Константин Великий. Первый христианский император Джордж Бейкер Джордж Бейкер предлагает увлекательную биографию римского императора Константина Великого, в личности и деяниях которого сфокусировались важнейшие достижения Древнего мира. Он обессмертил свое имя, сделав христианство основной религией Европы. Определил развитие западной цивилизации на последующие века. В книге ярко, живо и образно воссоздана сложная атмосфера эпохи реформ Константина Великого. Джордж Бейкер Константин Великий. Первый христианский император Предисловие Почему личность Константина Великого представляет интерес для современного читателя? Причина заключается в том, что едва ли не все современные общественные институты в той или иной степени сформировались именно при нем. В его личности и деяниях сфокусировались все важнейшие достижения Древнего мира, и из этой точки свет их озаряет нашу историю. Без Константина американская конституция, парламент и события на площади Согласия были бы совсем другими. Ореол святости, созданный благодарными почитателями императора вокруг его имени, возможно, и заслужен, но для нас, далеких потомков, важнее представить его себе как реальную личность. Он не был святым. Он был умным, сильным и решительным человеком, который, возможно, и не совершал чудес, но который редко ошибался. О единственной серьезной его ошибке рассказано в этой книге. Это была типично человеческая ошибка в том смысле, что, хотя мы не можем в достаточной степени оценить ее последствий, в любом случае от гибели Криспа более всего пострадал сам Константин. Мы привыкли считать некоторые события в истории революционными. Большинство людей могут без труда перечислить их – это русская революция, Великая французская революция, английская революция 1688 года. Все эти исторические события имеют ряд общих черт – суть их состоит в насильственном свержении старой системы правления и установлении новой. Реформацию также можно назвать революцией; то же самое можно сказать о норманнском завоевании – однако они коренным образом отличаются от первых трех названных нами революций, и в поисках четких параллелей мы должны вернуться в глубь истории. История Рима знала три величайшие революции, имевшие огромное значение. Первая – это изгнание царей, вторая – революция Цезаря, в результате которой возникла империя, и третья – в ходе которой Константин сделал христианство основной религией Европы. Все эти революции зародились внутри государства. Все они стали победой определенных группировок. Все они изменили принципы управления. В данной книге описана христианская революция, ее причины и по крайней мере некоторые ее результаты. Не все революции оказываются в равной степени успешными. Французская революция, хотя косвенно повлияла на многое, реально изменила принципы управления лишь в небольшой части Европы. Русская революция, по всей вероятности, в конечном итоге окажется еще более локальной в своем прямом влиянии. Но что касается революций Цезаря и Константина, то они во многом определили развитие всей западной цивилизации с древности до наших дней. Христианство завоевало мир не просто пением божественных псалмов и обращениями к небесам. Оно прибегло к некоторым дополнительным мерам. Если бы не Константин, оно могло бы остаться такой же неясной и малозначимой сектой, какой на Востоке является несторианство. Сделавшись ярым поборником церкви, Константин завоевал империю для себя и своих сыновей, а также обеспечил себе бессмертную славу и определил пути западного мира на века вперед. Большинство людей не считают революцию желательным явлением, заслуживающим одобрения. Те, кто пытается осуществить ее, должны как-то оправдать свои действия; столь же веские обоснования нужны тем, кто успешно произвел революционный переворот. Христиане утверждают, что была предпринята попытка искоренить их религию. Сегодня многие говорят о том, что христиан преследовали отнюдь не так жестоко, как считалось ранее: и действительно, имеются определенные доказательства подобной точки зрения. Вполне возможно, что в ранний период политика преследований проводилась не настолько сурово и последовательно. Но этого нельзя сказать о преследованиях христиан в 303—313 годах. Тогда была предпринята решительная попытка искоренить христианство – и, защищаясь, христиане прибегли к единственно возможному средству избежать печальной участи. Они устроили революцию и захватили власть, создав свое государство. Они сами это признают. Если кто-то сомневается в том, что можно искоренить религию, пусть вспомнит примеры успешных кампаний такого рода. В Японии в XVI веке христианство было практически уничтожено. То же произошло во многих мусульманских странах. В Индии сходная участь настигла буддизм. Нет никаких оснований сомневаться, что при обычном ходе вещей усилия Галерия привели бы к большим успехам. Если обратиться к ситуации в России, то в изучении истории Константина можно увидеть практический смысл. Русское правительство поставило перед собой еще более грандиозную задачу, чем Галерий. Оно поставило перед собой цель уничтожить не только христианство, но и всякую религию вообще. Программа, надо сказать, весьма интересная. Пока непонятно, удастся ли довести ее до логического завершения. В данной книге описывается сходная ситуация и ее итог, который состоит в том, что поставленная цель не была достигнута. В ней рассказывается о некоторых проблемах, возникавших по ходу дела, о неизбежных издержках, непредусмотренных препятствиях, незаметных ловушках и горьких разочарованиях. Помимо этого, в книге наглядно показано, какие именно факторы привели к победе христианства. Ни одна религия не может выжить, если она не продемонстрирует светским властям, каким образом она может обогатить страну и улучшить повседневную жизнь людей. Вероятно, ни одна религия не может существовать, не имея под собой некоего фундамента в виде судеб удивительных людей, чьи истории придают древним мартирологам поразительную способность потрясать и облагораживать души. Вторым деянием, которым Константин обессмертил свое имя, стало основание Константинополя. Хотя величие этого его достижения признается гораздо большим количеством людей, мы все же должны помнить, что Константинополь и христианство неразрывно связаны между собой. Этот город был оплотом христианства, ее боевым форпостом и цитаделью. Будучи вполне земным городом, Константинополь одновременно был Новым Иерусалимом, сошедшим с небес, подобно невесте, идущей навстречу своему суженому. Этот город устоял против персов, поклонявшихся огню, положил конец могуществу арабов, булгар и аваров. О него, как о несокрушимую скалу, разбивались все попытки поработить новую Европу, которая постепенно формировалась под его защитой. Константинополь повлиял на восточную цивилизацию не меньше, чем на западную. Если арабы в какой-то период времени имели самую развитую науку в мире, этим они обязаны Константинополю. И еще одно: Константин, помимо всего вышесказанного, обеспечил себе бессмертие тем, что именно при нем сложилась та модель монархии, которая позже распространилась по всей Европе. Он связал разрозненные элементы в единое целое. Ему обязана своим существованием та форма правления, которая до гражданской войны в Англии тринадцатью столетиями позже главенствовала в Европе. С меньшей уверенностью можно говорить о том, что Константин, как светский государственный деятель, создал благоприятные условия для развития общественных институтов и самих людей. Но если ему не удалось передать государству тот живительный импульс, который привел бы к возникновению новых общественных структур и подъему на новую ступень цивилизации, он сумел обеспечить его устойчивость и стабильность. Вряд ли какой-то другой человек, придя к власти в период смуты и крушения, сумел бы вновь собрать воедино распадавшиеся части на столь долгое время. Не стоит расценивать деяния Константина с высокомерием современного человека. Византийская империя, побочное его детище, стала кормилицей современной цивилизации. Без этой христианской Афины, прекрасной и покинутой, защитницы и создательницы цивилизации, мы бы, возможно, не существовали сейчас. У нас было бы меньше поводов для гордости и радости. Константин учит нас, как добиваться стабилизации. Если мы хотим знать, как сохранить цивилизацию в неприкосновенности и защитить ее от всех посягательств в течение одиннадцати веков, как сделать ее устойчивой, неизменной, несгибаемой и почти неразрушимой, не ведающей смерти – а если и погибающей, то с мечом в руке, – то тогда история Константина может многое поведать нам. Глава 1 Первая смерть После того как Нью-Йорк исчезает за линией горизонта, современный морской лайнер отправляется в девятидневное путешествие по океанским просторам. На девятый день он огибает мыс Клир и Кинсейл. Когда судно проходит через канал Святого Георгия, пассажиры лайнера видят на востоке Сноудон. После этого лайнер медленно входит в гавань Мерси, скользя между длинной темной чередой зданий на Чеширском побережье и доками Ливерпуля. От Ливерпуля путь лежит по железной дороге через равнины Ланкашира и холмы Южного Йоркшира, который все еще является средоточием кипучей человеческой деятельности. К концу дня на широкой равнине, окруженной невысокими холмами, вы увидите странный, очень древний город, несущий на себе зримую печать другого мира и другой эпохи – это украшенная зубцами круговая стена, огромный замок и собор. Город сверкает как самоцвет в лучах заходящего солнца. Над воротами все еще висят щиты с геральдическими символами – красным крестом на серебряном поле, эмблемой святого Георгия. Это – старый Йорк. Этот город имел право на то, чтобы по его имени был назван великий отпрыск по ту сторону Атлантики. И люди, которые перенесли его имя за океан, сделали это не потому, что им стало лень придумывать другое название. Старый Йорк имеет богатую историю как военный, торговый и административный центр. Но его имя и слава стали продолжением славы еще более древнего знаменитого города, ранее стоявшего на его месте. Задолго до того, как были возведены эти стены и собор, здесь стояли другие стены, ныне обратившиеся в прах, и жил своей жизнью другой могущественный город, римский Йорк-Эборак, чьим потомком можно считать и Константинополь. Эборак был построен в долине реки во времена властителей, которые всегда были примером для подражания для всех последующих правителей и государственных деятелей, – римских императоров Антония Пия и Марка Аврелия. Поначалу он был маленькой безвестной крепостью. Когда Марк Аврелий, победив всех врагов внутри страны, навластвовавшись и написав свои книги, умер, Эборак был немногим больше, чем в самом начале. Давайте же посмотрим, какие события привели к тому, что эта крепость стала родиной основателя Константинополя, – события эти принесли Эбораку имя и славу. Развитие человечества сравнимо с последовательностью действий и противодействий. Реакция, последовавшая за смертью Марка Аврелия, была по силе сравнима с его добродетелями. Его сын был самым неудачным из его деяний. Коммод – высокий, красивый, атлетически сложенный – ненавидел все, что любил его отец, и любил все, что его отец презирал. Он любил ярость диких зверей, силу людей, наготу женщин, запах крови. Он даже проявлял снисходительный интерес к христианству – вульгарной религии, которую его отец презирал. Можем ли мы упрекать его за это? Он получил такое суровое воспитание, последствия которого оказываются порой опаснее, чем отсутствие образования. История Коммода – это один из самых примечательных скандалов древности. Мы, однако, поражаясь некоторыми сенсационными подробностями, можем задаться вопросом, не придало ли человеческое воображение излишней живописности этим историям. Слишком многие были заинтересованы в том, чтобы подмочить репутацию Коммода. Сын Марка Аврелия вовсе не являлся тем чудовищем, каким его изображали враги. В другое время он, возможно, стал бы известным деятелем, но, к сожалению, он имел несчастье жить в политической ситуации, которая оказалась пагубной и для его личности, и для его репутации. Римские императоры от Нерона до Марка Аврелия получали власть и правили в результате некоего компромисса, достигнутого между армией и сенатом. Противоборство, которое велось с такой яростью во время правления Тиберия, несколько утихло, но не прекратилось. В правление Марка Аврелия компромисс дал трещину. С восшествием на трон Коммода перемирие закончилось. В жизнь вступило новое поколение, не помнившее о гражданских войнах во времена Гальбы, Оттона, Вителлия и Веспасиана и тех бедах, которые они с собой несли. Люди снова готовы были драться за свои притязания. Коммод получил власть не в результате переворота, он правил по закону, как сын Марка Аврелия, с одобрения армии и сената. Но когда стало ясно, что у него вряд ли будет сын и что едва ли он сможет найти себе преемника, которого одобрит сенат, вопрос о престолонаследии вновь, впервые со времен Нерона, стал предметом интриг и соперничества. Задолго до смерти Коммода соперники приготовились начать драку при первой же удобной возможности. Свергнуть Коммода было не так-то легко. Он пользовался популярностью среди простых людей, поскольку никогда не делал ничего, что могло бы оттолкнуть их. Он мог доказать людям свою силу – и даже был рад, когда представлялся случай это сделать. Не удалось найти ни одной женщины, которая предала бы его. В первые годы своего правления он не был тираном, трясущимся за свою жизнь. Беглый секретарь мятежного Овидия Кассия скрывался в течение многих лет, в итоге был пойман. Все обличающие документы оказались при нем, но молодой император проявил благородство, отказавшись продолжать расследование. Он сжег все бумаги, даже не прочитав их, к великой радости многих римлян… В ответ на это он получил удар ножом от человека, напавшего на него из-за угла с криком: «Это послание тебе от сената!» Покушение было неудачным, но оно привело в движение колеса войны и судьбы. Расследование не обнаружило причастности к покушению кого-либо из сенаторов. Более того, было доказано, что нож в руки убийцы вложила сестра императора Лусилла. Однако Коммод не считал дело законченным. Непонятно было, чего хотела Лусилла, и Коммод решил докопаться до истины. За работу принялись доносчики, которые не появлялись на политической сцене со времен Домициана; а хронисты начали заносить в свои анналы обычные истории о том, как благородных сенаторов вдруг арестовывали и бросали в темницу жестокие клевреты молодого императора… Префект претории Перенний начал вытеснять сенаторов с военных постов. Однако сенат имел достаточно власти, чтобы добиться отставки и смерти не только Перенния, но и его преемника Клеандра. Затем была предпринята еще одна, причем весьма примечательная, попытка убить Коммода. Убийцы, люди, состоявшие на службе в рейнской армии, должны были тайно собраться в Риме во время праздника в честь Сивиллы Кумской… Однако этот план тоже не удался. В последний момент кто-то выдал заговорщиков. Но третья попытка оказалась успешной. Коммод справедливо предполагал, что его противники попытаются действовать через ближайшее окружение, но не смог выяснить, через кого именно. Убийцами оказались любовница Коммода Марция, постельничий Эклекций и Леций, новый префект преторианцев. Они сделали все, чтобы у молодого, сильного императора не осталось ни шанса спастись. Марция опоила его каким-то снадобьем, а затем его задушил профессиональный борец, специально нанятый для этой цели. Тело Коммода вынесли из дворца. Префект преторианцев, который, судя по всему, был главным в этом заговоре, доложил о содеянном сенатору Публию Гельвецию. Гельвеций сразу же созвал сенат и объявил о том, что армия предложила ему стать императором. Сенат с радостью утвердил его в новой должности. Смерть Коммода – одно из поворотных событий в истории. Она запустила в ход последовательность действий и противодействий, которые, как мы увидим, в конечном итоге привели к остановке и крушению громоздкого механизма Римской империи. И совершенно очевидно, что за всем этим стоял сенат. Как писал император Юлиан, Гельвеций был соучастником убийства. И хотя Юлиана никак нельзя назвать беспристрастным историком, в данном случае ему можно доверять. Убийство Коммода было, по сути, сенатским переворотом… По крайней мере, так полагала армия… Все попытки Публия Гельвеция снискать расположение подданных не дали результатов. 86 дней спустя он был убит одним из преторианцев. Последующие события хорошо известны. У преторианцев не было ни программы, ни даже четкого плана действий, и поэтому они в конце концов выставили императорский трон на продажу и продали его весьма способному человеку по имени Дидий Юлиан. Рейнская, сирийская и иллирийская армии сразу же выступили на защиту империи. После небольших разногласий на трон был возведен командующий иллирийской армией Септимий Север. Политическая ориентация Септимия Севера не вызывает ни малейших сомнений. Он был ставленником армии, военным императором, который пришел к власти, чтобы отомстить за убийство Коммода и вернуть военным право контролировать дела империи. Благодаря его личным действиям и в результате его политики как властителя последняя видимость компромисса между армией и сенатом исчезла[1 - В «Истории Августов» говорится, что число сенаторов равнялось 41 – как в законах Суллы. Профессор Берри считает, что, скорее всего, их было 29.]. Стремясь получить больше, сенат лишился даже того, что имел. Септимий Север был необычайно одаренным человеком, но допустил ряд просчетов, которые оказались роковыми. Он недостаточно продумал вопрос преемственности либо просто не успел решить эту проблему, а его сыновья оказались не на высоте. В результате сразу же после прихода их к власти государственная машина начала давать сбои. Так велико было почтение к Септимию – последнему императору раннего периода, – что одного его имени было достаточно, чтобы двое сирийских юношей, которые претендовали на престол в силу родства с кланом Севера, смогли несколько лет удерживать власть. Наконец этому пришел конец. Максимиан, солдат до мозга костей, сверг императора-стоика Александра Севера. При Максимиане борьба между сенатом и верховной властью достигла своего апогея. И перед тем как двигаться дальше, нам следует выяснить, в чем же была суть этой борьбы, из-за чего она возникла и кто стоял во главе противоборствующих сторон, поскольку все это чрезвычайно важно для понимания последующей истории. Власть армии и власть сената зиждилась не на каких-либо теориях, а на услугах, которые обе стороны могли оказать государству. В различные периоды времени относительная ценность этих услуг оказывалась разной. Были периоды – как, например, после сражения при Магнезии в 192 году до н. э. или после смерти Домициана, – когда армия мало что могла дать обществу и поэтому во мнении людей занимала последнее по значимости место. В другие периоды армия становилась сердцем и душой Рима, защитницей тех даров, которыми римляне облагодетельствовали человечество и хранительницу традиций. В зависимости от этого менялась и политическая ситуация. Гораздо труднее было решать вопрос о том, кто главнее, в такие моменты, когда обе стороны могли предъявить серьезные доводы в пользу своего приоритета. Если бы оказалось возможным урегулировать вопрос таким образом, чтобы сенат и армия попеременно уступали друг другу власть, как это сейчас делается в правительствах, формируемых по партийному принципу, то они могли бы делать свое дело без ущерба для другой стороны и для государства. Но в те времена это было невозможно. Римский мир должен был принять одну сторону и отвергнуть другую, причем сделать это со всей решительностью и определенностью, на которую был способен. При этом вряд ли определенность приносила кому-нибудь пользу – или едва ли кто-то всерьез ее желал. Нет необходимости лишний раз повторять, что армия конечно же не могла властвовать, опираясь исключительно на силу оружия. В руках сенаторов были такие могучие рычаги управления, как рынок и торговля. Обе стороны должны были обращаться за поддержкой к общественному мнению. Таким образом, и сенат и армия могли добиться главенствующего положения, только продемонстрировав, какие выгоды получит от их правления общество… Что же это были за выгоды? Они делились на две категории. Во-первых, экономическое благополучие и укрепление империи; во-вторых, защита империи от внешних врагов. Если последняя часть проявлялась более зримо и вызывала более широкий общественный резонанс, то первая группа имела то преимущество, что она касалась непосредственно жизни людей. Для римского обывателя Рейн и Дунай были столь же далекими, какими нам кажутся Янцзы или Ориноко. Кому какое дело до них? Однако всех волнует, насколько велик их доход, смогут ли они въехать в более просторный дом или купить более престижное место в театре. Экономическая выгода всегда на первом месте. Поэтому сенат не был столь уж беззащитен перед безжалостными ударами судьбы. Легионеру где-нибудь на Рейне сенат, вероятно, казался могущественной силой, распространяющей свою власть на весь мир. Сенат был детищем той древней традиции, которая возникла еще во времена городов-государств: самостоятельных городов, жители которых занимались торговлей, ремеслом и сельским хозяйством и могли сами защитить себя. В этих городах возникли литература, искусство, право и философия. Короче говоря, сенат был детищем и воплощением цивилизации. К сожалению, цивилизация оказалась очень ненадежной вещью: полагаться на нее одну было нельзя. История городов-государств – это история медленного и поэтапного разоружения, ограничения и преследования более цивилизованных групп в интересах менее цивилизованных. Горожане постоянно рубили сук, на котором сами сидели. Это саморазрушение было отличительной чертой цивилизации. До сих пор не удалось достичь сколь бы то ни было устойчивого равновесия. В какие-то краткие промежутки (такие, как, например, эпоха Перикла или годы, непосредственно предшествовавшие Пуническим войнам) государственным деятелям и торговцам, казалось, удавалось найти некую опору. Однако цивилизация быстро сворачивала с намеченного курса. В цивилизации есть что-то от женщины: вероятно, крайний эгоизм и непоследовательность, стремление бросить вызов здравому смыслу, обаяние и совершенство. Сулла усмирил некоторые ее порывы при помощи небольшого кровопускания, а Август – при помощи скальпеля. Гражданские войны цезарианской революции привели к экономическому краху многие богатейшие семьи, правившие в Риме, и экономическая власть оказалась вторичной по отношению к власти политической. Имперский период стал золотым веком для мелких ремесленников и крестьян. В результате бурного развития финансовой системы и торговли Рим превратился в государство процветающих городов и оживленных портов. Образование, философия и мораль сделали серьезный шаг вперед. Однако мелким ремесленникам и крестьянам доступны далеко не все формы деятельности. Некоторые предприятия требуют больших финансовых затрат и соответствующей материальной базы. А маленькие люди, честно получив свою прибыль от вложенного капитала, хотели хорошо поесть, выпить и повеселиться или в крайнем случае пойти послушать какого-нибудь философа. Да у них и не было простора для инициативы. Императоры делали все, чтобы их время стало веком скромных состояний и простых радостей. Не затевались никакие грандиозные проекты. Дни гигантов безвозвратно миновали. Одним из самых очевидных законов человеческого бытия является необходимость создания резервов на случай чрезвычайных ситуаций. Эти резервы могут накапливаться разными способами. Они могут быть облачены в человеческую плоть и кровь и представлять собой умелых, обученных людей или иметь чисто материальную форму: храниться в виде золотых слитков или существовать в более эфемерной форме кредитов. Однако римская цивилизация не создала никакой внятной системы накопления резервов. Римляне, первоначально не имевшие себе равных по силе духа, со временем уступили первенство северным народам. Резервы в виде золотых слитков и кредитов также были не очень велики. Кризис разразился незадолго до смерти Марка Аврелия. Во время военных действий на Дунае и на Востоке стала очевидна недостаточность экономического потенциала мировой империи. Все ресурсы были уже задействованы. Невозможно было изыскать никаких дополнительных средств без урона для государства и общества… Императоры прибегли к старому, проверенному методу расширения сельскохозяйственной базы. Они поселили людей в новых землях. Однако что-то пошло не так, как задумывалось, поскольку через несколько лет земли так и остались заброшенными… Экономический подъем так и не начался. Мы все знаем, как поступает человек, когда его организм отказывается правильно работать. Он искусственно заставляет его делать это. Неудивительно, что императоры сделали то же самое. Они начали заставлять экономику развиваться. Во всяком случае, они ввели такие налоги, как если бы экономический подъем уже наступил по одному их приказу. Любая экономическая система чутко реагирует на изменения в налогообложении. Римские ремесленники и землевладельцы были недовольны увеличением издержек. Перекладывание части этих расходов на плечи потребителей лишь частично решало эту проблему. Очевидно, все, что можно было предпринять в этом плане, давно уже было сделано. Дополнительное бремя просто оставило бы производителя без покупателя. Поскольку большинство жителей страны являлись одновременно и производителями и покупателями, люди в результате просто перекладывали бремя налогов друг на друга. Единственное, что оставалось, – это бороться с новой системой налогообложения. Именно по этим причинам начиная с правления Марка Аврелия разгорелась борьба между носителями экономической и политической власти. Неспособность экономики к росту и все увеличивающееся бремя налогов усугубились во время правления Марка Аврелия в связи с еще одним обстоятельством. В империи свирепствовала эпидемия чумы, а мы знаем из последующей истории, насколько страшной и серьезной может быть такая эпидемия. В притязаниях армии на власть имелись два аспекта: чисто военный и политический. Армия (а соответственно и империя) воплощала в себе демократические традиции Рима, отражавшие интересы римского крестьянства и мелких торговцев, требовавших от государства таких законов и такого управления, которые защищали бы маленького человека от сильных мира сего. Империя всегда придерживалась политики, направленной на сдерживание сильного. Любая политика проводится в ограниченных пределах – эти ограничения налагаются не только желанием и благоразумием, но и реальными возможностями властей. Тем не менее в истории Рима мы видим, что императоры и их чиновники всегда поддерживали маленького человека и взамен получали от него поддержку, на которой и держалось императорское правление. Претензии на власть, основанные на поддержке со стороны народа, подкреплялись время от времени демонстрациями военной мощи. Август и Тиберий расширили границы империи до Рейна. Траян и Адриан перенесли границу на Дунай и обеспечили безопасность Римского государства, отразив нашествия северных племен. Однако как раз тогда, когда был убит Коммод, у власти находился Септимий Север, а Максимиан только поднимался к вершинам власти, начали происходить события, на фоне которых войны Тиберия и Траяна казались мелкими стычками… Массовые миграции из Азии, которые продолжались с подъемами и спадами вот уже несколько лет, достигли очередного пика. Образованные римляне (как и все остальные) не были к этому готовы. Они ничего не знали о том, что миграция усиливается через равные промежутки времени; и не предполагали, что мигрантов будет так много. Знакомый римлянам отрезок истории охватывал лишь период от скифских и киммерийских войн до маркоманской войны Марка Аврелия. Они бы весьма удивились, если бы кому-то пришло в голову проводить параллели между легендами о кентаврах и военной ситуацией на Дунае. Они вряд ли поверили бы в теорию о периодичности миграции населения из азиатских регионов. Тем не менее эта теория является верной. Римляне в тот момент ощутили лишь легкое дуновение ветра, который в дальнейшем перерос в настоящий ураган. Перед лицом этой новой угрозы император должен был сконцентрировать все силы страны в своих руках и повести решительные действия. Ему понадобилось сделать то, что столетия спустя сделали император Карл Великий и немецкий король Генрих Птицелов. Однако императору это не удалось. В его распоряжении не было ни соответствующей организационной структуры, ни денег, и он не знал, где взять то и другое. Даже не представляя в полной мере грозящей опасности, римские военачальники интуитивно поняли, что необходимы решительные действия. Они потребовали провести реорганизацию армии и обновить старую военную машину, которая была создана для решения совсем других задач. Возможно, им не всегда удавалось беспрепятственно проводить свои планы в жизнь, поскольку они наталкивались на скептическое отношение людей, еще меньше, чем они, сознававших угрозу. Однако в этот момент политический авторитет армии сыграл свою роль. Военачальники могли склонить общественное мнение на свою сторону, использовав пусть и не относящийся к делу лозунг. Проще говоря, это означало смерть Александра Севера, поскольку, пока он был жив, не приходилось рассчитывать на осуществление всех необходимых мер. Молодой Александр являет собой замечательный образец «пряничного» римского императора. Он был типичным порождением определенной прослойки римского среднего класса, которая ставила своей целью создание совершенного человека. Воспитанный целеустремленной, решительной матерью и августейшей теткой, он был начисто лишен каких бы то ни было пороков и обладал всеми достоинствами, которыми должен обладать благородный человек. В его личной часовне стояла фигурка Авраама, а рядом с ней – Аполлона. Он искренне верил во все и вся. Личность Александра может послужить наглядным опровержением типичного заблуждения, заключающегося в том, что мягкость характера является первой добродетелью. Александра искренно ненавидели многие, и мало кто сожалел о его гибели. В характере нового императора Максимиана было куда больше не слишком привлекательных черт; чем-то он напоминал прусского солдафона. Когда он повелел сенату самораспуститься, сенаторы поспешили выполнить его приказ. Тех же, кто замешкался, ждал печальный и очень скорый конец. Неудивительно, что те, кто сумел уцелеть, всегда описывали Максимиана в самых мрачных тонах. Однако при этом он не запятнал себя никакими недостойными поступками, а иногда мог проявить снисходительность. Можно сказать, что он был солдатом в традициях Гая Мария, с теми же твердыми демократическими убеждениями и грандиозными военными амбициями. Он, ни много ни мало, мечтал о завоевании германских земель до самого побережья Балтийского моря. При нем была начата столь необходимая военная реформа. Попытка покушения на Максимиана окончилась полным крахом. Ответный удар сената был нанесен с очень удобной позиции – из Африки, провинции, которой угрожало вторжение извне. Гордии, поднявшие бунт, выросли в тепличных условиях римской провинции: они были сентиментальными домоседами, любившими покой и уют[2 - Старший Гордий воспел эпоху правления Антонинов в поэме, состоящей из 30 книг. К счастью, она не сохранилась.], и представляли собой полную противоположность Максимиану… От изнеженных мужчин, вроде Гордиев, толку меньше, чем от эмансипированной женщины, которая и Самсона может заставить поступать по ее воле. Местный африканский гарнизон подавил восстание Гордиев, а сенаторы, толкнувшие их на подобный шаг, уронили слезу сожаления о печальной участи 22 вдов и 66 детей младшего Гордия, которые потеряли своего кормильца.[3 - В своей книге «Общественная и экономическая история Римской империи» Ростовцев доказывает, что восстание Гордиев было инспирировано кучкой богатых людей.] Сразу же после гибели Гордиев сенаторы провозгласили императорами двух людей, которые, хотя и носили этот титул, по своим воззрениям были ближе к республиканским консулам. Избрание Балбиния и Папиниана было не таким уж плохим шагом, но оно разбудило среди населения Рима определенные воспоминания. Если республике суждено было воскреснуть, то в этом необходимо было идти до самого конца. Народ начал претендовать на участие в выборах и настаивал на избрании племянника младшего Гордия цезарем. Никто из двух императоров не признал соправителем младшего Гордия, и было непонятно, какой властью и каким статусом (если они вообще были) в данных обстоятельствах обладал цезарь. Решение этой проблемы пришлось, однако, отложить, поскольку против бунтовщиков выступил Максимиан. Но он слишком рано начал осаду Аквилеи, и боевой дух его войска был подорван из-за постоянной непогоды. До сих пор не ясно, был ли Максимиан убит своими же людьми, или он покончил с собой. Так или иначе, но он погиб. В армии Максимиана, оставшейся без предводителя, не нашлось достойного его преемника, и она сдалась на милость победителей. Сенат торжествовал победу. Казалось, история пошла вспять. Была восстановлена республика; действуй сенаторы более разумно, и прошлое могло бы возвратиться. Однако ненужная поспешность испортила все. Сокращение налогов было осуществлено без учета целей, которые в свое время преследовало увеличение налогового бремени; затем республиканцы пошли дальше и законодательно ограничили власть армии. Тем самым они сильно превысили полномочия сената. Что еще хуже, отдельные сенаторы, которым победа придала излишнюю самоуверенность, начали борьбу с преторианцами. Гладиаторы и борцы сенатской партии окружили лагерь преторианцев, разрушили водопровод и напали на гарнизон. Воины-профессионалы стойко держали оборону в своем укрепленном лагере… После долгих и отчаянных схваток усилиями Балбиния был заключен мир. Однако он оказался непрочным. После того как армия Максимиана вернулась в Рим, в городе сложилась сильная военная оппозиция. Преторианцы поняли, что у них есть сторонники, и перешли к действиям. Балбиний и Папиниан были убиты, и сенатская контрреволюция завершилась. Поражение сенаторов не дало армии ни новой политики, ни нового лидера. Преторианцы посадили на пустующий трон младшего Гордия, который до этого продержался у власти несколько лет, а затем отдали власть Филипу, герою персидских войн. Однако вояка с персидской границы был совсем не тем человеком, который требовался империи. Филипа сменил на троне Деций, иллириец по происхождению, выдвиженец иллирийской армии. Однако к этому времени разногласия между сенатом и армией зашли так далеко и принесли столько бед, что само существование империи оказалось под угрозой. Натиск варваров становился все сильнее. Их набеги разоряли одну из самых богатых и процветающих провинций, и над империей нависла угроза оказаться разделенной на две части. В этих условиях избрание Деция стало «шагом вправо». Он был настроен на решительные преобразования. Деций возродил цензуру, разрешил или, вернее, повелел сенату избрать приемлемого для себя цензора и собирался кардинально реформировать систему налогообложения и управления. Время для этого давно настало. Нам неизвестно, что он мог бы совершить, поскольку он вошел в историю не только как первый император, которому пришлось отступить перед варварами, но и как первый император, павший в сражении с ними. Он погиб в битве, а тело его так и не нашли. Его преемник Галлий был ставленником сената; и неудивительно (хотя, возможно, и печально), что Галлий заключил с варварами мир, оставив им все награбленное и всех пленных, кормил их, пока шли переговоры, а после заключения соглашения ежегодно выплачивал им контрибуцию. Поскольку варвары не соблюдали условий мирного договора, такой мир не принес римлянам ровным счетом ничего… После этого всю ответственность за происходящее, а заодно и пурпурную мантию императора принял на себя ненавидимый всеми губернатор Панноний. Он выгнал варваров из придунайских провинций и разделил деньги, предназначенные для выплаты контрибуций, между своими сторонниками. Галлий погиб в битве при Сполето, Панноний был свергнут Валерианом, цензором, избранником сената. Печальная слава Валериана превосходит даже славу Деция. Ставленник сената стал первым и единственным римским императором, который живым оказался в руках врагов. Он попал в плен к персам в 260 году. Правление Валериана было низшей точкой падения Римской империи. Несмотря на все преследовавшие его несчастья, Валериан не был ни дураком, ни бездельником. Если бы ему довелось умереть раньше, чем он стал императором, он бы вошел в историю как государственный деятель, сделавший, благодаря своим талантам, блестящую карьеру. Его сын Галлиен, которого он считал своим соправителем, обладал еще большими способностями. Он соединял в себе некоторые черты, которые отличали впоследствии Франциска I: был солдатом, циником, поэтом, оратором, садоводом, поваром, антикваром и притом мог получать наслаждение от бесед с философом Плотином – мало кто из нас может похвастаться такой разносторонностью. Отец и сын были ничуть не хуже всех тех, кто когда-либо занимал трон императора. Однако против несчастий, обрушившихся на Рим, бессильны оказались и эти замечательные человеческие качества. Валериан не пробыл на троне и трех лет, когда варвары захватили Дакию, лежавшую к северу от Дуная, и земли, завоеванные Траяном, перестали значиться на картах Римской империи. Через год франки начали наступление на границе, проходившей вдоль Рейна[4 - Именно в этой войне 256 года франки впервые появились на исторической арене. Они активно действовали на ней около 600 лет, после чего исчезли так же внезапно, как и появились.]. Галл иен взял на себя командование рейнской армией; помощником его был человек выдающихся способностей – Постум. В том же году алеманны, чьими предками были свевы, начали наступление на восток в верхнем течении Дуная, а персы пришли в Антиохию… Персам пришлось отступить, но они впоследствии вернулись; однако история франков оказалась гораздо сложнее. Они не могли прорваться через оборонительные заслоны, созданные Постумом по Рейну. Лишенные, таким образом, возможности вернуться домой, они двинулись на юг и захватили одну из богатейших и красивейших стран мира. Придя в Испанию, они с боями продвинулись от Пиренеев до Сеуты, а затем, погрузившись на корабли, продолжили свое «благородное» занятие в Африке… Кстати, они подорвали испанскую торговлю оловом, в результате чего были открыты корнуэльские оловянные копи, что способствовало росту благосостояния Британии… Так продолжалось 12 лет; однако истории об их триумфе не дошли до нас, потому что никто из них не вернулся домой живым. Среди «разбойничьих рассказов» эта легенда о первых франках может занять почетное место. В самый разгар анархии, охватившей Римскую империю, Валериан и Галлиен проявляли удивительное мужество, пытаясь восстановить порядок в стране. Мало кому из людей приходилось сталкиваться с более безнадежной задачей. Валериан принялся за дело на Востоке, попытавшись отразить угрозу, исходившую от персов. Резиденция Галлиена находилась в верховьях Дуная, откуда он мог контролировать ситуацию на северных границах. Однако эта оборонительная схема рухнула, когда Постум решил взять в свои руки власть в западных провинциях. Постум стал императором в Треве и в течение нескольких лет правил Британией, Галлией и Испанией. В это же самое время некто Ингин объявил себя независимым правителем земель в нижнем течении Дуная – и под властью Галлиена остались лишь Италия, Африка и Греция. Одним из результатов этих событий стало то, что Британия, Галлия и Испания оказались надежно защищены. Постум был достойным правителем и хорошо управлял своими владениями. Веселый цинизм Галлиена, без сомнения, сыграл ему на руку, когда вокруг него начал рушиться мир. Позиции Постума и Ингина были поначалу весьма шаткими, но они сумели удержать их; однако в результате весь натиск захватчиков обратился на Галлиена. Алеманны всей мощью обрушились на него. Вместе со своей итальянской армией он отступил через Альпы в Италию, по возможности нанося врагу ответные удары. Галл иен дошел почти до ворот Рима, и тут настал его час: он развернул свои войска, дал бой на Марне под Миланом и отбросил захватчиков за Дунай. Он не утратил оптимизма, даже когда до него дошли вести, что его отец попал в плен к персам. Позже многие его проклинали за подобное благодушие. Кто станет винить этих обвинителей? Все предыдущие несчастья оказались лишь детской шалостью по сравнению с тем, что еще предстояло пережить. Небесный судия излил свой гнев на римлян. За потерей западных провинций, восстанием Иллирии, разграблением Северной Италии последовали волнения на Сицилии, подобие гражданской войны в Александрии и бунты в Малой Азии. Потомки простили бы Галлиена, если бы он утопился в Тибре. Но они не простили ему того, что в отчаянной ситуации он предпочел потребовать себе еще вина и продолжать сражаться. Персы, пленив Валериана, дошли до Цезарии и отступили только потому, что эта земля им не приглянулась. Однако самое страшное – нашествие готов – было еще впереди. Постум защищал рейнские границы не с большим успехом, чем Ингин оборонял Дунай; однако, если действия Постума влияли только на ситуацию в его собственных владениях, действия Ингина имели далеко идущие последствия. С Дуная готы двинулись дальше на восток и заняли Таврию – теперешний Крым. У них были и корабли и моряки, а также, судя по всему, достоверные сведения о географии окрестных земель. Разграбив богатый азиатский город Трапезунд, готы решили опробовать водные пути, ведущие в Средиземное море. Достигнутые успехи раззадорили их, и на следующий год они вернулись в те же места с еще большими силами. Даже потерпев поражение на море от местных жителей, готы не остановились и едва не захватили Фессалоники. Галлиен отдал поспешный приказ о незамедлительном восстановлении всех древних фортификационных сооружений в Греции, которые за несколько веков практически исчезли с лица земли. Однако до того, как этот приказ был выполнен, готы успели занять почти весь полуостров. В Афинах на них неожиданно напало греческое войско. Клавдий, впоследствии ставший императором, начал наступление и преградил путь нескольким отрядам, которые пытались перейти через Дунай и вернуться домой. Затем подошел и сам Галлиен со своим войском. Забрав с собой все, что только было можно, из награбленного, готы на кораблях вернулись туда, откуда начали свой поход. Теперь в Римской империи не осталось ни одного уголка, самого отдаленного и, казалось бы, безопасного, который не познал бы на себе всю силу варварского натиска. Нашествие готов на Грецию явилось завершающим штрихом этой ужасной картины… Страны столь же мирные и не привыкшие к насилию, как ныне наши родные земли, подверглись нашествиям франков, алеманнов, готов и персов или были раздираемы внутренними распрями, не менее ожесточенными. Казалось, близится конец света. Ужасающие предсказания грозили людям еще большими бедами. Начался голод, а с голодом пришли и болезни… Материальный ущерб был огромен; однако куда более серьезный удар был нанесен моральному духу людей и их вере в правителей – двум факторам, на которых, собственно, и держалась экономика. Рухнула денежная единица Римской империи, как это было с германской маркой и с русским рублем[5 - Стоимость динара снизилась на две трети. Иногда он падал и еще ниже. Даже в эпоху Диоклетиана египетская пшеница стоила на 15 000% дороже своей обычной цены. Конечно, это было временное и чрезвычайное явление.]. Почти в одночасье, с пугающей внезапностью цивилизованный мир погрузился во мрак почти забытого варварства. Если у этого веселого циника не было других добродетелей, он, по крайней мере, умел не впадать в отчаяние. Когда дела складывались совсем плохо, он вел себя так, словно все было в полном порядке. Он не уступил ни йоты из своих прав императора. Когда, после 15 лет беспрестанных сражений и интриг, этот величайший оптимист в истории человечества пал под Миланом от стрелы, выпущенной неведомой рукой, он перед смертью успел назвать своим преемником Аврелия Клавдия. Какие бы тайные махинации ни скрывались за провозглашением Клавдия императором, это был поворотный момент. Клавдий не был выдающимся человеком; очень сомнительно, что его можно назвать даже просто умным. Он не отличался особыми личными достоинствами, но обладал основным необходимым качеством – он умел мыслить как император. Некое необъяснимое и неопределенное сочетание различных черт заставляло всех остальных людей действовать заодно с ним. Галлиен, сын ставленника сената, под давлением обстоятельств был в конечном итоге вынужден занять антисенаторскую позицию. Он сделал целью своей жизни защиту империи и сохранение ее единства и тем самым стал на сторону армии. В его правление давнее противостояние между армией и сенатом вылилось в полное устранение сенаторов от военных дел. Галлиен превратил армию в еще более изолированное и привилегированное сообщество, чем она была раньше. Это стало одной из причин открытого неприятия его сенатом… Несчастья, которые преследовали Рим в его времена, вряд ли были следствием его ошибок. Для того чтобы защитить империю от внешней угрозы и от внутреннего распада, требовалось нечто большее, чем деятельность и способности одного человека. Требовались новые структуры и новая политика, соответствующие изменившимся условиям, и одной человеческой жизни здесь оказалось недостаточно. Нужны были деньги, и безотлагательно. Приход к власти Клавдия вполне устроил сенат, который выразил удовлетворение его мужеством и решительностью. Короткий период правления Клавдия был наполнен событиями достойными такого человека. Именно он сумел разбить союз северных племен, который нанес объединенными силами удар по границам Римской империи в год вступления Клавдия на престол. У озера Гарда он разбил алеманнов и их союзников, а затем двинулся в Иллирию и изгнал с полуострова готов. Клавдий умер от чумы, которая свирепствовала в разоренной и голодающей империи. Перед смертью он назвал своим преемником Домиция Аврелиана, которого армия послушно поставила во главе империи. Сенат, поначалу поддержавший его соперника, брата Клавдия, поспешил подчиниться. Аврелиан был родом из крестьян и к тому же иллирийцем. Клавдий управлял империй всего два года, а Аврелиан – четыре года и восемь месяцев, и каждая неделя его правления была наполнена важнейшими событиями. За это короткое время он наголову разбил алеманнов, навел порядок на северных границах, вернул потерянные земли на востоке, подавил волнения в Египте, победил галлов и внешне вернул империю в ее нормальное состояние. Аврелиан был жестким человеком, не признающим никаких доводов, кроме необходимости; его слово становилось законом. Он, возможно, прожил бы много лет, если бы не напугал нечестного на руку помощника. В результате в 275 году под Византием он был убит. Практически сразу все признали, что убийство Аврелиана было ошибкой. Его убийцы принесли извинения и объяснили, что их ввели в заблуждение. В результате у армии не оказалось готового кандидата на место императора. Последовало шестимесячное безвластие, в течение которого армия и сенат пристально наблюдали друг за другом. Аврелиан вызывал у сената самые неприятные чувства, поскольку практически все время своего правления был с ним на ножах. Он был слишком явно ставленником армии. Однако теперь ситуация изменилась. После вежливой просьбы военных выбрать приемлемого кандидата на императорский трон сенат никак не мог определиться в своем решении. Никто особенно не жаждал власти. Ни один сенатор, охваченный пророческим жаром, не выказывал желания послужить своей стране. И это было странно. Привычка военных убивать своих ставленников, по крайней мере, свидетельствовала об интересе к политике… Наконец сенат остановил свой выбор на Клавдии Таците, немощном семидесятипятилетнем старце… Шести месяцев войны в Малой Азии оказалось для него более чем достаточно. Он умер в Тиане от постоянных тревог и непосильной работы. Его брат Флориан объявил себя императором в обход всех правил. Очевидно, сенат мало что мог сказать по этому поводу, однако военные обратились с отчаянной просьбой к Пробу, популярному военачальнику, который незамедлительно откликнулся на их призыв. По прибытии он обнаружил, что армия уже расправилась с Флорианом и готова возложить корону ему (Пробу) на голову. Проб, как и Аврелиан, был иллирийцем и реалистом. Он не очень-то горел желанием стать императором. Жизнь и без того в достаточной мере была благосклонна к нему; а титул императора принес ему только больше трудов и ответственности – но не удовольствий. Однако он принял возложенную на него почетную миссию. Он занял уважительную позицию по отношению к сенату, а сенаторов вполне устраивало, что кто-то согласился взять на себя всю работу и оставить сенату все привилегии. Правление и смерть Проба очень напоминали правление и смерть Аврелиана. Подобно Аврелиану, он неустанно трудился, разъезжая по всей империи. Как и Аврелиан, он добивался успеха во всех своих начинаниях. Самая большая заслуга Проба перед будущим, однако, лежит не в военной или административной сфере. Уже после своей смерти он продолжал править Римом в лице людей, которых он первым направил на путь успеха. Мы скоро узнаем об этих людях – Каре, Диоклетиане, Максимиане, Константине и Галерии… Они составляли уникальный генеральный штаб, созданный Пробом. Он и умер, как Аврелиан. Он слишком любил дисциплину и порядок и был убит в результате стихийно сложившегося заговора. Заговорщики сразу же выразили сожаление о содеянном. В этот момент на сцене появилась новая, очень примечательная фигура. Это был сухопарый, мрачный, небрежно одетый, лысоватый человек, который без должного трепета известил сенат о том, что его избрали императором, и о том, что ему абсолютно все равно, что сенат думает по этому поводу. Он мало говорил и еще меньше делал. Однако своими действиями Кар наглядно продемонстрировал, что в среде наиболее образованных военных зреют новые идеи. Он провозгласил цезарями двух своих сыновей. В руки старшего, Карина, он отдал управление западными провинциями империи. Младший, Нумериан, отправился с отцом на восток. Очевидно, Кар собирался – хотя его замысел так и остался неосуществленным – поставить одного императора над западными провинциями и второго – над восточными. При этом окончательное слово должно было принадлежать ему самому. Если бы он прожил подольше, возможно, ему удалось бы разрешить щекотливый вопрос о престолонаследии – и много других проблем. Такая необходимость давно назрела. Правление Кара, хоть и успешное, было недолгим. Он умер в разгар своей восточной кампании, и оказалось, что на его трон претендуют сразу два человека – Карин и Нумериан. Не стоит даже гадать, как они решили бы между собой вопрос об управлении империей, поскольку их смел с дороги более сильный соперник. Когда армия двинулась из Персии на родину, среди военных начали ходить разные слухи. Наконец все узнали правду. Нумериан был мертв, а префект преторианцев Аррий Апр уже в течение некоторого времени издавал указы от его имени. Апра призвали к суду, обвинили в убийстве Нумериана и казнили, не дав ему возможности оправдаться. Обвинителем и палачом был Диоклетиан. Глава 2 Диоклетиан Однако кто такой был этот самый Диоклетиан? Трудно поверить, что он случайно подвернулся под руку, не будучи никак связан со всем, что происходило раньше. Он появился на сцене, как появляется в театре ведущий актер, исполнитель главной роли. После того как второстепенные персонажи сделали свое дело и отбарабанили свои короткие роли, на сцену выходит человек, чьи горячие, искренние речи заставляют всех осознать, кто здесь главный. Главный в чем?.. На этот вопрос трудно ответить. Власть, которой он обладал, не имела ничего общего с властью, которую ему давало его положение. Он был командиром охраны императорского дворца. Эта должность не давала ему доступа в высшие круги и тем более возможности влиять на окружение императора, какой пользовался префект претории. Аррий Апр рассчитывал на свое положение, когда пытался завладеть императорским троном. Однако оно ему не помогло[6 - Если бы для расследования смерти Кара и Нумериана была созвана специальная комиссия, результаты ее работы оказались бы сенсационными. Кар умер при чрезвычайно таинственных обстоятельствах. Очевидцы говорят, что во время грозы загорелась его палатка, правда, некоторые свидетели утверждают, что его убила молния. С другой стороны, его личный секретарь заявляет, что он умер своей смертью, но при этом он почему-то не объясняет, отчего это произошло, и убеждает, что пожар возник по вине расстроенных этим слуг. Все это весьма подозрительно. Немного позже Нумериан также умер при обстоятельствах, не вполне нам понятных. Поскольку Диоклетиан был начальником охраны, он не мог не знать этих обстоятельств, и его показания могли бы представлять определенный интерес. Суд спросил бы у него: 1) почему он убил Аррия Апра до того, как он выступил с какими-то заявлениями; 2) как ему удалось сделать это, не возбудив подозрений; 3) почему он сказал: «Великий Эней покарал тебя!»; 4) почему он сказал: «Я наконец убил вепря!»; 5) были ли показания деда историка Вописция правдивыми.Дед Вописция мог бы сказать суду: «Когда все они были всего лишь солдатами-наемниками, хозяйка, у которой они квартировали в Тонгресе, была жрицей друидов. У нее был свой магазин. Там жил Диоклетиан. Однажды, расплачиваясь за жилье, он, казалось, неохотно расставался со своими деньгами. И она сказала ему, чтобы он не жалел о них или что-то в этом роде. Диоклетиан сказал: «Я быстрее стану расставаться с ними, когда стану императором». Она сказала: «Ты станешь императором, когда убьешь вепря». Он улыбнулся и не сказал ничего, потому что он вообще был скрытным человеком. А в другой раз Диоклетиан сказал: «Я всегда убиваю вепря, а шкура достается другому»… Наконец, дед Вописция сказал, что как-то раз Диоклетиан сказал ему, что он убил вепря (Апра) только из-за предсказания жрицы… Тогда комиссия могла бы еще раз обдумать все показания и принять другое решение – мы вполне можем догадаться какое.Вепрь в древней кельтской религии был священным животным, и в некоторых землях выражение «убить вепря» могло иметь определенный смысл.]. Занимая гораздо менее важную должность, Диоклетиан тем не менее обладал тайной властью, и это облегчило ему путь к трону. Возможно, он был главой какого-нибудь ордена митраистов. Ему надоело видеть, что члены его ордена раз за разом упускали свой шанс. Он открыто взял то, чем давно уже реально пользовался. Скоро мир увидел, в чем разница. Однако прежде чем счесть свое положение прочным, Диоклетиан должен был избавиться от другого сына Кара… Молодой Карин не собирался сдаваться без боя. Большая часть богатств империи находилась в его руках. После переговоров, которые тянулись целую зиму, после целого ряда интриг соперники сошлись в Иллирии, там, где Морава впадает в Дунай. Карин чуть не одержал победу в этой битве. Армия Диоклетиана была практически разгромлена, когда один из приближенных заколол Карина кинжалом: тем самым был изменен ход истории. После сражения при Марге от оппозиции Диоклетиану не осталось и следа. Первые шаги нового императора очень примечательны. Он не преследовал никого. Напротив, он охотно приблизил к себе бывших сторонников Карина. Возможно, Диоклетиан проявил великодушие, но не исключено, что хозяин отблагодарил таким образом своих слуг. С восшествием Диоклетиана на престол Рим стал подниматься из пучины хаоса. Диоклетиан проводил в жизнь свою четкую программу реформ и возрождения, используя для этого все имевшиеся в его распоряжении средства. Экономическая власть не принесла стране ничего. Естественно, бразды правления в свои руки взяла власть политическая. Она уже претерпела некоторые, пока еще неуловимые изменения. В лице Диоклетиана она возвратилась к своей блистательной юности. Диоклетиан в чем-то совершенно определенно напоминал первого, великого Августа – хотя во многом другом он оказывается весьма далек от классического образа. Его родители были рабами зажиточного римского сенатора Анулина; отец впоследствии стал свободным человеком и секретарем сенатора. Свое имя будущий император получил по названию иллирийского города, в котором родилась его мать, – Доклии. Молодой Доклии, по мере того как росли его амбиции, стал Диоклом, а потом – Диоклетианом. Зная, кем был его отец, можно предположить, что Диоклетиан если и не отличался большой склонностью к учению, то, по крайней мере, обладал некоторыми качествами, присущими интеллектуалу и столь презираемыми грубыми невеждами[7 - Он живо интересовался архитектурой и литературой.]. Он предпочитал действовать убеждением, ненавидел насилие и, как правило, стремился снять с себя ответственность за его применение. Диоклетиана сама природа одарила тем лоском и благородными манерами, которые некоторые люди носят как вечно падающую маску… У него было чутье хорошего лавочника. Всю свою жизнь он с учтивостью встречал посетителей и провожал их к нужному им прилавку. У Диоклетиана имелось обширное поле деятельности. Ему было 38 лет, он находился в самом расцвете своих жизненных сил; судя по портретам, это был ничем не примечательный человек с мелкими чертами лица, коротко подстриженными волосами и мягким взглядом. В повседневной жизни мы часто встречаемся с такими людьми – довольно упитанными бледными блондинами… Весной, после битвы при Марге, он стал наводить порядок на Дунае. В результате успешной кампании против пришедших с другого берега реки племен он получил титул Германского Величайшего. С самого начала Диоклетиан внедрил в сознание всего римского мира одну простую идею – теперь у них есть великий и могущественный император, и чем раньше они осознают это, тем будет лучше. Диоклетиан рассчитывал на обывателя. В частной жизни он не был великим и могущественным, но он заставил обывателя поверить в свое величие и могущество. Не прошло и шести месяцев со времени его прихода к власти, когда он начал проводить в жизнь идею, которой было суждено стать замечательным вкладом в доктрину имперской монархии. Даровав своему другу Максимиану статус цезаря, он сделал первый шаг в преобразовании монархии в тетрархию. Цезари существовали еще со времен Луция Элия, и с первого взгляда не было понятно, что теперь этот высокий титул будет означать гораздо больше, чем во времена, когда им обладал Элий. Однако через год после битвы при Марге различие стало ощутимым. Дело не только в том, что Максимиан разительно отличался от Элия, – он был решительным, деятельным, сильным человеком, наделенным неиссякаемой энергией и оптимизмом. Его статус был поднят до положения Августа, и он стал полноправным и равным соправителем императора… Они называли себя Иовием и Геркулием. Диоклетиан был Иовием, а Максимиан – Геркулием… Помимо всего прочего, это решение свидетельствует об удивительном сочетании скромности и уверенности в себе… Диоклетиан понимал, что никто не может единолично управлять империей. Ему хватило честности и веры в свои силы, чтобы разделить трон с другим человеком… Уже одним этим он прославил себя в веках. Еще не дочитав эту книгу до конца, читатель поймет, что Максимиан вовсе не был безгрешным человеком. Он никогда не претендовал на роль святого. Но он играл с Диоклетианом в открытую, хотя был амбициозным, нетерпимым человеком. Диоклетиан не просто разделил власть с таким напарником, но, что еще более удивительно, сумел заставить его играть по правилам. Такими мерами Диоклетиан хотел высвободить себе время для обдумывания своих планов и политики в целом, пока Максимиан взял на себя защиту рубежей империи. Если говорить кратко, то перед Диоклетианом стояла задача отстоять империю ценой, которая была бы ей по силам… Ни тогда, ни позже никто всерьез не предполагал, что эта проблема решится сама собой. Если бы оказалось, что защита империи разумной ценой невозможна, то не осталось бы другого выхода, кроме как уйти с завоеванных ранее территорий и оставить всякую надежду спасти цивилизацию от нашествия варваров. Всегда считалось, что причин для подобных опасений нет. Цивилизация, как таковая, гораздо богаче, чем варварство, и имеет гораздо больше ресурсов. Ей нечего опасаться войны… По крайней мере, ей нечего опасаться своих противников. Возможно, ей следует опасаться самой себя, ошибок и невежества своих сторонников. Диоклетиан же взялся за дело, зная только одно: проблему можно успешно решить, но лишь общими усилиями. Он хотел создать мобильное резервное войско или ударную группировку… Со временем легионы Августа превратились в местные военные части, формируемые по территориальному признаку: в них набирали солдат из провинций, на территории которых эти части были расквартированы. Поэтому они в основном защищали интересы своих провинций. Состоявшие из представителей мелких землевладельцев и арендаторов в приграничных районах, они в своей идеологии отражали крестьянское мировоззрение и местные интересы. В них не было того духа единства, которым отличались легионы римской республики, набиравшиеся из горожан. Во время правления Диоклетиана единственное преимущество (а именно местный патриотизм) военных частей, сформированных по территориальному признаку, сводилось на нет тем, что в случае вторжения врагов, чтобы сконцентрировать войска в одном месте, приходилось оголять другой участок границы; в какой-то момент это невозможно стало делать: сирийской границе угрожали персы, на Дунае стояли готы, на Рейне – франки и алеманны, а в Мавритании зрело восстание. Необходимо было оборонять все границы одновременно; и создание мобильного резерва, который мог нанести удар там и тогда, где и когда это было нужно, казалось самым дешевым и эффективным способом решения проблемы. Более того, такой резерв обладал бы тем единством, той общностью опыта и идеологии, которые отличали старую армию Августа. Это была бы императорская армия, свободная от местных и классовых предрассудков – и чем свободнее, тем лучше. Как и сам император, эта армия заботилась бы об общем благе, охраняла бы империю в целом. Создание резервной армии подразумевало практически удвоение военной силы, для этого, в свою очередь, требовалось найти средства. Вокруг императора сплотились новые люди, вдохновленные новыми идеями. Ему больше не нужна была поддержка старых легионов, расквартированных в провинциях. Отчасти «затворнический» образ жизни императора, невозможность увидеться с ним иначе как во время пышных появлений на публике объяснялись чисто практическими соображениями: Диоклетиан хотел обезопасить себя от посягательств людей, которым не нравилась новая политика. Слишком многие из его предшественников – среди них были Проб и Аврелиан – пали жертвами наемных убийц. Единственным способом защититься от покушений и иметь возможность принимать решения без давления со стороны и ненужных советов было избегать людей. Император знал, как это делать… Первой линией обороны стали правила этикета и многочисленных церемоний, которые требовалось соблюдать по отношению к священной особе августейшего монарха… Узнай об этом первый Август, восседавший в привычных старых одеждах в своем кабинете на верхнем этаже дома, он, возможно, пожалел бы своего окруженного неимоверной роскошью преемника. Но ему жилось проще. Новая имперская идея имела еще одно следствие. Диоклетиан, по-видимому, считал, что Рим не по справедливости монополизировал право воплощать в себе дух Рима и саму Священную империю. Будучи иллирийцем и к тому же образованным не в той степени, которая удовлетворила бы, скажем, Цицерона или даже Квинтилиана, он не проявлял большого интереса к Риму. Подобно Афинам, Рим был скорее напоминанием о днях былой славы, а не олицетворением нынешней власти… Диоклетиан никогда не жил в городе Цезаря и Августа. Когда Максимиан стал его соправителем, Диоклетиан взял под свое личное управление восточные провинции и поселился в Никомедии. Максимиан, чьей главной обязанностью была охрана границ империи, проходящих по Рейну, расположил свою штаб-квартиру в Милане. Четкое разделение между провинциями и Италией перестало существовать, а вместе с ним – и привилегированное положение Рима… После этих шагов Диоклетиана Рим окончательно перестал быть итальянским городом-завоевателем, правящим в завоеванной им империи. Он стал всего лишь одним из многих городов, составлявших эту мировую империю. Его история как города-государства завершилась. Рим подчинился дисциплине, которую в течение пятисот лет навязывал народам Средиземноморья для их же собственного блага. Необходимость введения высоких налогов для военных нужд потребовала ужесточения этой дисциплины. Диоклетиан стремился суровыми мерами обеспечить гражданское повиновение. Прежняя организация империи, практически исчезнувшая в смутные времена правления Галлиена, начала возрождаться, но в новом качестве. Суть этих изменений заключалась в том, что старая городская торговая жизнь, которая была душой и сердцем цивилизации еще со времен греческих и финикийских искателей приключений, медленно умирала. По мере резкого падения стоимости динара, роста цен и исчезновения из обращения золота[8 - Прииски давали все меньше золота; одновременно шел процесс накопления запасов (и не только частных). Также золото вывозилось на Восток – в обмен на различные товары. При этом сам Запад мог дать Востоку гораздо меньше товаров, чем в начале христианской эры, в результате отток золота все увеличивался. В этом крылась одна из причин финансового кризиса.] стало практически невозможно собирать налоги в виде денег – и совершенно невозможно собирать их в больших количествах. Исчезновение крупных финансовых объединений, напрямую связанное с крахом торговли, сделало невыгодным собирать налоги посредством выдачи займов. Тот или иной вид займа, дававший налогоплательщику возможность более или менее встать на ноги, мог бы изменить ход истории; однако больше не осталось структур, способных давать деньги взаймы или выдавать кредиты. Столкнувшись с такой трудноразрешимой задачей, Диоклетиан прежде всего (что вполне естественно) пошел на отмену всех привилегий и освобождений от налогов. Вся империя должна была платить одинаково. За исключением нескольких особых случаев, он ввел в империи единообразную налоговую систему. Больше не существовало императорских или сенатских провинций. Все провинции стали императорскими. Они объединились в более крупные формирования, называемые диоцезами, во главе каждого из которых стоял викарий. В свою очередь, диоцезы объединялись в 4 крупные области в соответствии с природными и географическими особенностями. Таким образом, империя оказалась разбита на 4 части: британо-галльскую, итало-африканскую, иллирийскую и азиатскую. Подобное разделение наводило на мысль о том, что в империи должно быть четыре императора. В этом, собственно, и заключался план Диоклетиана, ну или почти в этом. Четыре большие области далее были объединены по две, каждой из половин управлял августейший властитель. Оба властителя, в свою очередь, назначали своих преемников и помощников, которых называли цезарями и которые в свое время должны были занять место правителей… Римлянин прежних времен, который видел самые разные проявления борьбы римского доминиона за жизнь, широко открыл бы глаза при виде такой симметрии и унифицированности. В природе не бывает идеальной симметрии. Только редкие моменты в человеческой истории, обстоятельства и личность правителя позволяют воплотить идеальные симметричные схемы. Большинство людей интуитивно полагают, что подобная жесткая система ведет к краху государства. Мы еще увидим, что произошло в данном случае. Единая система управления империей дублировалась на всех уровнях. Каждая область имела одновременно свое военное командование и гражданское правительство. Гражданская и военная власти, по крайней мере официально, были независимы, и функции их не пересекались. Взаимодействие осуществлялось только через центральную власть. Военные должны были защищать империю, гражданские правители – следить за соблюдением законов, подсчитывать и собирать налоги. Подобное разграничение военных и гражданских функций развивалось уже в течение нескольких поколений. Диоклетиан узаконил и обосновал его. Тем самым он решил сразу несколько задач. Он управлял империей через людей, подходивших на эту роль, а не через богатых любителей, которые стремились продемонстрировать всем свое могущество за счет общественного благосостояния. Он также поставил надежные заслоны на пути военного мятежа. Пока работала его система, людские ресурсы и деньги никогда не оказывались в одних и тех же руках. Эти два мощных орудия, прежде объединявшиеся в одно, теперь, по отдельности, легко контролировались небольшой группой людей, обладавших законной властью. Однако эта симметрия была не простым украшательством. Она преследовала вполне реальную цель – это была хорошо отрегулированная и эффективная машина по сбору и распределению налогов, которые выплачивались натурой. Старая система с этой задачей справиться не могла. Форма этих налогов и способы определения их размера многое могут сказать о Диоклетиане и его эпохе. Возможно, здесь сыграло свою роль то, что Диоклетиан по своему происхождению и воспитанию был тесно связан с сельской жизнью и хорошо понимал природу и характер аграрной экономики, которая теперь была преобладающей. Его друзья и соратники в основном были выходцами из той же среды. Город, рынок и контора ростовщика постепенно утрачивали свою значимость, а рига и амбар становились центром всей жизни. Диоклетиан придумал или использовал несколько замечательных способов управления империей в условиях аграрной экономики. Скорее всего, он воплотил в жизнь идеи, почерпнутые им из некоего источника, а не изобрел нечто новое. Этим источником, по всей вероятности, был Восток – а именно те страны, которые когда-то давно были частью Персидской империи и которые мы сегодня знаем как Турцию, Сирию и Египет. Диоклетиан постоянно обращал взор на Восток, недаром же он взял под свое управление именно восточные провинции и сделал своей резиденцией азиатский город Никомедию. Азия всегда была аграрным регионом. Хотя греки в свое время урбанизировали Азию, она с течением времени вернулась к своему прежнему состоянию и вновь стала страной полей, виноградников, безграничных просторов, тишины и сезонных работ. Могущество персов не сумело совладать с деятельными торговцами-греками; однако в вопросах организации жизни аграрной империи персы были вне конкуренции, и их практический опыт можно было использовать. За единицу расчета Диоклетиан взял количество продовольствия, потребляемого в год одним солдатом: сюда входили зерно, вино, мясо, масло и соль. Эта единица получила название аннона. Аннона раньше вводилась в исключительных случаях. Во время анархии, когда денег катастрофически не хватало, этот налог стали вводить все чаще. Диоклетиан просто-напросто сделал его не исключением, а правилом. Он систематизировал выплаты и создал точную единицу расчетов. Офицер в зависимости от должности получал несколько аннон. Продукты собирались с налогоплательщиков и в соответствующей пропорции распределялись между солдатами. Поскольку запросы армии не были каждый год одинаковыми, император определял общее количество продовольствия, которое нужно собрать с налогоплательщиков. Эта процедура называлась индикт. Результаты ревизии состояния дел империи, проводившейся каждые пять лет, служили основой для определения размера налогов. Размер этот зависел не от площади обрабатываемых земель, а от их продуктивности.[9 - «Существует единица обрабатываемой площади, и число акров в каждой единице в разных местах разное в зависимости от плодородности почвы; существуют единицы земли для виноградников и плантации оливковых деревьев; и налог исчисляется, исходя из этих единиц. Предполагалось, что единица представляет часть земли, которую может обрабатывать трудоспособный крестьянин. Таким образом, собственность в сто единиц означала собственность ста работников» (Берри. История поздней Римской империи). У.Е. Хайтланд считает, что такая система исчисления налогов была просто невыполнима и никогда не работала по справедливости (Агрикола. С. 388). Однако очевидно, что это была попытка добиться справедливости.] Таким образом, крестьянин не был обязан выручать деньги за произведенную им продукцию на рынке, чтобы выплатить причитающиеся налоги… Он выплачивал налог тем, что вырастил… Это были райские условия для производителя. Однако стоит заметить, что по врожденному несовершенству человеческой природы даже в этих условиях люди не особенно горели желанием платить какие бы то ни было налоги. Каждые пять лет военные люди получали денежное вознаграждение. Деньги на это брались у сенаторов и торговцев[10 - Этот налог платили сенаторы, декурионы и торговцы. Сенаторы также платили специальный налог на собственность. В народе его называли «фоллис». Так назывался маленький мешочек для денег, используемый при расчетах наличными.], и в те времена необходимость выплачивать деньги рассматривалась как тяжкое бремя. Налогоплательщик поднимал больше шума по поводу выплаты налога деньгами, чем натурой. Спустя некоторое время после начала правления Диоклетиана индикты стали объединяться в циклы по 15 лет, а годы считались по их порядковому номеру в пятнадцатилетнем цикле… И даже сегодня, много веков спустя, нам надо лишь взглянуть на календарь, чтобы увидеть, что год, когда написаны эти строки, является тринадцатым годом индикта, – настолько наш современный мир испытал на себе влияние Диоклетиана. Легенды зачастую очень непоследовательны в определении врагов и друзей человечества. Совершенно очевидно, что имя Диоклетиана значится в первых строках перечня жестоких гонителей гуманности. Тем не менее мало кто из правителей меньше средств потратил на личную роскошь, которая так режет глаза тем, кому приходится зарабатывать на жизнь тяжким трудом. У него не было гарема. Он был благополучно и, видимо, счастливо женат, а семья его не запятнала себя ни одним скандалом. Он не пил, а вот Максимиан – да… Все деньги, которые поступали в виде налогов, благодаря созданному им замечательному механизму шли исключительно на цели обороны, политические нужды и управление империей. Таким образом, деньги налогоплательщика работали на него самого. Ни разу в годы правления Диоклетиана готы не проникали в глубь империи и только среди афинских развалин вели философские рассуждения о недостатках цивилизации. Люди могли спокойно пахать землю и выращивать урожай, пока Аврелий Валерий Диоклетиан руководил делами государства. Диоклетиан принес в римский мир традиции и обычаи персов; хотя с точки зрения древнего и славного народа воинов, атлетов и стихотворцев все персидское могло казаться излишне изысканным или немужественным. Холодный и гордый Август мог носить свои старые одежды. Но рожденный от раба Диоклетиан считал, что он должен встречать тяготы мира в одеждах из шелка, украшенных бриллиантами. На голове он носил тиару – полоску из белого шелка, вышитую жемчугом. Цезарь в свое время погиб не из-за того, что носил ее, а из-за того, что, как многие подозревали, хотел украсить ею голову… Август был первым среди равных в кругу богатых и образованных людей, которые были его доверенными лицами. Он шутил с ними и до определенной степени допускал с их стороны шутки в свой адрес… Однако исполины землепашцы в присутствии Диоклетиана должны были падать ниц и выказывать всяческое почтение своему божественному повелителю… Двор Августа был несколько более роскошной разновидностью той группы близких людей, которая присутствовала в доме любого образованного римлянина. Двор Диоклетиана походил скорее на армейский штаб со своим этикетом, правилами, субординацией и тщательным следованием раз и навсегда заведенному порядку. Чтобы пробраться сквозь толпу людей и приблизиться к императору, человек должен был знать все тонкости поведения при дворе (а это знали далеко не все). Никто не мог бы это проделать, не разобравшись предварительно во всех тонкостях процедуры. Недоступность Диоклетиана избавляла его от всяческих случайностей. Мы бы были несправедливы к Диоклетиану, если бы слишком серьезно принимали те имперские декорации, которые он использовал, чтобы подавлять своим величием сенат и поражать воображение простых людей. Если даже он и перенял часть восточной пышности у персов, то мотивы у него были иные, чем у восточных правителей… Он был римлянином и реалистом, и причины, которыми он руководствовался, имели психологический характер. Старая монархия Рима имела ряд серьезных недостатков. В ней слишком много зависело от случая; и в Августе и в его преемниках сохранялось слишком много авантюризма. Диоклетиан просто-напросто предложил ввести некоторый отбор кандидатов и немножко приукрасить саму фигуру Августа. К несчастью, его рекомендации оказались слишком сложными, чтобы быть действенными… Можно догадаться, что требования этикета, который впоследствии окружал священную особу императора, не всегда служили во благо последнего… Однако изменения были необходимы. Правления Валериана и Галлиена доказали это. Нужно было вызвать в людях больше уважения к императору; и Диоклетиан использовал известное свойство человеческой натуры – а именно то, что внешняя пышность и строгие правила довольно часто внушают то самое почтение, выражением которого они по идее должны служить. Абсолютный характер новой монархии часто преувеличивался – во всяком случае, в том, что касается сути дела. В действительности император имел немногим больше власти, чем раньше. Деспотизм больше проявлялся в церемониях и словах, нежели в делах. Диоклетиан внушил людям благоговение перед главой государства. Однако он не создал ничего нового ни в области законодательства, ни в области управления. Сенат продолжал заседать и выполнять свои обычные обязанности: обсуждать положение дел и высказывать рекомендации. Некоторые особые функции сената, как, например, выпуск монеты, которые еще сохранялись в период анархии, были у него отняты. Однако это не сделало императора единственным правителем, а только устранило бессмысленную аномалию (см. Берри. История поздней Римской империи. Т. 1. С. 18). Если сенат не использовал свою роль, то причиной тому скорее было отсутствие императоров в Риме и их занятость другими делами, а не изменение традиций. Еще несколько императоров сменилось на троне после Диоклетиана, а позиции сената, как мы увидим, не слишком пострадали. Изменился скорее его состав. Сенаторы более не были исключительно представителями городской знати и торговых кругов, как раньше; теперь среди них появлялось все больше и больше крупных землевладельцев из провинций, бывших военных и государственных служащих, принадлежавших к партии императора. Конечно, старый тип сенатора с его изысканной языческой культурой не исчез полностью; но число «новых» сенаторов росло с каждым днем. По сути, Диоклетиан скорее увеличил, чем уменьшил число ограничений, накладываемых на имперскую автократию. Его консисторий, совет, напоминавший тайный совет при английском короле, был гораздо более эффективным органом, чем старый консилиум. Он получил название консисторий, потому что его члены не сидели, а стояли в присутствии императора, но этим его подчиненное положение и зависимость от императора и кончались. Не исключено, что обычай стоять на совещании был старой иллирийской традицией – старейшины племен на своих советах всегда стояли, образуя круг, так что происхождение этого обычая могло и не иметь ничего общего с монархическим этикетом. По роду своей деятельности консисторий был именно советом. Ни император, ни его министры не действовали с позиций силы. Консисторий решал все самые важные вопросы и давал свои рекомендации императору. Даже Антонины едва ли проявили себя более конституционными правителями. Из всего вышесказанного мы можем заключить, что по мере того как управлять Римской империей становилось все сложнее, государственная машина тоже становилась все более сложной и разветвленной. Диоклетиан завершил не все из задуманного и начатого им. Он скорее генерировал идеи, чем придавал им законченную форму. Он выдвинул принципы методичного и научно организованного управления, чем явно опередил свое время – но это не является ни его виной, ни его преступлением. Не все из его идей осуществились. Но если брать их в совокупности, то окажется, что Диоклетиан больше, чем какой бы то ни было другой правитель, внес свой вклад в науку управления. Его нововведения на протяжении веков позволяли иным, часто куда более посредственным властителям решать такие проблемы, которые иначе оказались бы для них непосильными. Пока новая система организации империи находилась в стадии обдумывания и воплощения в жизнь, Максимиан взял в свои руки неотложные дела, для которых требовался человек действия. Он отбыл в Галлию через несколько недель после того, как получил титул августа. Он был именно тем человеком, который требовался империи… В новое время он, вероятно, стал бы отличным капитаном корабля. Он чувствовал себя в своей стихии там, где нужен был командный голос и твердая рука. Галлия находилась в очень трудном положении. Алеманны и бургунды прорвали оборону пограничных рубежей, и повсюду царил хаос. Максимиан прибыл в Майну и сразу стал наводить там порядок… Мы уже упоминали о том, как франки во времена правления Галлиена прорвались в глубь империи и, будучи не в состоянии вернуться на родину, двинулись через Галлию, Испанию и далее морем в Африку. В результате был нанесен огромный ущерб испанским рудникам, которые в течение многих лет служили основным поставщиком металла для империи. Естественно, оказалось выгодным задействовать британские рудники, и в то время, как вся империя оказалась на грани полного экономического краха, Британия вступила в период процветания и благополучия. Большинство перемен, как правило, уравновешиваются другими событиями. Растущее богатство Британии привлекло к ней внимание соседей. Фризы и их соседи научились строить корабли, которые легко пересекали Северное море. И конечно, они были ловкими торговцами. Безусловно, было очень выгодно вывозить часть продукции британских рудников на рынки Фризии[11 - Олово и сейчас является ценным металлом; оно было еще более ценным в 275 году. Вряд ли какой-то другой товар, за исключением драгоценных металлов, представлял большой интерес для торговцев.], разумеется, они не пренебрегали и другими товарами. Начиная с 275 года на побережье Британии начали высаживаться отряды пиратов. Мы называем эти налеты «саксонскими набегами», и, без сомнения, главную роль в них играли моряки саксонских племен. Однако, скорее всего, эти набеги осуществлялись на деньги и по наущению фризов. К тому моменту, как Максимиан начал наводить порядок в Галлии, эти набеги продолжались уже одиннадцать лет. Помимо алеманнов и саксов еще одним источником неприятностей были многочисленные банды, кочующие по всей стране. Галлия, какой ее нашел Максимиан, очень напоминала Францию после Столетней войны… Разоренные войной люди, не имевшие работы или какого-то другого источника существования, сбивались в разбойничьи шайки и грабили своих же соплеменников. По мере того как Галлия погружалась в хаос, среди населения начали распространяться некие неопределенные революционные настроения, в результате чего возникло (без особого, правда, эффекта) некое подобие революционной организации, которая скорее служила выражением этих настроений, нежели преследовала конкретные цели. Максимиан быстро очистил долину Рейна от захватчиков и поторопил тех, кто отступал слишком медленно. Революцию практически невозможно подавить, когда она – настоящая; а вот когда нет – справиться с ней легче легкого. Несколько казней сделали свое дело. Багауды исчезли. Максимиан твердо подавил беспорядки и проследил за тем, чтобы государственная и политическая машина вновь заработала. Он разгреб завалы, оставленные полувековой историей гражданской войны и нашествий германских племен: не в его силах было переделать то, что уже было сделано; но, по крайней мере, он сумел заложить основу для будущей работы, предназначенной для более умелых рук… Не успел он разобраться с решением этих неотложных задач, как проблема Британии приняла весьма серьезную форму и дала толчок событиям, непосредственно связанным с историей, о которой рассказывается в этой книге. С восстанием Карауза Британия впервые выступает на арену мировой политики и вносит свою лепту в определение будущего цивилизации. Сегодня мы бы назвали Карауза бельгийцем по происхождению и менапийцем – по названию земли, где сегодня находятся Брюгге, Остенд и Дюнкерк. Как и большинство римских военных, он был выходцем из низов. Благодаря своим талантам моряка он дослужился до должности начальника римского гарнизона, расквартированного в Булони. Он должен был бороться с саксонскими разбойниками, но само время и дух страны оказали на него влияние. В какой-то момент Максимиану сообщили чрезвычайно любопытные подробности. В доносах говорилось, что Карауз часто отпускал саксов из гавани целыми и невредимыми и перехватывал их на пути домой, когда корабли их были нагружены добычей. Эта добыча делилась между Караузом и его людьми… Максимиан посчитал богатство Карауза достаточным доказательством его вины и повелел арестовать и казнить командующего. Возможно, это было сделано в порыве гнева. Если бы он немного поразмыслил над ситуацией, возможно, его решение было бы более мягким. В конце концов, Карауз был богатым человеком и популярным командиром. Как только он узнал о том, что дан приказ о его аресте, он перенес свой штаб на другую сторону Ла-Манша и обратился к британцам за поддержкой. Трудно сказать, насколько оправданны были обвинения в адрес Карауза. Возможно, его оболгали противники; не исключено, что эти обвинения формально были вполне справедливыми, хотя по сути не являлись таковыми. То, что вспыльчивый Максимиан поверил им, не доказывает виновность Карауза. Максимиан принадлежал к тому типу людей, которые сначала приводят приговор в исполнение, а потом уже разбираются, что к чему. Поскольку ему не удалось сразу повесить Карауза, он не видел необходимости разбираться… Британские легионы действовали подобным же образом. Они без предубеждения отнеслись к богатому человеку, который щедро делился своими доходами, и не затруднили себя рассмотрением доводов, ставящих под сомнение этичность его поведения… Карауз известил императоров о том, что он также избран императором – и носит титул божественного августа. Потеря Британии порождала серьезные проблемы. Эта провинция была важна для империи хотя бы потому, что она вносила весьма существенный вклад в ее доходы, не говоря уже о ее выгодном стратегическом положении. Ну и что еще хуже, теперь все олово шло на фризские рынки… К следующему апрелю Максимиан собрал флот для похода на Британию. О том, что он потерпел разгромное поражение, можно легко догадаться по единодушному молчанию источников… С тех пор позиции Карауза еще более упрочились. Он не только правил Британией, но и сумел удержать за собой Булонь как свой форпост на континенте, используя который он мог при желании направить войска в Галлию. В таких условиях ничего не оставалось, как пойти на компромисс. Положение Максимиана на Рейне было достаточно сложным и без высадки британских легионов у него в тылу. Диоклетиан признал Карауза (без сомнения, не очень охотно) третьим августом, и конфликт решился. Британский император проявил добрую волю и патриотический здравый смысл, а также редкостно точное понимание положения, в котором оказался. Он называл себя римским императором, тем самым подтверждая единство империи, и не стал претендовать на большую, чем у Максимиана, самостоятельность. Пока его не трогали, он не делал практически ничего такого, что вызывало бы возражения Диоклетиана. Однако он позаботился о том, чтобы создать себе репутацию опасного противника. Политика Карауза была направлена на то, чтобы Британия оставалась составной частью империи. В то же самое время он укреплял свою мощь, развивая тесные дружественные связи с франками. Франки, в свою очередь, были готовы заключить союз с человеком, который мог серьезно изменить их собственное положение. Многие из них перешли к нему на службу и прошли обучение римским методам ведения войны. Они могли бы научиться у Карауза и гораздо более важной вещи, а именно – осознать стратегическое значение Британии. Он показал им, что Британия может устоять перед нашествием извне и что он может изменить границу Римской империи, контролируя пролив… Однако обычный человек вряд ли мог осознать и использовать этот урок. Если эта истина до сих пор не была понятна Диоклетиану и Максимиану, то теперь она стала для них очевидной. Требовалось восстановить прежнюю связь между Британией и империей и тем самым не дать использовать этот остров в качестве орудия в борьбе за владычество над рейнскими землями… Эта миссия была поручена Флавию Констанцию… Через пять лет после возвышения Карауза Диоклетиан перешел к решительным действиям. Он собирался привести в исполнение свой план ради умиротворения и преобразования империи. Глава 3 Констанций, Константин и зверь Судьба Констанция связана с последним из крупных преобразований, прославивших имя Диоклетиана. Назначив двух кандидатов в императоры, цезарей, которые вошли в императорский совет как приемные сыновья двух августов, Диоклетиан увеличил число правителей до четырех. Карауз, назначивший себя сам, был не в счет. Цезари не обладали законодательной или финансовой властью; у них не было консистории, и они не могли отдавать распоряжения имперским должностным лицам. Они были подмастерьями, которые постепенно осваивали азы своего будущего ремесла. Вероятно, одна из главных их обязанностей состояла в том, чтобы быть заместителями и помощниками старших императоров в военных делах. А их будущее представлялось вполне определенным. Диоклетиан разработал поистине оригинальную схему передачи власти. Когда августы умирали или уходили в отставку, они уступали свое место цезарям, чьи освободившиеся места, в свою очередь, должны были занять новые кандидаты в августы. Это автоматическое «повышение в должности» предусматривалось как непременное условие в Диоклетиановой концепции тетрархии. По истечении десяти лет назначения должны были пересматриваться или, при необходимости, изменяться.[12 - В последние 30 лет господствовало мнение, что Диолектиан планировал отказаться от власти в двадцатый год своего правления… Однако постепенно сторонников этого взгляда становилось все меньше, и недавно Норман Бейнз, один из крупнейших знатоков рассматриваемого периода, выступил с резкой критикой прежней теории (Альманах римской истории. 1929). В данной книге делается попытка объяснить все факты. Во всяком случае, для Диолектиана, Констанция и даже Галерия счет на десятилетия имел некий смысл.] Первыми кандидатами в императоры стали Флавий Валерий Констанций и Галерий Валерий Максимиан. Констанций, который стал цезарем при Максимиане Герку, прежде какое-то время был при нем же префектом претории. О Галерий, который стал цезарем при Диоклетиане, мы скоро узнаем больше. Приемные сыновья, разведясь со своими женами, сразу же женились на дочерях своих новых отцов[13 - Феодора, на которой женился Констанций, была всего лишь приемной дочерью Максимиана, чьи собственные дети, судя по всему, были еще недостаточно взрослыми.Все важные свидетельства о жизни Константина собраны в двух работах: «Константин и христианство» К.Б. Коулмана и «Возникновение христианства» Мод Хатман.]. Тем самым они (пусть только теоретически) стали одной счастливой семьей. Женщину, с которой развелся Констанций, звали Елена. Их сыну Константину было 20 лет. Брак Констанция и Елены представлял загадку для первых историков, составлявших жизнеописание Констанция; с течением времени ясности в этом вопросе не прибавилось. Мы можем отмести, как наветы врагов предположения, что Елена была его любовницей. Утверждение некоторых историков о том, что она была дочерью короля Коула Колчестерского, столь же неправдоподобно. Принято считать, полагаясь на свидетельство, хотя и анонимное, но принадлежащее, по-видимому, современнику событий, что Константин родился в Наше, крупном городе, расположенном на пути из Византии к Дунаю. Согласно более поздней греческой традиции, сын Елены родился в Дрепанезме возле Никомедии, где Констанций жил на постоялом дворе ее отца во время своей официальной поездки в Персию. В греческих источниках говорится, что происхождение Елены было довольно темным. Наше доверие к утверждению, что она была дочерью хозяина постоялого двора, зависит от того, что понимать под постоялым двором – особенно римским постоялым двором. Сам Констанций, как и его друзья и соратники, был типичным иллирийским крестьянином – сильным, крепкого телосложения, грубым человеком с обветренным лицом, с густой седой (в поздние годы) бородой, вспыльчивым, но способным на отеческую привязанность. Его достоинства не бросались в глаза, но знавшие его долго начинали их ценить. Констанций, по всеобщему признанию людей, близко с ним знакомых, был человеком добродушным и не лишенным чувства юмора. Если судить по его делам, он отличался хладнокровием, уравновешенностью и проницательностью, хотя едва ли особым умом, – самый подходящий набор качеств, чтобы преуспеть на государственной службе. Возможно, в поразительном несходстве между ним и его сыном проявилось влияние Елены. Константин был высок и хорош собой и обладал быстротой реакции, которой не было у его отца; он умел носить одежду и любил это демонстрировать, и, кроме того, он был умнее, чем Констанций, хотя и не столь проницателен. За всем этим, возможно, маячит смутный образ той прелестной горничной на постоялом дворе, которой улыбался краснолицый Констанций.[14 - Частично иллюстрацией вышесказанного служат два портрета на первой странице. Золотой медальон с изображением Констанция и золотая монета с изображением Константина находятся в Британском музее.] Развод с Еленой никоим образом не должен был повлиять на положение ее сына. В какой-то момент примерно в это время Иовий ввел Константина в свое ближайшее окружение. Биограф Константина сравнивает его с Моисеем при дворе фараона; из этого мы можем заключить, что Константин сознавал важность опыта, который он приобрел при дворе, однако чувствовал себя там не слишком уютно… Нам неизвестно, что было тому причиной. Между отцом и сыном всегда существовала теплая привязанность и определенная духовная близость, выражавшаяся в общности взглядов. Возможно, оказавшись при дворе, Константин с необычайной ясностью увидел различие между принципами, в которых он был воспитан, и теми, которые преобладали в Никомедии. Если так, то он был достаточно умен, чтобы не высказывать своего мнения вслух. Очевидно, Иовий был доволен тем, что молодой человек находился при нем. По тем же соображениям, которые заставили его заключить брачные союзы, связавшие его коллег, он был рад, что находится среди детей своих соратников. Это создавало ощущение надежности и безопасности. Одновременно он обучал молодого человека, который (учитывая также его родственные связи с Констанцием) мог впоследствии рассчитывать на роль цезаря. Диоклетиан приблизил к себе также Максенция, сына старого Геркулия, однако тот оказался человеком своевольным и взбалмошным. Жизнь и служба Константина при дворе ни разу не была омрачена холодностью со стороны императора. Она длилась около 12 лет, и, возможно, успехи и неудачи Константина в последующие годы приоткрывают нам особенности императорского двора, при котором он проходил долгую школу ученичества. Констанций стал цезарем в марте. Предполагалось, что он будет заниматься Британией и Галлией, в то время как Италия, Африка и Испания оставались в руках Максимиана. Констанцию предстояло решить проблемы, связанные с ситуацией на Рейне и в Северном море. Прежде всего следовало отвоевать у Карауза его форпост в Булони. Должно быть, вся подготовительная работа была проведена еще до того, как Констанций взял руководство операцией в свои руки. Летом он окружил город и начал блокаду порта, возведя дамбу, перекрывавшую вход в гавань. Очевидно, Карауза захватили врасплох, поскольку он позволил запереть в гавани большую часть своего флота, а падение города после упорного сопротивления означало, что британский император лишился основы своего могущества. За падением Булони последовало наступление через Шельду на север против франков. Карауз не мог прийти франкам на помощь, и ему оставалось только наблюдать за тем, как Констанций занял земли франков и фризов меду Маасом и устьем Рейна, территорию древней Нижней Германии, где с успехом проводил свою завоевательную политику. Во времена анархии римляне утратили власть над этими землями. Насколько важную роль в событиях последних лет играли франки и фризы и насколько незначительной была роль саксов, можно понять, увидев, к каким переменам привели действия Констанция. Теперь британское олово не имело рынка сбыта. В свое время, с приходом к власти Карауза и установлением монополии фризов в британской торговле, набеги пиратов прекратились. Теперь не было ни пиратских набегов, ни монополии, и британские торговцы могли тешить свое самолюбие, запасая товары для будущих галльских посредников (только вряд ли они могли себе это позволить). Следующие несколько лет Констанций наводил порядок в землях, которые теперь фигурировали в списках провинций империи под названием Вторая Германия (Германия Секунда). Одновременно он начал строить флот. Его достижения могли считаться прочными только после подчинения Британии. Самая трудная задача была еще впереди. Нигде так не оценили успехи Констанция, как в Британии. Первым видимым результатом стало падение Карауза. Права на разработку рудников принадлежали императору, и, поскольку власть Карауза базировалась на доходах от торговли оловом, прекращение ее означало практически политическое банкротство Карауза. Карауз был убит в результате заговора, во главе которого стоял его ближайший помощник, Аллект, который и занял его место. Все происходившее в других частях империи непосредственно касалось и Британии. Пока Констанций трудился в Галлии, Диоклетиан решил лично вмешаться в события на Востоке. Он покинул Никомедию в марте 295 года. Проблема, с которой ему пришлось столкнуться, была, по сути, подобна той, решением которой в Галлии занимался Констанций. В одном случае исходной точкой была изменившаяся конъюнктура в торговле оловом; в другом – причина коренилась в упадке и почти полном прекращении торговли с Индией. Между этими двумя событиями имелась связь, поскольку олово было одним из немногих товаров, которые Индия была готова принять в обмен на свои богатства. Теперь не было ни золота, ни олова: и Александрия, и египетские города, равно как и африканские города на всем пути до Испании, находились в состоянии брожения, необъяснимого и непрекращающегося, которое возникает в результате экономических неурядиц. Людям надо было обратить в действие силу, которую им придавало праведное негодование, и энергию, рождавшуюся вследствие полного незнания, как решить свои проблемы… В Александрии и Карфагене к власти пришли два не очень-то выдающихся человека – Ахиллий и Юлиан. У них не было ни реального могущества, чтобы удержаться у власти, ни собственной политической программы. Ничего полезного от них ждать не приходилось. Оставалось только победить их. Диоклетиан подошел к Александрии в июле. Огромный город, самый большой и самый населенный в мире, оправдывал свою репутацию самого упорного и беспокойного. Он сопротивлялся Иовию и всей мощи империи больше восьми месяцев. Иовий отрезал город от источников воды и наконец взял Александрию штурмом. Города Бусирис и Коптос также были подвергнуты суровому наказанию. Последний город был основным рынком индийских товаров. Один из шагов Диоклетиана наглядно иллюстрирует, какого рода стремления зрели в сердцах египтян. Он собрал все книги по алхимии, в которых говорилось о превращениях металлов, и сжег их… Египту нужно было золото, и, будучи не в состоянии накопить его обычным путем, египтяне проводили опыты по его искусственному получению. Александрия пала ранней весной. Оставив Максимиана разбираться с ситуацией в Карфагене и на западе Африки, Диоклетиан в начале апреля двинулся к Антиохии. Максимиан провел в Африке три года. За это время ему удалось победить Юлиана отбить нашествие кочевников и навести порядок в стране. У Диоклетиана поначалу дела складывались не так удачно. Он отозвал Галерия с Дуная, чтобы тот возглавил борьбу с персами. Хотя Галерий был способным полководцем, он тем не менее никогда не умел приспосабливаться к обстоятельствам. В результате он попал в засаду персидских конных лучников, как в свое время Красе, и его армия понесла тяжелые потери. Последовавший за этим эпизод вошел в легенды. Диоклетиан не был снисходителен к подчиненным, потерпевшим поражение. Когда он выехал навстречу возвращающейся армии, он выразил свое неудовольствие тем, что заставил Галерия идти пешком перед его повозкой больше мили. Галерий подчинился, но, вероятно, этого унижения он никогда не забыл. Однако случившееся заставило Галерия понять, что обстоятельства следует побеждать, а не подчиняться им. Во второй персидской кампании он проявил в полной мере военные таланты, которые в свое время позволили ему сделать успешную карьеру. Начав поход из Армении, он столкнулся с мощным войском персидского царя. Галерий ночью обратил в бегство персидскую конницу; и последовавшее за этим поражение всей персидской армии вынудило царя царей начать переговоры. Диоклетиан прибыл в Нисибис, чтобы выразить восхищение победой Галерия и несколько обуздать его порывы. Присутствие Диоклетиана в этой ситуации действительно требовалось. Галерий был склонен впадать в неоправданный оптимизм и потому нуждался в контроле со стороны более здравомыслящего человека. Персидский царь был искусным государственным деятелем и сумел настолько затянуть переговоры, что успел за это время собрать новую армию. Затем он решительно отверг самые важные из требований Диоклетиана. Его не устраивало, чтобы Нисибис стал главным центром торговли в Месопотамии. Без сомнения, он находился в выигрышном положении, поскольку контролировал все сухопутные торговые пути, ведущие в Индию, а следовательно, и всю торговлю. Сдержанность и здравомыслие Диоклетиана помогли ему добиться значительного успеха в совершенно безнадежной, казалось бы, ситуации. Персидский царь был готов скорее уступить территории, чем единоличное право на торговлю. Таким образом, Диоклетиан получил в свое распоряжение пять провинций. Таков был итог персидской кампании. Во время этих событий Константин находился рядом с Диоклетианом и, возможно, знал о них больше, чем рассказывал своему биографу. Едва ли Галерий стал после этого лучше относиться к нему. Дело в том, что, пока Галерий терпел поражения от персов и переживал оскорбление, нанесенное ему Иовием, Констанций не только открыл для Рима старые торговые пути на Западе, но и совершил самое значительное деяние своей эпохи – вернул Британию под сень империи. С момента оккупации Нижней Германии прошло три года. Совершенно ясно, что эта задержка была вызвана не только подготовкой флота. Она преследовала и другие цели. За это время денежные ресурсы Аллекта значительно истощились, пополнение этих запасов постепенно делалось все менее вероятным, и его оптимизм существенно поугас. Видимо, Аллект сократил численность своего войска, поскольку ему не хватало средств на выплату солдатам жалованья. Главная проблема состояла в том, что он не знал, где именно собирается нанести удар Констанций. Чтобы обезопасить себя от всяких неожиданностей, он обосновался в Лондоне с маневренным войском, которое могло быстро выступить в любом направлении. Его флот находился у острова Уайт. Констанций собирал свой флот в Булони. Удар был нанесен со стороны устья Сены. Префект Асклепиодотий, отплыв с основными морскими силами римлян, в тумане ухитрился пройти мимо флота британцев, который поджидал его[15 - Нам известно, что а) римляне гордились тем, что они начали действовать в шторм с подветренной стороны и б) что в тумане им удалось ускользнуть от британского флота, после чего они высадились на западе Англии. Если это соответствует действительности, то это значит, что этот поход состоялся в марте, апреле или мае и что римляне воспользовались высоким давлением и восточным ветром (который часто дует в это время года), который стих, и закончили свое плавание в спокойном море и поплыли на запад на веслах.]. Он высадился на одной из западных дорог, однако на которой именно – точно неизвестно[16 - Судя по дальнейшим событиям, весьма вероятно, что Асклепиобот и его отряд высадились в Пуле. Также возможно, что это произошло в Веймуте. Обе дороги вели в Бедбери.]. Получив известие о высадке римлян на острове, Аллект быстро выступил навстречу врагу. Он двигался так стремительно, что к месту битвы его армия прибыла совершенно измученной и была разгромлена. После гибели Аллекта Британия легла к ногам Констанция. Когда цезарь, выйдя из Булони, пересек пролив, он не встретил никакого сопротивления. Сельскохозяйственная Британия была равнодушна к судьбе восстания, поднятого по личной инициативе нескольких человек, чьи интересы лежали в сфере добычи олова. Вернув Британию в лоно империи, Констанций оказался фактическим правителем огромной территории, которая была отдана под его юрисдикцию. Он принес порядок и мир в обширные северо-западные области Римской империи, от стены Адриана до Альп. Следы его работы видны до сих пор. Он оставил такой глубокий след в памяти народов, которыми он правил, что сделался почти таким же знаменитым, как и его сын; легенды об «императоре Константе» складывались еще в Средние века, в то время как имя Галерия было давным-давно забыто или числилось в одном ряду с именами Иуды и Нерона. Его бесхитростная и искренняя человечность сделала свое дело. У него хватило мудрости без пустых и никому не нужных сантиментов дать людям то, что всегда остается их сокровенным желанием, – свободу мыслить по-своему и работать так, как они считают нужным. Меры, принятые Констанцием, подарили Британии 70 лет вновь обретенного благоденствия. В его правление (как результат его политики, если не по его непосредственному приказу) было построено укрепление на «побережье саксов», от Бранкастера в Норфолке до Портчестера в Гэмпшире. На этом побережье чаще всего высаживались саксонские пираты. Новые укрепления представляли собой не просто насыпи или облицованные камнем земляные валы, а прочные каменные строения со стенами от 10 до 14 футов толщиной и бастионами, оснащенными метательными орудиями. Многие из этих построек частично сохранились до наших дней. Замок Певенси, цитадель старой римской Андериды, построенный для защиты железорудных шахт, уцелел почти полностью. Западная часть Ричборо, обращенная в сторону острова Тенет, до сих пор возвышается на краю невысокой скалы. Эта деятельность была частью общей реорганизационной политики, которую Диоклетиан и его соратники проводили на всех границах империи. Защита рейнской границы находилась в руках Констанция, и его трудами граница долгие годы оставалась неприступной. Алеманны дважды пытались прорваться в свои старые земли в Галлии, но Констанций разгромил их в Лангре и Виндиши продолжил преследование на другом берегу Рейна… Политика императоров носила двойственный характер. С одной стороны, они закрыли границы перед лицом вооруженных врагов; с другой – они принимали мирных иммигрантов, а также селили военнопленных на пустующих землях, особенно в Галлии. Причин того, что такая политика оказалась возможной и даже выгодной, было несколько. Времена, когда работорговцы следовали за армией Цезаря, чтобы купить военнопленных, отошли в прошлое. Число покупателей «человеческого товара» резко сократилось, да и былого богатства у них уже не осталось; они не могли позволить себе платить за рабов большие деньги. В Западной и Центральной Европе сельскохозяйственное производство становилось все более сложным, и там требовались умелые хозяева, а не множество равнодушных и неопытных работников. Кроме того, в последние годы резко сократился объем продукции, поступавшей на городские рынки. По всем этим причинам оказалось, что экономически гораздо более выгодно дать военнопленным землю, чтобы они сами обеспечивали себя. Никто не собирался делать это за них. Таким образом, они осели на земле. Некоторые из них добились успеха, некоторые – нет. Другие после неудачной попытки вновь отдавались в руки официальной власти. Трудно сказать, насколько пострадала от полувека анархии земля, занятое в сельском хозяйстве население империи в целом и Галлии в частности. Некоторые ученые полагают, что численность населения империи скорее увеличилась, чем уменьшилась (Берри. История поздней Римской империи. Т. I. С. 62). С другой стороны, германские завоеватели не были столь многочисленными, как это считается (там же. С. 104—105). Вероятно, можно с большой долей уверенности предположить, что с восстановлением границ и реорганизацией жизни в провинциях численность населения Галлии быстро достигла прежнего уровня. Вряд ли ее новые жители получили уже возделанные или ценные земли. Вероятно, их земледельческие навыки находились на довольно примитивном уровне. Нет оснований предполагать, что без них Галлия осталась бы заброшенной. Правда заключается в том, что, скорее всего, им нашлось там место за счет освоения новых земель… Конечно, люди, подобные Констанцию, не селили в самом сердце своей империи опасных врагов, которые могли представлять угрозу для соседей. Каких бы успехов ни добились соправители в наведении порядка и твердом соблюдении законов и укреплении границ, а также в возрождении сельского хозяйства, они не могли похвастаться столь же убедительными результатами в области торговли и финансов. В основе успехов правительства лежал переход к аграрной экономике. С деньгами творилось что-то невообразимое. Денежная единица империи оценивалась в 2,5% от своей номинальной стоимости, то есть цены были в 40 раз выше нормальных. Иовий и Геркулий, при всех своих достоинствах, не годились для решения этой проблемы. Здесь были бессильны и красноречие Диоклетиана, и волевые решения Максимиана. Тут требовалось нечто иное. Диоклетиан попробовал применять методы, которыми он пользовался при восстановлении сельского хозяйства. Убедившись, что даже при хорошем урожае цены продолжают расти, он ввел в своих провинциях закон, определяющий максимальный уровень цен и зарплат. Возможно, таким образом он пытался защитить интересы своих воинов. Этот закон существовал несколько лет и потом был благополучно забыт. Можно не сомневаться, что он не повлиял сколько-нибудь существенно на уровень цен. Диоклетиан также провел денежную реформу и начал выпуск золотых монет. Данная мера, возможно, в конечном итоге способствовала стабилизации цен; но даже с учетом этого достижения Диоклетиана в сфере финансов нельзя признать блестящими. Прошло 19 лет после смерти Нумериана, когда преобразование империи, укрепление ее границ и победа над ее врагами увенчались официальным триумфом Диоклетиана и Максимиана. По дороге, по которой в свое время проезжали Сципион, Цезарь, Август и Аврелиан, теперь ехали Диоклетиан – сын чиновника и Максимиан – сын крестьянина. Никто не знал, что это происходит в последний раз. Список побед, за которые их чествовали, был впечатляющ. В нем не упоминалось об африканских войнах, но перечислялись победы над британцами, германцами, сарматами, армянами, персами и другими народами. Диоклетиану и его соратникам пришлось фактически вновь завоевать империю. Они столкнулись с противниками, которые были лучше вооружены и организованы, чем полуварвары бритты, побежденные Клавдием, они воевали с гораздо более мощной Германией, чем та, которую знал Друз; да и Персия была гораздо сильнее и сплоченнее, нежели парфяне, разбившие Красса при Карре и нередко преграждавшие путь римским армиям. Однако их успехи были достойны восхищения… Даже Александрия, которую Диоклетиан взял штурмом, но за которую ему не воздали чести, была в его времена гораздо более сильным городом, чем тогда, когда Цезарь встретил там Клеопатру. Совершенное ими преобразование империи вызывало изумление. Никто до сих пор не сумел преодолеть различия в уровне развития и местные особенности провинции, введя их в рамки единой системы. Однако их труды должны были продолжаться при столь странных и неожиданных обстоятельствах, которых сами соправители не могли предвидеть. Несомненно, Константин ехал в колонне триумфаторов – он был участником последнего римского триумфа. Он также не мог предвидеть, какую роль ему суждено сыграть в событиях, вызванных этими новыми обстоятельствами, произведя революцию, которая полностью изменила дух и природу империи. В триумфе не принимали участия ни Констанций, ни Галерий. Однако следующей зимой Галерий провел некоторое время с Диоклетианом в Никомедии. Само его присутствие в Никомедии является загадкой, которую не смогли разрешить историки последующих столетий. Необходимо составить собственное мнение о том, каким человеком был Галерий. Христианский писатель Лактанций считает, что характер Галерия во многом определялся его происхождением, а родом он был из-за Дуная. Его предки пришли с земель, которые впоследствии дали миру Гайнау и Суворова; и он представляет собой оригинал, по образу и подобию которого были созданы и эти лишенные крайностей и цивилизованные копии. Он был очень мощным человеком, огромного роста и силы. На его портретах видны легкие, почти неуловимые монгольские черты, которые можно найти у восточноевропейцев – смуглая кожа, прямые черные волосы, особая форма рта. И в характере у него тоже было нечто монгольское. Некоторые чувства были ему абсолютно недоступны. Он правил при помощи террора. Лактанций даже не называет его по имени. Для него Галерий – «зверь» – грубиян, жестокий человек, тиран, которого боялись слуги и ненавидели солдаты… Это – портрет, нарисованный врагом, однако реальные события подтверждают, что он близок к истине. Зачем Галерий приехал в Никомедию? И что он обсуждал с Иовием? В окружении Иовия были люди, готовые шепнуть нужное слово своим друзьям за городскими воротами. Галерий собирался говорить о христианстве. Христиане были готовы поверить, что Галерием двигала чистая и объективная ненависть к их философии. Но действительно ли это было так? Он никогда не проявлял интереса к какой бы то ни было философии вообще. Разумнее, говоря о последующих событиях, помнить о существовании Констанция и о том, что после ухода Иовия и Геркулия он должен был стать их преемником. Влияние и популярность Констанция были велики. Зверь должен был действовать очень осмотрительно, пытаясь не допустить возвышения своего соперника; однако он продумал план действий и начал с разговора о христианстве. Ему было нетрудно найти ряд полностью нейтральных и объективных аргументов в защиту своей позиции; а те аргументы, до которых он не мог додуматься сам, ему подсказали его хитроумные советники. До сих пор вопросы, которые приходилось решать в связи с преобразованием империи, были относительно несложными. Речь шла о таких очевидных мерах, как защита от внешнего вторжения, наведение порядка, внедрение новых методов управления и новой системы сбора налогов. Правильность выбранного пути подтвердилась на деле. Споров по поводу принципов или идей не возникало… Галерий поставил проблему иначе. Он приехал в Никомедию, чтобы сказать Иовию, что их работа еще не завершена. Еще не все враги порядка и государства сокрушены. И в качестве примера он, конечно, привел христианскую церковь. Интересно поразмышлять над тем, что когда-то было время, когда христианская церковь могла быть зачислена в разряд врагов закона и порядка, угрожавших процветанию государства и социальной стабильности. Как можно заключить, Иовий не был убежден приведенными доводами и воспринял идеи Галерия без особого энтузиазма. Даже апологеты христианства, осуждая его и предсказывая, что после смерти он будет гореть в аду, признавали, что на путь зла он вступил не по доброй воле, а под напором Зверя. Однако в каком-то смысле доводы Галерия звучали очень убедительно. Никто не мог спорить с тем, что церковь представляла собой некую власть, которая не имела ни законных прав, ни законных обязанностей. Теоретически – или, по крайней мере, в принципе – церковь даже не имела права на существование. Она была незаконным образованием; стоило только посмотреть на основные провозглашаемые ею идеи, чтобы это стало ясно. Она действовала как некое объединение, хотя формально таковой не была. Она владела деньгами и другим имуществом; она обладала мощью и влиянием; это было чужеродное образование, так сказать, империя в империи, противостоящая законной государственной власти, внушающая законопослушным гражданам нормы поведения и морали, не одобренные государством. Церковь провозглашала свои законы, не соответствующие законам империи. Это было явно бунтарское образование. Это были заговор, измена, революция. Иовий тщетно настаивал на том, что лучше всего оставить церковь в покое и не вмешиваться в ее дела. В его окружении были люди, исповедовавшие христианскую веру, и он не имел к ним никаких претензий. Однако среди обвинений в адрес церкви было по крайней мере одно, против которого Диоклетиан не мог возражать и которое он не мог оставить без внимания. Он сделал монарха, наделенного божественной властью, краеугольным камнем своей концепции реформированной империи. Церковь была единственной силой в мире, которая в принципе отказывалась признать божественность монарха. Мало того, она открыто отвергала ее… Соответственно церковь выступала против той системы, создание которой Диоклетиан успешно завершал. И при этом церковь была очень могущественной организацией, чьи щупальца расползлись по всей империи. По влиятельности и сплоченности она уступала разве что армии. Загнанный в угол бесконечными беседами со Зверем, Диоклетиан неохотно согласился вынести вопрос на обсуждение консистория. Зверь уже принял необходимые меры, чтобы гарантировать нужное ему решение; он без труда добился своего, и Диоклетиан, вопреки своему собственному мнению, был вынужден выступить против силы, о происхождении и природе которой он имел весьма смутное представление. Сомнения Диоклетиана выразились в том, что преследование христианства приняло не совсем те формы, которые имел в виду Галерий. Зверь хотел, чтобы было предпринято нечто, что возбудило бы общественное мнение, спутало бы карты, бросило репутации многих людей в один плавильный котел. И он почти что достиг желаемого. Однако Иовий упорядочил всю процедуру, подвел под нее законодательную базу; его стараниями целью государства стало не уничтожение христиан, а недопущение вербовки новых приверженцев христианской веры. И это было более опасно для церкви, чем все гневные тирады Галерия. 23 февраля 303 года была захвачена и разорена церковь в Никомедии, а священные тексты были сожжены. Это произошло в праздник Терминалий, когда крестьяне чествовали, посредством древнего ритуала, бога межевых знаков. По иронии судьбы этот праздник стал началом противоборства, которое завершилось поражением язычества. На следующий день христианская вера была объявлена вне закона. Решение об этом было публично зачитано в присутствии обоих императоров и вывешено на видном месте. Его сразу же сорвал христианин, которого мы сейчас знаем как святого Георгия и который позже стал святым покровителем Англии. Далее последовала борьба, беспристрастного описания которой вряд ли стоит ожидать от пострадавшей стороны. Скорее этого можно ждать от правительства – или, по крайней мере, от Диоклетиана, заявившего, что никто из тех, кто подчинился эдикту, не пострадал. Судя по всему, тысячи – другими словами, подавляющее большинство христиан покорились и остались невредимы. Однако тем яростней и непримиримей была схватка, разгоревшаяся между правительством и людьми, составлявшими ядро церкви. Георгия замучили до смерти, но он так и не произнес слов раскаяния, которые от него требовались. Хотя Зверю не удалось добиться всего, чего он хотел, он сумел втянуть Диоклетиана в водоворот событий. В течение двух недель во дворце в Никомедии два раза вспыхивал пожар. Во время второго пожара огонь охватил и спальню Диоклетиана. Естественно, стали допрашивать слуг; они были христианами, и по новому законодательству могли быть подвергнуты пыткам. Однако признания от них так и не добились. Не помогли ни кнут, ни огонь. Был арестован епископ Никомедии Афиней, а вместе с ним и многочисленные прихожане его церкви. Однако ничего нового не выяснилось. Некоторых арестованных обезглавили, других – сожгли; в тюрьмах томилось множество подозреваемых, и Галерий в спешке покинул город, заявив, что среди христиан он не чувствует себя в безопасности… Однако христиане не сомневались, что он бежал из Никомедии, чтобы избежать расследования, пожары были его рук делом. Именно он спровоцировал Иовия на деяния, которые, хотя и свершались в соответствии с законом, вряд ли могли быть забыты или прощены весьма многочисленной могущественной частью его подданных. Борьба продолжалась. Накануне Пасхи эдикт о запрещении церкви был обнародован в Сирии, к июню его текст был известен во всех провинциях, принадлежащих Максимиану, Констанций получил возможность изучить документ, реальное применение которого видел его сын в Никомедии… Вскоре после этого появился второй эдикт, предписывающий арестовать всех христианских священников. Скоро тюрьмы оказались переполнены. Доносы, аресты, пытки и террор стали неотъемлемой частью повседневной жизни. Во многом эти меры принесли свои плоды; однако покорность сотен обычных людей с лихвой искупалась упорством немногих мучеников. Среди них были люди, готовые, в порыве христианского рвения, принять мученическую смерть, но ни на йоту не отступить от своей веры; те, кто рассчитывал спасти таким образом свою загубленную душу, и те, кто предпочитал мученичество обычной рутине, все они были готовы страдать – и вовсе не молча. Гибель святых сопровождалась яростными протестами и потоками страстной риторики. Тот факт, что среди приверженцев христианской веры нашлось так много мужчин и женщин, готовых умереть за нее, объясняется достаточно просто. Христианство было самым интересным явлением того времени. Оно было одной из немногих тем, на которую можно было рассуждать с абсолютной свободой и бесконечно долго. Вообще говоря, люди жаждут сильных чувств. Обычный средний римлянин, стремившийся к эмоциональной встряске, посещал стадион и театр, как мы ходим на скачки или в кино. И тот же римлянин равнодушно следил за выхолощенными обрядами официального язычества, с их искусственным весельем, стандартными эмоциями и мишурным блеском. В храмах даже не раздавали подарков. Христианство предлагало нечто другое и гораздо более интересное – подлинные сильные чувства, кипящую страсть, ужасную опасность; настоящие мучения и героев, горящих на костре за свою веру. Религия, которая может предложить людям такие сенсационные развлечения, наверняка обретет массу последователей. Можно еще добавить, что церковь бесплатно раздавала хлеб и рыбу, когда они у нее были; когда ни хлеба, ни рыбы не оказывалось, она обещала справедливый суд и вечную жизнь. 303 год был годом виценалий, двадцатилетнего юбилея Диоклетиана. В Риме это событие праздновалось с большим размахом. Оно дало Иовию и Геркулию возможность встретиться и обсудить вопрос о церкви. Максимиан всецело поддерживал политику Галерия. Каким образом Диоклетиан истолковал этот факт, неизвестно; однако он заставил Максимиана поклясться, что тот откажется от императорской власти одновременно с ним. Среди обсуждаемых вопросов был, видимо, и вопрос о позиции Констанция, который уже в те времена проводил собственную политику молчаливой поддержки христианства. Пристрастия Галерия были давно и хорошо известны. Он всячески насаждал культ божественных близнецов, покровителей римлян. Для его соперника самым естественным было искать поддержки у сторонников другой веры – именно это и сделал Констанций. Епископы считали его своим другом, хотя никто никогда не смог бы подтвердить это мнение какими-либо высказываниями цезаря. Христианство распространялось и приобретало вес в первую очередь в городах. Его идеи, прозвучавшие впервые в суматохе средиземноморских торговых центров, набирали силу в тех городах, где пытливый дух греков оказывал на римлян самое большое влияние. Христианство никогда не было религией крестьянства, хотя в нем присутствовали отдельные элементы, которые со временем сделали его привлекательным и для сельского населения. Но на данном этапе новая религия вербовала себе сторонников из среды ремесленников и торговцев, которые знали цену деньгам и разбирались в законах финансовой жизни. Не следует забывать известную пословицу, что рыбак рыбака видит издалека. В определенном смысле законы и заповеди христианства были лишь нормами жизни цивилизованного общества, подкрепленными изощренной теологией, за которой стоял авторитет бессмертного и милостивого бога. Ни один государственный деятель, взглянувший на законы христианства под этим углом зрения, не стал бы преследовать людей, разделявших подобные идеи. В соответствии с древней традицией, во время празднования виценалий открывались двери всех тюрем. Убийцы и грабители, выйдя на свободу, сразу начали славить Диоклетиана и Максимиана. Епископов, священников и других опасных преступников, принадлежащих христианству, прежде чем отпустить на свободу, подвергали допросу. Их освобождали только на определенных условиях. Сначала они должны были принести жертву господину и Цезарю Августу. Местных правителей уведомили, что если потребуется применить «убеждение», чтобы христианин выполнил это требование, то он вправе это сделать. Это был так называемый «третий эдикт». Таким образом, борьба еще более обострилась. Более слабые духом были освобождены из тюрем, в то время как те, кто был готов страдать до конца, столкнулись со всевозможными видами шантажа и угроз, с помощью которых их вынуждали отказаться от своей веры. Иногда попытки местных властей проявить милосердие выливались в прискорбные эпизоды, когда протестующих христиан волокли в суд, объявляли принесшими требуемую законом жертву и (не всегда вежливо) выдворяли из зала. Самых упорных отправляли (часто в плачевном состоянии) назад в тюрьму, где они яростно молились до следующего раза… И пока существовали такие люди, правительство не могло считать себя победившим. За 13 дней до официального окончания торжеств Диоклетиан, будто влекомый дьяволом, внезапно покинул Рим и направился домой. Еще не доехав до Равенны, он простудился; и, хотя его приближенные, как могли, старались облегчить для него путешествие, в Никодемию Диоклетиан прибыл полностью больным и разбитым. Христиане не преминули указать, что удача отвернулась от Диоклетиана, когда он начал преследование христиан. Когда же он подписал третий эдикт, его звезда закатилась. Диоклетиан не появлялся на публике до 1 марта, а когда вернулся, был очень слаб, словно сам Бог указал на него обвиняющим перстом, и создавалось впечатление, что он больше не вернется к активной жизни. Диоклетиан всегда считал началом своего правления день смерти Кара в 283 году. Через десять лет он назначил цезарей. Если считать от этой даты, двадцать лет истекли в 303 году, и 17 сентября 304 года двадцатая годовщина избрания Диоклетиана должна была отмечаться в Халкедонии. Срок пришел, но Диоклетиан не сложил своих полномочий и, казалось, не собирался этого делать. В начале года произошло событие, из-за которого он меньше, чем когда-либо, хотел выпустить бразды правления из своих рук. Этим событием было оглашение четвертого эдикта, выпущенного, когда он еще не оправился от болезни. Согласно этому эдикту, политика властей коренным образом пересматривалась и последователям христианства теперь грозила смертная казнь. Реально автором этого эдикта был Максимиан. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/dzhordzh-beyker/konstantin-velikiy-pervyy-hristianskiy-imperator/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 В «Истории Августов» говорится, что число сенаторов равнялось 41 – как в законах Суллы. Профессор Берри считает, что, скорее всего, их было 29. 2 Старший Гордий воспел эпоху правления Антонинов в поэме, состоящей из 30 книг. К счастью, она не сохранилась. 3 В своей книге «Общественная и экономическая история Римской империи» Ростовцев доказывает, что восстание Гордиев было инспирировано кучкой богатых людей. 4 Именно в этой войне 256 года франки впервые появились на исторической арене. Они активно действовали на ней около 600 лет, после чего исчезли так же внезапно, как и появились. 5 Стоимость динара снизилась на две трети. Иногда он падал и еще ниже. Даже в эпоху Диоклетиана египетская пшеница стоила на 15 000% дороже своей обычной цены. Конечно, это было временное и чрезвычайное явление. 6 Если бы для расследования смерти Кара и Нумериана была созвана специальная комиссия, результаты ее работы оказались бы сенсационными. Кар умер при чрезвычайно таинственных обстоятельствах. Очевидцы говорят, что во время грозы загорелась его палатка, правда, некоторые свидетели утверждают, что его убила молния. С другой стороны, его личный секретарь заявляет, что он умер своей смертью, но при этом он почему-то не объясняет, отчего это произошло, и убеждает, что пожар возник по вине расстроенных этим слуг. Все это весьма подозрительно. Немного позже Нумериан также умер при обстоятельствах, не вполне нам понятных. Поскольку Диоклетиан был начальником охраны, он не мог не знать этих обстоятельств, и его показания могли бы представлять определенный интерес. Суд спросил бы у него: 1) почему он убил Аррия Апра до того, как он выступил с какими-то заявлениями; 2) как ему удалось сделать это, не возбудив подозрений; 3) почему он сказал: «Великий Эней покарал тебя!»; 4) почему он сказал: «Я наконец убил вепря!»; 5) были ли показания деда историка Вописция правдивыми. Дед Вописция мог бы сказать суду: «Когда все они были всего лишь солдатами-наемниками, хозяйка, у которой они квартировали в Тонгресе, была жрицей друидов. У нее был свой магазин. Там жил Диоклетиан. Однажды, расплачиваясь за жилье, он, казалось, неохотно расставался со своими деньгами. И она сказала ему, чтобы он не жалел о них или что-то в этом роде. Диоклетиан сказал: «Я быстрее стану расставаться с ними, когда стану императором». Она сказала: «Ты станешь императором, когда убьешь вепря». Он улыбнулся и не сказал ничего, потому что он вообще был скрытным человеком. А в другой раз Диоклетиан сказал: «Я всегда убиваю вепря, а шкура достается другому»… Наконец, дед Вописция сказал, что как-то раз Диоклетиан сказал ему, что он убил вепря (Апра) только из-за предсказания жрицы… Тогда комиссия могла бы еще раз обдумать все показания и принять другое решение – мы вполне можем догадаться какое. Вепрь в древней кельтской религии был священным животным, и в некоторых землях выражение «убить вепря» могло иметь определенный смысл. 7 Он живо интересовался архитектурой и литературой. 8 Прииски давали все меньше золота; одновременно шел процесс накопления запасов (и не только частных). Также золото вывозилось на Восток – в обмен на различные товары. При этом сам Запад мог дать Востоку гораздо меньше товаров, чем в начале христианской эры, в результате отток золота все увеличивался. В этом крылась одна из причин финансового кризиса. 9 «Существует единица обрабатываемой площади, и число акров в каждой единице в разных местах разное в зависимости от плодородности почвы; существуют единицы земли для виноградников и плантации оливковых деревьев; и налог исчисляется, исходя из этих единиц. Предполагалось, что единица представляет часть земли, которую может обрабатывать трудоспособный крестьянин. Таким образом, собственность в сто единиц означала собственность ста работников» (Берри. История поздней Римской империи). У.Е. Хайтланд считает, что такая система исчисления налогов была просто невыполнима и никогда не работала по справедливости (Агрикола. С. 388). Однако очевидно, что это была попытка добиться справедливости. 10 Этот налог платили сенаторы, декурионы и торговцы. Сенаторы также платили специальный налог на собственность. В народе его называли «фоллис». Так назывался маленький мешочек для денег, используемый при расчетах наличными. 11 Олово и сейчас является ценным металлом; оно было еще более ценным в 275 году. Вряд ли какой-то другой товар, за исключением драгоценных металлов, представлял большой интерес для торговцев. 12 В последние 30 лет господствовало мнение, что Диолектиан планировал отказаться от власти в двадцатый год своего правления… Однако постепенно сторонников этого взгляда становилось все меньше, и недавно Норман Бейнз, один из крупнейших знатоков рассматриваемого периода, выступил с резкой критикой прежней теории (Альманах римской истории. 1929). В данной книге делается попытка объяснить все факты. Во всяком случае, для Диолектиана, Констанция и даже Галерия счет на десятилетия имел некий смысл. 13 Феодора, на которой женился Констанций, была всего лишь приемной дочерью Максимиана, чьи собственные дети, судя по всему, были еще недостаточно взрослыми. Все важные свидетельства о жизни Константина собраны в двух работах: «Константин и христианство» К.Б. Коулмана и «Возникновение христианства» Мод Хатман. 14 Частично иллюстрацией вышесказанного служат два портрета на первой странице. Золотой медальон с изображением Констанция и золотая монета с изображением Константина находятся в Британском музее. 15 Нам известно, что а) римляне гордились тем, что они начали действовать в шторм с подветренной стороны и б) что в тумане им удалось ускользнуть от британского флота, после чего они высадились на западе Англии. Если это соответствует действительности, то это значит, что этот поход состоялся в марте, апреле или мае и что римляне воспользовались высоким давлением и восточным ветром (который часто дует в это время года), который стих, и закончили свое плавание в спокойном море и поплыли на запад на веслах. 16 Судя по дальнейшим событиям, весьма вероятно, что Асклепиобот и его отряд высадились в Пуле. Также возможно, что это произошло в Веймуте. Обе дороги вели в Бедбери.