Алевтина старшая

Своего первенца, родившегося в 1774 году, Фёдор назвал Макаром, а второго сына, родившегося через четыре года – в честь своего младшего брата – Григорием. И этот его сын прожил до семидесяти одного года.

В 1780 году во дворе у зажиточного крестьянина Луки Прохорова кроме трёх поколений членов его семьи проживало и пять захребетников – братья Антон и Прокофий Осиповы с семьями.

А в Фёдоре всё время как будто играла шляхетская кровь, толкавшая его на авантюры, подвиги и приключения. В результате одной драки не на жизнь, а на смерть с численно превосходящим противником, он погиб в неравной схватке, защищая своих односельчан, в основном женщин. По отношению к ним он всегда был любвеобильным вообще, и не по происхождению галантен. А женщины этих краёв всегда отличались не только хорошим здоровьем, но и добротой и красотой.

И это необычным образом косвенно подтвердил случай, связанный с преподобным Серафимом Саровским.

В 1785 году двадцатишестилетний Прохор Мошнин – уже достигший своими духовными подвигами большого совершенства, Саровский инок Серафим – вместе с другим таким же молодым и тоже известным народу, как человек святой жизни, Муромским иноком Антонием, шли лесной дорогой Муромского уезда Владимирского наместничества чрез дремучие леса, населённые дикими зверями и лихими людьми. Их путь пролегал через Новосельскую волость к дороге, ведшей из Мурома в Свято-Успенскую Саровскую пустынь, в которой Серафим Саровский обретал с 1778 года.

В жаркий летний день у колодца Верхней Берёзовки они повстречали Евдокию Петровну Комарову.

– «Святые отцы! – поклонилась она инокам – А не желаете ли из колодца водицы напиться?».

– «Спасибо, добрая душа!» – отвесил ей поклон отец Серафим.

– «С удовольствием! Яко манну небесну… из рук твоих!» – перекрестив её, добавил в поклоне и отец Антоний, и оба с удовольствием напились холодной воды из поднятого женщиной колодезного ведра.

Поблагодарив за воду, Серафим обратился к улыбающейся ему красивой женщине, распростёрши над её светлым платком на русоволосой голове свою худощавую длань, и не давая ей встать на колени:

– «Вот, что я скажу тебе, сестра моя. Пройдут годы, и праправнучка твоего праправнука родится здесь и будет просвещённой. На развалинах… – отец Серафим сделал паузу, утирая лицо, будто смывая с него пыль этих самых развалин – она возопит к благочестию, да и упокоится в земле московской! И дети её будут осенены дланью божией. Но один – правой, а другая – левой! И будет у неё ещё три младших брата – три богатыря земли русской! Старший, яко Илья Муромец, по земле пройдёт – своё море не найдёт, от родной земли силу и немощь обрядши! Средний, яко Добрыня Никитич, через дела ратные да терпение благодатное долголетье обретёт! А младший, яко Алёша Попович… летописцем станет, всё о нас пропишет!».

Не дожидаясь реакции удивлённой женщины, поцеловавшей руку иноку, они двинулись дальше на юго-восток, но Евдокия успела вслед им молвить:

– «Святые отцы! Жалко – недавно в том направлении на подводе проехал Петька Дубов. Он бы вас, благочестивых, подвёз».

– «Ничего… с божией помощью» – молвил отец Антоний.

Перейдя вброд через мелководье реки Илимдиг, они чуть медленней пошли в гору, постепенно углубляясь в лес. Но когда они дошли до местечка Кряжёва Сечь, из-за болот на юго-востоке от которого раньше называвшееся Мокрым, то остановились отдохнуть, присев на дубовые пеньки.

– «На этом самом месте, отче, будет женский монастырь, его оснуёт девица. Она будет людям на посмеяние, а Царице Небесной на прославление. Здесь будет храм во имя Матери Божией «Утоли моя печали»!» – неожиданно поделился отец Серафим с отцом Антонием.

После этих слов он встал, вынул из-за пояса топорик и срубил два молоденьких дубка, заострив ствол одного из них.

– «А ты, отче, этот крест утверди!» – обратился он к Антонию.

Пока отец Антоний своим топориком делал на стволе заострённого дубка небольшое углубление, в которое вложил перекладину креста, привязывая его отрезанным куском бечёвки со своего пояса, отец Серафим вырыл своим топориком ямку между кустами. Потом отец Серафим пропел содеянному кресту тропарь «Спаси, Господи, люди твоя!» и воткнул его в ямку. Водрузив крест между кустами, он снова пропел тропарь, поклоняясь кресту.

Затем оба благочестивых спутника вместе, уже в третий раз, запели тропарь, продолжая молиться.

После этого, объятый душевным восторгом отец Серафим почему-то нарочито громко произнёс:

– «Вот на этом самом месте будет соборный храм!».

А свидетелем этого разговора и молитвенного восторга иноков стал тот самый крестьянский мальчик Пётр Дубов из соседней деревни.

По этой же дороге он вёз железо из Мурома.

Но на подъёме в гору у телеги сломалась оглобля, и он вынужден был теперь искать в лесу подходящее дерево, чтобы сделать из него новую.

Пока Пётр нашёл и срубил деревце, пока обрубал ветки, обтёсывал ствол и вырезал выемки, делая новую оглоблю, неподалёку услышал голоса незнакомцев и на всякий случай притаился в кустах. Ведь он боялся караульщиков леса, живших поблизости в селе Дальнее Давыдово. Да и это были уже угодья графа П.Б. Шереметева в Горбатовском уезде.

– «Пётр, выходи! Иди к нам!» – неожиданно обратился в сторону кустов отец Серафим.

Опешивший Пётр, расслышавший последние слова про храм, и неожиданно потерявший страх перед незнакомцами, вышел из кустов, и, засовывая свой топор за пояс, подошёл к инокам.

– «Ты думаешь, когда это будет? Это будет тогда, когда меня в живых не будет. А ты доживёшь до того времени, когда будет устроена обитель. Доживёшь и до освещения храма!».

Поговорив с мальчиком о его житие, святые отцы двинулись в путь.

И оба эти предсказания отца Серафима с годами сбылись с точностью и по времени, и по месту, и по событиям.

Но через несколько лет пока другие важные события овладели вниманием местных крестьян. Весть о польском национально-освободительном восстании 1794 года и участии в его подавлении Муромского пехотного полка хоть и не скоро, но докатилась из села Верхнее Давыдово до деревни Верхняя Берёзовка, скатившись затем и в Нижнюю.

Она лишь на несколько дней опередила весть о рождении у двадцатилетнего Макара первой дочери, которую вскоре окрестили Марией.

Через два года у него родился наследник Михаил, проживший шестьдесят восемь лет и успевший к старости насладиться свободой бывшего крепостного, вплоть до всеобщей отмены крепостного права в России. А в 1799 году у Макара Фёдоровича Комарова родилась и младшая дочь Агафья.

Вместе с любвеобильностью Макару от его отца Фёдора передался смелый нрав и не желание мириться с несправедливостью.

В 1797 году царское правительство издало указ, формально запрещавший помещикам заставлять крестьян работать на барском поле более трёх дней в неделю. Но помещики всё равно заставляли крестьян отбывать барщину столько, сколько им было угодно.

Именно по этой причине и из-за характера Макара в 1807 году в результате острого конфликта с барином, его хозяином – помещиком Александром Львовичем Нарышкиным (1760 – 1826 гг.) – тот выбрал его кандидатуру, и тридцатитрёхлетнего крепостного Макара Фёдоровича Комарова отдали в рекруты. А ведь ему не хватило всего двух лет, чтобы окончательно не попасть в их число по возрасту.

Месть барина была жестокой – ведь семья оставалась без кормильца. И это теперь касалось всей его родни, проживавшей в Верхней и Нижней Берёзовке. Такое бесправие касалось и других крестьян этих деревень.

И введённый позже в 1808 году запрет на продажу крестьян на ярмарках, и в 1809 году принятая отмена права помещиков посылать своих крестьян на каторгу, как и ранее изданный Указ 1803 года «О свободных хлебопашцах», позволявший помещику освобождать крестьян вместе с землёй за выкуп, непосредственно не коснулись жителей этих деревень.

Раньше, после С.Н. Сенявина, деревнями Верхняя и Нижняя Берёзовка владел Александр Александрович Нарышкин. Чтобы оградить своих крепостных от рекрутской повинности он дал указание своему бурмистру Ананию Тихонову на выкуп молодых парней в других наместничеств и их перевода в Берёзовку для последующей передачи в рекруты.

Но после смерти А.А. Нарышкина эти деревни перешли сначала к брату Льву Александровичу, а потом и к его сыну – Александру Львовичу, женатому на родной племяннице Сергея Наумовича Сенявина, и находились у него до 1815 года.

В этот период солдатская служба была тяжёлой и долгой.

Хотя теперь вместо пожизненной службы она уже и ограничивалась двадцатью пятью годами, но и тогда бы Макар Фёдорович Комаров пришёл бы домой, если бы вообще пришёл, в 1832 году в возрасте пятидесяти восьми лет. Сроки воинской службы сократились в 1793 году. И это новшество к счастью теперь коснулось рекрута Макара Комарова.

Российская рекрутская система комплектования армии того времени имела преимущества перед наёмно-вербовочной системой европейских стран. Она позволяла создать большую, однородную по национальному составу армию, и в случае военных потерь своевременно пополнять её.

С 1806 года в России стали создаваться «Запасные рекрутские депо», в которых под руководством опытных боевых офицеров рекруты проходили девятимесячное военное обучение.

Это позволяло по мере надобности полков в пополнении направлять в армию уже приученных к воинской дисциплине и обученных воинским наукам солдат, обеспечивая постоянную боеспособность этих полков, не выводя их на время из состава действующей армии.

Плановые рекрутские наборы проводились в ноябре каждого года.

Как взрослый мужчина – кормилец семьи, Макар не мог позволить себе загул перед призывом, как это было принято у молодых – двадцатилетних.

А вообще, рекрутские обряды в России, в частности в крестьянской среде, в отношении призываемых на двадцать пять лет воинской службы мужчин, укоренились давно и сводились к практически годовому загулу новобранца.

Гуляющий и развлекающийся кандидат в рекруты в этот период освобождался от работы. Его жалели, считая чуть ли не уже погибшим. В этот год домашние часто гадали, пытаясь повлиять на его судьбу.