяц к этому особнячку подъезжал небольшой банковский грузовичок с бронированным кузовом. Дом Михалыча использовался как перевалочная база. Отсюда общаковские денежки уплывали за рубеж и перевоплощались в шикарные отели и бензозаправки, приносящие солидный доход, а также тоненькими ручейками растекались по многочисленным зонам для подогрева братвы и подкупа чиновников. В охране у Михалыча служили не бессловесные холуи, а доверенные люди московского сходняка. На них возлагалась охрана дома и общаковских денег. В случае надобности они могли проводить гостей не только до дверей, случалось – до могилы. Пацаны были преданы Михалычу, но если бы обнаружилось, что старик надумал покуситься на святая святых – общак, то и его незамедлительно прирезали бы, несмотря на христианское вероисповедание. В глубине души эти братки были язычниками, потому что являлись жрецами воровского идола. Барон почувствовал себя очень неуютно под пристальными взглядами этих служителей культа. Они взирали на него так, как будто он пришел с единственным желанием отщипнуть из казны небольшой кусочек для личных нужд. И только когда ворота захлопнулись и охранники остались позади, он облегченно вздохнул. Михалыч оставался для многих загадкой. Он сделался законным еще в сталинские времена, впрочем, многим казалось, что он был вором еще до Рождества Христова и на многолюдных базарах потрошил карманы доверчивых назарян. Поговаривали, что в молодости Михалыч был очень дерзким и занозистым вором, бесшабашно грабил почтовые поезда, совершал налеты на сберкассы и при этом никогда не прятал лица под маскарадную маску. И в память об удалом прошлом на подбородке у Михалыча остался широкий кривой шрам. Правда, находились воры, которые утверждали, что получил он его в то время, когда был правой рукой в шайке у Матвея Лома. Все дело было в том, что Лом жил с воровкой Нинкой Лысухой, которая тайком делила свою любовь с красивым молодым подельником Лома. Однажды, заподозрив любовницу в измене, он явился в самый неподходящий момент, когда Михалыч гарцевал на обнаженной девице победителем. Спасаясь от хозяйского гнева, парень выпрыгнул со второго этажа и ободрал лицо о торчащий из стены крюк. Как бы там ни было, но смелости и лихости Михалычу было не занимать, и даже в старости его взгляд таил в себе что-то злодейское. Он был одним из тех, кто стоял у истоков воровского закона, кто создавал неписаные правила, которые соблюдались куда более четко, чем статьи Уголовного кодекса. Михалыч был не только хранителем общака, что само по себе требует на эту должность человека незапятнанного, чистого, как стакан с водкой, но еще и создателем капища, где сам он исполнял роль главного жреца и прорицателя. Несмотря на свой далеко не юношеский возраст, Михалыч участвовал практически во всех региональных сходняках, где частенько председательствовал. И незаметно так, стараясь особенно не докучать чрезмерно ретивой молодежи, с терпеливостью опытного садовника прививал к их занозистым душам полузабытые воровские традиции. Он знал, что подобная процедура не проходит бесследно: пройдет совсем немного времени, и привитый дичок принесет сладкие плоды. Михалыч принимал гостей всегда в одной и той же комнате, скромно называя ее своим кабинетом. Хотя этот «кабинет» больше походил на какой-нибудь зал неплохого музея живописи: на стенах висели полотна Айвазовского, Репина, Боровиковского. В доме у Михалыча все было настоящее, и поэтому ни у кого и никогда не возникало сомнений в подлинности этих картин. Если здесь что-то и напоминало кабинет, так это широкий крепкий стол красного дерева, за которым, по заверениям хозяина дома, сиживал последний император династии Романовых. В этот раз Михалыч пренебрег традицией – он проводил Барона в комнату поменьше, где вдоль трех стен стояли стеллажи с книгами, а в самом углу, у окна, возвышалась настоящая амфора. Человеку, впервые попавшему сюда, могло показаться, что эта комната – обитель кабинетного ученого, но никак не старого вopa в законе и хранителя московского общака. Барон, как только вошел в комнатку, тотчас заметил в дальнем углу светловолосого крепкого мужчину, сидящего в кресле за низким столиком. Это был Варяг. Барон не видел смотрящего России уж год с лишком. Он много слыхал про головокружительную одиссею Варяга, начавшуюся с его ареста в Америке и доставки в Россию, а закончившуюся загадочным побегом с зоны и возвращением в Москву. В воровской среде о последних подвигах Варяга ходили осторожные разговоры – кто-то удивлялся тому, как легко отделался смотрящий России от ментовской погони и мести, а кто-то подбрасывал мыслишку, что, может, не все оно так с Варягом гладко, может, он не столь безупречен, а втихаря клюет с двух рук… Барон не верил этим сплетням, но и для сомнений были все основания. Варяг привстал, протянул пятерню. Барон сдержанно пожал руку и кивнул. Следом зашел Михалыч. Он тут же расположился в продавленном стареньком кресле слева от Варяга и жестом указал Барону на стул. Тот отметил про себя, что Михалыч не пригласил его занять третье кожаное кресло за столиком и, сочтя это за оскорбление, сжал губы. «Ладно, старик, – подумал Барон, – я тебе все припомню!» Михалыч потянулся к стеллажу за спиной и выудил из-за книг темную бутылочку и три низенькие пузатенькие рюмочки. – Тут такое дело, – невесело начал Барон после того, как Михалыч разлил коньячок в рюмочки. – Чифа больше нет. Его позавчера нашли с перерезанным горлом на одной из питерских помоек. Рядом с грузовым портом. – Ты опоздал со своим сообщением на сутки, – строго произнес Варяг. – Сказать по правде, я думал, что ты появишься значительно раньше. Чего же ты выжидал? Барон не выдержал пронзительного взгляда Варяга и опустил глаза. – Надо было все проверить… Варяг недовольно мотнул головой, точно отгонял назойливую муху. – Значит, у нас пока нет никакой информации. При том, что по твоей просьбе мы выдали Чифу триста тысяч долларов на обработку заинтересованных лиц. – Варяг криво усмехнулся. – А дело не продвинулось ни на шаг. Не кажется ли тебе, Барон, что твоя затея слишком дорого нам обходится? Барон заерзал на стуле. Рука у него задрожала, и он, поспешно осушив рюмочку, поставил ее на столик. – Тут просто какая-то чертовщина! Стоило мне только найти людей, согласившихся посодействовать, как они тут же исчезли. Большая часть этих денег ушла на взятки. – Выходит, эти деньги выброшены на ветер! – недобро ощерился Михалыч. – Ведь нет Чифа – нет и тех, кому он давал… – Тут совсем другое, – запротестовал Барон. – Их устранили. Двоих прирезали точно так же, как Чифа. И что самое странное, никаких следов. Я пробовал навести справки по своим каналам, однако все бесполезно. Поверь мне, Михалыч, я не на печке лежал. Мы сумели почти вплотную подкатиться к Горкомимуществу. Человек, который обещал нам посодействовать, близкий друг председателя комитета. Это посредничество обошлось Чифу почти в сто тысяч долларов. Но за день до того, как все должно было решиться, человек умер. Сердечный приступ. Ну что поделаешь! Невезуха! – Скажу тебе, Назар, все это мне не нравится, – заметил Варяг. – Неделя прошла – а результат равен нулю. Твой человек вышел на каких-то людей… Их прирезали… Другой умер. Это какие-то сказки. Я предпочитаю иметь дело с реальным противником. Уж если ввязываться в драку – так чтоб стенка на стенку. А бой с тенью меня нисколько не вдохновляет. Если так дело пойдет и дальше – вернешь нам деньги, триста штук баксов, и поставим на этом деле точку. У Барона побледнело лицо. – Владислав, мне нужно совсем немного времени. – В его голосе появились нотки мольбы. – Я найду концы. Дело уже сдвинулось с мертвой точки! Я вышел на нужных людей. И тут Барон понял, что придется выложить им секретную информацию, которую ему успел-таки сообщить Чиф до своего исчезновения. Иначе все могло рухнуть. – И что это за люди? – Мне известно, от кого зависит решение о приоритете на тендер. Их фактически двое – председатель комитета по приватизации Городской думы и председатель Горкомимущества. К ним и надо искать подходы… Но Варяг был неумолим. Он уже принял решение. Собственно, это решение он принял еще три дня назад, когда понял, что Чиф засыпался. Надо послать в Питер своего человека, надежного. А Барона надо от этого пирога отстранить! Неожиданно он получил поддержку Михалыча. – Мое мнение таково! – грозно начал старик. – Всякий риск должен быть оправдан. Общак не резиновый. Мы не можем вкладывать деньги в проекты, обреченные на провал. Наша организация – не фонд Сороса, мы филантропией не занимаемся. И потом – кто-то же должен отвечать за убытки! Михалыч выжидательно посмотрел на Барона. Тот выдержал взгляд, вспомнив о недавнем разговоре с Саней Вороновым. – Не мне тебе говорить, сам знаешь, за подобные промахи мы всегда спрашиваем очень строго, – продолжал Михалыч. Весомее сказать было невозможно, и Барон почувствовал внутри неприятный холодок. – Михалыч, Варяг… дайте мне шанс. Это моя идея, и я хочу довести ее до конца, чего бы мне это ни стоило… Если суждено прострелить себе голову, я пойду и на это, но пасовать перед кем-то я не стану. Я найду тех людей, которые играют против нас. Неужели мы отступим? Ведь речь идет о целом флоте! Шутка ли! – Правильно, Барон, – проговорил Варяг, изобразив уголками губ нечто похожее на улыбку. – Мы не отступим. Тем более что деньги уже пущены в дело. Три сотни штук – сумма небольшая, но и не маленькая, так что обидно ее просто так выбросить… Мы должны найти этих ублюдков, кто нам ломает игру… – Я делаю все, что в моих силах, – заторопился Барон, – но иногда мне кажется, что против нас там работают фээсбэшники с большими звездами. Взять историю с Чифом – уж слишком грамотно его повязали! – На чем основаны твои подозрения? – спросил Варяг. – А вот послушай, Владислав, как только важный чиновник обещает нам поддержку при покупке контрольного пакета, так его сразу находят мертвым на собственной даче. Вместо него назначается другой, который сторонится Чифа, как чумы, и при этом окружает себя профессиональной охраной, которой позавидовал бы президент Соединенных Штатов. Я не исключаю того, что кто-нибудь из городской верхушки решил поучаствовать в этой приватизации. Варяг рассмеялся от души: – Значит, все-таки стенка на стенку, а, Барон? Барон немного повеселел: разговор, принявший было очень крутой характер, неожиданно свернул в колею дружелюбного базара. – Получается, что так. – Вот только на какие шиши они возьмут флот? Ну я допускаю, что мэр что-то имеет слева. В бюджете города крутятся хорошие суммы, но я очень сомневаюсь, что питерский голова сумел за эти годы скопить двести «лимонов», чтобы выложить их за контрольный пакет! И кроме того, как он купит акции? Ему по закону не положено заниматься коммерцией! – А дети, жена, родственники жены? – усмехнулся Барон. – Ты же знаешь, Владислав, как это сейчас делается на Руси! Сам-то мэр, ясное дело, на свою официальную зарплату даже «Шкоду Фелицию» себе не может купить. Но ведь у него наверняка есть сынок или племянник – эти-то ребятки, поди, капиталами ворочают не меньше наших… – Сынки-племянники, говоришь? – Варяг посмотрел на Михалыча. – Ну ладно, а ты, аксакал, что скажешь? Кто положил глаз на флот? Фээсбэшные генералы? Или отцы и дети города? Михалыч задумался. Старый вор неторопливо надорвал пачку сигарет, почти любовно размял слежавшийся табак большим и указательным пальцами и, небрежно чиркнув зажигалкой, прикурил. Получилось все очень красиво. Михалыч никогда не затягивался, так сказать, берег здоровье. Так случилось и сейчас – он набрал в рот дыма и пустил неровное серое колечко, которое, поднимаясь вверх, понемногу теряло свои очертания, пока наконец не растворилось совсем, оставив после себя ароматный запах. – Знаешь, Владик, а я ведь тоже понаблюдал за этой компанией. – Михалыч вдруг потерял интерес к сигарете и притушил огонек о край фарфоровой пепельницы. – И мне удалось кое-что выяснить… Там многое кажется странным. Двадцать лет назад на одной «малине» Михалыч, тогда еще крепкий пятидесятилетний мужик, познакомился с красивой девицей со сказочным именем Алиса. Кроме молодости, безупречной фигуры и очень наивных, величиной с блюдце голубых глаз, она обладала звонким грудным голоском, и ее фигурка в чистенькой опрятной одежде больше подходила для домохозяйки, опекающей кучу малолетних детей, чем для девицы из криминального мира. Трудно было поверить, что женщина с такой ангельской внешностью могла быть опытнейшей наводчицей-домушницей. Она влюбила в себя Михалыча крепко, и он, в то время держатель городского общака, запустил в казну лапу, чтобы смотаться с красавицей в Ялту и попотчевать ее в шикарных ресторанах дорогими блюдами под знатную выпивку. Это был поступок, которого он втайне стыдился и по сей день. Узнай о непотребном факте воры, так могли бы не только отрубить ему блудливые ручонки, но и башку оттяпать. Алиса, высосав из Михалыча все деньги, исчезла в Зазеркалье так же неожиданно, как и появилась. Сначала Михалыч хотел сдаться на милость воровской братии и рассказать без утайки о грешке, но, поразмыслив, решил не делать этого. Смерть – хрен с ней, а вот бесчестие пострашнее всего! Воры не стали бы даже хоронить ссученного, как того требовали понятия, а просто прикопали бы покойничка где-нибудь под обрывом и разошлись бы молча. Когда он уже подумывал затянуть на шее удавку, к нему на улице подошел молодой мужчина лет тридцати. Он представился майором КГБ и, не таясь, рассказал о том, что уже полгода «ведет» Михалыча и знает о его грешке. Майор ненавязчиво предложил финансовую помощь, разумеется, за небольшую услугу. Михалыч тогда до предела напрягся. Но майор позволил расслабиться, сообщив, что ему требуется компра на начальника колонии строгого режима, в которой Михалыч чалился в последний раз. Михалыч тогда едва не расцеловал гэбэшника, потому как готов был сдать всех хозяев тюрем и колоний, где отбывал срока, и очень сожалел, что под статью придется подставить только одного барина. В дальнейшем майор не однажды спасал Михалыча от многих неприятностей. Это знакомство скоро переросло в нечто вроде дружбы, а в последнее время их отношения стали просто доверительными: и теперь уже Михалыча можно было бы назвать благодетелем кадрового кагэбэшника, который сумел дорасти до генерала. Именно его Михалыч и попросил дать информацию о ГАО «Балтийский торговый флот», а главное, о тех людях, которые на него позарились. Но, к удивлению законного, никакого компромата на компанию не обнаружилось, ничего не было известно и о ее «крыше». Однако Михалыч нутром чувствовал, что здесь кроется что-то серьезное. В своих предчувствиях он никогда не ошибался и полагался на интуицию не меньше, чем на полученную информацию… – Люди из ФСБ в приватизации флота не участвуют, – продолжал Михалыч, задумчиво любуясь струйкой дыма, поднявшейся от притушенной сигареты. – И мэр туда не лезет. – Не могу тебе не поверить, – послушно согласился Барон. – Я не знаю, кто там нам противостоит, но мы должны их достать. Свою поддержку я тебе гарантирую, но деньги ты получишь только в случае стопроцентного успеха. На подготовку потратишься сам. – Спасибо, Михалыч, я знал, что ты поймешь меня. – Ты уж постарайся в этот раз, – смежил веки Михалыч. Барон понял, что аудиенция закончена. Он одним глотком выпил остатки коньяка и встал. – Да, кстати, Назар. – Варяг тоже встал и загородил дверь. – Кого ты собираешься отправить в Питер? Барон застыл. Вопрос застал его врасплох. О самом главном он еще не подумал. И Варяг, не дожидаясь ответа, веско произнес: – Лучше всех для этого дела подходит Филат. Он и поедет. Глава 4 Питерские дела Филат стоял в ванне под обжигающе колючими струями холодного душа, а когда наконец утреннюю истому прогнали потоки воды, он понял, что готов к очередному трудовому дню. Он энергично растер спину и плечи полотенцем, так что кожа стала пунцовой, и, выйдя в коридор, еще голый, набрал телефонный номер. Несмотря на ранний час, трубку подняли почти мгновенно. Похоже, его звонка ожидали с нетерпением. – Да, – произнес слегка надтреснутый мужской голос. – Это я, Михалыч, ты оставил мне сообщение. Пришел поздно ночью, не хотел будить, – произнес Филат. – Что-то случилось? – Походный набор у тебя с собой? – Ты же меня знаешь, стоит в дверях. – Это хорошо. Нужно будет срочно выезжать. – Что-то серьезное? – напрягся Филат. – Пока еще не знаем. Обговорим на месте. Тебе нужно будет съездить в Питер дня на три, на четыре. – Хорошо, еду! Михалыч обращался к нему за помощью только в безвыходных ситуациях. Филат был для старого вора вроде врача «Скорой помощи» – мастера на все руки, который обязан быть и опытным хирургом, чтобы штопать рваные раны, и умелым акушером, чтобы принять досрочного младенца, и даже немного священником, чтобы с миром отпустить на вечный покой покаянную душу. Последнее Филат делал особенно успешно. Прежде главная его обязанность заключалась в том, чтобы за определенный процент выколачивать деньги с должников. Для подобной операции мало было иметь внушительный рост и крепкую шею – требовалось, чтобы варила голова, и, прежде чем отправиться с очередным визитом, он наводил о должнике справки, пытаясь выявить его слабую сторону. В качестве «выбивалы» Филат объездил едва ли не всю Россию и в воровских кругах был известен как человек, который умеет держать слово. И если должник оказывался не слишком дальновиден и в нарочитой вежливости Филата видел проявление слабости, то гонец менял тактику и точная пуля ставила последнюю точку в биографии хапуги. В последнее время Филат часто отбывал в командировки как доверенное лицо московского сходняка. Что предстояло делать в Питере на этот раз – он ума не мог приложить. Вызвав шофера и телохранителя, Филат принял надлежащий вид: короткая легкая куртка, джинсы и коричневые английские ботинки из мягкой кожи – к ним он питал особую страсть. Дверной звонок издал переливчатую бравурную мелодию. Филат в последний раз оценил свое отражение в зеркале и пошел отпирать дверь. Он не тяготился предстоящей командировкой – таких поездок за последний год набралось не менее двух десятков. А потом, если вдуматься, это ведь была неплохая и хорошо оплачиваемая работа. Кому-то ведь полагалось брать на себя роль садовника, чтобы окучивать плодоносящие деревья и выдергивать сорняки на вверенном участке. В дверях стоял Данила Волохов. Он имел типично арийскую внешность: высок, широк в плечах, глаза голубые, кожа белая и волосы цвета свежеотжатой соломы. Данила был похож на возмужавшего Купидона или викинга. Родом Данила был из тульской губернии и не ведал о своей арийской внешности, да и откуда в его жилах взяться благородным кровям, если все его предки были зачаты в черноземной полосе России и не бывали нигде западнее Смоленска. Жили они испокон веков в русской глубинке и выезд в районный центр воспринимали как событие неординарное: впечатлений от увиденного в каком-нибудь Осташкове всегда хватало на целый месяц… Филат зацепил Данилу в Химках, приметив здоровенного блондина на местном базарчике: тот, надев на рукав красную повязку с неразборчивой надписью, сшибал по трюльнику «за место» с мужичков, приторговывавших у железнодорожной станции всякой скобяной дребеденью. Филат тогда, напустив на себя суровый вид, тихо предложил детине пройти куда следует. С тех пор Данила был всегда при Филате – телохранителем и оруженосцем, как Санчо Панса при Дон Кихоте. – Все готово? – спросил Филат, шагнув за порог. Дверь, легко заскользив в петлях, захлопнулась. Трудно было поверить, что в ней не менее полутонны веса. Такие крепкие двери можно встретить в швейцарских банках и в спецархивах, где хранятся не подлежащие рассекречиванию документы. Броня была настолько толста, что могла выдержать даже пушечный снаряд. Закрывшись, дверь встала на охранный режим, и Данила знал, что если даже найдутся умники, способные отомкнуть дверь, то в следующий миг они совершат путешествие в загробный мир – сработает взрывное устройство такой силы, что разворотит половину этажа. Подобные меры предосторожности были весьма не лишними. В квартире Филата находился целый арсенал: автоматы «АКСУ», пистолеты «ТТ», «макаровы» и «стечкины», гранатометы «Муха» и даже противотанковые гранаты, не говоря уж о боеприпасах. Все было новенькое, с оружейных складов нескольких военных округов, и поступало к Филату сразу по нескольким каналам. Об этом арсенале во всей Москве было известно только двоим – Варягу и Михалычу, даже Данила толком не знал, что хранится за тяжелой бронированной дверью этой московской квартиры на Юго-Западе. Филат по давно выработавшейся привычке никому не доверял и, возможно, именно поэтому позаботился с особым тщанием о безопасности своего склада. Охранную сигнализацию Филат смастерил сам – и она включалась на особый режим уже в том случае, если перед дверью кто-то задерживался дольше обычного, а чуткие датчики ловили не только разговор незваных гостей, но даже их дыхание. И это еще было не все – в дверь, на уровне глаз, была вмонтирована видеокамера, которая снимала всех посетителей. – Так точно! – прищурился Данила. В небольшом дипломате, который он взял с собой, лежали сверхчувствительные «жучки», мины-ловушки, детонаторы, электрошоковые дубинки. Даже если Филат уезжал всего лишь на один день, к поездке готовились словно к участию в столетней войне. Но сейчас Данила интуитивно чувствовал, что все обстоит гораздо серьезнее. И не ошибся. Против обыкновения Филат расположился во внедорожнике «Шевроле Блейзер» на заднем сиденье, уступив Даниле командирское место рядом с шофером Глебом, а это значило, что трогать шефа не полагалось. Массивный автомобиль казался послушной игрушкой в руках умелого Глеба – водила бросал его из одной полосы в другую, обгонял попутные машины-тихоходы и всем своим видом показывал, что рвется если не на войну, так на любовное свидание. Между Михалычем и Филатом особой дружбы не водилось. Правильнее было назвать их отношения деловыми. Михалыч давал ему деньги, а значит, заказывал музыку и, как правило, – все больше похоронные марши, нежели танцевальные мелодии. На этот раз Филат сразу понял, что разговор предстоит сугубо конфиденциальный: Михалыч пригласил его к себе в библиотеку, где уединялся только с особо доверенными людьми. Старый вор закурил, сел в кресло и погрузился в глубокомысленное молчание. А Филат сразу осознал, что это молчание красноречивее любых слов и свидетельствует о том, что дело и впрямь очень серьезное. Подымив чуток, Михалыч вонзил в Филата острый взгляд и просто выговорил: – Филат, у нас возникли проблемы в Питере. – Что конкретно? – спросил тот, глядя, как Михалыч стряхивает пепел на огромный ковер. Прежде такого за стариком не замечалось – даже на сходняке он держался как на великосветском приеме. – Туда надо бы подъехать и кое-что разнюхать. Ты ничего не слыхал о «Балтийском торговом флоте»? Филат задумался. – Кое-что слышал. Вроде эту компанию собираются продавать за долги… – Совершенно верно. Могу тебе сказать, что желающие заглотить этот жирный кусок сейчас слетятся со вcex концов России. В том числе и из тамошних… питерских… – Михалыч немного помолчал, потом добавил: – Но не это страшно. Мы тоже не самые бедные люди в этой стране и тоже кое-что умеем. Конкуренты нам не опасны. Но там кто-то хочет сыграть в свою игру. И игра уже пошла по-крупному. Хотя бы потому, что убирают наших людей… Филат понял, что за этой полуулыбкой пряталось многое: наверняка уже нашлась парочка-другая несговорчивых игроков, и, скорее всего, их заколотили живыми в гроб – Михалыч без колебаний проделывал такие акции. – Так в чем же дело, Михалыч? Моя-то какая задача?.. – А дело вот в чем. Через два месяца компанию «Балтийский торговый флот» должны пустить с молотка, и мы хотели бы поучаствовать в покупке. Речь идет о приобретении большого пакета акций. Это дело начал Барон. Он – вернее, его человек – сумел подобраться к руководству компании, и нам вроде бы было обещано содействие. Но человек, который обещал нам помочь, внезапно отдал концы. Для прояснения ситуации Барон отправил в Питер Чифа, но, как ты знаешь, его тоже пришили. Признаюсь тебе откровенно, я в некоторой растерянности. И Варяг недоволен. В этот проект уже вложены немалые деньги… Ты поедешь в Питер и провентилируешь там обстановку. Заодно найдешь тех, кто подставил Чифа. Филат был озадачен рассказом Михалыча. Он был знаком со старым вором уже лет пять, но за все время их сотрудничества не мог припомнить, чтобы старик хоть однажды так подробно, не таясь, выкладывал ему план серьезного дела. «Выходит, – подумал Филат, – Михалыч делает на меня большую ставку. А раз Михалыч, то и Варяг в деле, они ведь после всех Варяговых приключений стали не разлей вода… Так что подобное поручение можно воспринимать как очередной шажок в воровской карьере. Не каждому можно доверить подобные вещи». – Понимаю. – Сомневаюсь, – резко проговорил Михалыч. – Я знаю ситуацию гораздо лучше – и то ни хрена не понимаю. Похоже, нас обложили со всех сторон. Им известно о каждом нашем шаге. Барон говорит: едва Чиф прибыл в Питер, как сразу почувствовал неладное. Буквально за день до своего исчезновения он звонил и намекнул, что его плотно пасут. В Питере он должен был пробыть еще несколько дней, но после того разговора вдруг пропал. Его машину на улице тормознули менты, а через три дня труп Чифа обнаружили на свалке. В изувеченном виде. – Михалыч замолчал и прикрыл ладонью глаза. – Дело тебе предстоит очень серьезное и опасное. Потому что драка за этот хренов флот уже развернулась нешуточная. Ты вот что, Филат, мой тебе дружеский совет. Ты там в Питере держи ухо востро, чтобы работал без дешевого ухарства, попусту глаза не мозоль, по кабакам поменьше шастай, на шлюх не западай – питерские девки известные суки, там половина в гэбэшных погонах еще со времен Андропова сидит… Чиф лопухнулся… Обидно! Смотри, ты не лопухнись. На всякий пожарный случай отправляйся туда своим ходом – никаких самолетов, никаких поездов. Садись в свой джип, Глеба – за руль, Данилу с пушкой – рядом, и полный вперед! За смотрящего в Питере сейчас Леша Красный, дружок Шрама, царствие ему небесное. Парень он толковый, хваткий, да слишком много в нем от простого бандита. Да и пижон он порядочный, фраер – бронежилет никогда не надевает. Когда Шрам кончился, – Михалыч запнулся и хмыкнул, точно вспомнив что-то, – за Красного выступили почти все питерские. Время показало, что выбор был правильный. В городе более-менее порядок утвердился. Филат прекрасно знал историю возвышения Красного. Это случилось больше полугода назад. Шрама грохнул Варяг – хотя в открытую об этом никто не говорил, и из материалов уголовного дела, возбужденного в связи с убийством, и сообщений прессы следовало, что Шрам погиб в бандитской разборке от руки какого-то неизвестного отморозка. На вакантное место смотрящего Питера зарились сразу трое, но Леха Красный ухитрился оттеснить конкурентов и заручиться поддержкой московских авторитетов, в первую очередь Варяга, которому, по слухам, Красный когда-то помогал в одном важном деле. Словом, питерский сходняк поддержал именно Красного. Возможно, это было связано с тем, что он коренной питерец и с малолетства знался со всей уличной шпаной, из которой выросли потом уважаемые люди… Рассказывая о питерских делах, Михалыч явно нервничал. Филату страшно хотелось узнать причину его беспокойства, но он твердо знал, что старого вора лучше не пытать: Михалыч терпеть не мог чужого любопытства и всегда выкладывал самое необходимое – не больше и не меньше. И теперь Филат решил пойти на хитрость. Он с задумчивым видом поинтересовался: – А не замочили ли Чифа по распоряжению Красного? Все же знали, что Чиф поехал в Питер… Может, Красному не понравилось, что московские лезут в его городские дела? Он-то небось тоже не прочь прибрать этот самый торговый флот к рукам? – Такой расклад совершенно исключен, – отрицательно покачал головой Михалыч. – Он бы с этого флота в любом случае стриг купоны. Нет ему смысла тратить миллионы долларов на то, что он и так имеет. Там лезут какие-то другие. Вот это ты и выяснишь. – Но есть хоть предположение, кто убил Чифа? – Абсолютно никаких! Тебе не нужно объяснять, что, несмотря на наши некоторые разногласия, все-таки мы друг друга знаем хорошо. Так что, если бы это сделали наши «коллеги» из Питера, то об этом мы бы узнали. А здесь просто никакой информации! Возможно, это беспредельщики. Не исключаю того, что они даже не питерские, а откуда-нибудь из Мурманска или Архангельска… В общем, придется тебе попотеть, Филат. В средствах я тебя не ограничиваю – вот, возьми… – С этими словами Михалыч бросил на полированный столик толстую пачку стодолларовых купюр, неизвестно откуда появившуюся у него в сухой ладони. – Но и зазря деньгами тоже не сори! Главное – ты должен вычислить этих гадов! А то нам уже в тягость этот бой с тенью! Филат спрятал в карман туго перетянутую резинкой пачку банкнот – по его прикидке, там было никак не меньше двадцати тысяч. – Это тебе на карманные расходы, – продолжал Михалыч усталым голосом, – если возникнет необходимость в расходах на дело – возьмешь у Красного в счет его долга. И веди бухгалтерию аккуратно. Вернешься – с тебя спрос будет строгий! Филат кивнул. Это ясно: у Михалыча спрос всегда был строгий. – Судя по ситуации, которую ты мне обрисовал, Михалыч, трудно обещать что-либо конкретно. Но я постараюсь дня за четыре управиться. – Если тебе потребуются люди, то мы сможем помочь. – У меня у самого надежные ребята, попытаюсь справиться своими силами. Да и в Питере у меня кореша имеются. – И вот еще что, прошу тебя отнестись к делу очень серьезно. Ты прекрасно знал Чифа, он был очень осторожен – по-волчьи осторожен, но все-таки и ему на шею накинули удавку! Михалыч положил ладонь на глаза и помассировал кончиками пальцев веки. На тыльной стороне ладони бледнело восходящее солнце, под которым виднелась краткая надпись «СЕВЕР». Ни перстни, ни какие бы то ни было рисунки кисти старого вора не украшали, лишь единственное слово свидетельствовало о том, что Михалыч не всегда носил английский костюм и что юность его прошла вдали от столичных кабаков. После долгой паузы Михалыч продолжал: – Похоже, в Питере стало известно, с какой целью Чиф отправился туда, и поэтому его убрали, как только он подобрался слишком близко к нужным людям. Чтобы избежать его ошибки, тебе совсем не обязательно афишировать реальную причину своего приезда. Филат чуть поморщился: – Но ведь как-то надо будет объяснить людям, зачем меня прислали московские бродяги. Ведь всем известно, с какой целью я заявляюсь в регионы. На лице Филата появилась самодовольная ухмылка. – Все это, конечно, так, но кто нам помешает слепить легенду понадежнее – такую, чтобы в нее поверили даже наши враги? – Например? Филат не мог не признать, что в словах Михалыча был свой резон. Если и в самом деле в игру за «Балтийский торговый флот» вступили серьезные люди – а судя по последним событиям, так оно и есть, – значит, его, Филата, захотят проверить поосновательнее. И не только питерские воры. Значит, надо придумать легенду как можно более правдоподобную… – Скажем, ты отправляешься в Питер как фининспектор – для того, чтобы узнать, почему задерживают отчисления в региональный общак. Это очень весомая причина для того, чтобы Варягу отправить своего человека в Питер. – Если они сумели расколоть Чифа и убрать его, то, надо думать, там тоже не лохи. Их на мякине не проведешь! – А все будет соответствовать действительности. Деньги в Москву и впрямь должны были поступить еще две недели назад. Мы специально Красного не торопили. Конечно, две недели – не тот срок, за который следует наказывать городского смотрящего, но, с другой стороны, двухнедельной задержки вполне достаточно, чтобы отправить своего человека на разбор и сделать Красному строгое внушение. – Ясно! – Советую держаться с Красным спокойно. Особенно давить не следует, неизвестно, какие такие думки прячутся в его безалаберной башке. – Все-таки ты ему не доверяешь? – Не в этом дело, в целом Красный на хорошем счету. Но Варяг опасается, что он может вести какую-то собственную игру. Не исключено, что Леша спелся с питерским мэром… – Честно говоря, сомневаюсь, – осторожно высказал свое предположение Филат. – Красный вряд ли стал бы затевать двойную игру – у нас такие вещи не прощаются. – Очень хотелось бы верить. Даем тебе полную свободу действий, но мы постоянно должны быть в курсе всех твоих дел.. – Конечно, Михалыч! Старик откинулся на спинку кресла. – Ну, передавай Леше привет… Глава 5 Мой папа – Робин Гуд Рома Филатов был из тех, которых называют «дитя тюрьмы». Он родился в колонии строгого режима у двадцатилетней молодухи, угодившей за решетку по суровой статье – «грабеж». Несмотря на молодость, она был весьма опытной наводчицей и с каждой взятой квартиры имела свою твердую долю. В ее большом послужном списке значились зажиточные директора гастрономов, высокопоставленные чиновники и даже парочка народных артистов. Все происходило до банальности просто: девушка знакомилась в ресторане с лохами, которые с ходу клевали на ее красивое аппетитное тело. А дальше она сдавала «наколку» опытным домушникам, которые потрошили квартиру с той же тщательностью, с какой ресторанньй повар разделывает индюшку. В юности мать Филата была женщиной бережливой, особенно не шиковала и, несмотря на приличное состояние, которое она сумела скопить с шестнадцатилетнего возраста, в одежде придерживалась неброской простоты. Особых планов на жизнь она не имела, хотела через несколько лет завязать с опасным ремеслом и стать обычной многодетной мамашей. Пoгoняло у матери Ромы Филатова было соответствующее – Клушка. Возможно, в недалеком будущем она и разродилась бы законным первенцем, и забота о потомстве вытеснила бы из ее умной головки тягу к неправедно нажитым деньгам, но, как это часто бывает, – в ее жизнь вмешался злой рок. Очередным лохом, которого она пленила своими чарами, оказался сотрудник голландского посольства, у которого вместе с магнитолой и «филипсовским телевизором» уволокли и неприметный на вид чемодан – в нем оказались документы государственного значения. Если бы Клушка знала о том, что имеет дело не просто с упакованным фраером, а с крупным иностранным чиновником, то шарахнулась бы от него, как дикий зверь от огня. Но мужчина представился фирмачом, оптовым торговцем обувью. И надо же было так чухнуться – Клушка поверила этой туфте и заглотнула ее, как голодная щука сверкающую блесну. Через несколько дней Клушку взяли в том же самом ресторане, где она подцепила голландца. Поначалу она от всего отпиралась, а на очной ставке заявила, что впервые видит этого иностранца, но ей предъявили небольшое колечко с изумрудом, которое она тишком увела из его спальни в тот самый момент, когда голый фирмач, разнеженный ее ласками, лежал поверх смятых одеял. Тут нервы у нее сдали, и девка рассказала все. Несмотря на чистосердечное признание Клушки, судьи вынесли ей неожиданно суровый приговор: восемь лет строгого режима. Уже на третий день пребывания в колонии Клушка поняла, что попала в ад. Старые, высушенные сроком зэчки разглядывали ее крепкое молодое тело как предмет скорого употребления. Скорее всего, она стала бы ублажать чью-нибудь похоть, сделавшись ковырялкой, если бы начальник женской колонии подполковник Ерофеева, или просто Ероша, баба постбальзаковского возраста и не лишенная некоторых женских слабостей, не предложила бы стать ей личной кобылкой. Таким образом судьба Клушки была определена, а еще через месяц, за старания, начальница стала подкидывать своей полюбовнице маслица и сладостей, которые та справедливо делила между подругами. Бежать из колонии было невозможно, да и не женское это дело – перегрызать клещами колючую проволоку, рыть длинные подкопы, а потом месяцами скитаться по тайге. Гораздо более удачный и наиболее безопасный способ сократить срок заключения – это сделаться матерью-одиночкой. Можно было бы отдаться какому-нибудь молоденькому вертухаю, млеющему только от одного вида юбки, но, зная жесткий характер покровительницы, Клушка понимала, что Ероша не простит пацану брюхатости своей любовницы и сделает все возможное, чтобы его служба походила на пребывание в штрафном изоляторе. Куда безопаснее было договориться с солдатиком, чтобы он сосватал ей выгодную партию, благо что в соседней локалке, отгороженной от женской колонии шестиметровым забором, находилась мужская строгая зона. Соединялась она небольшим узеньким коридорчиком, который охраняли вертухаи-срочники. Именно от прихоти охранника и зависело тюремное женское счастье. Ероша снабжала свою ковырялку не только карамельками, но и деньжатами – когда удовольствие было особенно полным. Деньги представляют ценность даже на зоне – на них можно отовариться, прикупить чайку, приберечь на черный день, отправить с письмом, да и мало ли для чего! Клушка деньги не тратила, а складывала рублики под лифчик, где они, уплотненные ее сдобным телом, дожидались своего часа. А когда ее бюст увеличился едва ли не вполовину, она подошла к одному из вертухаев и попросила устроить ей тайную встречу с кем-нибудь из зэков, пообещав при этом такие деньги, каких он не получил бы даже за два года срочной службы. Сводничество среди солдат практиковалось частенько. Весьма удобный способ, чтобы пополнить худой солдатский бюджет, да и лишняя копейка к дембелю никогда не помешает – не тащиться же через всю Россию в казенной одежонке! Для интимных свиданий на зоне имелась небольшая комнатушка, которая вообще-то называлась «красным уголком» и помещалась как раз в коридорчике – между мужской и женской зоной. А пост здесь нужен был не для порядка, а лишь затем, чтобы зэки противоположных полов не слились в повальном грехе. Лукаво оглядев красивую зэчку с головы до ног, сержант Кирюхин сполна оценил вкус начальника женской колонии подполковника Ерофеевой, после чего строго поинтересовался: – Болтать не станешь? А то эта сука меня со света белого сживет, а мне до дембеля всего лишь полгода осталось. – Да разве я способна на такое?! Мне самой житья не будет! – Ладно, приведу ночью тебе мужика. Только деньги сразу давай! Нисколько не стесняясь озороватого взгляда, она сунула руку под кофту и выпотрошила левую чашку бюстгальтера. – Вот здесь половина, вторую получишь, когда мужика приведешь. Только ты уж постарайся, чтобы молодой и крепкий был. – Не переживай, – весело улыбнулся парень, пряча купюры, склеенные женским потом, в карманы брюк. – Сделаю все как надо. Приведу этой же ночью. Можно было бы не сомневаться в том, что точно такую же сумму он возьмет с зэка, отважившегося на любовное свидание. Предстоящей ночи Клушка ждала с волнением, как будто ей предстояло расстаться с целомудрием. Но когда в «красный уголок» молоденький сержант привел зэка лет сорока пяти, у которого от множества наколок кожа выглядела почти черной, рот был полон желтого металла, а тело – в шрамах и в ссадинах, словно у лося, вернувшегося победителем с брачного турнира, девка не на шутку перепугалась. Справившись со страхом, Клушка хотела обругать сержанта, который не имел ни малейшего представления о женском идеале, и потребовать от него задаток назад. Сержант, несмотря на внешнюю суровость, оказался большим шутником, и можно было только догадываться, с какой затаенной улыбкой он подсматривал через слегка приоткрытую дверь. Но ее замешательство рассеялось мгновенно, едва блатной произнес первую фразу: – Здравствуй, Зинуля, как же я по тебе соскучился! Мужик произнес это так просто и естественно, как будто знал ее много лет. Перед ней стоял настоящий самец – сильный, волевой и вместе с тем обладающий таким запасом нежности, что ее вполне хватило бы на целый гарем. Но в комнате она была единственной. Все это промелькнуло у Клушки в голове с молниеносной быстротой, а зэк, заметив в ее глазах некоторое сомнение, трогательно заверил: – Ты меня, девочка, не бойся, это я с виду такой свирепый. По-другому на зоне невозможно… сама понимаешь. Зато я могу так горячо прижать, что твое сердечко от сладости замрет. И уже когда он познал ее всю – умело и очень нежно, Клушка вдруг всполошилась: – А как же тебя зовут, мил-человек? – Иван, – отвечал ее нежданный муж на ночь, – Иван Раскольник. Может, слыхала о таком? Клушкины губы непроизвольно дрогнули – не то от удивления, не то от ужаса. Не знать об Иване Раскольнике – это все равно что, проживая в Шервудском лесу, не слышать об атамане разбойников Робин Гуде. О каждом знаменитом узнике в любой колонии ходят легенды. Не oбoшли стороной устные предания и такую выдающуюся личность, как Иван Раскольник. Поговаривали, что он грабил в поездах дальнего следования исключительно богатых пассажиров, после чего раздавал деньги бедным. Что будто бы неимущих он опекал, а если кому и доставалось темной ноченькой, так это лишь фарцовщикам и ростовщикам. Но что было совершенно точно: грехов за ним водилось столько, что их с лихвой хватило бы на несколько обычных жизней, чтобы веки вечные вариться в котле со смолой, а крови им было пролито столько, что она залила бы половину Сибири. – Испугалась? – как-то особенно тепло поинтересовался Иван Раскольник. Вспомнив тепло его крепких рук и сладость, что он подарил ее истосковавшемуся телу несколько минут ранее, Клушка разомкнула уста и неожиданно для себя произнесла: – Теперь нет… По рассказам матери Филат знал, что ее тюремный роман продолжался ровно четыре месяца, до тех самых пор, пока живот у нее не стал выпирать наружу и не сделался предметом зависти и одновременно ненависти всех ее подруг. Подполковник Ерофеева измены не снесла и с досады затолкала бывшую любовницу в такую глухую дыру, где уютно могли себя чувствовать только тамошние медведи. Все четыре месяца сводня-сержант исправно доставлял записки из одной части зоны в другую, сколачивая нехилый капиталец на близкий дембель. А когда Клуша случайно узнала о том, что ближайшим этапом ее отправляют в другую колонию, то отдала вертухаю остаток сбережений за несколько часов любви с Иваном Раскольником. Отдавалась она с такой страстью, как будто это была последняя ночь в ее жизни, и, стоя в дверях «красного уголка», бдительный сержант охранял горькое зэковское счастье с тем же усердием, с каким караулил опутанные колючей проволокой стены колонии. До рождения сына Иван Раскольник не дожил ровно месяц. О его смерти, как, впрочем, и о жизни, ходило немало легенд: одни говорили, что его пырнули ножичком на одной из дальних пересылок, потому как он разошелся с правильными; другие утверждали, что знаменитого вора заперли в зоне, где сидели одни туберкулезники, и, будто бы наглотавшись ядовитых бацилл, он загнулся за полгода; третьи слыхали, что Иван Раскольник пошел в побег и был растерзан в тайге волками; четвертые и вовсе склонялись к экзотической версии, будто бы он не выдержал разлуки с Клушкой и полоснул по венам припрятанным лезвием. Амнистии Клушка не дождалась, буквально за шесть недель до помилования она получила новый срок за то, что жестоко избила соседку по бараку, которая вытащила из тумбочки несколько конфеток, припрятанных для двухлетнего Ромочки. Правда, и крысятнице досталось свое: зэчки забили ее насмерть мокрыми полотенцами, стянутыми в узлы. А еще через два года Клушку этапировали в глубь материка, где со всех сторон стройными рядами подступали к запретке кедры. В заповедных дремучих местах Клушка отсидела сполна. Сначала была расконвоированной и занималась тем, что работала на ферме, а потом сошлась с бобылем лет пятидесяти, который через несколько лет помер от беспробудного пьянства, оставив молодой жене крепкий дом и небольшое хозяйство – пять куриц и тощую корову. Возвращаться в город Клушка более не пожелала и жила тем, что давала земля. Иной раз в ее доме останавливались путники и за горячую ноченьку оставляли хозяюшке немного рубликов, а подрастающему сыну – горсть конфет… Но с ранних лет Романа Филатова кондитерские изделия интересовали куда меньше, чем женское тело. Сладость секса он раскусил в свое четырнадцатое лето, когда отправился с приятелем ловить хариусов. На отлогих берегах северной речушки расконвоированные зэчки пасли скот и, не стесняясь местных ребятишек, подставляли сиськи северному солнцу. В тот раз стадо коров пасла тридцатипятилетняя зэчка, у которой по низу живота красивыми буквами была выколота красноречивая надпись: «Входи, здесь твой дом». Баба, истосковавшаяся без мужниной ласки, предложила подросткам испробовать свой механизм, предложив за услугу несколько блесен и крючков. Ватага подростков, соблазнившись подарком, часа три хороводила знойную бабенку, навсегда избавившись от постыдных хотимчиков. И коровы большими влажными глазами, едва ли не с усмешкой, наблюдали за тем, как опытная сладострастница посвящает неискушенных юнцов в мужчины. Рома оказался третьим и, преодолев в себе брезгливость, вошел в потное жадное тело. И затем, неумело поерзав на бедрах жрицы любви, излил свое семя… Позже он не однажды наведывался на тихий бережок лесной речушки. На все лето была заброшена рыбалка. Познавших любовные утехи пацанов уже не интересовали кувырки со стыдливыми девахами на сеновалах – самое большее, на что те отваживались, так это разрешали положить ладонь на сиську. Да и можно ли насытиться пресными девичьими ласками, когда познал жаркие объятия бесстыдной зэчки! Лишившись матери (Клушку прирезал один из ее временных сожителей), Рома некоторое время скитался по Сибири и занимался тем, что на запасных железнодорожных путях потрошил товарняки в компании со случайными попутчиками. Как правило, они узнавали друг друга издалека и сговаривались почти без слов. Шайки организовывались быстро и так же легко рассыпались. В шестнадцать лет Рома Филатов уже получил первый срок за грабеж. Возможно, свою уголовную биографию он начал бы с малолетки, не вмешайся в его судьбу прокурорша. Женщиной она оказалась очень влиятельной и сумела договориться с одной из воинских частей, чтобы паренька взяли на поруки. Рома Филатов попал в гвардейское подразделение воздушно-десантных войск. Бравый командир дивизии, прочитав прокурорские рекомендации, довольно произнес: – Добро! Пусть так и будет. Воспитаем из него настоящего солдата. Так Рома стал сыном полка. Не однажды благодетельница-прокурорша наведывалась к своему протеже с подарками. Воспитанник в ушитой по талии форме без робости пожирал апельсины и не без удовольствия оглядывал плотно сбитую фигуру покровительницы. В эти минуты память беспощадно возвращала его на пологий берег сибирской речушки, где девки были так же доступны, как глоток родниковой воды. И его юную голову посещали развеселые мысли: как бы живописно выглядела суровая прокурорша, уперев голую задницу в стожок сена. Совсем скоро Рома втянулся в армейскую жизнь по-настоящему: ходил в наряды, изучал военное снаряжение и отсиживал на политзанятиях. Но больше всего ему нравились упражнения с оружием и приемы рукопашного боя. Его жилистое сухопарое тело было приспособлено для борьбы, и то, что другим удавалось заполучить в результате многочисленных тренировок, он усваивал со второго занятия. О том, что в подразделении появился настоящий боец, начальство узнало через несколько месяцев, когда, неожиданно для большинства, Филатов выиграл соревнование по рукопашному бою на открытом первенстве округа, получив специальный приз за технику. А еще через месяц его забрали в армию на год раньше положенного срока, отобрав в закрытую элитную часть, где готовились войсковые разведчики. Только позже Рома Филатов узнал, как непросто было попасть в это подразделение. Хмурый полковник, председатель отборочной комиссии, долго не мог разобрать некоторых записей в его личном деле, а когда наконец расшифровал их, удивленно уставился на Рому: – Что же это получается? Так ты что, судим, что ли? – Так точно, товарищ полковник, – без запинки отвечал Рома. – И за что же, интересно, такого доброго молодца подмели? – Гоп-стоп, – улыбнулся Рома. – Вот засуну тебя в стройбат, будешь там кирпичи носить. Гоп-стоп – что это, грабеж? – Так точно. Полковник в задумчивости поскреб лысеющую голову широкой пятерней, а потом изрек: – А может, это и неплохо, нам такого кадра как раз и не хватает. Задумался на секунду, поглядывая в личное дело Ромы, а потом широким росчерком красного карандаша на обложке папки определил его дальнейшую судьбу: «В спецотряд!» Подразделение, куда угодил Рома Филатов, оказалось в высшей степени секретным. Даже по прошествии многих лет он не переставал удивляться чуду, что занесло его в войсковую разведку. Прикомандированные к морским частям, вместо обычных двух лет разведчики служили по три года. Рома Филатов даже тут превзошел все существующие нормы, отдав спецотряду дополнительно еще один год, так как служба до восемнадцати лет ему засчитана не была. По окончании службы каждому присваивалось звание «младший лейтенант» и в военный билет вшивался маленький розовый вкладыш, освобождавший офицера от регулярных сборов. Там же указывалось, что офицер прикомандирован к Генеральному штабу. Запись, хотя и в высшей степени туманная, производила должное впечатление на военкомов, и те не без уважения взирали на юнцов, над которыми витал ореол таинственности. Дело было в том, что все они состояли на особом учете и проходили сборы в секретном подмосковном центре. Здесь было собрано не только стрелковое оружие едва ли не всех стран мира, но и новейшая боевая техника, включая танки, самолеты, вертолеты. В этом центре бойцов учили управлять самолетами, вертолетами, водить автомобили любых марок. Однажды Рома едва не погиб, когда разучивал стандартную ситуацию – как выжить при лобовом столкновении мотоциклa с автомобилем. Все дело было в том, что он перемахнул через машину на секунду раньше чем нужно, сломав при падении два ребра. Многие годы молодые офицеры жили в ожидании часа «икс», надеясь, что их знания и подготовка будут востребованы и они начнут делать то, что умели лучше всего на свете, – нейтрализовывать врага. Каждый из них стрелял практически из любого оружия: автоматов, гранатометов, гаубиц, из любого подсобного материала мог смастерить орудие убийства, в безвыходной ситуации запросто сумел бы уничтожить врага голыми руками. Рома Филатов узнал, что на теле у человека находятся десятки уязвимых точек и достаточно только умело их активизировать, как жертва может не только потерять сознание, но и отправиться к праотцам. Их научили составлять взрывчатые вещества из простейших компонентов, и, если бы потребовалось, Рома изготовил бы «адскую машину» даже из пластилина и бабушкиного будильника. И вот вся эта премудрость ему вдруг сильно пригодилась – и он начал употреблять ее с пользой для своих новых начальников, которые носили не генеральские погоны, а все больше золотые цепи и перстни да синие наколки на плечах… Глава 6 Гранаты в загашнике Весь путь до Питера Филат продремал. Глеб старался не тревожить шефа, а потому пристально следил за дорогой, обьезжая колдобины и ямы, иной раз попадавшиеся на ровном полотне шоссе. Пробудился Филат только перед самым въездом в город, когда пропыленный джип, остановившись у шлагбаума, терпеливо дожидался пассажирского поезда. Локомотив, подъезжая к разъезду, так громко загудел, будто собирался свернуть с железнодорожного полотна прямо на вереницу машин. Однако состав промчался мимо. До города теперь было рукой подать. Филат уже окончательно проснулся и с интересом посматривал на кирпичные замки, горделиво торчащие по обе стороны от дороги. Наверняка они принадлежали новорусским буржуа, которые детство и юность прожили в унылых «хрущобах» и, вырвавшись на большую дорогу приватизации, стали хапать землицы поболее и отгораживаться от соседей самыми что ни на есть кремлевскими стенами, как будто готовились к длительной осаде. «Шевроле Блейзер» мчался на приличной скорости, уверенно преодолевая небольшие подъемы. Было видно, что Глеб соскучился по хорошей дороге и быстрая езда доставляла ему немалое удовольствие. Казалось, он задался целью обогнать все попутные машины и первым пересечь границу Санкт-Петербурга. – Филат, а ведь за нами хвост, – вдруг обронил Глеб, не поворачивая головы. – Идут за нами уже километров двадцать. От самого переезда. – Может, случайный попутчик? – вяло спросил Филат. Хотя жизнь научила его не верить в случайности и совпадения. – Навряд ли, – покачал головой Глеб, – я сто тридцать держу, и они не отстают. Перед поселком до сорока притормозил – и они сбросили… А теперь просто в затылок дышат! Филат посмотрел назад. – Красная «Ауди»? – Она самая. – Для погони такая тачка не приспособлена, да и окрас какой-то пижонский! – А может, это Михалыч решил подстраховать нас? – высказал свое предположение телохранитель Данила. – Вон там и «мерс» виднеется… Филат на мгновение задумался, а потом уверенно ответил: – Это не в духе Михалыча. Даже если бы старик о нас позаботился, он бы меня предупредил. Филат старался не выражать беспокойства, впрочем, пока и оснований для этого было маловато. В глубине души он продолжал надеяться, что это прилип какой-то чудак. Хотя он знал немало примеров, когда с законными наемные убийцы расправлялись именно на пустынной дороге. На шоссе царят те же самые законы, что и в джунглях, где сильнейший проглатывает слабого. Тут можно стать невольной жертвой самых обычных беспредельщиков, промышляющих на подходах к столичным центрам. Подобный промысел в криминальных кругах весьма распространен и приносит неплохие деньжата. На дорогах работают в основном рисковые пацаны, не боящиеся получить пулю в живот или дубинкой по зубам. Они сколачивают мобильные бригады и отчисляют должный процент в воровской обшак. Если же и стоило кого-то опасаться, то это таких вот «махновцев», работающих всегда небольшими группами. Внедорожник резко прибавил скорость – это Глеб надавил на газ. «Ауди» не желала отставать и уже едва ли не целовала их в задний бампер. Нагло идет, зараза, ничего не скажешь! Так можно двигаться только при абсолютной вере в собственную безнаказанность. Наверняка где-то далеко позади поспешает такая же фартовая тачка, до отказа набитая накачанными братками. Впрочем, и в салоне «Ауди» их сидело немало – четверо! А если учесть, что у каждого из них наверняка по стволу, то можно смело сказать, что они составляют нехилую боевую единицу. Неужели произошла утечка информации и в Питере об истинной цели визита Филата стало известно людям, которым знать об этом не полагалось, и за ним выслали охотников, чтобы не дать ему въехать в город? Вот ведь и Чифа устранили сходным образом… – Фарами мигают, – безрадостно сообщил Глеб, – хотят, чтобы мы остановились. Что делать, Филат? – Езжай пока. Если надумают пойти на обгон – не пускай! Преследователи играли по-серьезному и наверняка знали, за кем едут. А иначе почему из огромного числа машин, мчащихся по шоссе, они выбрали именно тот автомобиль, в котором ехал представитель московского сходняка? Значит, об их появлении в Питере уже было известно: подстерегли, суки, на дороге, чтобы вытряхнуть московских гостей где-нибудь в пригороде Северной Пальмиры. – Мы их сделаем! – спокойно отозвался Глеб, чуть поджав губы. – Вперед смотри внимательно! – резко предупредил Филат. – Не удивлюсь, если какой-нибудь «КамАЗ» вдруг выскочит с проселка. Приготовьте стволы! – Это можно, – ответил Данила и полез за пазуху. Глеб молча кивнул. – Предупреждаю сразу, – продолжил Филат, – палить только по моему сигналу и бить наверняка, чтобы без контрольных выстрелов. Филат носил пистолет сзади на ремне, в небольшой узенькой кобуре с кнопочкой-застежкой. Такое местоположение оружия было удобно тем, что оно не мешало при ходьбе, а потом (что немаловажно при его серьезном и опасном бизнесе), не выпирало и в случае опасности пистолет можно было бы извлечь за секунду. Рука привычно скользнула под полу пиджака, и пальцы уверенно отыскали прохладную ручку «браунинга». Филат извлек оружие из кобуры и положил его на колени. – Останови! – неожиданно распорядился Филат. – Из машины не выходить – пускай они подойдут. Как только я скажу: «Давай!» – палить из всех стволов. Да так, чтобы их мозги веером разлетелись! – Будет сделано, – безмятежно пообещал Данила, положив на колени две «беретты». Лицо у него было излишне спокойным – верный признак внутреннего напряжения. Автомобиль резко вильнул вправо и прижался к обочине, но Глеб вывернул руль влево – с тем расчетом, чтобы вновь рвануть на асфальт. Ядовито-красная «Ауди» остановилась позади метрах в пятидесяти. Почти одновременно распахнулись все двери, и на дорогу дружно высыпали четыре бритоголовых парня. Они рысцой бросились к «Шевроле», видно, совсем не подозревая, что на каждого из них приходится по стволу. И вдруг мимо джипа прошуршал черный «Мерседес». Филат готов был поклясться, что через приопущенное стекло задней дверцы он увидел ручной пулемет. Достаточно будет только неловко дернуться, чтобы свинцовый дождь превратил «Шевроле» в дымящееся решето. – Приготовились, – тихо процедил Филат, как будто опасался, что его могли услышать снаружи. – Ты, Данила, возьмешь первых двух, ты, Глеб, тех, что идут позади. Этот черный «Мерседес» тоже с ними. Наверняка корпус бронированный, но если под колеса закатить гранату, то тряхнет неслабо. Данила раскрыл дипломат и передал его назад Филату. На темном дне, в глубокой пластмассовой ячейке, покоились две противопехотные гранаты. Осторожно, ощущая в ладони приятную тяжесть, Филат извлек гранату из дипломата, после чего так же осторожно приоткрыл дверцу джипа, вот где пригодится армейская спецотрядовская выучка! Он и раньше метал гранаты далеко, с завидной точностью поражая учебные мишени, а пятнадцатиметровое расстояние – вообще пустяк. Филат представил, как взрывная волна завалит набок тяжелый автомобиль и «Мерседес» брызнет во все стороны битыми стеклами. Вдруг дверь «Мерседеса» распахнулась, и на дорогу вышел молодой мужчина. Что-то в его облике показалось Филату знакомым. Он пошел навстречу застывшему на обочине внедорожнику, и на его губах играла доброжелательная улыбка. Присмотревшись, Филат с удивлением понял, что перед ним был смотрящий Санкт-Петербурга Леша Красный, который разгуливал по родному городу без бронежилета, что по нынешним временам можно счесть бесшабашной лихостью или непростительной глупостью. По слухам, Красный представлял собой диковинную смесь законного вора с понятиями и бандита-беспредельщика. Впрочем, в этом он был типичным сыном своего города, где по-другому просто было нельзя. Такие уж порядки тут завел Сашка Шрам, и за пару лет, что он пробыл смотрящим Питера, четкая грань между ворами и отмороженными как-то незаметно размылась. В этом смысле Красный являл собой образец авторитета, который утром сидит в солидном кабинете на Невском и ворочает большими делами, а вечером с удовольствием «бомбит» какой-нибудь обменник на Васильевском острове… Красный раскинул руки для широкого объятия, как будто бы хотел приобнять автомобиль, а заодно и всех тех, кто в нем находился. – Ну что же ты, Филат, не рад встрече?! – выкрикнул Красный издалека. Граната в ладони Филата запотела – того и гляди, выскользнет из пальцев. Он незаметно закатил гранату на место и защелкнул крышку дипломата. Филат уже распахнул дверь, чтобы выйти, но неожиданно его пронзило острое чувство опасности: а где гарантия, что, как только он ступит на асфальт, его не прошьет автоматная очередь из придорожного леска? Уж больно зловещей казалась Филату четверка молодцов, окруживших джип. Кто его знает, что там задумал Красный? Ему же ничего не стоит замочить на этом пустынном шоссе московского визитера, который приехал к нему требовать задержанный платеж… Теперь Филат заметил, что беспечное выражение на рожах парней было наигранным. На самом деле каждый был внутренне напряжен и предельно собран. Ребятки остановились на значительном расстоянии друг от друга, их куртки были распахнуты – и им потребуется доля секунды, чтобы выхватить оружие. А один из парней и вовсе не утруждал себя – его ладонь спряталась в правый, сильно оттопыренный карман пиджака. Грамотно держатся – не придерешься. Это были или уволенные в запас офицеры каких-нибудь элитных частей, или киллеры высочайшего класса. – Выходим втроем, – распорядился Филат, изобразив на губах нечто вроде улыбки. – Что-то мне не шибко по душе это питерское гостеприимство. Пушки – в карман и с этой жизнерадостной четверки глаз не спускайте, а если что… так я с Красным сам смогу переговорить по душам. На дорогу вышли одновременно. Данила и Глеб остались стоять у джипа. Внешне все выглядело вполне безобидно, но в случае осложнений при таком маневре они сумели бы перекрыть путь Красному. Филат, не пожелав уступать в любезности, широко раскинул руки и двинулся навстречу смотрящему Питера. Воры встретились, крепко обнялись и долго стучали ладонями друг дружку по плечам. – Ну никак не думал, что ты приедешь! – воскликнул Красный. – Не знаю, о чем они там думают – такого важного человека к нам посылать! И было бы из-за чего! Да я завтра же в общак перешлю причитающиеся денежки. Обижает меня Варяг своим недоверием: если я бандитом начинал, так неужели от братвы гроши сейчас стану утаивать? Однако в его глазах Филат прочитывал иное: Красного явно раздражала столичная опека, и ему совсем не хотелось делиться банком, который он собирал с такими усилиями. – Ну что ты, Красный, ты же знаешь, как тебя уважают и Варяг, и Михалыч… – спокойно возразил Филат. – Не будь тебя, в Питере давно бы все друг дружке глотки перегрызли. Особенно после того, как Шрама закопали! В действительности Красный и впрямь оказался на редкость хорошим усмирителем. Он устраивал и московских, и питерских. Пускай он временами срывался на откровенный беспредел, но сходняк ему прощал маленькие шалости: не будь Красного, дела в Северо-Западном регионе совсем бы захирели. – Возможно, – сдержанно отозвался Красный. – Делаю все, что могу, пускай Варяг не сомневается. Признаюсь, когда он мне позвонил и сообщил, что ты выезжаешь, я был очень удивлен. Насколько я знаю, ты ведь занимаешься совершенно другим регионом, – заулыбался Красный. – И твоим тоже, Красный, – с нажимом произнес Филат. – Мне поставили задачу посодействовать тебе со сбором в общак. Может, у тебя возникли какие-то трудности? А потом надо будет проводить денежки до Москвы. – Понимаю. Не сверли меня взглядом, я не в обиде. – Здесь-то ты каким чудом оказался? – осторожно поинтересовался Филат. – Решил вот тебя встретить не в городе, а на дороге. А такую честь мы оказываем только самым знатным гостям. Да вот еще решил свиту свою прихватить, – Красный кивнул в сторону четырех молодцов из «Ауди», которые деликатно держались в сторонке. – Неспокойно у нас в городе, а мне с этими ребятами понадежнее. Да и тебе тоже. – Ты же ходишь без охраны? – заметил Филат с наигранным недоумением. – Не для себя стараюсь, для московского гостя, – серьезно проговорил Красный. От прежней его любезности не осталось и следа. В глазах сверкнул недобрый огонек – теперь это было настоящее лицо питерского cмотрящего, которого боялись даже близкие друзья. – А знаешь ли, не ровен час – пристрелить могут, мне же потом ответ держать за чужие грешки. Вон Чифа грохнули! А его водилу до сих пор найти не могут. Не то чужие в довесок убрали, не то свои закопали за провинность. – А ты предусмотрительный… – Стараюсь! Теперь Красный улыбался с неподдельным дружелюбием. Филат не мог не догадываться, что ему устроили проверочку на испуг. Интересно было узнать питерскому смотрящему, как поведет себя в случае опасности представитель московского сходняка. – Тебе не стоило встречать меня на дороге, – слега нахмурился Филат. – Скажу откровенно: еще секунду – и мои орлы пригрели бы твоих гранатами! – Ну так уж и сразу? – обиделся Красный. – А потом я все-таки тебя чуть-чуть знаю. Прежде чем что-то подобное выкинуть, ты же не один раз проверишь. Ну а если напугал, извини. – Улыбка Красного сделалась еще шире, и Филат понял, что шоу продолжается. Филат искоса поглядывал на Красного. Нет, определенно в этом парне было какое-то особое обаяние. Может быть, такое ощущение возникало от той неистощимой веселости, которая исходила из его сверкаюших глаз и от широченной улыбки, не сползавшей с лица. Но одним веселым нравом его положительные качества не исчерпывались. Красный, хоть и обожал шумную гульбу – чтоб водка рекой и девки штабелями, – о деле никогда не забывал. Он крепко держал в руках все ниточки санкт-петербургского криминального бизнеса и вовремя умел одну дернуть, другую чуть отпустить, чтобы все колеса сложной машины исправно крутились. Но и этого ему было мало. Красный любил посмотреть на все собственными глазами и на протяжении ночи, в сопровождении одного или двух молодцов, объезжал свои владения в Питере. В баре на Невском он выпивал рюмку-другую финской водки, потом мчался в порт, проверял там, как идет разгрузка каких-нибудь контейнеров с бельгийскими курами, потом ехал еще куда-то – и так до самого утра. Люди из окружения Красного полагали, что он не спал совсем. Потому что днем он точно так же разъезжал по городу: встречался с людьми, выступал в качестве третейского судьи, а то самолично отправлялся на стрелку, чтобы выявить правду. Смотрящего Санкт-Петербурга прозвали Красным совсем не за цвет лица и не за убеждения, какими когда-то славился «город трех революций». Он был по-мужски красив, и можно было предположить, что кликуха ему досталась за голливудскую внешность. Под два метра ростом, широк плечами и душой, обаятелен, а белозубой улыбкой доводил многих барышень до экстаза. Все знали, что Красный не брезговал проститутками с Невского проспекта, и те окрестили его «Железный Феликс» за то, что даже десяток путан за ночь ему не казалось много. Бурная жизнь никак не отражалась на его гладком лице: ни морщин тебе, ни мешков под глазами – как результат нехороших излишеств, а наоборот, лицо его все более свежело, и сам он напоминал крепкую осеннюю репу. В миру его звали Алексей Краснов, именно от фамилии он и получил свое погоняло. Но так его называли редко, куда чаще можно было услышать панибратское Леха. Место смотрящего он занимал всего-то полгода, это был тот редкий случай, когда мужик стал вором, даже не перешагнув порога камеры, хотя судимость у него была. Лет пять назад он крепко прижал в подворотне девицу, которая, освободившись из его крепких лап, поспешила нацарапать заявление в милицию. И только ушлый адвокат Лехи Краснова убедил судей, что интимная близость имела место по взаимному согласию. Возможно, познакомиться со всеми прелестями тюремной экзотики Леше помешали щедрые дары, которые слуги Фемиды получили от него в ходе разбирательства. – Все-таки ты наш гость, Филат, – улыбнулся Красный, – и я вот что хочу тебе предложить для начала – культурную программу! – Вы что тут, всех гостей культурной программой кормите? – поморщился Филат. – Я бы с дороги немного прилег… – Не всех, знаешь ли, а только избранных, – строго возразил Красный. – А потом, негоже питерцам в грязь харей ударяться. Если я к тебе в Москву завалюсь, неужели ты меня в гостиницу сразу потащишь? Рванем в казино! Побросаем фишки, потом посидим в ресторане, затем возьмем по паре телок и поедем дальше резвиться… И yчти – вздремнуть тебе сегодня вряд ли удастся, мои девки тебе покоя не дадут! Филат улыбнулся. Вот стервец – знает, где больная мозоль… – Лады – договорились! – Поедем в моем «мерсе»? – ненавязчиво поинтересовался Леха. Филат покачал головой: – Не хочу своих ребят без работы оставлять. – Ну смотри, тогда поезжай за нами и не отставай, – блеснул жизнерадостной улыбкой смотрящий. Красный поднял руку – отмашка была замечена мгновенно. Парни повернулись и неторопливо направились к «Ауди». Один из них как бы невзначай оглянулся. Безразличия в его взгляде было ровно столько, сколько можно обнаружить в глазах оскалившегося волка. Пpoфессионалы, ничего не скажешь, обучены даже достойно ретироваться. Интересно, в каких академиях учат подобному мастерству? Можно было не сомневаться, что в случае малейшей опасности пацаны развернутся одновременно, сжимая в руках по скорострельному пистолету, и откроют стрельбу почище, чем в каком-нибудь полицейском боевике. Напряжение не исчезло даже после того, как внедорожник, сердито зарычав, лихо тронулся с места, едва не протаранив массивным бампером хилый «жигуленок», который метнулся в сторону с проворностью карася, узревшего зубастую щуку. Филат без конца ловил себя на том, что крепко сжимает ладони в кулаки. Усилием воли он заставлял себя расслабиться, но стоило ему забыться, как пальцы вновь начинали терзать кожаную обивку сиденья. Странную все-таки встречу приготовил ему Красный! Филат не мог позволить себе попасться на удочку смотрящего. Вопреки его обезоруживающей белозубой улыбке, он легко менял настроение, а если впадал в ярость, то был способен даже столичного гостя, посланца сходняка, затолкать живьем в чрево мусоровоза и свезти к городскому крематорию… С этими бывшими бандитами-отморозками лучше всегда держаться настороже. И парочка гранат в загашнике никогда не покажется лишней. – Не отставай! – бросил Филат. Глеб едва качнул головой и врубил по газам. Глава 7 Больше, чем любопытство «Мерседес» мчался резво, заставляя попутные машины прижиматься к правой стороне дороги. Даже громоздкие джипы, проявляя чудеса маневренности, освобождали скоростную полосу. В эти минуты «Мерседес» напоминал голодную акулу, что врезалась на полной скорости в косяк макрели, учинив полнейший переполох. Холеный лимузин расчищал путь, и автомобиль, ведомый Глебом, двигался в его фарватере. Незаметно добрались до Питера и остановились у небольшого особнячка времен Екатерины Великой. Дом ничем не отличался от прочих построек русского классицизма, расположившихся на набережной Невы. Te же внушительные фасады с лепниной и с помпезным широким входом, украшенные фигурами обнаженных мужчин, в которых без труда угадывались герои греческих мифов. С реки тянуло свежестью, а тучи висели так низко, что и впрямь казалось: без помощи плечистых атлантов эту свинцовую тяжесть не удержать. Над мощной дубовой дверью весело сверкали неоновые буквы: КАЗИНО «ОЛИМПИЯ» Под неоновой вывеской у дверей прогуливались два молодца со скучающими физиономиями. Они бегло оглядывали случайных прохожих, спешащих мимо закрытого казино, и задерживали свое внимание только на тех, кто приближался к этой двери с намерением войти внутрь. Дело в том, что на четвертом этаже особняка, в небольшом зале, шла крупная игра. Здесь собиралась, так сказать, элитная покерная лига, попасть в которую было весьма непросто: путь игрока в этот зал был не менее труден, чем у футбольной команды высшего дивизиона, выбивающейся в финал розыгрыша Кубка чемпионов. Едва ли не каждый катала постигал азы своего ремесла с раннего детства, проигрывая в подворотне рублишко, пожалованный любимой бабушкой на мороженое. Потом некоторые из них, по мере взросления, дотягивали до игр районного масштаба, где ставки были не в пример выше. А потом только единицы, к которым благоволила фортуна, могли пробиться в высший эшелон. Как правило, это были весьма состоятельные люди, имеющие за спиной многолетний картежный опыт и сколотившие немалый капиталец, так что на крупной игре им не надо было ставить на кон старенький «москвичок» или комнатку в коммуналке – им верили на слово, потому что у этих игроков имелись миллионы на счетах в европейских банках, виллы на островах Средиземного моря и серебристые «Ягуары» в зимних гаражах на побережье Финского залива. Здесь собирались игроки высочайшего класса, которые чувствовали карты подушечками пальцев и умели так стасовать только что распечатанную колоду, что в пять движений кисти возвращали колоде первоначальный порядок карт. И каждый приходящий сюда знал, что, если ловкость искусных рук помогала сорвать грязный выигрыш, на лестнице удачливого шулера поджидают три мускулистых молодца, готовых накинуть ему шелковую удавку на шею. Все должно быть честно, братан! В этом казино, известном на весь Питер, в одночасье становились миллионерами или, наоборот, проигрывали даже скромные сбережения на старость. Этот дом помнил не одну человеческую трагедию, здесь уже не удивлялись тому, что проигравший пускал себе пулю в лоб где-нибудь в пустынном скверике. Хозяином казино «Олимпия» был пожилой грек, внешностью больше напоминающий академика, чем профессионального картежника. Звали его Перикл Геркулос. Поговаривали, что он еще лет двадцать назад сумел сколотить состояние, которому мог бы позавидовать даже преуспевающий европейский бизнесмен. Одно время он хотел съехать на землю предков, но внезапно открывшиеся ему в городе на Неве коммерческие перспективы убили в нем желание искать покоя на родине. Несколько лет назад он открыл казино для солидной публики. Посетители казино – а среди них были и воры в законе, и высокопоставленные государственные чиновники, музыканты и «новые русские» предприниматели – чувствовали себя здесь в полнейшей безопасности: на каждом этаже дежурили вооруженные молодцы. У входа тоже имелась мощная охрана, способная в случае опасности принять на себя удар. Внутреннее и внешнее кольца охраны постоянно держали между собой связь по рации, и без их ведома в казино не мог проникнуть ни один случайный человек. Сам хозяин частенько принимал участие в игре, но делал это больше для того, чтобы не растерять профессионализма, и с улыбкой вспоминал про былые победы. Свою карьеру Перикл начал лет сорок назад, обыгрывая в поездах дальнего следования богатых лохов-отпускников. Вид у него и тогда был весьма респектабельный, так что никому и в голову не могло прийти, что он шулер, каких по всей России не отыщется даже десятка. Позже его аппетиты возросли, и он создал «покерную бригаду», которая колесила по всей стране и находила Периклу клиентов среди подпольных фабрикантов, коллекционеров антиквариата и просто богатых людей, каких в советской стране было немало. Он имел целый штат наводчиков, с которыми всегда щедро расплачивался. Позже Геркулос осел в Магадане, поближе к золотым приискам. Тамошние старатели славились тем, что были очень азартны и в одну ночь могли прогулять сезонный заработок, насчитывавший много нолей. Но с ними надо было вести игру тонко: несмотря на любовь к куражу, старатели отличались большой недоверчивостью и осторожностью. Но и на них Периклу удавалось найти управу. Наводчиц он искал среди местных проституток, к которым устремлялись артельные мужики так же резво, как олени во время гона к жующим ягель самкам. Из Магадана Перикл вернулся неимоверно богатым. Казалось бы, теперь ему пришла пора утихомириться да зажить спокойно, потихонечку просаживая накопленные капиталы. Однако именно с момента возвращения Перикла на «большую землю» началась его настоящая карьера как профессионального картежника. Обладая не только воровским талантом, но еще и необыкновенными организаторскими способностями, он сумел объединить в единую касту всех шулеров и профессиональных игроков российского Ссеверо-Запада. Теперь они каждые полгода стали собираться в Питере на свои сходняки, где решались текущие вопросы по устройству и безопасности казино и по сбору общака. На карточных сходках делились территории и определялась специализация игроков: одни любили играть в поездах или на самолетах, другие предпочитали жаркие курорты Черноморского побережья, третьи ошивались в гостиничных комплексах. А немного позже Геркулос перешел в закон и зажил по понятиям. И теперь, несмотря на огромную разницу в возрасте, Леха Красный был для Перикла Геркулоса как отец родной… Парни у входа в казино, заметив приближающегося Красного, что-то буркнули в рацию, и дверь приоткрылась. Охранник не удивился появлению смотрящего с гостями. В это здание на набережной он заявлялся частенько, потому что играть любил и умел. Красный проигрывал по-крупному, но частенько срывал богатый банк. В «Олимпию» Леша Краснов мог входить в сопровождении своих телохранителей, но даже он, смотрящий Питера, не смел переступать порог зала на четвертом этаже, где шла крупная игра, и, сдав оружие, должен был томиться перед бронированной дверью под присмотром любезных, но малоулыбчивых гвардейцев Геркулоса. Старый грек в воровской иерархии Питера, хоть и сидел на ступеньку ниже Красного, был в некотором роде сам себе хозяин. С Красным, как некогда со Шрамом и с прежними питерскими смотрящими, условия содержания казино были оговорены до мелочей. Перикл был умный старик: он понимал, что если только пожелает иметь полный суверенитет, то Леха, не моргнув, открутит ему седую башку. Перикл безоговорочно признал Красного хозяином города и ежеквартально выплачивал ему «налог» с казино. Но при этом Красный приходил в «Олимпию» как простой посетитель – и если проигрывал, то отдавал бабки до копейки, а если срывал куш – на радостях отстегивал «в пользу заведения» десять процентов. Красный вошел в особняк, увлекая за собой спутников: следом шли Филат с Данилой, замыкал шествие Глеб, который как бы невзначай посмотрел по сторонам: набережная была пустынной, только трое чудаков, оперевшись о чугунную узорчатую решетку, задумчиво наблюдали за медленным течением воды. Они пересекли просторный вестибюль, на стенах которого висели гобелены восемнадцатого века и потемневшие картины в золоченых тяжелых рамах: создавалось впечатление, что входишь не в казино, а в картинную галерею. По обеим сторонам мраморной лестницы высились обнаженные фигуры греческих богинь вперемешку с бесстыдными сатирами с поднятыми фаллосами. Замыкал галерею скульптур величественный Геркулес – тезка хозяина, – опирающийся на огромную суковатую дубину. Приходившие сюда игроки не могли не оценить откровенный юмор Перикла, который словно предупреждал своих посетителей: здесь вас могут не только раздеть, но еще и поиметь должным образом, а если будете не в меру строптивы, то вам предстоит знакомство с увесистыми дубинками наших атлантов. Одна из боковых дверей распахнулась, и навстречу гостям, медленно выбрасывая вперед ступни, вышел сам хозяин. Филат был уверен, что он следил за гостями с помощью скрытых видеокамер, установленных не только в особняке, но и на широких лестницах. – О боги! – картинно поднял руки Перикл. – Алексей, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! – Он приобнял Красного и неторопливой походкой повел его через галерею красочных полотен. – Если бы ты знал, какая сегодня была игра, ты даже не предсталяешь! Знаешь Маленького Геру? – Ну? – Он все поднимал и поднимал, но слетел напрочь. Оставил на банке тридцать тысяч баксов! – Не хило… – А про Кузю ничего не слышал? – испытывающе заглянул Перикл в глаза смотрящему. – Откуда? Я же три дня не был в городе. – Знаю я тебя! – хмыкнул Геркулос. – Тебе же всегда все известно. Мне иногда кажется, что ты никогда покидаешь этого здания… Кузя взял полсотни штук на флеш-рояле. Красный невольно улыбнулся. В словах грека своя сермяжная правда: смотрящий не упускал случая, чтобы заслать в команду Перикла своего человека, – всегда интересно знать, что на уме у этого старого плута. Нельзя было не проникнуться завистью к греку – люди были преданы своему боссу, как будто служили не человеку, а полубогу. Их невозможно было подкупить даже хотя бы потому, что старый грек со своими слугами расплачивался щедро. И тем не менее Красный все-таки иной раз находил брешь в его обороне. – Ты преувеличиваешь, Перикл, мне о тебе известно не больше, чем редактору «Питерского вестника». Ты сам знаешь, что слухами земля полнится. Да, кстати. – Красный остановился и обернулся к московским гостям. – Познакомься, это Филат. Может быть, слышал о таком? Мой гость из Москвы. Перикл Геркулос отступил на полшага и не без интереса стал рассматривать Филата. Грек знал, что Филат доверенное лицо Варяга и Михалыча, он был также наслышан и о том, что Филат мастерски выколачивает деньги из должников. На мгновение в его глазах промелькнуло нечто похожее на тревогу: дескать, какая такая нелегкая занесла московского стервятника в наш зверинец? Но потом лицо приняло обычное любезное выражение. – Кто же не слышал о Филате? Уж не по мою ли душу? – не удержался он от шутки. Ладонь у грека оказалась мягкой и теплой – будто бы в перину угодил, – но все-таки довольно крепкой. Филат много всяких баек слышал о Геркулосе, но встречаться с ним до сих пор не приходилось. – Не переживай, Перикл, за тобой долгов не имеется, – ответил за Филата Красный. – Я вот просто решил показать московскому гостю твое заведение. Наш культурный заповедник! Геркулос глянул на сопровождающих, слепил сочувственную гримасу и промолвил: – Дорогой Леша, ты ведь знаешь наши порядки: в игровой зал могут входить только игроки и, разумеется, без оружия. Если я нарушу это правило, мне перестанут доверять, мои гости будут нервничать, а я обязан обеспечить им безопасность и комфорт. – Геркулос выглядел почти смущенным. – А потом я просто не знаю, как они могут себя повести, если вдруг начнут проигрывать. – Не беспокойся, – улыбнулся Красный. – Они не станут палить по стенам. – Я бы очень не хотел, чтобы у них возникли какие-то неприятности. – Можешь не беспокоиться, Перикл, мы войдем только вдвоем с Филатом, правила писаны для всех. – Красный извлек из-за пояса «макаров» и протянул его одному из своих спутников со словами: – Спрячь эту игрушку, в таком приличном заведении она мне без надобности. То же самое проделал и Филат: он извлек из кобуры красивый никелированный «вальтер». – Возьми! – обратился Филат к Даниле, и тот небрежно, как человек, привыкший ежедневно иметь дело с оружием, сунул пистолет в карман брюк. – А теперь прошу вас, господа! – Грек приобнял смотрящего за плечи и повел его по коридору. У дверей стояли два высоких парня с античной внешностью. Геркулос во всем обожал порядок: даже лакеи у него были похожи на героев из мифов. Один из них распахнул дверь. – Входите, господа! – с улыбкой пригласил Перикл. – Надеюсь, игра доставит вам удовольствие. Первым в зал шагнул Красный – не в пример Филату он чувствовал себя здесь свободно. За дверью оказалась еще одна дверь, которая бесшумно распахнулась, и взору гостей предстала огромная комната, залитая светом. В зале стояли шесть столов, за которыми кучковались стайки мужчин. Никто даже не обернулся в сторону вошедших – игра шла всерьез, чувствовалось, здесь действительно крутятся большие деньги. Над столами порхали короткие, словно выстрелы, реплики: – Пас! – Еще две! – Твоя! Филат вспомнил, как однажды ему пришлось играть в преферанс в одном из пансионатов где-то под Сочи. Конечно, давно это было, но пулю расписывали люди весомые, собравшиеся едва ли не со всего региона. Каждый явился с телохранителем, готовым в случае необходимости пальнуть в обидчика своего хозяина. Поэтому пиджаки у пацанов были paccтегнуты, а рукоятки пистолетов вызывающе торчали из-за поясов. В этом же заведении все было иначе. Солидно, ничего не скажешь. Филат много чего слышал о греке – тот даже речной камешек мог выдать за восьмое чудо света, а такое серьезное предприятие, как казино, он обустроил просто великолепно. Тут невольно создавалось впечатление, что ты перешагнул порог храма. – Неприятностей здесь не бывает? – поинтересовался Филат. – А как же без них, – спокойно отозвался Геркyлос. – Не так давно один фраерок пытался мои колоды подменить на свои, стремные карты. Вклеил, шельмец, в рубашки крупинки стекла! За дурака меня принял! – И что же ты с этим умником сделал? – А мы заставили его сначала схавать несколько колод всухомятку, а после того как он хохотальник прикрыл, дали ему воды из Невы испить. – И, криво усмехнувшись, грек добавил: – Так и не нашли беднягу – видно, так понравилась ему водица, что до сих пор жажду не может утолить. Так во что играешь: в покер, в деберц, в баккара? – В очко! – вырвалось у Филата. – Можно и в очко! – оживился хозяин казино. – Значит, игра на счастье? Филат невольно улыбнулся – так называлась игра без применения шулерских приемов, и, конечно, в среде высокопрофессиональных игроков такое предложение можно было принять за шутку. Появился один из людей Геркулоса, точнее, даже не появился, а как будто бы соткался из прозрачного воздуха, – в руках он держал новенькую колоду карт, которую с почтением протянул хозяину. Тот, привычно разорвав обертку, тщательно растасовал ее ловкими пальцами – такие пальцы бывают у цирковых фокусников или прирожденных шулеров. Сели втроем: Красный, Филат и сам Перикл. Красный вдруг вспомнил, что Филат с дороги, и сердобольно заметил: – Перикл Кириллыч, наш гость только приехал, наверное, проголодался. Надо бы его накормить! Глаза грека превратились в щелочки. – Э, так не годится! Уж коли сели за стол – надо сыграть. А накормить гостей старику Периклу всегда в радость. Сейчас я распоряжусь – мои расторопные мальчики позаботятся! – Он щелкнул пальцами и что-то стал нашептывать подошедшему курчавому юноше. Великовозрастный купидон покивал и удалился. Пошла неторопливая игра. Решили ставить по сотенке. Филат два раза проиграл, один раз выиграл. – Что нового в городе? – спросил он как бы между делом, обращаясь не столько к Красному, сколько к старому греку. – Да что у нас нового? – вздохнул Перикл. – Вот на прошлой неделе еще одного бизнесмена подстрелили. На Невском. И куда милиция смотрит! – Он хитро прищурился и глянул на Красного. Тот сидел с невозмутимым лицом. – Люди гибнут за металл! – пошутил Филат, размышляя, как бы ему незаметно перевести разговор на интересующую его тему. Неожиданно ему помог Красный: – Да, это ты в точку попал! За металл. Вернее, за металлические изделия. Филат напрягся. Тепло… – В каком это смысле? – Да ты разве не слышал? Тут разворачивается битва за полтора десятка ржавых кораблей! Грек картинно закатил глаза: – Да не такие уж они и ржавые, Леша! Если бы в «Балтийском торговом флоте» был сплошной металлолом, не стали бы за него просить двести миллионов! Филат делал вид, что ничего не понимает. – У меня девятнадцать! – радостно объявил он и просительно посмотрел на Перикла. Грек заглянул в карты и, не раскрывая их, смешал с колодой. – Семнадцать. Ты выиграл, Филат. Перикл проиграл уже под тысячу долларов, но с лица не сходила довольная улыбка. – Может, удвоим ставочку? – невинно поинтересовался Перикл. Отказываться было грех: в случае выигрыша счастливец получал почти три тысячи баксов. – Договорились, – ответил Красный. В его глазах засверкали азартные искорки. Грек безмятежно проиграл и эту партию и так же беззаботно поинтересовался: – Может, уж сразу увеличим до тысчонки? – Перикл собрал со стола карты и небрежно швырнул в корзину под столом. – Второй раз играть одной и той же колодой не полагается, – пояснил грек. – Да и большие деньги на кону. – Хорошо! – махнул рукой Филат. Карты сдавал Красный. Филат обратил внимание, как дрогнула его рука – непорядок! У смотрящего нервы должны быть покрепче. В этот раз подфартило Геркулосу – хотя его лицо осталось непроницаемым, словно маска древнегреческого актера. Грек бросил взгляд на карты, сбросил две, взял две, обыденно объявил: – Очко! – и открылся. На Филата смотрели три удалые пики – тройка, семерка и туз. – Продолжим, господа? – сладко улыбнулся грек. – Нет, знаешь ли, отыгрались. Хватит. Геркулос поднял палец, и «расторопный мальчик» лет тридцати безмолвно возник перед хозяином. – Слушаю вас, Перикл Кириллович. – Возьми ключик, собери деньги и положи в сейф. – Хорошо, Перикл Кириллович. Парень спрятал в ладони длинный ключ, который больше смахивал на воровскую отмычку. На столе горой лежали банкноты разного достоинства, с которых уныло таращили взгляды заморские президенты. Но парень, видно, не испытывал особого почтения к заокеанским господам – он открыл саквояж и одним движением руки смахнул «зелень» в его глубокое нутро. Звонко щелкнул замок. – Школа! – кивнул Красный вслед ушедшему парню. – Даже не поморщился! – Здесь совсем другое, – чуть улыбнулся старик, – просто я им очень хорошо плачу. За соседним столом по-прежнему шла оживленная игра. Никого не беспокоили чужие удачи – игроков больше интересовал собственный триумф. Среди игроков выделялся высокий шатен в дорогом костюме. Он был молод – на вид не более тридцати лет, с большой родинкой под носом и пухлыми, капризно изогнутыми губами. Ему везло по-крупному, но деньги со стола он убирать не спешил, а складывал банкноты аккуратной стопочкой. – Так что, Перикл, с вашим «Балтийским торговым флотом»? – негромко, как бы с ленцой, произнес Филат. – Что-то я ничего не знаю… Голова шатена при этих словах немного качнулась в его сторону. Филат обернулся: нет, показалось – красавчик был полностью увлечен игрой и в очередной раз взял немалый банк. Парню определенно везло. Интересно, в любви он так же удачлив? Старик поднял седую голову. Его глаза излучали гипнотическую теплоту. Однако Филат прекрасно понимал, что точно такими же любящими глазами он смотрит на человека, задолжавшего ему сто тысяч баксов и не сумевшего расплатиться в обговоренный срок. К столу бесшумно подошел курчавый юноша и вполголоса доложил: – Накрыли! Грек поднялся из-за стола и обратился к Филату: – Ну, а теперь прошу отобедать! Красный глянул на часы и хохотнул: – Да уж скорее отужинать! Восьмой час. Увлекая за собой Красного с Филатом, хозяин направился в смежную комнату. Ее убранство было не менее роскошным, чем в зале. На противоположной стене была выложена мозаика – гибкий юноша перепрыгивает через быка, опершись руками в его крутую холку. Перикл поймал заинтересованный взгляд Филата и пояснил с улыбкой: – На вазах, которые находят на островах Эгейского моря, можно встретить подобные изображения. Оказывается, у древних греков прыжки через разъяренного быка были чем-то вроде доброй национальной забавы. Подобно той, что существовала у славян на Ивана Купалу, знаете, когда девки с парнями, взявшись за руки, прыгали через костер! Вот, не удержался, заказал себе копию тех фресок, – не без гордости произнес он. – Это мне стоило недешево. Но красота, как сами понимаете, всегда стоит дорого. На двух других стенах был запечатлен извергающийся вулкан. Перикла Геркулоса всюду окружала красота, наверняка даже в сортире у него можно было отыскать изображения прекрасных нимф и крылатых богов. Посреди комнаты стоял большой квадратный стол, накрытый белоснежной скатертью, уставленный блюдами со всевозможной снедью. Здесь были тушеные овощи; карбонат, нарезанный тонкими кусками; копченые колбасы; многочисленные сыры; тропические фрукты. В центре стола возвышался графин с красным вином. Перикл пригласил гостей за стол. Курчавый юноша разлил вино по бокалам и выскользнул за дверь. И вдруг Красный ляпнул: – Перикл Кириллыч, нашего гостя, как я смотрю, интересует «Балтийский торговый флот». – Он с кривой усмешечкой уставился на Филата. – Мне он почему-то этого не сказал сразу. Так выкладывай, старик, что тебе известно! У тебя же тут бывают крупные люди, наверняка ведут разговоры и о кораблях… Грек просиял. – Теперь я спокоен! Значит, моя скромная персона московских друзей не интересует. Значит, все-таки «Балтийский торговый флот»? Да, действительно лакомый кусочек. Еще царь Петр сказал: Санкт-Петербург – окно в Европу. Я бы перефразировал так: Питер – окно в Россию, ее ворота. А тот, кто завладеет крупнейшим на Балтике флотом, будет полноправным хозяином всего побережья, я бы даже сказал больше, возможно, всей России. На море всегда крутятся очень большие деньги… Но я понимаю, почему ты спрашиваешь. – Старик не скрывал своего интереса. – Весь город только и говорит о предстоящей продаже «Балтфлота». По моим сведениям, на него зарятся очень серьезные люди… – Например? – Филат посмотрел на питерского смотрящего. Тот состроил невинную физиономию. Филат перевел взгляд на грека. – Даже самую маленькую информацию приходится добывать с большим трудом, – глубокомысленно заметил Геркулос. – Что ты хочешь, старик, деньги? – перебил Филат. Роман Филатов был доверенным лицом Варяга, а поэтому многие вопросы был уполномочен утрясать на месте. – Дорогой ты мой, если мне и нужны деньги, так только для того, чтобы поддерживать на должном уровне всю эту красоту, – старик сделал широкий жест в сторону висевших картин. – Но сейчас дело не в этом. Деньги мне не нужны! – Если человек отказывается от денег, то он всегда хочет чего-то большего. Что же ты хочешь? – Питер – наш город. – Старый грек посмотрел на Красного, который всем своим видом давал понять, что не принимает участия в разговоре. Забросив ногу на ногу, он с удовольствием дымил кубинской сигарой и любовался мозаичным панно, на котором была изображена обнаженная девушка верхом на олене. – Я хотел бы иметь свою долю. Я не претендую на баржу или на сухогруз. Мне будет довольно и спасательного ялика, который я смогу использовать по своему разумению. Филат невольно улыбнулся. Это предложение больше смахивало на любезнейшую просьбу гангстера добровольно расстаться со своими драгоценностями. Теперь он понимал, что Красный привез его сюда не случайно. Питерские отлично подготовились к его визиту, и Геркулос не отважился бы на такой разговор, если бы не заручился поддержкой Красного, а значит, тот знает о компании куда больше, чем хочет показать. Если даже старый плут мечтает о своей доле – интересно, какую долю потребует для себя смотрящий. – Если речь идет только о ялике, тогда дело можно считать улаженным, – улыбнувшись, сказал Филат, pешив, что при случае поделится своими сомнениями с Михалычем. – Я знал, что мы поймем друг друга. – Благородное лицо грека излучало явное удовольствие. – В этой компании у меня есть знакомый, который мог бы нам посодействовать. «Ого! – подумал Филат. – Он уже говорит о совместном бизнесе. А ведь это только начало. Сколько же прилипал будет через месяц?» Сделав над собой усилие, он постарался не выказать неудовольствия. – Какая у него должность? Как зовут? – Не торопись, Филат! Ты молод и горяч, – удыбнулся грек. – Серьезные дела так с кондачка не делаются. Сначала мне самому надо прощупать почву. А когда все утрясется, тогда я помогу найти тебе нужных людей. – Очень хорошо, – кивнул Филат, уплетая сказочно вкусные баклажаны в томатно-чесночном соусе. – Когда будет результат? – Завтра-послезавтра, – неопределенно ответил грек. Филат молча кивнул, покосившись на Красного. Tот без тени улыбки смотрел на него в упор. От его взгляда Филат даже передернулся. Что же все-таки у Красного на уме? – Если еще возникнут какие вопросы – найти меня можно здесь каждый день, – ласково проговорил Перикл. – Договорились! – Ну что ж, тогда мы рванем! – Красный, дожевывая кусок мяса, поднялся с места. – Тут у нас намечена кое-какая культурная программа. Так что по коням! – Молодость!.. Помню, раньше меня тоже ничего не интересовало, кроме женщин. – Впервые за время разговора Филат уловил в тоне Перикла что-то очень похожее на зависть. – Как же все-таки быстро бежит время! Проходя мимо игорных столов, Филат посмотрел в сторону красавчика-шатена. Он заметил, что стопочка долларов перед ним немного осела. Ага, все-таки и у везунчиков бывают проколы! На мгновение их взгляды встретились, и Филат готов был поручиться, что в пытливых серых глазах питерского денди он разглядел нечто большее, чем простое любопытство. Глава 8 Больно ты молоденькая Для культурной программы Леха Красный давно присмотрел небольшой старинный дом на Васильевском острове. Дом был замечателен во всех отношениях. Этот особняк светлейший князь Александр Данилович Меншиков отстроил для своей фаворитки – сюда он наезжал частенько и оставался порой до утренних звезд. Поговаривали, что позже девица став первой «мадам» Петербурга, устроила здесь дом увеселений, вроде тех, какими был славен блистательный Париж. Позже в его стенах был открыт первоклассный ресторан. На верхнем – третьем – этаже располагались шикарные кабинеты, где проводили времечко нижегородские купцы и золотодобытчики с Севера. В распоряжение миллионщиков отдавался огромный ресторанный зал, где они могли потрясти ассигнациями и послушать тягучие песни цыган. Сие заведение процветало до самого октябрьского переворота и обрело вторую жизнь уже во времена новой экономической политики: здесь оборотистые мужички из крепких крестьянских семей лихо покупали на заработанные червонцы красивых наложниц. Казалось, что время в этих стенах застыло: сейчас тут все так же продолжали существовать кабинеты для интимных свиданий, была своя «мадам», а у богачей постсоветского периода в моде были точно такие же чудачества, какими славились до революции сибирские миллионщики, – к примеру, купание в ванне, заполненной до краев шампанским. Именно сюда и привел Филата смотрящий Питера. Это заведение, ныне называвшееся «отелем», было на хорошем счету у питерской братвы, и поговаривали, что в его кабинетах снимают стресс не только простые бандюги с золотыми цепями на шеях и браслетами на запястьях, но и солидные люди, облеченные властью. Им тоже ведь не чужды простые человеческие радости: попариться в сауне и поплескаться в бассейне с длинноногими красотками. Еще поговаривали, что в одной из саун установлена видеокамера, которая беспристрастно запечатлевала все загулы сильных мира сего. А может, и врали – после скандальных «банных» похождений высоких московских начальников в Питере ходило немало анекдотов про обитателей Смольного, но никаких кинофотоматериалов так никто и не обнародовал. В глубине исторического особняка располагалось несколько укромных комнат – это была святая святых, здесь отдыхал Леха Красный с товарищами, и полногрудая хозяйка, исполнявшая роль «мадам», обеспечивала дорогих гостей свеженьким провинциальным молодняком. – А ты знаешь о том, что наши питерские девочки самые длинноногие? – балагурил Красный. – Слыхал, – примирительно отозвался Филат. Для Красного существовали только две темы: тачки и телки. Об этом он мог тараторить без умолку. – Каждая из здешних девок в постели акробатка: они такие номера откалывают, что московским шлюхам до них далеко будет. Скажу тебе, Филат, сколько гостей сюда ни приводил, не видел ни pазу, чтобы кто-то ушел недовольный. Что-то ты сегодня мрачный, Филат! – Тебе показалось, Красный. Мне не терпится поглядеть на твоих хваленых акробаток. – Филат попытался улыбнуться, однако получилось кисловато. Все его мысли были заняты встречей с греком-картежником. …Выходя от Перикла, Филат заметил на противоположной стороне улицы двух молодых людей, которые о чем-то разговаривали. Внешне они напоминали двух приятелей, случайно столкнувшихся на безлюдной улице. Вот только стояли уж слишком как-то спокойно, будто оловянные солдатики, – не кивали, не жестикулировали, как это бывает при активном диалоге. Один из них, как бы невзначай, посмотрел в сторону Филата. Так не разглядывают незнакомых прохожих, у этого парня к нему явно был какой-то интерес. Впрочем, про питерские странности он уже был наслышан – посыльные сходняка исчезали в этом городе, как булыжники в пруду, и поэтому он просто обязан был держаться настороже. Филат ощущал на себе напряженный изучающий взгляд даже тогда, когда садился в машину. И успокоился он лишь в ту минуту, когда оказался за бронированными стеклами Лешкиного «Мерседеса». По всему Невскому проспекту за ними следовала темно-вишневая «девятка», а то, что это не было случайностью, он понял, когда «Мерседес» повернул на Дворцовый мост. «Жигуль» то и дело терялся в потоке машин, но стоило «Мерседесу» прибавить скорость, как он опять оказывался на хвосте. Красный весело трепался: вспоминал, как вчера парился с двумя девицами в сауне, и пока одна делала ему массаж, он оприходовал вторую. Вообще он производил впечатление ветреного пацана, дорвавшегося до плотских удовольствий и не знавшего в них удержу. Трудно было поверить, что этот зубоскал держит в руках Санкт-Петербург так же крепко, как тяжелоатлет трехпудовую гирю. Леша Краснов был просто создан для криминального бизнеса, и если у одних талант к ваянию, у других к математике, а у третьих к фигурному катанию, то у него – к тому, чтобы легко брать «под крышу» большие и малые предприятия. Питерские заводы платили ему столь же исправно, как какой-нибудь табачный киоск на Лиговке: деньги для него находились даже тогда, когда заводская бухгалтерия сидела на картотеке. Филат поглядел в боковое зеркало. «Жигуль» не отставал. Конечно, можно предположить, что за ними волочатся люди Красного, но почему тогда он не обмолвился об этом даже словом? К тому же у них уже имеется охрана на колесах, которую не назовешь бестолковой. Филат хотел было поделиться своими опасениями со смотрящим, но передумал. Ясно одно – их пасут. Но вот кто? – Девки что надо, не разочаруют! – бодро заверил Филата Красный. – Можешь не сомневаться, каждую самолично проверил. А может, ты из брезгливых? – недоверчиво посмотрел Красный на гостя. – Если так, то могу что-нибудь эксклюзивное организовать. Ты не стесняйся, скажи. За хорошие бабки целку приведу. – Я непривередлив, – хмыкнул Филат. Он вспомнил, как несколько дней назад вызвал к себе домой девку. Если кто и кумекает в сексе, так это опытные проститутки! И он почувствовал дрожь, как будто ощутил прикосновение прохладных девичьих пальцев к своему телу. – Ну и молодец! – не без удовольствия заявил смотрящий. – Тебя, брат, ждет ночь любви, какие бывали в этом городе только у Петра Великого! У Красного явно была заранее заготовлена для него какая-то забористая шоу-программа, может быть, стриптиз-балет, а может, и еще что покруче, но Филату после утомительной дороги страшно хотелось спать, и он уже не чаял донести отяжелевшую голову до подушки. Да, видать, Красный так просто от него не отвяжется, пока не продемонстрирует питерское радушие во всем блеске. Едва они ступили в просторный вестибюль отеля, как к ним из бокового коридора вышла тонкая высокая девица в черном костюме-тройке. Наверное, администраторша. Красный приветливо ей кивнул: – Светочка! Здравствуй, родная моя! Ты все хорошеешь! Ну-ка подыщи моему гостю лучшую комнату. Филат украдкой оглядывался по сторонам. Все здесь выглядело респектабельно и благопристойно. С потолка свисала тяжелая бронзовая люстра в виде виноградной грозди, окна были занавешены тяжелыми плюшевыми портьерами. По углам пустого вестибюля дежурили крепкие парни, одетые под кабацких половых конца девятнадцатого века. Здешний интерьер больше напоминал не отель, а особняк какого-нибудь придворного вельможи. – Ой, господи, да такого гостя я бы и сама не прочь обслужить! – Навстречу Филату вышла высокая брюнетка лет тридцати пяти. – Да только я ему не подойду, твои гости, Лешенька, все на молодых посматривают. – Это и есть наша сестра-хозяйка Лариса Ивановна. – Красный хлопнул даму пониже спины, и Филат без труда догадался, что с этой дамой у него отношения более чем приятельские. – Если бы не ее старания, Филат, то наша жизнь выглядела бы просто убогой. А может, ты, Лариса, и в самом деле нашего гостя обслужишь? Ведь лучше тебя этого никто не сделает. А он у себя в Москве расскажет, что мы гостей принимаем по высшему разряду! Сам-то что скажешь, Филат? Тот усмехнулся: – Ларису Ивановну не хочу обидеть. Но мне бы что-нибудь попроще. После дороги чувствую себя не особенно свежо. – Понимаю, – ответила Лариса Ивановна. Видно, ей доплачивали еще за то, чтобы она не обижалась. – Для такого случая вам подойдет Глашенька. Вы не смотрите, что она молоденькая, – девушка сумеет сделать все, что нужно. Главное, не стесняйтесь, будьте с ней поласковее. – Было видно, что работа доставляет ей удовольствие и разговаривать на пикантные темы для нее так же естественно, как уличной собачонке справлять нужду под забором. – Игорь, – обратилась «мадам» к высокому парню, которому больше подошла бы роль центрового в баскетбольной команде. – Отведи нашего уважаемого гостя в седьмой номер и приведи ему Глашеньку. У самого порога, скрывая неловкость, топтались Данила с Глебом. По их лицам было ясно, что и они совсем не прочь отведать хваленых питерских деликатесов, но пока не знают, что же им следует предпринять: отправиться на поиски добычи или терпеливо дожидаться патрона. – У меня к вам просьба, – заметил Филат. – Позаботьтесь о том, чтобы мои друзья не скучали. – Не беспокойтесь, с нашими девочками заскучать невозможно! – весело ответила Лариса Ивановна. – Прошу вас! – Великан повел Филата по длинному коридору с зеркальными стенами. Обернувшись, Филат заметил, как Красный приобнял за талию двух подошедших девиц и уверенно увел в соседнюю комнату. Миновав зеркальный коридор, Филат оказался в просторной комнате, где шторы, скатерти и даже посуда, расставленная на круглом столе, были болотно-зеленого цвета. Филат не удивился бы, если почувствовал бы здесь застойный смрад болота, однако в воздухе витали тонкие ароматы. Филат извлек из карман пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и смачно затянулся. Ему стало легче, он опустился в мягкое кресло, которое поглотило его целиком, и стал ждать. Сейчас его взору должна была предстать Царевна-лягушка со стрелой в лапке… И она появилась. Девушка была в легком прозрачном пеньюаре, через который просвечивало молодое гибкое тело. Но вместо волшебной стрелы она держала в руках небольшой поднос, на котором стояла запотевшая бутылка шампанского и два высоких бокала. На мгновение Филат и вправду ощутил себя Иваном-царевичем, готовым броситься искать по углам лягушачью кожу. Девушка прошлась по комнате. В полупрозрачном одеянии она чувствовала себя так же уверенно, как светская дама в вечернем платье. – Как тебя зовут? – спросил Филат, когда жрица любви опустилась в кресло напротив него и из-под дымчатой ткани показалась крепкая полноватая ляжка. – Ах да, Глашенька! Мне так кажется, тебе больше подошло бы какое-нибудь сказочное имя. – Например? – Девушка охотно подхватила игру. – Ну, скажем, Елена Прекрасная, – в тон ей ответил Филат. Глашенька восторженно захлопала ресницами. – Как это замечательно, мне никто никогда не делал такого комплимента! Присмотревшись, Филат понял, что его гостья совсем молоденькая, даже юная. Если бы не губы, раскрашенные в ярко-вишневый цвет, она могла бы вполне сойти за восьмиклассницу. – А если бы ты не была Еленой Прекрасной, я мог бы подумать, что ты сбежала из гарема какого-нибудь султана. Девушка заливисто рассмеялась. – Если я откуда-то и сбежала, так только из хореографического училища. Мне было там так неинтересно! – Она капризно наморщила губы. – От упражнений на этих дурацких станках у меня все время болело вот здесь. – И Глашенька невинно погладила ладонью в паху. – А потом от прыжков очень кружится голова. Девушка говорила так естественно, как будто они были давно знакомы, даже тон ее был какой-то доверительно-интимный. Словно встретились старые друзья и решили в легкой болтовне провести время. – И много здесь у вас девушек из хореографического училища? – так же по-приятельски поинтересовался Филат. – Хватает! – В этот раз ответ прозвучал несколько скромнее. Глазки потуплены, ресницы прикрыты, Филат готов был бы поверить в то, что перед ним невинная школьница, если бы не вызывающе голое тело и откровенная поза: ноги чуток расставлены, грудь вперед… Оставалось только гадать, откуда у нее такая неподдельная искренность – то ли знак профессионализма, то ли врожденное качество. Филат нисколько бы не удивился, если б девушка начала рассказывать о том, какой она выдержала серьезный вступительный экзамен, прежде чем попасть в этот «отель». Но неожиданно она поинтересовалась: – А что вы любите? Этот вопрос прозвучал так же естественно, как будто его задала пятилетняя девчушка. – В каком смысле? – не понял Филат. – В смысле удовольствия, – профессионально улыбнулась Глашенька и легким движением руки сбросила пеньюар, который воздушной волной мягко опустился на паркет. Филат жадно оглядывал юное, но вполне развившееся тело: крупные грушевидные груди с темно-красными сосками, узкую талию, чуть выпуклый мягкий живот и широкие бедра с коротко стриженным островком волос в паху. Филат, вспомнив свои встречи с московскими проститутками, решил, что рассчитываться надо вперед. Он запустил руку во внутренний карман куртки, выудил бумажник и достал пару стодолларовых банкнот. Глашенька не скрывала удовольствия. В глазах у нее зажегся алчный огонек: сразу стало ясно, что перед ним сидело не такое уж невинное существо, каким она хотела казаться. Девушка взяла из его руки деньги и положила их на стол. – Не предложите ли выпить в честь нашего знакомства, Роман Иванович? – Ты знаешь, как меня зовут, Глаша? – удивился Филат. Было от чего насторожиться. – Конечно, меня же предупредили, что вы очень важный гость. В ее словах чувствовалась гордость, точно такая, какая бывает у завсегдатая ипподрома, поставившего все деньги на темную лошадку и сорвавшего главный приз. Все проститутки удивительно похожи, даже при том, что могут иметь лицо мадонны, – их выдают глаза. При виде денег они сверкают, как угли в темноте. Ему не раз приходилось пользоваться услугами жриц коммерческой любви, знавал он таких, чьи ласки стоили так же дорого, как ужин в «Метрополе». Но всех их роднил именно алчный блеск в глазах. Филат откупорил бутылку шампанского. Весело забулькал в высоких бокалах игристый напиток. – За тебя! – Филат взялся за длинную хрустальную ножку. Глашенька плавно вытянула руку с бокалом, хрустальные края соприкоснулись, наполнив на мгновение комнату мелодичным звоном. Едва пригубив, он поставил бокал на стол. – Я тебе не нравлюсь, – надула губы девушка. – Нет, что ты! – запротестовал Филат. – Тебе не понравился мой пеньюар? – улыбнулась Глашенька. – Я могу переодеться. Хочешь, надену строгий костюм. Многим мужчинам нравится. – Нет, оставайся как есть. Филат протянул руку к Глашеньке, и та, не заставляя себя упрашивать, прижалась к нему жаркими грудями, а ее проворные пальчики принялись быстро расстегивать пуговки у него на рубашке. Она умело сорвала с Филата рубашку, а он тем временем снял брюки и присел на широкую кровать. Глашенька откинула покрывало и юркнула под одеяло, взглядом приглашая его последовать за ней. Филат стянул трусы и, немного робея под ее блудливым взглядом, лег рядом. Девушка положила ладошку на его восставший орган и несколько раз провела вверх-вниз, точно полировала. Потом аккуратно пощекотала ноготком самую верхушку. По телу Филата пробежала острая волна наслаждения. Не в силах сдержать похоти, он обхватил Глашеньку за плечи и крепко сжал ее груди вместе, так что они расплющились друг о дружку. Тем временем она взгромоздилась на него верхом, приподняла зад и, ловко насадив себя куда нужно, стала покачиваться из стороны в сторону. – Смотри не сломай! – усмехнулся Филат. Его дыхание участилось, и он закрыл глаза, предвкушая взрыв наслаждения. Но Глашенька вдруг тихо захохотала и соскочила с него. – Что такое? – недовольно бросил Филат. – А что ты глаза закрыл? Не хочешь смотреть? – Глашенька обнажила два ряда ровных белых зубов. Хороша девка! Вот бесстыжая – совсем не стесняется, а ведь видит его в первый раз. Видно, опытная, хотя и молодая. – А сколько тебе лет, Глаша? Она лукаво повела глазами. – А что? – Да больно ты молоденькая. – Боишься? – хохотнула она. – Двадцать три. Устраивает? Филат недоверчиво покачал головой. Желание притупилось, и он почувствовал, как его «боец» понурил голову. Но и от зоркого взгляда Глашеньки не утаился угасающий интерес. Она снова бережно обхватила его орган пальчиками и тут же пробудила его к жизни. Потом снова села верхом и задвигалась, постепенно наращивая темп. Филат невольно стиснул зубы: волна вожделения огнем пробежала по бедрам, устремилась в пах и – мощным толчком выплеснулась наружу. Глашенька разочарованно замерла и, укоризненно покачав головой, высвободилась. – Что-то ты так быстро! Удовольствие хоть ощутил? Филат молча кивнул. Ему не хотелось признаваться, но Глашенька доставила ему истинное наслаждение, чего еще ни одной московской шлюхе не удавалось. – Не переживай, ощутил. А то, что быстро, – так это от усталости. Просто, знаешь, сегодня у меня был очень тяжелый день. Я шесть часов провел в машине. До сих пор не могу прийти в себя. Ты скажи, я тебе еще что-то должен? Девушка неопределенно пожала плечами: – Да мне-то нет. У нас кассиром Лариска. А потом, ты ведь уже со мной рассчитался… – Те двести пусть будут авансом, вот возьми еще, – Филат протянул еще две сотни. Глашенька сделала вид будто колеблется, после чего тоненькая ручка умело вытянула из его ладони деньги. – Извини, если что не так. Ее улыбка выглядела виноватой. Сейчас она скорее напоминала даму, которую беспардонно выставляют за дверь. Девушка поднялась с кровати и, слегка покачивая бедрами, точно манекенщица на подиуме, направилась к двери. У самого порога она замедлила шаг и, не дождавшись оклика, распахнула дверь. …Сказка закончилась, едва начавшись: Царевна-лягушка отправилась по своим болотным делам. Некоторое время Филат наслаждался одиночеством и тишиной. Ему нестерпимо хотелось спать. Завтра предстоят важные встречи. Филат решил действовать по собственному разумению – тем более что в Питере у него был свой проверенный человек, о котором не знал никто из eгo московских хозяев – ни Варяг, ни Михалыч. Завтра он поедет к нему и попросит оказать услугу. Оплачивать эту услугу, конечно, придется по высокой ставке. Но только не из денег Михалыча. Из тех баксов, что дал ему на карманные расходы старый московский вор, Филат отстегнул четыреста Глашеньке. А вот свои личные дела лучше финансировать из собственного кармана – не надо, чтобы Михалыч вдруг прознал, что за кадр имеется у Филата в Питере. На душе у него стало спокойно, как будто он глотнул сонного эликсира. Филат лег на мягкую надушенную подушку и почувствовал, как веки, вопреки его воле, сами собой смыкаются. Он закрыл глаза и провалился в сон. Глава 9 Стреляли бронебойными пулями Утром Филата разбудил крик какого-то разудалого молодчика за стеной и звонкий женский визг. Филат попробовал снова уснуть, а когда понял, что это бессмысленно, открыл глаза. Послышался новый вопль, еще более истошный, но тут же его сменил жизнерадостный девичий смех – и дверь широко распахнулась. На пороге, заслонив собой дверной проем, стоял с початой бутылкой виски в руке Красный. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/evgeniy-suhov/piter-da-moskva-krovnaya-vrazhda/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.