Почему плакал Пушкин?

В 1814–1817 годах вместе с Вольховским, первым учеником Лицея в Царском Селе, и вместе с Иваном Пущиным офицер лейб-гвардии Бурцов принимал участие в вольнодумной «Священной артели». В это время он знакомится с Пушкиным. В годы южной ссылки поэта Иван Бурцов служит во 2-й армии, он – один из адъютантов генерала Киселева.

В бумагах Киселева сохранилось письменное объяснение, затребованное им от Бурцова в связи с запросом Александра I, – верен ли слух об участии Бурцова в некоем тайном обществе. Бурцов заверяет, что весьма чтит особу государя.

И тут же рядом лежит отпечатанное в типографии «Описание Высочайшаго Государя Императора пребывания во 2-й армии в 1823 году». Эта придворная хроника, составленная в штабе Киселева Бурцовым, содержит до крайности, до нелепости преувеличенную лесть, подобострастие, явно комическое.

После подробного описания места ночлега – императорского шатра – говорится:

«…Протечет много времени, и потомство будет посещать тот холм, который был осенен шатром Александра!»

«…На другой день до 9-ти часов все было покойно. В сие время Государь, выйдя из палатки, изволил неоднократно обращать взор на прелестные окрестности, отдавая оным полную похвалу».

«…Предположено было… угостить Его Величество обеденным столом посреди всей армии.

Мысль сия была приведена в исполнение самым блистательнейшим образом… Минуты сии представлялись истинно великими и почти небывалыми в новейшем существовании народов. Кто назовет сей случай, где бы целая армия угощена была обедом пред глазами своего царя? Дело сие принадлежит совершенно древности и великостию своею приводит каждого в удивление».

Нам сдается, что Александр I сей документ читать не стал. Только этим можно объяснить, что после представления шутейного отчета государь… наградил Бурцова орденом.

Вообразите, как бы хохотал Пушкин, читая озорное подражание слогу придворных льстецов.

А он, возможно, читал. Если не тогда же, допустим, в ноябре 1823 года в Одессе, то в 1829 году, когда вновь встретился с Бурцовым и с Вольховским на Кавказе.

Сейчас, в мае 1846 года, не вопросы слога и стиля занимали Киселева. В этом «Описании…» содержались нужные ему сведения.

Итак, Тульчин, вернее, его окрестности, маневры, октябрь 1823 года. Шатер государя замыкает собою вершину треугольника. По левую сторону семь палаточных домиков. По правую сторону еще семь домиков, там свита государя.

Свитские генералы Ожаровский, Чернышев, Воронцов, Раевский завидовать Киселеву не имели причин. Впрочем, Александр Иванович Чернышев терпеть не мог Киселева безо всякой видимой причины.

За каждой генеральской палаткой – две адъютантские. Фамилии адъютантов в «Описании…» не приведены. Может, напрасно на эти палатки не оглянулись позднейшие следопыты, то есть историки? А что, если чей-то адъютант, полковник? Вот кого обошел и в службе, и в чинах молодой генерал Киселев. Вот кому еле кивнул с высоты своего немалого роста. (Рост был метр девяносто. Отсюда прозвище, данное одним из племянников: Дядя-пьедестал.)

Тем временем Киселев пришел к выводу: не столь важно, какие генералы и какие адъютанты находились в составе свиты государя в октябре 1823 года, поскольку первую палатку свиты уже занимает генерал Дибич.

Иначе говоря, там нет Петра Михайловича Волконского.

А это означает, что осенью 1823 года навряд ли могла возникнуть мысль о даровании денежной награды.

Вероподобнее, что распоряжение было сделано ранее, когда все непременно шло через Волконского.

Но Волконский вне подозрений, он усердный исполнитель царской воли. К тому же Киселев – его подопечный.

Очевидно, кто-то другой тогда «ударил под руку». Насплетничал. Мол, Киселев амурничает с сестрой своей жены, с Ольгой Потоцкой.

А согласно церковным установлениям сие не простой грешок, а великий, равный кровосмешению.

Надо пояснить: «факт» насчет Ольги «имел место». Но это тот случай, когда факты не отвечают истинному положению вещей.

Не Киселев славился предприимчивостью, ею отличалась Ольга.

Сложные проценты

А сколько там, в портфеле, было денег?

По первому подсчету 138 тысяч 996 рублей.

Довольно быстро я сообразил (значит, Киселев должен был догадаться еще быстрее) – цифра потому не круглая, что она с процентами.

Нельзя ли при помощи нехитрых, хотя и копошливых вычислений установить, с точностью до одного года, дату присвоения чужой награды?

Берем наугад исходную сумму. За каждый год прибавляем проценты.

Чему был равен банковский процент, пробуем выяснить хотя бы при посредстве энциклопедии Брокгауза.

Проценты, а к ним еще и проценты на проценты росли на протяжении какого-то числа лет, опять-таки пока неизвестного. Лет двадцать, не менее, поскольку царь Александр скончался в ноябре 1825 года.

Из Брокгауза я узнал, что учетная ставка менялась. До 1830 года начислялось по пять процентов в год, а затем по четыре. Не вполне ясно, куда отнести 1830 год? По пять или по четыре?

В задачке слишком много операций, чтоб решать ее вручную. Кроме того, в школьные годы математикой я занимался с грехом пополам, через пень-колоду.

Вспомнился один домашний разговор.

Было мне лет десять.

Мама сказала: «Есть такое правило. Закон Тейлора. Каждую работу должен делать тот, кто ее сделает лучше и быстрее, кому ее делать легче. Как ты считаешь, правильный закон? Ну, а раз правильный, то отложи книжку и по закону Тейлора вынеси мусорное ведро».

Шел я с мусорным ведром и гордился тем, что я единственный мальчик в мире, который несет мусорное ведро не просто так, а по закону Тейлора. Нет, не шел я, а бежал: торопился вернуться к чтению.

К кому же я обратился, вспомнив о законе Тейлора?

К главному эксперту министерства финансов. На какой-то машинке, вооружившись еще и таблицей сложных процентов, он принялся проделывать пробные расчеты.

За исходную цифру сначала принимались пятьдесят тысяч рублей, потом тридцать, затем шестьдесят, остановились было на сорока…

Пришли к выводу, что по формуле сложных процентов начальная дата…

Впрочем, ни к какому выводу не пришли. Расчеты осложнились еще более. Как уже упоминалось, часть денег, а какая – в точности неизвестно, состояла из ценных бумаг. За последние годы купоны, кажется шестипроцентные, на билетах коммерческого банка не стриглись. Судя по сему признаку, можно предположить, что вклад был изъят из банка не в 1846 году, а в 1844-м, если не раньше.

Значит, нам не известна не только начальная, но и конечная дата начисления банковских процентов. Задачка не решается: слишком много неизвестных величин.

Из всего этого следует попутный вывод: даже с нарушением тайны банковского вклада Киселеву не удалось бы что-либо выяснить через банк. Ни в 1846 году, ни в 1845-м такой вклад не изымался.

Вот единственная точно известная цифра: после стрижки накопившихся купонов окончательная сумма на 15 мая 1846 года составила 142 тысячи 876 рублей.

Кем-то была присвоена разовая аренда в размере либо сорока тысяч рублей, либо пятидесяти тысяч. Смотря когда…

Тем временем Павел Дмитриевич Киселев в первую свободную минуту выдвинул все ящики письменного стола и разложил перевязанные тесьмой пачки писем.

Перед тем как углубиться в сличение почерков, он еще раз перебрал в уме наиболее явных личных врагов.

Лет десять тянулась судебная тяжба с родственниками жены. Они оспаривали завещание, оставленное знаменитой красавицей – гречанкой графиней Софьей Потоцкой, урожденной Софьей Клавоне. Ее дочери, Софья и Ольга, в конце концов дело выиграли благодаря энергичным действиям Киселева. Но к тому времени Софья Станиславовна Киселева, урожденная Потоцкая, и Павел Дмитриевич Киселев уже были в разъезде по обоюдному соглашению.