Восстание в Кронштадте. 1921 год Пол Эврич В марте 1921 года красные матросы, оплот и боевой авангард революции, подняли в крепости на Финском заливе восстание против правительства большевиков. Это событие до сих пор вызывает яростные споры. Было ли оно протестом против правящей диктатуры, или же противники молодой Республики Советов умело воспользовались их недовольством и подготовили этот взрыв народного возмущения? Пол Эврич – американский историк, специалист по русской эмиграции и русскому анархизму – делает попытку объективно разобраться с событиями на острове Котлин. Пол Эврич Восстание в Кронштадте 1921 год Охраняется Законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке. Посвящается Ине, Джейн, Карен ВВЕДЕНИЕ «Кронштадтские события явились как бы молнией, которая осветила действительность ярче, чем что бы то ни было», – сказал Ленин[1 - Ленин В.И. Полн. собр. соч.: В 55 т. 5-е изд. М., 1958 – 1965. Т. 43. С. 138. Здесь и далее пит. по этому изданию.]. В марте 1921 года моряки, «краса и гордость» русской революции, в крепости на Финском заливе подняли восстание против правительства большевиков, которым сами же помогли захватить власть. Под лозунгом «свободных Советов» они создали революционную коммуну, просуществовавшую шестнадцать дней. После долгой и яростной борьбы правительственные войска подавили мятеж с тяжелыми потерями с обеих сторон. Восстание мгновенно вызвало ожесточенные споры, которые никогда полностью не утихали. Почему восстали моряки? По версии большевиков, они были агентами белогвардейского заговора, тайно готовившегося на Западе русской эмиграцией и сторонниками со стороны союзников. Но с точки зрения сочувствующих, моряки были мучениками революции, боровшимися против диктатуры большевиков. В их глазах подавление восстания было неоправданно жестоким, что разрушило миф о Советской России как о «рабоче-крестьянском государстве». Впоследствии некоторые зарубежные коммунисты пересмотрели свое отношение к правительству, которое смогло так безжалостно расправиться с собственным народом. Кронштадт был первым опытом в череде последующих событий, которые заставят разочарованных радикалов порвать с движением. Уничтожение кулаков, большая чистка, советско-германский пакт, разоблачение Хрущевым Сталина – все это каждый раз приводило к отказу от членства в коммунистической партии и к разочарованию сторонников, считавших подобные действия предательством революции. «Такой отправной точкой, несомненно, стал Кронштадт, – написал в 1949 году Луи Фишер, – до его появления можно было колебаться, сомневаться и даже не соглашаться и все же открещиваться от нападок. На протяжении многих лет у меня не было своего «Кронштадта»[2 - Фишер Л. Поверженный бог. Нью-Йорк, 1950. С. 207.Фишер Луи – американский журналист, близкий друг Светланы Аллилуевой в первые годы ее пребывания в США. В 1920 – 1930-х годах придерживался коммунистической ориентации, в 1923 – 1937 годах – корреспондент ряда американских газет в Москве. Автор одной из наиболее полных биографий Ленина. (Примеч. пер.)]. Кто-то нашел свой «Кронштадт» позже, во время восстания в Венгрии в 1956 году. В Будапеште, как в Кронштадте, мятежники стремились преобразовать авторитарный, бюрократический режим в социалистическую демократию. Для большевиков подобные действия таили большую опасность, чем открытая оппозиция принципам социализма. Венгрия, а затем Чехословакия в 1968 году были опасны не потому, что контрреволюционны, а потому, что, подобно Кронштадту, их концепция революции и социализма противоречила концепции советского руководства; Москва, как и в 1921 году, объявила эти восстания контрреволюционными заговорами, а затем подавила их. События в Будапеште, отмечал один из критиков советской политики, вновь показали, что коммунисты не остановятся ни перед чем, чтобы уничтожить тех, кто бросает вызов их власти. Однако не стоит углубляться в такие сравнения. События, происходящие в других странах через десятки лет после Кронштадта, могут только внешне походить на события в Кронштадте. В 1921 году Советская Россия не была всесильной державой – это было молодое государство, столкнувшееся со своим мятежным населением и с непримиримыми врагами за границей, которые жаждали отобрать власть у большевиков. Здесь наиболее важно, что Кронштадт находился на территории Советской России и на большевиков обрушился мятеж, вспыхнувший на собственном флоте, на важнейшей стратегической заставе, охраняющей западные подступы к Петрограду. Они опасались, что Кронштадт может положить начало восстанию по всей России или стать плацдармом для новой антисоветской интервенции. Стало очевидно, что русская эмиграция пытается оказать помощь мятежникам и воспользоваться ситуацией в собственных интересах. Конечно, никакие действия белоэмигрантов не могут оправдать жестокости большевиков в отношении балтийских моряков, но объясняют поспешность, с какой правительство стремилось подавить восстание. Через несколько недель на Финском заливе должен был растаять лед, и тогда с Запада могло поступить продовольствие, медикаменты, боеприпасы и подкрепление, что превращало крепость в базу для новой интервенции. Похоже, Ленина и Троцкого искренне волновало именно это. Советские авторы, в значительной мере исказив факты, изложенные несколькими западными историками, выставляли мятежников либо простаками, позволившими одурачить себя, либо агентами белогвардейского заговора. В этой книге делается попытка рассказать о восстании беспристрастно. Для решения этой задачи следовало дать обзор политических и социальных событий, поскольку Кронштадтское восстание было только частью серьезного кризиса, отметившего переход от политики военного коммунизма к новой экономической политике – нэп, кризиса, который Ленин оценивал как самый серьезный с момента прихода к власти. Кроме того, было необходимо установить связь Кронштадтского мятежа со стихийными восстаниями в России в целом. Подобный подход, хочется надеяться, прольет свет на позицию и поведение мятежников. Помимо этого, есть ряд вопросов, требующих подробного рассмотрения. Среди наиболее важных – социальный состав флота, роль народного недовольства, причастность белой эмиграции, суть идеологии мятежников. На некоторые вопросы невозможно дать однозначный и окончательный ответ до тех пор, пока не будут открыты для доступа советские архивы, что вряд ли произойдет в ближайшее время. Тем не менее в книге дается по возможности полная картина восстания, представлены ссылки на документы из западных архивов и на советские издания, которые, зачастую являясь сугубо пропагандистской литературой, при внимательном изучении помогли пролить свет на некоторые наиболее существенные проблемы. В первую очередь важно исследовать противоречивые мотивы мятежников и их противников, большевиков. С одной стороны, моряки были революционными фанатиками и, как любые фанатики, стремились вернуть те их идеалы, которые теперь «осквернены властями». С другой стороны, большевики, выйдя победителями из кровавой Гражданской войны, не могли допустить никаких открытых вызовов своей власти. В этом конфликте каждая сторона вела себя в соответствии с собственными целями и стремлениями. Но не следует забывать о моральном аспекте. Положение, в котором оказался Кронштадт, может вызвать у историка сочувствие к мятежникам, однако следует признать, что большевики имели основания для усмирения мятежников. Осознание этого приведет к пониманию всей полноты трагедии Кронштадта. Глава 1 КРИЗИС ВОЕННОГО КОММУНИЗМА Осенью 1920 года в Советской России начался непростой переходный период – от войны к миру. Наконец-то над страной, которая в течение более шести лет находилась в состоянии непрекращающихся переворотов – мировая война, революция, Гражданская война, – стал рассеиваться туман. 12 октября Советская Россия заключила перемирие с Польшей. Спустя три недели последний белый генерал, барон Петр Врангель, покинул Россию, и Гражданская война, хоть и оставившая после себя растерзанную, обескровленную страну, была выиграна большевиками. На юге еще действовал Нестор Махно, но в ноябре 1920 года его некогда огромная армия была уничтожена и больше не представляла угрозы для Москвы. Красная армия отвоевала Сибирь, Украину, Туркестан, Донецкий угольный бассейн и нефтяные месторождения Баку, а в феврале 1921 года и Кавказ, захватив Тифлис и свергнув меньшевистское правительство Грузии. Таким образом, советская власть, судьба которой в течение трех лет висела на волоске, теперь была установлена на большей части необозримой территории России. Окончание Гражданской войны ознаменовало новую эру в отношениях Советской России с другими государствами. Большевики, похоронив надежду на мировой революционный переворот, стремились получить хотя бы небольшую передышку. В свою очередь, западные державы не уповали более на крах большевизма. Обе стороны стремились нормализовать отношения, и к концу 1920 года не было причин, препятствующих обоюдному желанию. Две из них, стоявшие на пути признания Советской России и возобновления с ней торговых отношений – экономическая блокада и вооруженная интервенция, – были уничтожены; в январе 1921 года Советы приняли решение снять блокаду. В 1920 году Россия заключила мирные договоры с балтийскими соседями: Эстонией, Латвией, Литвой и Финляндией; в феврале 1921 года были подписаны договоры о дружбе и сотрудничестве с Персией и Афганистаном, а в марте с Турцией. Советские комиссары, Леонид Красин в Лондоне и Вацлав Боровский в Риме, добились подписания торговых соглашений с Англией и Италией, что сулило хорошие перспективы. Однако, несмотря на эти положительные моменты, зима 1920/1921 года явилась чрезвычайно критическим периодом в истории Советского государства. Не случайно в декабре 1920 года, выступая на VIII съезде Советов, Ленин заявил, что осуществить плавный переход к мирной экономике и перестройке общества будет непросто. Несмотря на то что война была выиграна, а внешнее положение России заметно улучшалось, большевики столкнулись с серьезными внутренними проблемами. Страна была измучена, доведена до банкротства. За два последних года резко возросла смертность. Миллионы стали жертвами голода и эпидемий, не считая миллионного числа погибших на полях сражений. В стране царила разруха, Россия испытывала те же страдания, что и во времена потрясений и смут, отличавших начало XVII века в России. Сельское хозяйство, промышленность, транспорт находились на грани коллапса. Пришло время залечивать раны, а для этого требовались изменения во внутренней политике, которые бы ослабили напряженность внутри страны. В первую очередь следовало отказаться от политической доктрины военного коммунизма, созданной на скорую руку и соответствующей чрезвычайным требованиям Гражданской войны. Как следует из самого названия, политика военного коммунизма отличалась системой жесткой регламентации и принуждения. Политика централизации государственного управления во всех сферах социальной жизни была продиктована дефицитом, экономическими требованиями военного времени. Краеугольным камнем этой политики была насильственная конфискация зерна у крестьянства. В сельскую местность направлялись вооруженные продовольственные отряды (продотряды) из числа рабочих и солдат, занимавшиеся изъятием продовольствия, чтобы накормить города и обеспечить продовольствием пятимиллионную Красную армию. Несмотря на приказ оставлять крестьянам продукцию, достаточную для их собственных нужд, члены продотрядов под дулом пистолетов отнимали у крестьян зерно, запасенное для будущего сева или личных потребностей. «Сущность военного коммунизма, – признавал Ленин, – заключалась в том, что мы фактически брали у крестьян излишки, а иногда и не только излишки, но и часть зерна, необходимого для еды. Мы забирали его, чтобы удовлетворить требования армии и поддержать рабочих»[3 - Ленин В.И. Указ. соч. Т. 43. С. 219.]. Помимо зерна и другого продовольствия, продотряды отбирали лошадей, фураж, повозки – одним словом, все, что требовалось воюющей стране, зачастую без оплаты, оставляя таким образом крестьян без таких предметов первой необходимости, как сахар, соль, керосин, не говоря уже о мыле, спичках, обуви, табаке, гвоздях. Принудительная реквизиция (так называемая продразверстка), несомненно, спасла большевистский режим от поражения, поскольку без нее не смогли бы выжить ни армия, ни городское население, являвшиеся основной опорой правительства. Но неизбежной ценой продразверстки стало отчуждение крестьянства. Реакция крестьян, вынужденных отдавать под угрозой применения оружия продовольственные излишки и лишенных товаров первой необходимости, была абсолютно предсказуемой: зачастую продотряды, если даже не встречали открытого сопротивления, сталкивались с тактикой уклонения, на которую был горазд изобретательный крестьянский ум. По данным 1920 года, от продотрядов было успешно скрыто более трети общего объема урожая. Кроме того, крестьяне стали обрабатывать только то количество земли, которое обеспечивало их собственные нужды; таким образом, к концу 1920 года в европейской части России засеянные площади составляли только три пятых от засеянных в 1913 году – последнем мирном году перед Первой мировой войной и революцией. Значительное сокращение посевных площадей в период Гражданской войны, безусловно, можно отнести на счет разрухи, которой подверглась деревня, но политика продразверстки тоже немало способствовала катастрофическому снижению уровня сельскохозяйственного производства. К 1921 году общий выпуск продукции упал почти вдвое, а прирост поголовья скота составлял примерно две трети от довоенного уровня. Но более всего сократились площади, отведенные под лен и сахарную свеклу: они уменьшились в пять и десять раз соответственно относительно прежнего уровня. Принудительная конфискация послужила одновременно разжиганию извечного противостояния между русским крестьянством и городским населением. Ленин давно понял, что при существующей экономической и социальной отсталости России для победы его партии, а впоследствии и для удержания власти необходим временный союз с крестьянством, по крайней мере нейтралитет. Именно по этой причине в декабре 1917 года в первую очередь было сформировано коалиционное правительство с левыми эсерами; и, возможно, по этой же причине на пост председателя Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) был избран Михаил Иванович Калинин – один из немногих видных большевиков, о ком было известно, что он крестьянского происхождения. Основным же средством, которое должно было обеспечить поддержку крестьянства, являлось выполнение их давней мечты о «черном переделе», перераспределении земли. Большевистские декреты о земле от 26 октября 1917 года и 19 февраля 1918 года находились в очень тесной связи со стремлениями крестьянских масс к уравнительности. Заимствуя аграрную программу эсеров, чьи доктрины находились в соответствии с устремлениями крестьянства, молодое советское правительство отменило частную собственность на землю и приказало поровну распределить землю среди тех, кто возделывает ее своими руками, без применения наемного труда. Декреты о земле придали новый импульс процессу, начавшемуся несколькими месяцами ранее, летом 1917 года, когда крестьяне стали захватывать земли помещиков, и к 1920 году земля была поделена более чем на двадцать миллионов небольших наделов, на которых трудились крестьянские семьи. Однако не приходится удивляться, что традиционное недоверие к официальным декретам, исходившим от государства, несколько умеряло энтузиазм крестьян, приветствовавших первые большевистские законы. Для крестьян большевистская революция означала прежде всего удовлетворение «голода по земле» и уничтожение помещиков, и теперь им хотелось, чтобы их просто оставили в покое. Обосновавшись на своих новых земельных наделах, они старались уберечься от любых внешних вторжений. Но Гражданская война затягивалась. В деревнях появились продотряды, и постепенно крестьяне стали рассматривать большевиков скорее как противников, чем друзей и благодетелей. Ленин и его партия прогнали господ и дали людям землю, жаловались крестьяне, только для того, чтобы отбирать выращенный ими урожай и их право использовать свою землю по собственному разумению. Недовольство было вызвано и появлением во время Гражданской войны коллективных хозяйств (колхозов), под которые власти отдавали большие наделы из помещичьих усадьб. Крестьяне считали, что настоящий «черный передел» – это когда вся земля поровну поделена между людьми и, конечно, нет никакой «платы за рабский труд», как в государственных хозяйствах. «Крестьянин думает: если есть большие хозяйства, то я опять наемный работник», – писал Ленин[4 - Ленин В.И. Указ. соч. Т. 38. С. 200.]. В результате этой политики многие крестьяне пришли к выводу, что большевики и коммунисты совершенно разные люди[5 - В марте 1918 года последователи Ленина перестали называть себя «Российской социал-демократической рабочей партией» – спорное название, которое большевики долго делили с меньшевиками, а теперь оставили им, – и стали «Российской коммунистической партией (большевиков)». (Примеч. пер.)]. С первыми они связывали драгоценный подарок в виде земли, а вторых злобно обвиняли – особенно Троцкого, Зиновьева и прочих коммунистических лидеров, чье «вражеское» происхождение было общеизвестно, – в том, что они придумали новую форму закабаления крестьян, но уже со стороны государства, а не помещиков. «Мы большевики, а не коммунисты. Мы за большевиков, потому что они выгнали помещиков, но мы не за коммунистов, потому что они против личных наделов» – так Ленин определил отношение крестьян к большевикам и коммунистам в 1921 году[6 - Ленин В.И. Указ. соч. Т. 44. С. 43.]. Спустя год настроение у крестьян изменилось, правда незначительно. Такой вывод можно сделать из полицейского отчета, пришедшего из Смоленской губернии: «Крестьяне постоянно выражают недовольство советским правительством и коммунистами. В разговорах середняков и бедняков, не говоря уже о кулаках, только и слышится: «Они хотят для нас не свободы, а рабства. Вернулись времена Годунова, когда крестьяне были собственностью хозяина и был отменен Юрьев день. Теперь мы принадлежим еврейской буржуазии, таким как Модковский, Ронзон и т. п.»[7 - Файнсод М. Смоленск при Советской власти. Кембридж, 1958. С. 43.]. Однако во время Гражданской войны большая часть крестьян была лояльна советскому режиму, считая его меньшим злом, чем белый. Боязнь возвращения дворянства и потери земли перевешивала у крестьян глубокую неприязнь к правящей партии. Надо признать, что в деревнях продотрядам нередко оказывали вооруженное сопротивление, при котором большевики несли потери, однако оно не стало серьезной угрозой власти. После поражения армии Врангеля осенью 1920 года положение резко изменилось. Теперь, когда отпала угроза со стороны белых, возмущение крестьян продразверсткой вспыхнуло с новой силой. По России прокатилась волна крестьянских восстаний, и наиболее крупные из них в Тамбовской губернии, на Средней Волге, Украине, Северном Кавказе, в Западной Сибири. Зимой 1920/21 года мятежи быстро набирали силу. В этот период десятки и сотни тысяч солдат вернулись в свои деревни и пополнили ряды восставших крестьян. В начале 1921 года в атмосфере насилия и беспорядков, представлявших угрозу государству, были демобилизованы более двух миллионов – почти половина общей численности Красной армии. После Первой мировой войны в Европе были известны случаи, когда массовая демобилизация ухудшала существующее экономическое положение и обостряла недовольство народа. Но в России создалось особенно угрожающее положение. Почти семь лет войны, революция, массовые волнения погрузили страну в атмосферу беззакония. Гражданское население, вынужденное покинуть родные места, еще не успело успокоиться и обосноваться после возвращения домой или на новом месте, когда демобилизация, по словам Ленина, выпустила на свободу орду солдат, единственным делом которых была война, и вполне естественно, что они направили свою энергию на участие в восстаниях, занялись грабежом и насилием. По мнению Ленина, создалось положение, равносильное возобновлению Гражданской войны, но в иной, более опасной форме, поскольку ситуация была вызвана не теми социальными слоями, чья время в истории истекло, а непосредственно народными массами. Призрак мощной крестьянской войны, нового восстания Пугачева, слепо и безжалостно преследовал правительство, и это в тот самый момент, когда города, традиционные центры поддержки большевиков, находились в состоянии полного экономического упадка и тоже были охвачены беспорядками. Между ноябрем 1920 и мартом 1921 года число крестьянских восстаний резко возросло. По данным ВЧК, в феврале 1921 года, накануне Кронштадтского восстания, произошло 118 крестьянских мятежей в разных частях страны. В Западной Сибири восстания охватили почти всю Тюменскую губернию, Челябинск, Оренбург, Омск. Транссибирская железная дорога была сильно повреждена, что ухудшало и без того серьезную проблему доставки продовольствия в города европейской части России. На Средней Волге, где Стенька Разин и Пугачев приобрели многочисленных сторонников, бродили банды вооруженных мародеров, занимавшихся грабежами и насилием. Тончайшая грань отделяла бандитизм от восстания. Повсюду доведенные до отчаяния люди нападали из засады на продотряды и с необузданной решимостью боролись со всеми, кто решался помешать им. Самые ожесточенные бои шли в черноземной области, в Тамбовской губернии, очаге крестьянских восстаний еще с XVII века. Восстание во главе с А.С. Антоновым[8 - Антонов Александр Степанович – революционер, эсер. В ноябре 1920 – июле 1921 года он был начальником Главного оперативного штаба партизанских армий Тамбовского края, фактическим лидером крестьянского восстания, сторонником террористических партизанских методов борьбы с коммунистическим режимом, принудительной мобилизации крестьянских людских и материальных ресурсов для восстания. В июле 1921 – июне 1922 года скрывался в Кирсановском и Борисоглебском уездах. А. С. Антонова убили вместе с братом Дмитрием в ходе специальной операции Тамбовского губотдела ГПУ в селе Нижний Шибряй и тайно захоронили на территории Казанского монастыря в Тамбове. (Примеч. пер.)], фанатичным борцом, имевшим, как и Нестор Махно, репутацию Робин Гуда, свирепствовало более года до тех пор, пока красный командир Михаил Тухачевский, сразу после подавления Кронштадтского мятежа, не прибыл в Тамбовскую губернию для подавления крестьянского восстания. Зимой 1920/1921 года крестьянскими восстаниями были охвачены огромные территории, и ряды мятежников неуклонно росли. Крестьянская армия Антонова насчитывала около 50 тысяч человек, а согласно источникам, которые вряд ли страдали преувеличением, общая численность отрядов, сформированных на Урале, в Западной Сибири, Поволжье, на Кубани и на Дону, достигала 200 тысяч человек. (Ряд документов, касающихся крестьянских восстаний 1920 – 1921 годов, содержится в архиве Троцкого, хранящемся в Гарвардском университете.) Крестьяне, вооруженные топорами, дубинами, вилами, небольшим количеством винтовок и пистолетов, решительно вступали в сражения с регулярными вооруженными формированиями, и отчаянная храбрость народных масс производила такое впечатление на солдат правительственных войск (многие из которых разделяли позицию мятежников), что случаи дезертирства из армии резко участились. Действуя разрозненно и испытывая нехватку оружия, отдельные крестьянские отряды не могли, конечно, соперничать с испытанной в боях Красной армией. Кроме того, у мятежников, кроме лозунгов «Долой реквизицию!», «Долой продотряды!», «Не сдавать продовольственные излишки!», «Долой коммунистов и евреев!», не было никакой конкретной программы, их объединяла лишь общая ненависть к городам, из которых появлялись комиссары и продотряды, и к правительству, которое посылало этих людей, претендовавших на крестьянскую собственность. Население Тамбова, отмечал военный комиссар Тамбовской губернии, считает советскую власть виновницей «вторжения комиссаров и чиновников»; так что нет ничего странного в том, что тамбовские мятежники своей первейшей целью считали «отстранение от власти коммунистов-большевиков, которые привели страну к нищете, гибели и позору»[9 - Синглтон С. Тамбовский мятеж (1920 – 1921) // Slavic Revrew. XXV. 1966. Сентябрь.]. Крестьяне, не ограничиваясь вооруженным сопротивлением и уклонением от продразверстки, пускали в ход и традиционные способы протеста: направляли правительству прошения и жалобы. В период с ноября 1920 года по март 1921 года московские власти были буквально засыпаны обращениями с требованием положить конец принудительной политике военного коммунизма. Теперь, когда одержана победа над белыми, объясняли просители, нет оправдания насильственной реквизиции зерна. Крестьяне требовали установить фиксированный налог на их продукцию и право распоряжаться излишками по собственному усмотрению и в качестве дополнительного стимула для производства сельскохозяйственной продукции – увеличения поставок потребительских товаров в сельскую местность. Однако эти обращения не находили ни сочувствия, ни отклика у властей, которые считали крестьян не иначе как мелкими собственниками, которые, получив во владение землю, перестанут поддерживать революцию. Больше всего большевики боялись укрепления капитализма в русской деревне. Проводя исторические параллели и вспоминая крестьян 1848 года, бывших оплотом реакции в Западной Европе, большевики не шли ни на какие уступки, которые могли бы сделать крестьянского землевладельца независимым в их стране. Кроме того, для большей части большевиков военный коммунизм с его централизованным руководством экономикой был обществом истинного социализма, о котором они мечтали и не желали отступаться от своих идеалов ради восстановления свободного рынка и сплоченного, крепкого, а следовательно, независимого крестьянства. Ярким представителем этой точки зрения был Н. Осинский[10 - Осинский Н. (Валериан Валерианович Оболенский) – один из руководителей студенческого движения до революции. В 1912 году редактировал легальную большевистскую газету «Наш путь». Принимал активное участие в октябрьском перевороте и в его подготовке, как один из крупных деятелей Московского областного Бюро партии и Московского Совета. В период «Брестских» разногласий примыкал к левому крылу коммунистов. Вместе с Вл. Смирновым был в оппозиции по вопросам единоличия и коллегиальности. В 1920 – 1921 годах – лидер группы демократического централизма; в 1917 – 1918 годах – председатель ВСНХ; в 1921 – 1923 годах – заместитель наркома земледелия; в 1923 – 1924 годах – полпред СССР в Швеции; с 1926 года – управляющий ЦСУ. С 1929 года – заместитель председателя ВСНХ. В 1921 – 1922 годах и с 1925 года – член ЦК партии: член ВЦИКа и ЦИКа СССР. Был репрессирован; реабилитирован посмертно. (Примеч. пер.)] – лидер группы демократического централизма. В ряде статей, появившихся в конце 1920 года, Осинский подробно излагает свою точку зрения. Отклоняя любое отступление: фиксированный налог, возобновление свободной торговли, Осинский призывал усилить государственное вмешательство в сельское хозяйство. Единственный выход из аграрного кризиса, писал он, в «обязательной массовой организации производства» под руководством государственных служащих[11 - Осинский Н. Государственное регулирование крестьянского хозяйства. М, 1920. С. 8, 9.]. Для этого он предлагал сформировать в каждой деревне «посевные комитеты» с первостепенной задачей увеличения продукции путем расширения пахотных земель. Кроме того, эти комитеты должны были решать все вопросы, влияющие на эффективность сельскохозяйственного производства, такие как рациональное использование сельскохозяйственного оборудования, уход за домашним скотом и т. п. Далее Осинский предлагал потребовать от крестьян хранения своего зерна в общих хранилищах, и чтобы вопрос его распределения находился в ведении правительства. В окончательном варианте Осинский видел систему государственного сельского хозяйства, при которой все небольшие земельные наделы станут общими. Таким образом, рекомендации Осинского подразумевали не просто сохранение политики военного коммунизма, но фактически укрепление ее на каждой стадии сельскохозяйственного производства. Крестьяне и так уже выражали сильное недовольство политикой правительства, а предложения Осинского только добавили причины для недовольства. Возможность рассказать о своих предложениях появилась у Осинского в конце декабря 1920 года, во время проходившего в Москве VIII съезда Советов. Проект Осинского занял центральное место при обсуждении основных вопросов. Коммунистическое большинство, поддержавшее проект Осинского, неожиданно натолкнулось на сильное сопротивление со стороны присутствовавших на съезде без права решающего голоса меньшевиков и эсеров, последний раз появившихся на национальном собрании подобного рода. Федор Дан[12 - Дан (псевдоним; настоящая фамилия Гурвич) Федор Ильич – врач по профессии, один из лидеров меньшевизма. В социал-демократическом движении с 1894 года, входил в петербургский Союз борьбы за освобождение рабочего класса. Летом 1901 года эмигрировал, в Берлине вошел в группу содействия «Искре». В 1902 году участвовал в подготовке II съезда РСДРП; в 1903 году примкнул к меньшевикам. Участник IV (1906 г.) и V (1907 г.) съездов РСДРП. В годы реакции лидер ликвидаторства, редактор газеты «Голос социал-демократа», член меньшевистских ОК и ЦК. В Первую мировую войну – социал-шовинист. После Февральской революции 1917 года идеолог «революционного оборончества»; член Исполкома Петроградского Совета и Президиума ЦИКа 1-го созыва; поддерживал буржуазное Временное правительство. После Октябрьской революции работал врачом в системе Наркомздрава, на VII (декабрь 1919 г.) и VIII (декабрь 1920 г.) Всероссийских съездах Советов выступал от фракции меньшевиков. В 1922 году выслан за границу как враг советской власти. Возглавил в Берлине контрреволюционную деятельность меньшевиков. В 1923 году принимал участие в создании Социалистического интернационала. В 1923 году лишен советского гражданства. В 1941 – 1947 годах издавал в США антисоветский журнал «Новый путь» – орган меньшевиков-эмигрантов.] и Давид Даллин[13 - Даллин Давид – социалист-меньшевик и биограф Ленина. (Примеч. пер.)] – от меньшевиков и В.К. Вольский и И.Н. Штейнберг – от правых и левых эсеров были единодушны в осуждении «банкротства» политики военного коммунизма. Эти двое призывали к незамедлительной замене продразверстки фиксированным налогом, требовали дать крестьянам право свободно распоряжаться оставшимися излишками сельхозпродуктов. Любая система, основанная на принуждении, объяснял Дан, будет только способствовать уменьшению посевных площадей и, следовательно, сокращать количество столь необходимого стране зерна. Продолжая использовать силовые методы, мы увеличиваем противостояние между городом и деревней, пытался доказать Ф. Дан, и сами толкаем крестьянство на путь контрреволюции. В таком же духе выступил Вольский, убеждая правительство поощрять кооперативы, созданные на добровольной основе, и отказаться от государственных хозяйств, которые принимаются крестьянами в штыки. Что касается «посевных комитетов» Осинского, то Даллин обратил внимание собравшихся, что любой новый инструмент принуждения только усугубит существующий кризис. Сами крестьяне высказали свои возражения против аграрной политики правительства на закрытом заседании крестьянских делегатов. На заседании присутствовал Ленин, и направленные им записки в адрес Центрального комитета и Совета народных депутатов представляют огромный интерес. Согласно запискам Ленина, проект Осинского был встречен делегатами с единодушным возмущением. С нескрываемым презрением крестьянин из Сибири – района, охваченного крестьянским восстанием, – осудил идею создания новых комитетов и усиления вмешательства государства в дела деревни. «Осинский не знает Сибири. Я тружусь на сибирской земле уже тридцать восемь лет, а Осинский ничего в этом не понимает», – закончил он свое выступление. Делегаты резко критиковали усилия правительства по коллективизации сельского хозяйства, но наибольшим нападкам подверглось предложение продолжить конфискацию зерна вооруженными продотрядами, которые, выполняя свою задачу, не делали никакого различия между бездельниками и трудолюбивыми крестьянами. Один из делегатов заявил, что продотряды забирают такое количество зерна, что не остается ни крестьянам, ни скоту. Крестьянин из Тулы рассказал, что вследствие непомерной конфискации десять губерний черноземной зоны (включая его губернию) остались без посевного материала. Если необходимо увеличить выпуск сельскохозяйственной продукции, сказал делегат из Перми, то их должны освободить от принудительной ее сдачи. Выступавшие один за другим возмущенно говорили о том, что за свою продукцию получают либо незначительную компенсацию, либо не получают вообще ничего. «Если вы хотите, чтобы мы засевали большие площади, – заявил крестьянин из Минской губернии, – то дайте нам соль и металл». «Нам нужны лошади, бороны», – кричали делегаты. «Нам нужен металл для ремонта оборудования, дерево для сараев, – подхватывали другие. – Или дайте деньги, чтобы заплатить за работу кузнецу или плотнику». Крестьянин из Костромской губернии высказал мнение целой группы делегатов, когда заявил: «Крестьянину нужен стимул, иначе он не будет работать. Под ударом плети я могу отойти в сторону, но не могу выращивать хлеб». – «И какой же это стимул?» – спросил делегат из Новгорода. «Простой. Установить фиксированный налог на зерно и скот»[14 - Ленин В.И. Указ. соч. Т. 42. С. 382 – 386.]. Ленин был обеспокоен тяжелым положением крестьян. Например, когда он узнал, что у крестьян одной из губерний конфисковали все зерно, не оставив даже семенного фонда, он высказался в их защиту. Еще в ноябре 1920 года Ленин начал изыскивать возможность «преобразования реквизиции продовольствия в натуральный налог»[15 - Там же. С. 51.], то есть занялся тем, чего требовали сами крестьяне. Но на VIII съезде Советов Ленин отклонил этот шаг, как преждевременный. Опасность возобновления Гражданской войны, сказал он, полностью не исчезла. Еще предстоит официально заключить мирный договор с Польшей. Армия Врангеля, снабжаемая Францией, стоит в соседней Турции и находится в состоянии готовности нанести удар при первой возможности. Исходя из этого, не стоит излишне поспешно переходить к новой экономической программе мирного времени. Выступая на собрании представителей крестьян Московской губернии в октябре 1920 года, Ленин признал (под одобрительные крики из зала), что крестьянство стонет под тяжким бременем налогообложения – бременем, которое внесло серьезный разлад между городом и деревней, между рабочим и крестьянином. «Но если баран и козел ссорятся, – имея в виду пролетариат и крестьянство, спросил Ленин, – следует ли позволить гидре контрреволюции сожрать их обоих?»[16 - Ленин В.И. Указ. соч. Т. 41. С. 362 – 363.] Итак, несмотря на растущую опасность, Ленин крепко держался за политику военного коммунизма. В декабре 1920 года на VIII съезде Советов он поставил свою подпись под проектом Осинского, одобрив создание государственных зернохранилищ и план будущей посевной кампании. Съезд вынес резолюцию, согласно которой следовало разработать «государственный план обязательного сева» под руководством Комиссариата сельского хозяйства. В каждой губернии, районе и деревне должны были быть сформированы посевные комитеты, отвечающие за сосредоточение и подготовку людских ресурсов и сельскохозяйственной техники, необходимых для увеличения посевных площадей. Пока Ленин рассматривал любые дальнейшие проекты по коллективизации сельского хозяйства неосуществимыми. Он уже не думал, что социализм возможен в ближайшем будущем. Россия осталась крестьянской страной, сказал он, выступая на VIII съезде, а крестьяне не социалисты. Относиться к ним как к социалистам все равно что строить будущее России на песке. Хотя Сухаревский рынок, как его называли в народе – Сухаревка (знаменитый блошиный рынок в Москве), был закрыт, все мелкие собственники были по-прежнему проникнуты этим духом. «Пока мы живем в стране мелких собственников земли, – сказал Ленин, – капитализм в России будет иметь более крепкую экономическую основу, чем коммунизм. Но если переход к социализму будет долгим и трудным, тем больше причин не отступать перед капиталистическими силами в деревне». Таким образом, в сельском хозяйстве большевики предпочли придерживаться политики принуждения, а не уступок. Положение в городах, до настоящего времени главном оплоте большевизма, было во много раз хуже, чем в деревнях. Шестилетние беспорядки разрушили промышленность. Картина, согласно опубликованным статистическим данным, несмотря на множество расхождений в зависимости от источников, представляется близкой к краху. К концу 1920 года общий уровень объема промышленной продукции снизился почти в пять раз по сравнению с уровнем 1913 года. Самое критическое положение сложилось с поставками топлива и сырья. Хотя Бакинские нефтяные промыслы и Донецкий угольный бассейн удалось отвоевать весной и осенью 1920 года, колоссальные разрушения можно было восстановить только ценой титанических усилий. Многие шахты были затоплены, предприятия разрушены. В России в конце 1920 года добыча угля составляла четверть, а нефти – треть довоенного уровня производства. Еще хуже дело обстояло с добычей железной руды и производством чугуна: в 1920 году лишь 3 процента от выпуска 1913 года. Практически прекратилась добыча и выплавка меди. Испытывая недостаток основных видов сырья, главные промышленные центры страны были вынуждены сильно сократить производство. В результате резко уменьшилась численность рабочих на многих крупных предприятиях, которые трудились теперь неполный рабочий день. Полностью прекратили работу некоторые важные секторы тяжелой промышленности. Производство потребительских товаров составляло четверть довоенного уровня. Кожевенное производство сократилось в десять раз, работала только одна из двадцати текстильных фабрик. Кроме прочего, на развал экономики повлияли еще два дополнительных фактора: удушающее воздействие недавно союзнической блокады и дезорганизация транспортной системы. Блокада, начавшаяся после заключения в 1918 году Брестского мира, была снята в 1920 году, но внешнеторговые связи восстановились только на следующий год, и то в очень незначительных масштабах. В результате Советская Россия была лишена самого необходимого оборудования, машин, механизмов, сырья, отсутствие которых препятствовало быстрому восстановлению промышленности. Серьезно пострадала транспортная система страны. Отступающие армии взрывали железнодорожные пути, дороги и мосты. Троцкий, выступая на VIII Всероссийском съезде Советов и объясняя положение, сложившееся на транспорте, особо отметил, что больше половины локомотивов находятся в неисправном состоянии; производство новых составляет 15 процентов от производства 1913 года. В общей сложности было разрушено 3762 железнодорожных моста, 1200 миль железнодорожных путей; повреждено 60 тысяч миль телеграфных проводов. Топливо поставлялось с перебоями, и железнодорожники были вынуждены использовать дрова, что, естественно, резко увеличило число поломок локомотивов. В некоторых районах движение было полностью парализовано. Возникли серьезные проблемы с доставкой продовольствия в города: жители сидели буквально на голодном пайке. Разработанная система выдачи продовольственных пайков, при которой в наиболее выгодном положении оказались рабочие военных отраслей промышленности, сохранилась даже после окончания Гражданской войны. Таким образом, в начале 1921 года петроградские рабочие, занятые в плавильном производстве, ежедневно получали 800 граммов черного хлеба, ударники труда – 600, а прочие категории рабочих – 400 и даже 200 граммов черного хлеба. Но даже эти скудные пайки выдавались нерегулярно. В среднем в день транспортные рабочие получали от 700 до 1000 калорий, что намного ниже нормы, необходимой для физической работы в течение полного рабочего дня. Распавшийся в период Гражданской войны рынок усугубил продовольственный кризис в городах. В период военного коммунизма был введен запрет на частную торговлю, и натуральный обмен между городом и деревней фактически прекратил существование. Но освободившееся место было незамедлительно занято черным рынком. Толпы «мешочников» бродили от деревни к деревне, скупая хлеб и овощи, чтобы затем продать их голодающим жителям городов или обменять у них на вещи. К концу 1920 года незаконная торговля выросла до таких размеров, что в значительной степени вытеснила официальные источники поступления продовольствия. Одновременно инфляция достигла головокружительных высот. В течение 1920 года цена хлеба увеличилась более чем в десять раз. Чтобы покрыть расходы, советское правительство запустило с бешеной скоростью печатный станок; в результате золотой рубль, стоивший в 1917 году 7 рублей 85 копеек, спустя три года дошел до 10 тысяч бумажных рублей. К концу 1920 года, согласно официальным данным, реальная заработная плата заводских рабочих в Петрограде составляла 8,6 процента от довоенного уровня заработной платы. По мере обесценивания денег увеличивалась доля заработной платы, выплачиваемой рабочим в натуральной форме. В дополнение к продовольственному пайку, который составлял основу заработной платы, рабочий получал обувь и одежду, а в каких-то случаях часть производимой им продукции, которую обычно обменивал на продукты. Однако рабочие, как правило, не могли прокормить себя и свою семью, и горожане, оставив городские квартиры, толпой повалили в деревни в поисках еды. В период с октября 1917 года по август 1920 года (когда была проведена перепись) численность населения Петрограда с 2,5 миллиона человек сократилась примерно до 750 тысяч. За тот же период население Москвы уменьшилось почти в два раза, а общая численность городского населения России сократилась примерно на треть. Значительную долю переселенцев составляли рабочие промышленных предприятий, вернувшиеся в родные деревни, к привычному крестьянскому образу жизни. В августе 1920 года Петроград, например, покинули порядка трети из 300 тысяч заводских и фабричных рабочих, а в целом по России уменьшение городского населения превысило 50 процентов. Такое уменьшение численности горожан, частично связанное с высокой смертностью на фронте, а частично с возвращением в деревни, чтобы принять участие в разделе земли, нестабильная работа промышленных предприятий, перебои с топливом, дефицит товаров первой необходимости тоже явились причинами массового бегства из крупных городов. Но все-таки большинство людей отправилось на поиски продовольствия, особенно в 1919 – 1920 годах, когда в городах стал стремительно нарастать голод. Даже среди тех, кто решил остаться, многие восстановили связи со своими деревнями, периодически отправляясь туда за продуктами, на время болезни или чтобы помочь во время посевной или при сборе урожая. По иронии судьбы это происходило в тот момент, когда страна, согласно идеологическим установкам большевистской партии, должна была приобретать все более и более городской, индустриальный характер. Вместо этого Россия (причинами послужили раздел земли и Гражданская война) вновь вернулась в отсталую сельскохозяйственную страну, едва успев начать выходить из этого состояния. Для советского правительства, которое руководило страной от имени промышленного пролетариата, подобная ситуация была чревата опасностью. Не только переезд людей из города в деревню подрывал социальную основу большевистской власти, но возобновление отношений между крестьянами и рабочими способствовало усилению существующей напряженности. Теперь приезжие из города, увидев собственными глазами последствия политики военного коммунизма в деревне, поддерживали крестьян, недовольных политикой правительства. От крестьян и рабочих недовольство мгновенно распространилось на их родственников, служивших в армии и на флоте. В результате по стране прокатилась волна крестьянских восстаний, начались беспорядки на промышленных предприятиях, в армии; взрыв наступил 21 марта 1921 года в Кронштадте. Тем временем положение в городах продолжало ухудшаться. К началу 1921 года развалились важнейшие составляющие городского уклада жизни. Из-за топливного кризиса в зимние месяцы цеха, служебные здания, квартиры остались без отопления. Людям негде было купить теплую одежду и обувь. Поступали сообщения об умерших от холода в неотапливаемых помещениях. Сыпной тиф и холера опустошали города. Но, несмотря на резкое сокращение численности городского населения, продовольственная проблема оставалась самой острой. К концу 1920 года средняя производительность труда составляла треть показателя 1913 года. Доведенные до отчаяния голодом и холодом люди по нескольку дней не выходили на работу, а отправлялись в окрестные деревни в поисках продовольствия и дров. Они добирались пешком и в переполненных железнодорожных вагонах, с личными вещами и украденными на фабриках и заводах, где они работали, товарами, чтобы обменять их на любые продукты. Правительство делало все возможное, чтобы прекратить эту незаконную торговлю. Вооруженные заградительные отряды блокировали дороги, охраняя подходы к городу и конфискуя мешки с продуктами, которые «спекулянты» везли домой, чтобы накормить семьи. О зверствах заградотрядов говорили по всей стране; они стали притчей во языцех, и комиссариаты в Москве были завалены жалобами на их бесчинства. Негодование рабочего класса, помимо деятельности заградотрядов, вызывало распределение рабочих по группам, возникшее при военном коммунизме. Инициатором системы распределения был Троцкий, нарком по военным делам (военный комиссар). Подстегиваемый собственным успехом с быстрым наведением дисциплины в Красной армии, Троцкий стремился использовать те же военные методы в отношении разваливающейся на глазах промышленности. В январе 1920 года Совет народных комиссаров, в значительной степени при подстрекательстве Троцкого, принял декрет об общей трудовой повинности для всех трудоспособных лиц, достигших совершеннолетия. Одновременно было принято решение использовать личный состав армии, после прекращения боевых действий на фронте, на гражданских работах. Поскольку Гражданская война приближалась к концу, отряды красноармейцев, вместо увольнения из армии, отправлялись на работы в составе так называемых «трудовых армий», на лесозаготовки, на транспорт, строительство и на другие работы, требовавшие применения неквалифицированного труда[17 - Прецедент был создан, когда 15 января 1920 года вышел декрет, по которому 3-я армия на Урале преобразовывалась в «Первую революционную трудовую армию», располагавшую военной властью над местными гражданскими органами власти. (Примеч. пер.)]. Одновременно была предпринята попытка укрепить трудовую дисциплину на фабриках и заводах. Правительство повело борьбу с хищениями на производстве, с прогулами; принимались меры по увеличению индивидуальной производительности труда. Однако результаты этой политики выглядели неутешительно. Можно было заранее предположить, что усиление дисциплины и появление солдат на фабриках и заводах вызовет возмущение рабочих. На митингах они выражали гневный протест против «милитаризации рабочего класса». А солдаты, со своей стороны, теперь, когда закончилась война, стремились как можно скорее попасть домой. Лидеры меньшевиков сравнивали распределение рабочих по группам с египетским рабством, когда фараоны принудительно использовали рабочую силу для строительства пирамид. Никогда с помощью принуждения, подчеркивали меньшевики, не удастся добиться успехов в промышленности и сельском хозяйстве. Правительство с тревогой отмечало, что выступления меньшевиков вызывают одобрение со стороны рабочих и солдат, разочаровавшихся в большевиках и программе военного коммунизма и готовых открыто выступить против существующего режима. «Милитаризация рабочего класса» была только частью программы по установлению централизованного управления над пошатнувшейся национальной экономикой. На протяжении 1917 – 1918 годов рабочие проводили в жизнь синдикалистский лозунг о «рабочем контроле» над производством. Это означало, что местные фабричные и заводские комитеты принимали участие в приеме и увольнении рабочих, установлении размеров заработной платы и длительности рабочего дня и т. п., в общем, внимательно следили за действиями администрации. На некоторых предприятиях были уволены неугодные рабочим директора, инженеры, диспетчеры и рабочие комитеты взяли на себя задачи управления производством, как правило приводившие к плачевным результатам. К лету 1918 года из российской промышленности практически исчезли квалифицированные руководители; страна стремительно приближалась к экономическому краху. Большевики, поощрявшие в 1917 году создание рабочего контроля над производством как способ подрыва авторитета Временного правительства, теперь были вынуждены действовать, чтобы не оказаться смытыми тем же неудержимым потоком, который уничтожил их предшественников в октябре 1917 года. С июня 1918 года началась национализация крупных предприятий, и постепенно на смену рабочему контролю пришла жесткая трудовая дисциплина и единоначалие. К ноябрю 1920 года четыре из пяти крупных предприятий были национализированы, и началась национализация более мелких фабрик и заводов. По мере возможности к своим обязанностям возвращались технически грамотные, знающие производство «буржуазные специалисты». Теперь произошел перекос в другую сторону: количество служащих почти вдвое превышало количество неквалифицированных рабочих. Пышным цветом расцвела новая бюрократия, состоявшая из опытного административного персонала и необученных новичков, и, несмотря на уровень профессионализма и взгляды, все эти служащие в первую очередь преследовали собственные интересы. Для рядовых рабочих восстановление «чуждых элементов» на ключевых постах на заводах и фабриках означало предательство идеалов революции. Их мечты о пролетарской демократии, реализованные в 1917 году, были растоптаны и заменены принудительными, бюрократическими методами, свойственными капитализму. Большевики установили на заводах и фабриках железную дисциплину, сформировали вооруженные отряды для обеспечения исполнения распоряжений руководства и предполагали использовать такой отвратительный метод повышения производительности труда, как «система Тейлора». И все это делало правительство, которому рабочие доверяли и которое во всеуслышание заявляло, что управляет страной в интересах рабочего класса. Рабочие не собирались проглатывать приготовленную для них горькую пилюлю. Поэтому нет ничего удивительного в том, что зимой 1920/1921 года, когда экономические и социальные проблемы достигли критической точки, уже ничем нельзя было заглушить недовольный ропот, даже угрозой потери продовольственного пайка. На рабочих митингах под одобрительные крики собравшихся ораторы гневно осуждали милитаризацию и бюрократизацию промышленности, говорили о незаслуженных привилегиях и благах большевиков, занявших государственные посты. «Коммунисты всегда занимают лучшие места и, похоже, меньше страдают от голода и холода», – звучали недовольные голоса. Поднимали голову антисемитизм и антиинтеллектуализм. Звучали обвинения в адрес большевиков, предавших Россию, русский народ, запятнавших революцию, и все потому, что на поверку они оказались враждебным племенем еврейских интеллектуалов. Растущее недовольство и разочарование совпало с периодом острых противоречий внутри коммунистической партии. Внутрипартийная полемика, продолжавшаяся с декабря 1920 года по март 1921 года, достигла своей кульминации на X съезде партии во время обсуждения вопроса о роли профсоюзов в Советском государстве. После долгих и бурных споров выявились три позиции. Троцкий, руководствуясь военной концепцией в отношении налаживания производства, предлагал полностью подчинить профсоюзы государству, которое будет обладать единоличным правом назначать и увольнять профсоюзных деятелей. Самыми яростными противниками этого предложения были члены Рабочей оппозиции – группы, возникшей в ходе профсоюзной дискуссии, в которую вошли такие личности, как Александр Шляпников, Юрий Лутовинов, Александра Коллонтай, сохранившие преданность пролетариату. Особую тревогу Рабочей оппозиции вызывал тот факт, что Советское государство медленно, но верно превращается в новую бюрократию, где доминирующее положение занимает привилегированное меньшинство, не имеющее никакого отношения к рабочему классу. Шляпников, Лутовинов, Медведев, Коллонтай и их сторонники открыто критиковали милитаризацию рабочего класса и введение единоначалия на заводах и фабриках. Они требовали не только полной независимости профсоюзов от государственного и партийного руководства, но и передачи управления предприятиями профсоюзам и местным рабочим комитетам. Партия, настаивала Рабочая оппозиция, не должна позволять «бюрократической машине, пропитанной духом «буржуазной капиталистической системы», подавлять творческую инициативу рабочих[18 - Коллонтай А. Рабочая оппозиция в России. Чикаго, 1921. С. 22 – 23.]. Ленин и его сторонники, составлявшие подавляющее большинство в партии, стремились уладить разногласия между Троцким и Рабочей оппозицией. Они считали, что государство не должно поглощать профсоюзы, как предлагал Троцкий, но и нельзя передавать профсоюзам управление промышленностью, как считала Рабочая оппозиция. Профсоюзам, скорее, следует предоставить независимость (в рамках разумного); наделить их правом самим выбирать профсоюзных лидеров и участвовать в открытом обсуждении производственных проблем, в то время как бразды правления экономикой будут оставаться в руках правительства. Ленин надеялся, что его компромиссное предложение устроит и тех и других. Он был глубоко озабочен острой полемикой, которая в этот критический для советской истории момент грозила разрушить и без того хрупкое единство партии. В январе 1921 года Ленин подчеркивал, что партия больна, ее лихорадит, и если не удастся вылечить эту болезнь быстро и радикально, то произойдет неизбежный раскол, губительный для революции. Внутрипартийные споры отражали возросшее напряжение в советском обществе. На протяжении трех последних лет люди вели отчаянную борьбу, чтобы сохранить плоды революции и добиться более удобной и достойной жизни в свободной стране. Они верили, что, как только враг будет побежден, правительство откажется от жесткой дисциплины военного образца и вскоре политика военного коммунизма будет вспоминаться только как один из эпизодов сурового времени, ушедшего в историю. Однако ничего подобного не произошло. Гражданская война закончилась, а политика военного коммунизма не только не была предана забвению, а даже не стала более мягкой и гибкой. Через несколько месяцев после разгрома Врангеля правительство вроде бы обнаружило некоторые признаки восстановления элементарных прав и свобод. Но надо признать, что основой политики Советского государства по-прежнему оставались принуждение и жесткое руководство. Общество охватило чувство жесточайшего разочарования. Именно это лежало в основе нарождавшегося кризиса. Даже те, кто допускал, что военный коммунизм соответствовал политической ситуации, что во время борьбы не на жизнь, а на смерть с белыми он спас армию от разгрома, а города от голода, убедились, что идея принуждения изжила себя. С их точки зрения, военный коммунизм был не чем иным, как временно продиктованной мерой, на случай чрезвычайной ситуации, но выбрать его в качестве программы мирного времени означало заведомо обречь общество на провал. У людей кончилось терпение. Однако у большевиков не было большего желания, чем задушить политическую оппозицию. Приводя разные оправдания, они упорно настаивали на том, что в стране сохраняется чрезвычайное положение, так как отрезанная от мира Россия окружена могущественными врагами, готовыми, почувствовав внутренние разногласия, при первой возможности перейти в наступление. Но теперь любые репрессивные меры, даже продиктованные необходимостью безотлагательного решения экономических или политических проблем, только способствовали дальнейшему неприятию требований правительства. Оппозиция доказывала, что именно большевики предали идеалы революции. Александр Беркман, известный анархист, который поддерживал советский режим во время Гражданской войны, заявлял, что большевики ногами втоптали в грязь лозунги 1917 года. В 1921 году он писал, что повсюду царила несправедливость, предательство, обман и притеснения. Большевики, управляя страной в интересах рабочих и крестьян, «лишили людей инициативы и уверенности в собственных силах, от которых зависело развитие революции, ее жизнеспособность»[19 - Беркман А. Большевистский миф: Дневники 1920 – 1922. Нью-Йорк, 1925. С. 319.]. Взгляды Беркмана разделяли другие партии левых, которых, подобно анархистам, большевики грубо отодвинули в сторону после взятия власти. В своем выступлении на VIII съезде Советов Федор Дан зашел так далеко, что, обвинив большевиков в удушении народной инициативы, заявил, что советская система прекратила функционировать, являясь просто фасадом для диктатуры партии: наложен жесточайший запрет на свободу слова и собраний, людей кидают в тюрьму, высылают, расстреливают без суда и следствия, причем в массовом масштабе. Открыто осуждая эти террористические методы, Дан потребовал немедленного восстановления политических и гражданских свобод и призвал повсеместно провести новые выборы в Советы. Речь известного левого эсера Штейнберга перекликалась с выступлением Ф. Дана. Бывший министр юстиции в первом советском правительстве, Штейнберг призвал возродить советскую демократию, предоставив полную автономию на местном уровне. На съезде левое крыло направило против большевиков их же ленинский лозунг «Вся власть Советам». В рядах коммунистической партии демократические центристы требовали передать больше полномочий местным Советам, считая это средством от чрезмерной централизации политической власти, происшедшей в период Гражданской войны. Подобные призывы исходили не только от кучки радикальной интеллигенции – ширилось народное возмущение, охватывая не только крестьян и рабочих, но и солдат и матросов, тех, кто тосковал по анархической свободе 1917 года, одновременно стремясь к восстановлению стабильности в обществе, кто мечтал покончить с кровопролитием, голодом, холодом. Результатом этих противоречивых стремлений явился один из наиболее серьезных внутренних кризисов, с которым большевики столкнулись впервые после захвата власти. К марту 1921 года вся страна была охвачена волнениями. Наряду с крестьянскими восстаниями начались беспорядки в городах, брожение в армии и на флоте. Кульминацией стало восстание в Кронштадте. Над советским режимом нависла угроза уничтожения. Толчком для кризиса в первую очередь послужили голод и лишения. Большевикам, как и любому правительству, требовалось время, чтобы оценить создавшееся положение. Переход от войны к миру совсем не простое дело. Никто не мог с уверенностью сказать, как следует действовать; не было никакого стратегического плана, никаких прецедентов, которые позволили бы выбрать правильный курс. С момента захвата власти большевики двигались ощупью, пробуя, сомневаясь. И теперь, спустя три года, их действия по-прежнему были отмечены печатью сомнений; они все еще находились в стадии эксперимента. Некоторые руководители партии, включая Ленина, уже в ноябре 1920 года стали задумываться о смягчении политики военного коммунизма, но в то время (осознание пришло только двумя-тремя месяцами позже) еще не было столь очевидно, что только немедленная переориентация может предотвратить социальный взрыв. Однако факт остается фактом: большевики слишком долго не обращали должного внимания на внутреннее положение в стране. Продолжая мыслить категориями военного времени, не желая отказаться от программы, которая соответствовала их идеологии, большевики упорно цеплялись за политику военного коммунизма до февраля 1921 года, когда Ленин сделал первые шаги по пути установления новой экономической политики (нэп), но, к сожалению, слишком поздно. Трагедии Кронштадта было уже не избежать. Глава 2 ПЕТРОГРАД И КРОНШТАДТ Очевидный разрыв между большевиками и их основным оплотом, рабочим классом, обнаружился в феврале 1921 года. С начала зимы, суровой даже по меркам москвичей, холод и голод в сочетании с жесткой политикой военного коммунизма привели к созданию чрезвычайно напряженной атмосферы в крупных городах, особенно в Москве и Петрограде, где было достаточно искры, чтобы произошел взрыв чудовищной силы. Такой искрой стало заявление правительства 22 января о сокращении и без того скудного пайка на треть. Со всей очевидностью можно утверждать, что эта мера была неизбежной. Сильные снегопады и дефицит топлива стали причиной задержки поездов с продовольствием, следовавших из Сибири и с Кавказа в города Центральной и Северной России. В начале февраля ни один продовольственный состав не прибыл в Москву; склады опустели. Понятно, что сокращение пайка было продиктовано чрезвычайными обстоятельствами, но голодающее население городов уже не воспринимало никаких заявлений о чрезвычайном положении. Взрыв казался неминуем. Волна первых серьезных беспорядков прокатилась по Москве в середине февраля. Все началось со стихийных рабочих митингов, на которых разгневанные собравшиеся призывали к немедленному пересмотру доктрины военного коммунизма в пользу системы «свободного труда». Рабочие столь яростно настаивали на своем требовании, что правительство направило на фабрики и заводы представителей, поставив перед ними задачу попытаться оправдать проводимую политику. Надо сказать, задача была почти невыполнимой. Оказавшись лицом к лицу с враждебно настроенными слушателями, официальные представители правительства редко могли закончить объяснения; их освистывали раньше, чем они успевали подойти к сути вопроса. По слухам, Ленин, появившийся перед кричащей толпой рабочих Московского металлического завода, которые обвиняли большевиков в развале страны, спросил, не хотят ли они в таком случае возвращения белых. «Пусть приходит кто хочет: белые, черные, хоть черти, а вот вы выметайтесь», – раздались крики из толпы[20 - Нью-Йорк таймс. 1921. 6 марта.]. В Москве стремительно нарастала волна возмущений; за митингами последовали забастовки и демонстрации. Рабочие вышли на улицы с плакатами и знаменами, требуя повысить пайки, разрешить свободу торговли, отменить реквизицию зерна. Но они не ограничивались экономическими требованиями. Демонстранты требовали восстановления политических прав и гражданских свобод. Повсюду звучали призывы возродить Учредительное собрание. Мелькали плакаты «Долой коммунистов и евреев». Поначалу власти пытались покончить с народными волнениями с помощью обещаний, но это не дало никаких результатов. Тогда на восстановление порядка были брошены войска и курсанты военных училищ. Только беспорядки в Москве пошли на убыль, как мощная волна забастовок прокатилась по Петрограду. Над городом сгустились грозовые тучи; витал «призрак прошлого», по словам современницы, «души загубленных революцией и контрреволюцией»[21 - Балабанова А. Моя жизнь мятежницы. Нью-Йорк, 1938. С. 261.]. Петроград, находившийся в северо-западной части России, в отдалении от основных продовольственных и топливных центров, сильнее, чем Москва, страдал от голода и холода. В городе осталось всего пять продовольственных складов. Горожане пешком ходили в окрестные леса за дровами, чтобы обогреть дома. В начале февраля из-за отсутствия топлива более 60 процентов фабрик и заводов были вынуждены закрыться. Продовольственные запасы подходили к концу. По свидетельству меньшевика Федора Дана, голодные рабочие и солдаты бродили по улицам, выпрашивая корку хлеба[22 - Дан Ф. Два года скитаний (1919 – 1921). Берлин, 1922. С. 104 – 105.]. Возмущенные люди протестовали против несправедливой системы распределения пайков. Слухи о том, что члены партии получили новую обувь и одежду, обострили и без того напряженную ситуацию. Слухам такого рода, ходившим везде и всегда в смутные времена, охотно поверили, ввергнув города в пучину беспорядков, которые предшествовали восстанию в Кронштадте. Призывы к уличным демонстрациям в Петрограде, как и в Москве, раздавались на митингах протеста, проходивших на фабриках и заводах. В перечне экономических требований на первом месте стоял продовольственный вопрос. Один за другим ораторы требовали прекратить реквизицию зерна, отменить дифференцированную систему распределения пайков, разрешить обмен личного имущества на продукты. На Трубочном заводе, одном из крупных заводов Петрограда, основанном в 1869 году, 23 февраля состоялось собрание. Была принята резолюция с требованием увеличить продовольственные пайки, немедленно распределить имеющуюся в наличии зимнюю одежду и обувь. На следующее утро люди, придя на завод, вскоре оставили свои рабочие места и вышли за ворота. Массовая демонстрация двинулась по Васильевскому острову. Делегацию рабочих направили в казармы Финляндского полка, но солдат не удалось вовлечь в демонстрацию, однако присоединились рабочие близлежащих предприятий и студенты Горного института. Вскоре собравшаяся на митинг двухтысячная возбужденная толпа стала громко выражать неодобрение действиями правительства. По свидетельству очевидца, член Петроградского совета профсоюзов примчался на митинг, чтобы убедить мятежников вернуться на рабочие места, но его вытащили из машины и избили[23 - События в Петрограде / Из архива Маклакова // Новая русская жизнь. 1921. 8 марта.]. Председатель Петроградского Совета Г.Е. Зиновьев, опасаясь, что ситуация может полностью выйти из-под контроля, направил отряд вооруженных курсантов военного училища с приказом разогнать демонстрацию. Бастующих рабочих удалось разогнать довольно быстро, без кровопролития – курсанты стреляли только в воздух. Демонстрация на Васильевском острове была всего лишь предвестником будущих событий. На следующий день, 25 февраля, трудящиеся Трубочного завода опять рассеялись по улицам, призывая рабочих других фабрик и заводов принять участие в забастовке. Их усилия не пропали даром: присоединились рабочие табачной фабрики «Лаферм», обувной фабрики «Скороход», Балтийского и Патронного заводов. Когда же поползли слухи, что накануне красные курсанты убили и ранили некоторых участников демонстрации на Васильевском острове, к забастовке примкнули рабочие некоторых и других крупных предприятий, в том числе Адмиралтейских верфей и Галерных доков. На улицах собирались толпы, чтобы послушать выступления ораторов, подвергавших критике политику правительства; для разгона толпы опять призвали красных курсантов. После забастовок в Москве петроградские власти под руководством Зиновьева внимательно следили за происходящим в городе, чтобы не допустить волнений в собственной епархии. Стоило им узнать о стихийном митинге, как они молниеносно восстанавливали порядок. В день проведения демонстрации на Васильевском острове, 24 февраля, Петроградский комитет партии создает Чрезвычайный комитет обороны, в который вошли М. Лашевич, член Реввоенсовета, Д. Авров, командующий Петроградским военным округом, и Н. Анцелович, председатель Петроградского губпрофсовета. (Анцелович проработал в комитете только первые несколько дней, затем все приказы и декреты шли за подписями Зиновьева, Лашевича и Аврова.) Наделенный особыми полномочиями, Комитет обороны отдает приказ создать в каждом районе города «для проведения военного положения, водворения революционного порядка революционные тройки под председательством районного организатора соответствующего районного партийного комитета. Все приказания и распоряжения революционной тройки в области военно-административной для всего населения района обязательны... Все воинские силы, расположенные на территории района, подчиняются соответствующей ревтройке и могут быть использованы в каждом отдельном случае с разрешения Военного совета». В тот же день Петроградский Совет под председательством Зиновьева объявил в городе военное положение; воспрещалось хождение по улицам после 11 часов вечера, а также «всякие митинги, сборища и собрания как на открытом воздухе, так и в закрытых помещениях без надлежащего на то разрешения военного совета»[24 - Петроградская правда. 1921. 25 и 26 февраля; Известия Петроградского Совета. 1921. 26 февраля.]. Пока забастовщики с Трубочного завода обходили фабрики и заводы, призывая рабочих присоединиться к их протесту против властей, Зиновьев с товарищами изыскивал способ предотвратить кровопролитие. Петроградский Совет, профсоюзный и партийные комитеты выступили 25 февраля с призывом «К рабочим красного Петрограда» оставаться на рабочих местах. Рабочие вынесли много лишений, говорилось в обращении, но это необходимая цена за защиту революции от посягательств врагов. Даже сейчас белогвардейцы при поддержке меньшевиков и эсеров стремятся использовать продовольственный кризис в собственных интересах. Неужели рабочие «красного Петрограда» уже забыли Юденича и Колчака, Деникина и Врангеля? Что может дать людям реставрация старого режима? Только «плеть помещика и царскую корону». Что последует за уходом с работы? Еще больший холод и голод. Рабочие действительно принесли огромные жертвы, но тем меньше причин отказываться от идеалов революции в тот момент, когда удалось одержать победу. Это обращение большевиков Петрограда открыло пропагандистскую кампанию по удержанию беспорядков в пределах города. Все официальные источники призывали забастовщиков не играть на руку контрреволюции. Лишения, голод, холод являются неизбежными следствиями «семилетней войны», из которой совсем недавно вышла страна, убеждало правительство. Так есть ли смысл терять так дорого доставшуюся победу в угоду белогвардейцам и их сторонникам? В выигрыше от забастовок и манифестаций, объяснял Петроградский Совет, окажутся только польские помещики в Риге и английские капиталисты в Лондоне, то есть те, кто надеется потребовать большие уступки за столом переговоров. В том же духе было написано обращение красных курсантов к работникам и работницам Петрограда, опубликованное 25 февраля 1921 года. Оно начиналось с горького упрека в адрес той части пролетариев Трубочного завода, которые дали увлечь себя на демонстрацию и оказались вместе «с самыми злостными врагами рабочих и крестьян»[25 - Известия Петроградского Совета. 1921. 25 февраля.]. Курсанты подчеркивали свою кровную классовую связь с трудящимися. Они горячо опровергали провокационную клевету, будто им созданы какие-то особо благоприятные материальные условия. «Мы живем так же, как и вы. Мы питаемся так же, как и вы... Мы не выпустили вчера ни одного боевого патрона. Но мы говорим вам: отгоните от себя мерзавцев, подбивающих вас на выступление... Опомнитесь! Возьмите себя в руки, товарищи!»[26 - Петроградская правда. 1921. 26 февраля.] В обращении Комитета обороны Петрограда – «Остерегайтесь шпионов! Смерть шпионам!», опубликованном в городских газетах 26 февраля, говорилось, что по улицам Петрограда расхаживают подозрительные личности и распространяют всяческие слухи. Среди этих личностей есть просто болтуны, досужие сплетники, но есть также и «определенные шпионы». Доподлинно известно, что Англия, Франция, Польша и др. имеют своих шпионов в Петрограде... Военный совет предлагает через комиссии по борьбе с контрреволюцией «немедленно принять меры к раскрытию всех шпионских организаций и аресту тех, кто распространяет злостные слухи, сеющие панику и смуту»[27 - Кронштадтский мятеж: Сб. статей, воспоминаний и документов / Под ред. Н.А. Корнатовского. С. 138.]. Самыми популярными эпитетами, которыми награждали предполагаемых нарушителей спокойствия, были «шкурники» и «корыстолюбцы». Вместо привычных слов «стачка», «забастовка», «бойкот» использовалось слово «волынка». Под это определение попали не только обычные забастовки, но и сидячие, и так называемые итальянские забастовки – снижение темпа работы. По мнению Федора Дана, власти предпочли использовать слово «волынка», только чтобы не признаться, что в знак протеста против политики «правительства рабочих и крестьян» забастовщики перешли к стачечной борьбе[28 - Дан Ф. Указ. соч. С. 105.]. В связи с усилением беспорядков Петроградский Совет принял решение обсудить сложившееся положение и выработать дальнейшую тактику; 26 февраля открылось расширенное заседание пленума Петроградского Совета. Зловещим предупреждением прозвучало выступление Н.Н. Кузьмина, начальника политотдела Балтийского флота, обратившего внимание на бунтарские настроения в матросской среде и предупредившего, что если не положить конец забастовкам в Петрограде, то может произойти взрыв. Член Петроградского комитета обороны М. Лашевич заявил, что в отношении забастовщиков следует принять самые строгие меры, только таким способом можно подавить растущие беспорядки. Он потребовал закрыть Трубочный завод и тем самым лишить главных подстрекателей, рабочих этого завода, продовольственного пайка. Предложение поддержали, выпустив соответствующий приказ. Закрыли и второй рассадник недовольства пролетариата, фабрику «Лаферм». Рабочим остальных предприятий Петербурга было приказано вернуться на рабочие места, в противном случае их ждала участь рабочих Трубочного завода и табачной фабрики. Эта кое-как замаскированная попытка уморить голодом забастовщиков только усилила и без того напряженную ситуацию. В оставшиеся дни февраля забастовочное движение набирало темп; все больше фабрик и заводов останавливали работу; 28 февраля к забастовщикам примкнули рабочие Путиловского завода. Приближалась четвертая годовщина Февральской революции. Тревожная атмосфера в Петрограде, как заметил Ф. Дан, очень напоминала атмосферу 1917 года перед свержением самодержавия. В эти последние февральские дни серьезное беспокойство властей было связано с изменением характера требований, выдвигаемых рабочими. Поначалу на митингах, проходивших на фабриках и заводах, поднимались хорошо знакомые экономические проблемы: регулярность выдачи продовольственных пайков, выдача теплой одежды и обуви, прекращение деятельности заградотрядов, разрешение поездок в деревни за продовольствием и свобода торговли с крестьянами, отмена привилегий для определенных категорий работников и т. п. Теперь резко изменился тон выдвигаемых рабочими требований; в листовках приводились примеры умерших от холода или голода рабочих. Но еще более тревожным с точки зрения властей был тот факт, что видное место в забастовочном движении стали занимать политические требования. Рабочие, среди прочего, хотели, чтобы с фабрик убрали не только специальные вооруженные отряды, выполнявшие полицейские функции, но и рабочие армии, которые недавно появились на крупных предприятиях Петрограда; рабочие требовали восстановить политические и гражданские свободы; причем если поначалу эти требования носили случайный характер, то постепенно они становились все настойчивее. Вполне понятно, что в такой критический момент политическая оппозиция не могла оставаться в стороне. Организации меньшевиков и эсеров, хотя аресты и преследования изрядно подкосили их, распространяли в городе прокламации. Например, 27 февраля на улицах появилась прокламация такого содержания. Необходимы коренные изменения в политике правительства. Рабочие и крестьяне в первую очередь нуждаются в получении свобод. Они не хотят жить в соответствии с декретами большевиков. Они хотят сами управлять своей судьбой. Товарищи, сохраняйте революционный порядок. Организованно и настойчиво требуйте: освободить всех арестованных социалистов и беспартийных; отменить военное положение; предоставить свободу слова, печати и собраний всем работающим; провести открытые выборы в заводские и фабричные комитеты, профсоюзы и Советы. Созовите собрания, примите резолюции, направьте к властям делегатов, заставьте претворить в жизнь ваши требования[29 - Кронштадтский мятеж / Под ред. Н.А. Корнатовского. С. 26.]. Прокламация не была подписана. Она носила агитационный характер, и, по собственному признанию Ф. Дана и его товарищей меньшевиков, они развернули активную деятельность к концу февраля. Петроградская меньшевистская организация напечатала много листовок и прокламаций, призывающих провести открытые выборы в Советы и профсоюзы, восстановить гражданские свободы, освободить социалистов и других политических заключенных из большевистских тюрем. Меньшевики обращались к правительству с требованием отменить реквизицию зерна, разрешить свободную торговлю между городом и деревней. Эти требования меньшевики выдвигали еще в самом начале Гражданской войны, а на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 года на их выполнении решительно настаивали Ф. Дан и Д. Даллин. По сути, меньшевики требовали выполнять существующую конституцию: все партии имели право на существование в советской системе, а пролетариат мог пользоваться свободами, отобранными у него большевистской диктатурой. В соответствии с ролью законной оппозиции, которую они играли с 1917 года, меньшевики избегали призывов к свержению правительства вооруженным путем. Они обращались к рабочим Петрограда, призывая их устраивать митинги, принимать резолюции, подавать петиции – короче, действовать законными методами, «организованно и решительно» оказывать давление на правительство в части принятия политических и экономических реформ. Однако их критика вызвала беспокойство и негодование правительства – ведь они обвиняли большевиков ни много ни мало как в предательстве основных принципов революции. Кроме того, кто мог гарантировать, что рабочие, начав действовать, остановятся на законных методах протеста, а не поднимут восстание? В отличие от меньшевиков эсеры долго возлагали надежды на массовое восстание, чтобы отобрать власть у большевиков. Они стремились восстановить избираемое народом Учредительное собрание, в котором их партия получила большинство, но в январе 1918 года большевики распустили Учредительное собрание. В 1921 году две эти цели – свержение власти большевиков и возрождение Учредительного собрания – составляли основу программы эсеров. Листовки, появившиеся на стенах домов 28 февраля, подписанные «Группа рабочих-социалистов Невского района», по всей видимости, имели отношение к эсерам. В листовке говорилось: «Мы знаем, кто боится Учредительного собрания. Они больше не будут обкрадывать народ. Они будут держать ответ перед народными представителями за обман, грабежи, за все свои преступления... Долой ненавистных коммунистов! Долой советское правительство! Да здравствует народное Учредительное собрание!»[30 - Правда о Кронштадте. Прага, 1921. С. 6 – 7; Беркман А. Кронштадтский мятеж. Берлин, 1922. С. 7 – 8; Слепков А. Кронштадтский мятеж. М., 1928. С. 18.] Эта листовка (и другие подобного рода) была во много раз бескомпромисснее, чем листовки меньшевиков. Фактически по тону и содержанию они были ближе к пропаганде, которую вели такие нелегальные организации, как Союз возрождения России, союз либералов и социалистов правого крыла, которые стремились положить конец правлению большевиков. Во время февральских забастовок потоком хлынула антибольшевистская пропаганда, и невольно встал вопрос о руководстве движением. Кто, ломало голову правительство, выведет рабочих на улицы, меньшевики или эсеры? Совершенно ясно, что и те и другие старались поддержать забастовщиков. Особенно меньшевики, которые к 1921 году в основном вернули поддержку рабочего класса, утерянную во время революции 1917 года. Во время волнений в Петрограде меньшевики оказывали серьезное влияние на рабочих Трубочного завода и других бастующих предприятий. На митингах рабочие одобрительно слушали выступления меньшевистских агитаторов, и листовки меньшевиков нетерпеливо передавались из рук в руки. Однако, несмотря на то что деятельность антибольшевистских группировок, несомненно, сыграла свою роль в разжигании страстей, нет никаких доказательств, что меньшевики или какие-то другие группировки заранее планировали и организовывали выступления рабочих. Пролетариат Петербурга имел достаточно причин, чтобы открыто выступить против правительства. Февральские забастовки, в каком-то смысле незапланированные, но вполне мотивированные, были спонтанным выражением народного гнева. После недельного смятения власти Петрограда все-таки смогли взять ситуацию под контроль. С помощью умелого сочетания силы и уступок Зиновьев с товарищами решил эту проблему. Их задача сильно осложнялась тем, что значительная часть гарнизона приняла участие в общих беспорядках, и нельзя было надеяться, что солдаты станут выполнять приказы правительства. Подразделения, не вызывавшие доверия, разоружили и заперли в казармах. Ходили слухи, что у солдат отобрали сапоги, чтобы они не могли выйти на улицы и смешаться с толпой. Все надежды власти возлагали на красных курсантов, которые получили приказ патрулировать город. Кроме того, были мобилизованы все члены партии на случай, если понадобится наводить порядок. Петроград превратился в военный лагерь. На каждом углу у прохожих проверяли документы. Закрылись театры и рестораны. Действовал комендантский час. На улицах то и дело звучали выстрелы. Напряжение росло. Взрыв антисемитских настроений, особенно среди индустриальных рабочих, произошел, по мнению Петроградского Совета, по вине белогвардейских агитаторов, которые распространяли литературу о преследовании евреев. Возможно, эти обвинения в какой-то степени оправданны, хотя в самые тяжелые периоды антисемитизм всегда был реакцией русских рабочих и крестьян на происходящее. Как бы то ни было, но евреи, жившие в Петрограде, предчувствовали недоброе, и некоторые заранее покинули город. Если правительство не устоит и толпа ринется на улицу, рассуждали они, то погромов не избежать. Помимо сосредоточения в городе военной силы, большевики пытались сломить сопротивление, не впуская большую массу рабочих на фабрики и заводы. В этом случае, как это было на Трубочном заводе и фабрике «Лаферм», рабочие теряли продовольственные пайки. Одновременно ЧК Петрограда занималась арестами, и в первую очередь тех, кто выступал на митингах, критикуя советский режим, и уличных демонстрантов. В последние февральские дни, по подсчетам Ф. Дана, за решеткой оказалось порядка 500 рабочих и представителей профсоюза. При облавах были задержаны тысячи студентов, представителей интеллигенции, других жителей города, многие из которых входили в оппозиционные партии и группы. Особенно пострадала меньшевистская организация. Фактически все активные члены меньшевистской организации, избежавшие к настоящему времени ареста, были отправлены в тюрьму. В конце февраля, после объединенной рабочей демонстрации, были арестованы Кажуков и Каменский. Несколько меньшевиков, включая Рожкова и Ф. Дана, лихорадочно печатали и распространяли прокламации и листовки; их арестовали спустя пару дней после ареста Каменского и Кажукова. По приблизительным оценкам, в первые три месяца 1921 года в России было арестовано 5 тысяч меньшевиков. В эти же дни были арестованы несколько видных эсеров и анархистов, которые еще гуляли на свободе. В своих «Воспоминаниях революционера» Виктор Серж[31 - Виктор Серж – литературный псевдоним Виктора Львовича Кибальчича (1890 – 1947). (Примеч. пер.)] пишет, что ЧК собиралась расстрелять арестованных меньшевиков как основных подстрекателей рабочих к забастовкам, и только благодаря вмешательству Максима Горького они не были расстреляны. Большевики с помощью пропаганды сделали последнее усилие, чтобы, не допустив кровопролития, заставить забастовщиков вернуться на рабочие места. Члены партии, в особенности те, кто пользовался уважением, вели агитацию на улицах, фабриках, заводах, в казармах. Честно говоря, их принимали не слишком сердечно. В отличие от большинства своих товарищей Михаил Калинин (возможно, причиной было его крестьянское происхождение) преуспел в агитационной деятельности, ему удавалось собирать слушателей на фабриках и заводах, на военных объектах, расположенных вокруг города. Большевистские агитаторы делали упор на то, что за забастовками и демонстрациями стоят белогвардейцы, меньшевики и эсеры, вынашивающие план свержения советской власти. Три года большевики обвиняли меньшевиков, эсеров и белогвардейцев в организации заговора, и, как пишет Эмма Гольдман, их обвинения уже набили оскомину, однако 28 февраля выступления агитаторов все-таки произвели определенный эффект, тем более что меньшевики и эсеры не предпринимали никаких попыток скрыть свою активную роль в беспорядках. Порядок в Петрограде был восстановлен не только благодаря силе и пропаганде, но и ряду значительных уступок, сделанных властями с целью ослабления оппозиционного движения. В первую очередь были увеличены нормы пайков для солдат и рабочих; теперь они ежедневно получали банку мясных консервов и фунт с четвертью хлеба. «Этот паек пробил серьезную брешь в продовольственных запасах Петрограда», – заметил американский консул. 27 февраля Зиновьев объявил о ряде дополнительных уступок, сделанных под давлением требований рабочих. Горожанам разрешалось уезжать из Петрограда в поисках продовольствия. Зиновьев даже пообещал выделить дополнительные поезда, чтобы облегчить людям поездку в близлежащие деревни. Заградительные отряды получили приказ не трогать простых рабочих и ограничиться конфискацией продовольствия только у заведомых спекулянтов. Зиновьев объявил, что правительство закупило за границей около 18 миллионов пудов угля, который в скором времени прибудет в Россию. И, что самое главное, сказал Зиновьев, планируется заменить принудительную конфискацию зерна на налог в натуральной форме. Другими словами, на смену военному коммунизму в конце концов пришла новая экономическая политика, которая, по крайней мере, должна была частично восстановить свободную торговлю между городом и деревней. Словно в подтверждение добрых намерений, 1 марта Петроградский совет труда и обороны объявил о снятии заградотрядов по всей территории губернии. В тот же день президиум Петроградского совета профсоюзов принял решение принципиальной важности: о демобилизации всех привлеченных по трудовой повинности. Демобилизованные получали расчет вперед за две недели и бесплатный проезд домой. В результате после нескольких дней напряженного ожидания беспорядки прекратились. К 3 марта почти все бастующие предприятия приступили к работе. Уступки сделали свое дело больше, чем что-либо другое. Однако не следует думать, что использование армии, проведение массовых арестов, не говоря уже об активной пропаганде, не сказались на восстановлении порядка в Петрограде. Это были необходимые меры. В связи с этим нельзя не упомянуть о дисциплине, продемонстрированной членами Петроградской партийной организации. Забыв о внутренних разногласиях, большевики сомкнули ряды и смогли подавить волнения в Петрограде. Большевики, это относится в равной степени и к Зиновьеву, председателю Петроградского Совета, и к любому из его сподвижников, проявили полное единодушие. Пользующийся репутацией трусливого, подверженного панике человека, в критической ситуации Зиновьев продемонстрировал редкое присутствие духа. Но надо понимать, что не удалось бы так быстро восстановить порядок в городе, если бы жители Петрограда не были настолько деморализованы. Рабочие были просто слишком измучены, чтобы долго удерживать политическую активность. Голод и холод довели многих до состояния равнодушия, граничащего с полной апатией. Но главное, у рабочих не было настоящих лидеров и последовательной программы действий. Раньше эту роль выполняла радикальная интеллигенция, но в 1921 году, как отмечает Эмма Гольдман, интеллигенция Петрограда была не в состоянии оказать рабочим действенную поддержку, не говоря уже об активном руководстве. Однажды выступив в роли вдохновителя революционного протеста, теперь интеллигенция Петербурга чувствовала себя слишком усталой и затерроризированной, чтобы громко заявить о своем несогласии с политикой действующего режима. Большинство томилось в тюрьмах и ссылках, некоторые были уже расстреляны, а те, кто остались в живых, не хотели разделить судьбу товарищей, особенно когда преимущество было не на их стороне и когда при малейшем протесте их семьи могли лишиться пайка. Кроме того, для многих представителей интеллигенции и рабочих большевики со всеми их ошибками были пока еще наиболее действенным препятствием на пути восстановления «белой» власти. Вот причины, по которым забастовщикам в Петрограде был отпущен недолгий срок. Они прекратили бастовать так же внезапно, как начали свои выступления, так и не дойдя до вооруженного восстания против режима. Однако значение их выступления трудно переоценить; они подготовили почву для самого значительного восстания в советской истории. На острове Котлин в Финском заливе, примерно в 26 километрах от Петербурга, находится город Кронштадт. Построенный в начале XVIII века, город перекрывал главный фарватер, ведущий к устью Невы, где строилась новая столица империи – знаменитое петровское «окно в Европу». Город, по замыслу Петра I, должен был стать не только преградой на пути вражеских кораблей, но и базой российского военного флота. Сам остров Котлин был известен с древних времен, когда устье Невы стало отправной точкой водного торгового пути, известного под названием «из варяг в греки», по которому в IX – XII веках шла торговля Руси и Северной Европы с Византией: от Балтийского моря по реке Неве, Ладожскому озеру, реке Волхову, озеру Ильмень, реке Ловать, а затем волоком до реки Западная Двина, волоком до реки Днепр и далее в Черное море. В наши дни экскурсанты, приехавшие полюбоваться загородной резиденцией Петра I в Петергофе, могут с берега Финского залива увидеть очертания Котлина, охранявшего морские рубежи царской столицы. Котлин – узкая полоска земли длиной около 12 километров, максимальная ширина менее 3 километров, в форме неправильного треугольника. К началу XX века неприятеля встречали мощные крепости и форты, построенные и постоянно модернизируемые с учетом последних достижений военной науки, 17 искусственных островов с укреплениями, а также батареи на северном и южном берегах Финского залива. Город Кронштадт занимает восточную часть острова, обращенную к Петрограду. С южной стороны находятся гавани и сухие доки для кораблей Балтийского флота. Финский залив скован льдом с конца ноября по апрель. В летние месяцы перед Первой мировой войной между Петербургом и Кронштадтом регулярно курсировали прогулочные пароходы. Чтобы добраться из Петербурга в Кронштадт зимой, надо было доехать на поезде до Ораниенбаума (город и военная база на материке в 5 милях к югу от острова Котлин), а оттуда на санях по льду Финского залива. В начале XX века Кронштадт, по свидетельствам очевидцев, был невероятно живописным городом: многочисленные каналы, окаймленные деревьями, по-столичному широкие улицы, величественные здания, большие площади. Петр I считал Кронштадт частью столицы; здесь работали лучшие архитекторы. Среди основных достопримечательностей великолепный собор Святого апостола Андрея Первозванного с золотым куполом, здания Арсенала и Адмиралтейства, Морского инженерного училища. В центре города, на огромной Якорной площади, расположен Морской собор, построенный в конце XIX века. Свое название площадь получила в середине XVIII века, когда на ней были построены магазины – склады для хранения якорей и якорных цепей. Вмещающая более 25 тысяч человек площадь использовалась для военных парадов. В 1905 и 1906 годах во время кронштадтских восстаний площадь была местом проведения массовых митингов. В дни Февральской революции на митинге, проходившем на Якорной площади, в марте 1917 года рабочие, матросы и солдаты Кронштадта образовали первый орган революционной власти – Временный кронштадтский комитет движения. В мае 1917 года участники митинга на Якорной площади приняли резолюцию в поддержку постановления Кронштадтского Совета о неподчинении приказам Временного правительства. С Якорной площади отряды кронштадтцев отправлялись в Петроград для участия в апрельской, июньской и июльской демонстрациях 1917 года, на подавление Корниловского мятежа, для участия в Октябрьском вооруженном восстании, на фронты Гражданской войны. В 1921 году Кронштадт являлся главной морской базой Балтийского флота. Население города насчитывало порядка 50 тысяч человек; примерно половину из них составляли военные. В свою очередь, военные делились на матросов, составлявших большинство, и солдат гарнизона, в основном артиллеристов, обслуживавших главный бастион, форты и огневые позиции. Многие гражданские лица работали в крепости и на военно-морской базе, на верфях, складах, в береговых службах. Остальные в основном были фабричными рабочими, ремесленниками, рыбаками, мелкими торговцами, служащими государственных учреждений. Балтийские моряки оправдывали название острова Котлин – котел, на котором расположен Кронштадт, – они постоянно кипели от возмущения[32 - В 1703 году при появлении на острове Петра I и его солдат шведы настолько быстро бежали с острова, что после них остались котлы с кашей, поэтому остров и назвали Котлин. (Примеч. пер.)]. Беспокойные, независимые, ненавидевшие власти, матросы, казалось, были готовы в любой момент взорваться и перейти в открытое наступление против своих офицеров и советского правительства, по их мнению враждебного, использующего принудительные методы. По темпераменту они напоминали отчаянных флибустьеров прошлого, казаков и стрельцов XVI – XVIII веков, чьи гарнизоны были очагами бунтов, стихийных восстаний. Как их предшественники, балтийцы были морской вольницей, людьми необузданных страстей, инстинктивно сопротивлявшимися навязываемой извне дисциплине, и жаждали свободы и приключений. Под влиянием слухов или винных паров они, как и их предшественники, были готовы переступить дозволенные границы и выплеснуть ярость на богатых и облеченных властью людей. История Кронштадта – это история изменчивого радикализма, уходящего в прошлое, к первому крупному перевороту в России в XX веке, революции 1905 года. Нелегальная литература впервые появилась на морской базе в 1901 году. Вскоре матросы организовали кружки для обсуждения политических и социальных вопросов. Они высказывали накопившиеся обиды: низкая заработная плата, некачественная пища, жесткая дисциплина. Волна забастовок, крестьянских восстаний, терроризм, охватившие страну в период с 1902 по 1905 год, задели чувствительные струны. Неподчинение офицерам, другие нарушения дисциплины стали обычным явлением. В 1905 году, после начала войны и революции, несмотря на сохранявшуюся видимость боевого духа, им был нанесен сокрушительный удар в Цусимском сражении, во время которого японцы уничтожили большую часть русского флота. Стимулом для дальнейшей революционной активности стал мятеж на броненосце «Князь Потемкин Таврический» в июне 1905 года. Первые серьезные волнения произошли в Кронштадте в октябре 1905 года, в разгар революции. Эти волнения стали прообразом будущих выступлений моряков Кронштадта. Все началось с массового митинга на Якорной площади. Тысячи возбужденных матросов и солдат шумно выражали недовольство. Наряду с уже знакомыми требованиями о повышении заработной платы, улучшении качества пищи, выдачи одежды, смягчении жесткой дисциплины звучали призывы к свержению самодержавия и провозглашению демократической республики с предоставлением всему народу гражданских свобод. События развивались с головокружительной скоростью. Беспорядки начались 25 октября, после того как кто-то из матросов пожаловался на качество пищи. Крики «Бей командира!» заглушили топот ног и стук подносов. На следующий день в Кронштадте вспыхнуло восстание. Поначалу стихийное, восстание мгновенно обернулось разгулом грабежей и насилия, удивительно напоминая бунт стрельцов во времена Петра Великого. Толпы обезумевших матросов и солдат мчались по улицам, разбивая витрины, поджигая дома. На улицах выросли баррикады: восставшие заняли несколько зданий в ожидании прибытия карательных отрядов из Петербурга. Порядок удалось восстановить через два дня: 17 человек были убиты, 82 ранены, почти 3 тысячи мятежников арестованы. Военно-полевой суд вынес суровые наказания в виде длительных тюремных заключений и ссылки, однако ни одного человека не приговорили к смертной казни. 19 июля 1906 года в Кронштадте произошел второй, более серьезный, чем в 1905 году, взрыв, спровоцированный Свеаборгским восстанием. Подобно своему октябрьскому предшественнику, новый взрыв был стихийным и дезорганизованным. Беспорядки продолжались в течение двух дней, пока правительству не удалось наконец навести порядок. К требованиям мятежников, по сути тем же, что и в 1905 году, добавилось горькое разочарование, накопившееся за месяцы, прошедшие с первого восстания. Движущей силой по-прежнему была ненависть к властям и офицерам и жесткая дисциплина на флоте. «Вы уже достаточно попили нашей крови!» – выкрикнул один из матросов в лицо офицеру. Этот крик выражал общие чувства мятежных матросов[33 - Кронштадтское восстание 1906 года // Красный архив. 1936. № 4. С. 103.]. Стороны сражались с небывалой жестокостью; мятежниками руководили гнев и обиды, властями – уверенность в скорой победе, поскольку волна революционных выступлений пошла на убыль. Наступило время жестоких репрессий. На этот раз казнили 36 зачинщиков и сотни восставших были заключены в тюрьмы или высланы в Сибирь. Мне казалось важным остановиться на двух первых случаях стихийных восстаний в Кронштадте, поскольку теперь мы ясно осознаем, по каким причинам они являлись предвестниками бурных событий марта 1921 года. В 1917 году Кронштадт опять стал центром революционной деятельности. Под влиянием крайне левых, которые на протяжении года оказывали идеологическое влияние на необузданное население острова Котлин, Кронштадт считал себя революционной коммуной по примеру Парижской коммуны 1871 года; факт, сохранившийся в истории восстаний, в рассказах и легендах. В мае 1917 года Кронштадтский Совет под руководством большевиков, анархистов, левых эсеров и радикалов анархо-народнического направления отказался подчиняться Временному правительству и объявил себя «единственной властью в городе»[34 - Браудер Р., Керенский А.Ф. Российское Временное правительство, 1917: В 3 т. Стэнфорд, 1961. Т. 3. С. 1296 – 1299.]. Ежедневно на Якорной площади митингующие выражали поддержку Совету, захватившему политическую власть. Якорная площадь, по высказыванию Ефима Ярчука, анархиста, члена Кронштадтского Совета, стала «свободным университетом», в котором перед огромными толпами матросов, солдат и рабочих выступали революционные ораторы разных политических движений. Местный лидер большевиков, Иван Флеровский, назвал Якорную площадь «кронштадтским вече». Жителей Кронштадта, похоже, вполне удовлетворяла деятельность местного Совета, и они не стремились создавать национальный парламент или какой-либо центральный правящий орган. Социальные и экономические проблемы главным образом решались самими жителями Кронштадта через местные комитеты: домовые, судовые, продовольственные, фабричные и заводские. Создание народной милиции было связано с необходимостью защищать город от любых внешних посягательств на его суверенитет. Жители Кронштадта продемонстрировали настоящий талант к самоорганизации. Мужчины и женщины, работавшие на одном предприятии или жившие по соседству, создавали небольшие сельскохозяйственные коммуны (в коммуны входило порядка 50 человек) и занимались обработкой свободных участков земли. Во время Гражданской войны, пишет Ярчук, эти коллективные огороды помогли спасти город от голода. Оберегая автономию, жители Кронштадта горячо поддержали лозунг «Вся власть Советам!», провозглашенный Лениным и его партией в 1917 году. Они восприняли этот лозунг буквально, считая, что каждый город будет сам вести свои дела с незначительным вмешательством центральной власти или вообще без него. Так, пишет Ярчук, они понимали истинную сущность социализма. Они рассматривали свою революционную коммуну в качестве модели децентрализованного самоуправления и были уверены, что страна последует их примеру. «При всех их революционных достоинствах, – отмечает Иван Флеровский, – у моряков Кронштадта был один серьезный недостаток: они наивно полагали, что одного их энтузиазма будет достаточно, чтобы установить власть Советов на всей территории России»[35 - Флеровский И.П. Июльский политический урок // Пролетарская революция. 1926. № 7. С. 58 – 59.]. Однако их надеждам было не суждено сбыться. В последующие годы большевистской диктатуры либертарианскую[36 - До середины XX века термин «либертарианство» обозначал сторонников философской доктрины «свободы воли», противостоящей детерминизму; а также использовался для обозначения французских анархистов после государственного запрета на анархизм. Первым в современном значении термин употребил американец Леонард Рид, основатель Фонда экономического образования, вслед за которым многие сторонники личной и экономической свободы стали называть себя либертарианцами, чтобы отличать себя от «либералов», под которыми в США и некоторых других странах начиная с XX века понимают социал-демократов – сторонников личной свободы и государственного перераспределения ресурсов. (Примеч. пер.)] коммуну 1917 года отнесли к разряду революционной утопии. Восстание 1921 года стало последним усилием жителей Кронштадта в попытке вернуть золотой век стихийности; их лозунгом был ленинский «Вся власть Советам!». Во время революции 1917 года Балтийский флот находился в состоянии брожения, прерываемом беспорядками, направленными против политической и военной власти. Как и в 1905 году, матросы срывали накопившуюся ярость на офицерах, которых ассоциировали с произволом и привилегиями властей. Жители Кронштадта более всего стремились избавить себя от жесткой дисциплины, каторжной работы; недаром остров Котлин заслужил репутацию «матросского Сахалина»[37 - Раскольников Ф.Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1925. С. 29 – 32.]. Итак, когда началась Февральская революция, они воспользовались возможностью вырваться из оков распределительной системы и свести счеты с ненавистными офицерами. 28 февраля разъяренные матросы вытащили из квартиры, приволокли на Якорную площадь и без долгих рассуждений казнили адмирала Р.Н. Вирена[38 - Вирен Роберт Николаевич с 16 февраля 1909 года был главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором Кронштадта; стремился к поддержанию строгого порядка и дисциплины, улучшил подготовку специалистов флота. Заколот штыками на Якорной площади Кронштадта утром 1 марта 1917 года. (Примеч. пер.)], командира военно-морской базы. Убийство Вирена послужило сигналом к началу кровавой оргии, в результате которой было убито свыше 40 морских и армейских офицеров. Около 200 офицеров были арестованы и посажены за решетку. Во время февральских беспорядков волна насилия прокатилась по всему комплексу балтийских баз. В общей сложности от рук собственных матросов погибли 76 морских офицеров, в том числе контр-адмирал А.Г. Бутаков, сын знаменитого алмирала Г.И. Бутакова, командир военно-морской базы Свеаборга, и вице-адмирал А.И. Непенин, командующий Балтийским флотом, не говоря уже об офицерах армейских гарнизонов. Жажда мести была только одним из аспектов революционного экстремизма, которому позволила вырваться на волю Февральская революция. Большевики, анархисты, эсеры-максималисты[39 - Эсеры – максималисты – левая группа эсеровского движения, отколовшаяся от партии социалистов-революционеров в конце 1904 года, стояла на позиции широкого применения террористических методов борьбы. (Примеч. пер.)] делали все возможное для подстрекательства населения Кронштадта к враждебным действиям. Вскоре они появились в городе с намерением усилить влияние на матросов и остальных жителей Кронштадта. Их основной целью были не офицеры, а Временное правительство. В последующие месяцы они могли рассчитывать, что матросы поддержат любые революционные выступления, направленные против режима. Жители Кронштадта активно участвовали в уличных демонстрациях в апреле 1917 года, а в июне они приехали оказать поддержку группе анархистов, забаррикадировавшихся в ожидании наступления правительственных отрядов. Затем, в грозовые июльские дни, матросы, узнав о начавшихся волнениях, тут же примчались в Петроград и сыграли главную роль в неудавшемся восстании; тогда Троцкий впервые назвал матросов «красой и гордостью» революции (группа матросов захватила эсера Виктора Чернова, министра земледелия, и только благодаря вмешательству Троцкого Чернову удалось избежать расправы). В конце августа, во время наступления войск генерала Корнилова на Петроград, матросы сплотились для защиты революции. Команда линейного корабля «Петропавловск», проявлявшая наибольшую активность во время июльских событий, опять была призвана в Петроград и потребовала ареста и расстрела Корнилова. Четырех офицеров, выразивших протест, расстреляли. В последующие недели матросы, оправдывая репутацию непримиримых революционеров, упорно требовали свержения Временного правительства. Момент истины настал 25 октября, когда Ленин предпринял удачную попытку по захвату власти. Моряки немедленно отплыли в Петроград на помощь восставшим. Вместе с солдатами они участвовали в штурме Зимнего дворца. После участия в октябрьских событиях за моряками Кронштадта закрепилось определение, данное им Троцким во время июльских событий: «краса и гордость революции» . Но даже после смещения Керенского у кронштадтских моряков не убавилось революционной воинственности. Победа еще больше обострила жажду мести в отношении тех, у кого они отобрали власть. Взрывы их негодования приводили к трагическим результатам. В Петрограде в ночь с 6 на 7 января 1918 года несколько переполненных жаждой мести матросов ворвались в Мариинскую больницу, где в это время находились бывшие министры Временного правительства А.И. Шингарев и Ф.Ф. Кокошкин (после ареста в ноябре 1917 года они содержались в Петропавловской крепости, а 6 января 1918 года были переведены в Мариинскую больницу), и убили обоих. По распоряжению Ленина И.З. Штейнберг, народный комиссар юстиции, начал расследование, но Ленин быстро пересмотрел решение, поскольку оно могло привести к конфронтации с балтийцами. В действительности именно из-за жестокости моряков Ленин хотел иметь их на своей стороне. Он, безусловно, даже не рассматривал их в качестве своего рода преторианской гвардии[40 - Преторианская гвардия – телохранители императоров Римской империи; преторианцы были одними из самых умелых и прославленных воителей Древнего мира. (Примеч. пер.)], готовой по первому зову взяться за оружие во имя общего дела. В ночь перед убийством Шингарева и Кокошкина Ленин отправил отряд кронштадтских моряков во главе с молодым, известным своей жестокостью анархистом Анатолием Железняковым (матрос Железняк) на разгон Учредительного собрания, в котором большевики не смогли получить большинства. У моряков были и собственные причины стремиться к роспуску собрания. Как мы уже знаем, они не видели особой пользы в централизованной политической организации, особенно если эта партия была, по их мнению, излишне консервативна. Они считали, что путь к демократии лежит через местные Советы. Учредительное собрание в таком случае было шагом назад, возвратом к «буржуазному» обществу в лице Временного правительства, которое они всеми силами старались уничтожить. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pol-evrich/vosstanie-v-kronshtadte-1921-god/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Ленин В.И. Полн. собр. соч.: В 55 т. 5-е изд. М., 1958 – 1965. Т. 43. С. 138. Здесь и далее пит. по этому изданию. 2 Фишер Л. Поверженный бог. Нью-Йорк, 1950. С. 207. Фишер Луи – американский журналист, близкий друг Светланы Аллилуевой в первые годы ее пребывания в США. В 1920 – 1930-х годах придерживался коммунистической ориентации, в 1923 – 1937 годах – корреспондент ряда американских газет в Москве. Автор одной из наиболее полных биографий Ленина. (Примеч. пер.) 3 Ленин В.И. Указ. соч. Т. 43. С. 219. 4 Ленин В.И. Указ. соч. Т. 38. С. 200. 5 В марте 1918 года последователи Ленина перестали называть себя «Российской социал-демократической рабочей партией» – спорное название, которое большевики долго делили с меньшевиками, а теперь оставили им, – и стали «Российской коммунистической партией (большевиков)». (Примеч. пер.) 6 Ленин В.И. Указ. соч. Т. 44. С. 43. 7 Файнсод М. Смоленск при Советской власти. Кембридж, 1958. С. 43. 8 Антонов Александр Степанович – революционер, эсер. В ноябре 1920 – июле 1921 года он был начальником Главного оперативного штаба партизанских армий Тамбовского края, фактическим лидером крестьянского восстания, сторонником террористических партизанских методов борьбы с коммунистическим режимом, принудительной мобилизации крестьянских людских и материальных ресурсов для восстания. В июле 1921 – июне 1922 года скрывался в Кирсановском и Борисоглебском уездах. А. С. Антонова убили вместе с братом Дмитрием в ходе специальной операции Тамбовского губотдела ГПУ в селе Нижний Шибряй и тайно захоронили на территории Казанского монастыря в Тамбове. (Примеч. пер.) 9 Синглтон С. Тамбовский мятеж (1920 – 1921) // Slavic Revrew. XXV. 1966. Сентябрь. 10 Осинский Н. (Валериан Валерианович Оболенский) – один из руководителей студенческого движения до революции. В 1912 году редактировал легальную большевистскую газету «Наш путь». Принимал активное участие в октябрьском перевороте и в его подготовке, как один из крупных деятелей Московского областного Бюро партии и Московского Совета. В период «Брестских» разногласий примыкал к левому крылу коммунистов. Вместе с Вл. Смирновым был в оппозиции по вопросам единоличия и коллегиальности. В 1920 – 1921 годах – лидер группы демократического централизма; в 1917 – 1918 годах – председатель ВСНХ; в 1921 – 1923 годах – заместитель наркома земледелия; в 1923 – 1924 годах – полпред СССР в Швеции; с 1926 года – управляющий ЦСУ. С 1929 года – заместитель председателя ВСНХ. В 1921 – 1922 годах и с 1925 года – член ЦК партии: член ВЦИКа и ЦИКа СССР. Был репрессирован; реабилитирован посмертно. (Примеч. пер.) 11 Осинский Н. Государственное регулирование крестьянского хозяйства. М, 1920. С. 8, 9. 12 Дан (псевдоним; настоящая фамилия Гурвич) Федор Ильич – врач по профессии, один из лидеров меньшевизма. В социал-демократическом движении с 1894 года, входил в петербургский Союз борьбы за освобождение рабочего класса. Летом 1901 года эмигрировал, в Берлине вошел в группу содействия «Искре». В 1902 году участвовал в подготовке II съезда РСДРП; в 1903 году примкнул к меньшевикам. Участник IV (1906 г.) и V (1907 г.) съездов РСДРП. В годы реакции лидер ликвидаторства, редактор газеты «Голос социал-демократа», член меньшевистских ОК и ЦК. В Первую мировую войну – социал-шовинист. После Февральской революции 1917 года идеолог «революционного оборончества»; член Исполкома Петроградского Совета и Президиума ЦИКа 1-го созыва; поддерживал буржуазное Временное правительство. После Октябрьской революции работал врачом в системе Наркомздрава, на VII (декабрь 1919 г.) и VIII (декабрь 1920 г.) Всероссийских съездах Советов выступал от фракции меньшевиков. В 1922 году выслан за границу как враг советской власти. Возглавил в Берлине контрреволюционную деятельность меньшевиков. В 1923 году принимал участие в создании Социалистического интернационала. В 1923 году лишен советского гражданства. В 1941 – 1947 годах издавал в США антисоветский журнал «Новый путь» – орган меньшевиков-эмигрантов. 13 Даллин Давид – социалист-меньшевик и биограф Ленина. (Примеч. пер.) 14 Ленин В.И. Указ. соч. Т. 42. С. 382 – 386. 15 Там же. С. 51. 16 Ленин В.И. Указ. соч. Т. 41. С. 362 – 363. 17 Прецедент был создан, когда 15 января 1920 года вышел декрет, по которому 3-я армия на Урале преобразовывалась в «Первую революционную трудовую армию», располагавшую военной властью над местными гражданскими органами власти. (Примеч. пер.) 18 Коллонтай А. Рабочая оппозиция в России. Чикаго, 1921. С. 22 – 23. 19 Беркман А. Большевистский миф: Дневники 1920 – 1922. Нью-Йорк, 1925. С. 319. 20 Нью-Йорк таймс. 1921. 6 марта. 21 Балабанова А. Моя жизнь мятежницы. Нью-Йорк, 1938. С. 261. 22 Дан Ф. Два года скитаний (1919 – 1921). Берлин, 1922. С. 104 – 105. 23 События в Петрограде / Из архива Маклакова // Новая русская жизнь. 1921. 8 марта. 24 Петроградская правда. 1921. 25 и 26 февраля; Известия Петроградского Совета. 1921. 26 февраля. 25 Известия Петроградского Совета. 1921. 25 февраля. 26 Петроградская правда. 1921. 26 февраля. 27 Кронштадтский мятеж: Сб. статей, воспоминаний и документов / Под ред. Н.А. Корнатовского. С. 138. 28 Дан Ф. Указ. соч. С. 105. 29 Кронштадтский мятеж / Под ред. Н.А. Корнатовского. С. 26. 30 Правда о Кронштадте. Прага, 1921. С. 6 – 7; Беркман А. Кронштадтский мятеж. Берлин, 1922. С. 7 – 8; Слепков А. Кронштадтский мятеж. М., 1928. С. 18. 31 Виктор Серж – литературный псевдоним Виктора Львовича Кибальчича (1890 – 1947). (Примеч. пер.) 32 В 1703 году при появлении на острове Петра I и его солдат шведы настолько быстро бежали с острова, что после них остались котлы с кашей, поэтому остров и назвали Котлин. (Примеч. пер.) 33 Кронштадтское восстание 1906 года // Красный архив. 1936. № 4. С. 103. 34 Браудер Р., Керенский А.Ф. Российское Временное правительство, 1917: В 3 т. Стэнфорд, 1961. Т. 3. С. 1296 – 1299. 35 Флеровский И.П. Июльский политический урок // Пролетарская революция. 1926. № 7. С. 58 – 59. 36 До середины XX века термин «либертарианство» обозначал сторонников философской доктрины «свободы воли», противостоящей детерминизму; а также использовался для обозначения французских анархистов после государственного запрета на анархизм. Первым в современном значении термин употребил американец Леонард Рид, основатель Фонда экономического образования, вслед за которым многие сторонники личной и экономической свободы стали называть себя либертарианцами, чтобы отличать себя от «либералов», под которыми в США и некоторых других странах начиная с XX века понимают социал-демократов – сторонников личной свободы и государственного перераспределения ресурсов. (Примеч. пер.) 37 Раскольников Ф.Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1925. С. 29 – 32. 38 Вирен Роберт Николаевич с 16 февраля 1909 года был главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором Кронштадта; стремился к поддержанию строгого порядка и дисциплины, улучшил подготовку специалистов флота. Заколот штыками на Якорной площади Кронштадта утром 1 марта 1917 года. (Примеч. пер.) 39 Эсеры – максималисты – левая группа эсеровского движения, отколовшаяся от партии социалистов-революционеров в конце 1904 года, стояла на позиции широкого применения террористических методов борьбы. (Примеч. пер.) 40 Преторианская гвардия – телохранители императоров Римской империи; преторианцы были одними из самых умелых и прославленных воителей Древнего мира. (Примеч. пер.)