Убить императора

Убить императора
Александр Георгиевич Романовский

«…Потом было поздно. Мы решили убить Императора и даже взяли задаток.

Вам интересно, кто мог дать заказ на голову опоры Империи? Мне тоже. Сейчас-то я знаю, – гораздо важнее понять, каким образом мы вообще решились на это безумие. Но чем больше я думаю, тем меньше остается шансов найти отгадку…»

Александр Романовский

Убить императора

Сам не знаю, как это получилось. Ну, вы знаете, – убить Императора. Меня до сих пор в дрожь бросает. Никогда еще о этом никому не рассказывал. То, что вашей кодле удалось развязать мне язык, обойдется слишком дорого потраченным молью нервишкам. И, соответственно, вам. Подвинь-ка пиво.

Так вот… Мы решили убить Императора. Он правит сотней миров и миллиардами душ, самодержец, опора Империи, защитник веры и все такое прочее. Нас было восемнадцать, зато глупости хватало на всю ойкумену. Я-то был молод, мой же престарелый напарник к тому времени успел тихо выжить из ума. Сомневаюсь, впрочем, чтобы у него когда-либо имелось достаточно серого вещества, чтобы считаться нормальным. С другой стороны, эту его ущербность с лихвой заменяло везение: Старик был чертовски везуч. И столь же безумен.

Не знаю, как мне удалось проглядеть это сразу.

Потом было поздно. Мы решили убить Императора и даже взяли задаток.

Вам интересно, кто мог дать заказ на голову опоры Империи? Мне тоже. Сейчас-то я знаю, – гораздо важнее понять, каким образом мы вообще решились на это безумие. Но чем больше я думаю, тем меньше остается шансов найти отгадку.

Иногда мне казалось, будто Старик любил Императора, преклонялся перед ним, будто один из мирных, добропорядочных подданных. Понятия не имею, каким образом это сочеталось с желанием отправить на тот свет опору Империи. Содержимое его головы напоминало пыльный чердак, заваленный уймой бесполезных вещей, сваленных в одну невообразимую кучу безумных противоречий. Тем не менее, в иные моменты суждения его блистали кристальной ясностью, словно хрустальные бусины, нанизанные на четки непогрешимой логики. Тридцать три штуки. Такие моменты быстро кончались, к моему глубочайшему сожалению. Приходилось запоминать, до боли напрягая извилины, потому как в нашем жилище не было ни компьютера, ни, тем более, драгоценной бумаги. Когда-нибудь я опубликую эти записки, однако сейчас разговор не о том. Вы, балбесы, слишком далеки от желания обогатить свой интеллект. Один из вас, к тому же, слишком молод. Таким и я был когда-то.

Так вот, когда я спросил, кто может дать заказ на голову Императора, Старик лишь невесело усмехнулся. Оказывается, – как я узнал чуть позже, – за это право боролись едва ли не все Семьи Империи. В смысле – гангстерские синдикаты, достаточно платежеспособные, чтобы заплатить астрономическую сумму, о которой шла речь.

У нас даже хватило наглости устроить аукцион! Какая, по сути, разница, кто оплатит заказ? Старик связался с гангстерами по своим старым каналам, заросшим ржавчиной и паутиной. На той стороне, должно быть, здорово удивились, после стольких-то лет услышав его скрипучий голос.

Я не боялся, что синдикаты откроют сезон охоты на наглых волков. Для этого они были слишком трусливы. Народ вскричит, взвоет от горя: «Император мертв…» И тут же подхватит в восторге: «Да здравствует Император!». Наследник подрастал, готовясь в положенный срок принять бразды правления. Гангстерские синдикаты не устраивал тогдашний правитель, но они питали надежду на благоразумие следующего. Законопроект о запрете клонирования государственных служащих был одобрен Сенатом и успел вступить в силу. Император же являлся служащим № 1. Большинство уже позабыли о том, но Император и государство существуют лишь для того, чтобы благоденствовали подданные, а не наоборот. Прогресс, динамика – вот что спасает Империю и защищает от посягательств бунтовщиков-Иных. Боже, храни Императора.

Нечего хмыкать! Нельзя уже старику порассуждать о вечном!? В те времена, о которых пойдет рассказ, в жилах моих бушевал огонь идеалов. Когда я говорю, что Старик был безумцем, это еще не значит, что со мною психологи отдыхали. Только безумец мог решиться на такое, а потом еще посметь прикрыться громкими принципами, абстрактной истиной и недостижимыми идеалами. Человечество всю свои историю страдало во имя сонма нелепых идей. Но все это нужно понять. До меня же самые простые вещи доходили опосля, словно по длинной шее жирафа. Был такой зверь когда-то…

Ладно, я и впрямь отклонился от темы. Трудновато, знаете ли, раз за разом сосредотачиваться на одном и том же. С чего же начать… Наверное, с самого начала. То, что я был молод и переполнен идеалами, думаю, всем понятно. Более того, моей глупости хватило на то, чтобы стать наемным убийцей.

Мне было восемнадцать, и я вырос на Гере – сельскохозяйственной захолустной планете, где не привечали чужаков и праздных мечтателей. Я, к сожалению принадлежал к числу последних. Перспектива провести остаток жизни на поле, ломая спину под мешками нашей знаменитой свеклы меня отнюдь не прельщала. Однако приходилось терпеть, пока не наступил счастливый день, ознаменовавший приход больших перемен: совет старейшин уже ничего не мог поделать с моим желанием убраться с Геры к чертям подальше. Помню, я караулил под домом главы до полуночи, а потом переполошил весь поселок воплями и стуком в прочную деревянную дверь. Пошла первая минута моего совершеннолетия.

Меня отправили в полицейский участок, где я отпраздновал свое восемнадцатилетние с престарелым констеблем (я мог бы без труда уйти от этой неспешной погони, но не хотелось огорчать старика). Наутро я предстал перед советом старейшин. Я проявил все свое красноречие, чтобы меня единогласно сочли непригодным для жизни крестьянина и даже социально опасным субъектом. Я тут же получил паспорт и разрешение покинуть планету в любом направлении. Стук опустившейся печати показался мне звоном райских колокольчиков.

Не знаю, как бы повернулась моя судьба, не будь у меня двух старших братьев. Здоровые, как быки, такие же тупые и работящие – они могли позаботиться о матери. В этом отношении я оставался спокоен, хотя и обещал высылать часть заработка. Мать прощалась с сыном молча, сложив руки на переднике. В глазах – ни намека на слезы. Она не знала, чем я собирался заняться.

Как сейчас помню, в порту сели три корабля. Один торговец, один яхтсмен-богатей с маленьким баком, залетевший подзаправиться. Третий привез сезонных рабочих. Возвращаться на Адонис он должен был совершенно пустым, если не считать экипажа. Пораскинув мозгами, я решил сделать ставку. К яхте меня и близко не подпустят, на торговец – с чуть меньшей вероятностью.

Капитан выслушал жалостливую речь с завидным терпением. Лично я послал бы того оборванца куда подальше, стоило тому бы только приблизиться к доверенной моему попечению собственности, сопроводив слова неким убедительным аргументом. Надо полагать, капитан оказался куда более отзывчивым и добрым человеком, чем удалось стать мне.

В карманах (или где-либо еще) у меня не было ни гроша. Капитан повертел в руках новенький чип-паспорт. Я заявил, что готов отработать проезд тяжелым физическим трудом. Капитан предупредил, что так оно и будет. Сезонные рабочие оказались изрядными свиньями, потому как успели загадить корабль даже за такой короткий перелет. Всю дорогу я пахал, как проклятый. Но я не видел грязи и не чувствовал запаха. Перед глазами у меня стояли хрустальные шпили города-планеты – великого Зевса.

Сейчас мне кажется, будто я знал это с самого рождения. С той самой секунды, когда из легких моих вылилась противная жидкость, и я исторг свой первый вопль негодования. А может, и раньше.

Я всегда знал, что отправлюсь на Зевс. Что столица, дом самого Императора, станет пристанищем для меня, Гэса Скиммера. Именно там я мог научиться тому, что так хотел делать. Именно там обретались величайшие убийцы и охотники за головами, отошедшие от дел или же ожидающие заказов. Те, что носились от одной планете к другой, не заслуживали внимания такого высокомерного гордеца, каковым меня сделал невзрачный паспорт. (Странно, но это без труда сочеталось с чисткой корабельных гальюнов.) К тому же вероятность того, что мой путь пересечется с одним из этих непосед, была слишком мала.

Как видите, я все рассчитал. Чего-чего, а возможностей для этого Гера давала предостаточно. Я частенько лежал на крыше родительского дома и глядел на звезды. Мне было известно приблизительное местонахождение Зевса, и долгими бессонными ночами я грезил столицей Империи. В доме у нас стоял старенький потрепанный голопроектор, которым пользовался лишь я один, когда никто не видел. Для меня это была самая драгоценная вещь – окно в реальный мир. Планета-город манила меня огнями и блеском металла. Там мое место, – говорил я себе, ломая спину под очередным мешком свеклы.

Наверное, знание этого предшествовало появлению иного. Возможно, я ошибаюсь.

В детстве меня никогда не спрашивали, чем я хочу заниматься; альтернативы на Гере практически не было. Все случилось как-то сразу. Внутренний процесс, годами тянувшийся втайне от меня, получил логичное завершение.

Неким абстрактным утром я очнулся от сна и понял, что обрел мечту. Я хотел стать наемным убийцей, мрачным одиночкой, повсюду таскающим с собой целый арсенал смертоносных орудий. Глупость, конечно, но с годами эта мечта ничуть не слабела. Напротив, – набиралась сил, наливалась соком и яркими красками.

Думаю, объяснять все это слишком долго и утомительно, поскольку над содержимым этой самой башки до сих пор ломают головы куда более искусные специалисты. Однако я попытаюсь, чтобы у вас, не дай Бог, не сложилось о старине Гэсе неверного впечатления.

Я отнюдь не был маньяком. Дома мы держали пару коров, пяток свиней и несчетное число всяческой птицы. Соседские пацаны здорово получали от меня по шее за то, что пытались проявлять свои нездоровые садистские наклонности. Но бить людей мне также не доставляло удовольствия. Просто… я их не любил. Думал, что лишить кого-либо жизни – не столь уж великий грех, как о том вещал приходской священник. Все мы смертны – раньше ли, позже. Какая разница?

Думал, что убивать – отнюдь не трудно. Просто работа, ничего иного. Конечно, я ошибался, но осознать это мне предстояло много позже. Как водится, тогда, когда было уже поздно. Я корчился в агонии, а душа кипела в протесте, обжигая рот и ноздри… Впрочем, все по порядку.

С самого детства я возненавидел физический труд. Но перед глазами маячил Зевс. Чтобы выжить там, нужно здорово крутиться. Уметь делать что-то такое, что у тебя получается лучше, чем у других. Делать то, за что платят хорошие бабки.

Но я ничего не умел. Получить достойное образование малограмотному крестьянину было невозможно – я провалил бы первый же экзамен в любом из благотворительных университетов. Судьба отнюдь не стряхивала меня на темную дорожку, я свернул на нее добровольно. Крестьянин не хотел работать и не имел достойного количества знаний. Не первый и не последний. Преступный мир предоставлял достаточно возможностей заработать на жизнь лохам вроде меня. Однако я считал, что поступаю умнее. Я не собирался хвататься за первую подвернувшуюся возможность. У меня был свой план.

Я знал, что хочу убивать за деньги. Киллеры – аристократы преступного мира. Их не знают в лицо, но дрожат от страха, стоит лишь заслышать грозное прозвище. Они служат самой Смерти, невидимые и неуязвимые, подобные своей госпоже. От них не жди пощады, не пытайся бежать. Если киллер принял заказ, он найдет тебя на краю Империи. И даже дальше, если потребуется.

О таком благородстве и профессионализме я и мечтал. Но это не детский романтизм. У нас в доме не было художественных произведений, – книг или дисков, – а платные каналы остросюжетного кино наш голопроектор, само собой, не принимал. Я смотрел новости, особенно тщательно – уголовную хронику, в которой то и дело сообщалось о том, что некий киллер выполнил заказ, не оставив ищейкам ни единой зацепки. Я смотрел и слушал с открытым ртом.

Короче, мне надоело копаться в этом старом дерьме. Черт возьми, я хотел стать кем-нибудь, хотел учиться! Точка.

Корабль летел на Адонис. Невероятно. Расстояние до моей мечты сократилось почти вдвое. Время летело незаметно, пока я драил бессчетные палубы. Дерьмо и закопченные швы. Хрустальные стены, блеск металла. Мое трудолюбие не прошло незамеченным. По прибытии на Адонис капитан заявил, что я с лихвой отработал свой проезд. Поскольку кораблю в любом случае требовался работник, он возвращает мне часть заработка. Рука извлекла из кителя несколько купюр. Остальные он, вне всякого сомнения, припрятал в другом кармане, но я был благодарен даже за это. Отнюдь не первые деньги, заработанные тяжким трудом, поэтому особого восторга я не испытывал.

Капитан оказал мне другую, куда более уместную услугу. Космопорт на Адонисе был просто огромен, но у меня не было времени глядеть по сторонам. Катер капитана лавировал между металлических громадин; скорость пыталась ужасать, но я не испытывал страха. Сейчас-то я понимаю, что в то время был по-настоящему бесстрашен. Мне нечего было терять; я не очень-то верил в осуществимость своей мечты. Взгляд упрямо шарил вдали.

Искомый корабль оказался таким же неуклюжим грузовозом, но я не придал этому значения. Главное, что меня доставят на Зевс. Рано или поздно. Когда-нибудь я окажусь среди хрустальных башен.

Капитан грузовоза был прекрасно знаком с другим, тем, что доставил меня на Адонис. Я не помню фамилий, да и лица расплываются, как в мутном зеркале, перетекая одно в другое. Меня посадили на корабль. Перспектива гнуть спину над вонючими гальюнами еще один перелет отнюдь не пугала. Я будто вознесся над посадочным полем. Сами знаете, что это за чувство. Так ведь?

Мое первое посещение Адониса продлилось меньше часа. Гравитационный колодец отпускал неохотно, словно ревнивая женщина. Грузовоз скрипел и дергался, взлетал и падал. По-моему, я потерял сознание, но, скорее всего, это было логичным следствием застарелого стресса.

Корабль выдержал шторм. Метровая броня обволакивала меня, – горячее сердце, стучавшее где-то внутри. В венах моих текло ракетное топливо, а бортовой компьютер мечтал о хрустальных башнях.

Проснулся я свежим и отдохнувшим, как редко удавалось на Гере. Странно, но мне позволили выспаться. Отстегнув ремни, удерживающие тело в антиперегрузочном кресле, я отправился отрабатывать проезд. Боцман деловито обозначил сектор работы. Нужно заметить, что после сезонных рабочих я просто отдыхал. Образовалось много свободного времени. После того, как боцман тщательно проверял дневную норму, мне позволялось бродить по кораблю везде, где только заблагорассудится.

На кают-компанию я набрел чисто случайно. Первые дни я по несколько часов кряду пялился на роскошные голограммы платных каналов, которые принимал корабельный головизор. Матросам это диво успело приесться, поэтому мне никто не мешал. Они пили и ели, тихо посмеиваясь над темным крестьянином. Я был предоставлен самому себе.

Конечно, приоритеты моих интересов не могли остаться незамеченными. Я игнорировал эротику и порнографию, сосредотачивая внимание на каналах новостей, образования и остросюжетного кино. Особенно мне полюбился канал уголовной хроники. Вначале матросы относились к этому с юмором, затем – с невольным подозрением. Ну какой восемнадцатилетний пацан пропустил бы порнушный канал по собственному желанию?..

На все вопросы я отвечал невнятным пожатием плеч. Зачем на Зевс? Так, посмотреть. Всегда мечтал. Хороший канал? Да, конечно. Не знаю, просто интересно.

Может, я и был простачком. Отнюдь не таким, каким хотели видеть меня пьяные матросы. Сам я спиртного не пил, подсыпать же мне чего-нибудь в содовую не представлялось возможным. Конечно, кто-то о чем-то догадывался, поскольку так бывает всегда. Это ничего не меняло: я молчал, предпочитая слушать.

Молчание – золото. Я всегда был хорошим слушателем. Когда у матросов развязывались языки, начиналось время невероятных рассказов. Звездолетчики травили байки каждый вечер, но, поскольку особой фантазией не отличались, знали выдумки друг друга наперечет. Само собой, я оставался единственным слушателем. В нужных местах открывал рот, торопил и поддакивал. Большая часть того словесного хлама мне была ни к чему, однако порой в цветастой мишуре скрывались зерна истины. Особенно внимательно я вслушивался в то, что касалось Зевса. Матросы вовсю расхваливали столицу, но, как я понял, ни одному еще не удавалось забраться дальше пары припортовых кварталов. Названия кабаков, казино, дорогих борделей, цены и имена проституток… Все это я пропускал мимо ушей. Наводящие вопросы старался, по мере возможности, задавать аккуратно, дабы не укреплять подозрений. Увы, о преступном мире Зевса матросы были осведомлены даже хуже меня.

Но я не унывал. Цель была близка, как никогда. Дни летели быстро, покуда я драил палубы и просиживал штаны в кают-компании. Всему приходит конец – хорошему, плохому, блеклому или бесцветному. Настал и последний, заветный день первого в моей жизни космического путешествия. На обзорных экранах появилась столица нашей Империи – великий Зевс. О, что это было за зрелище!.. Огромный ярко-синий диск, тут и там покрытый радужными разводами, окруженный золотым сиянием тысяч искусственных спутников и орбитальных станций. Но это слишком сухо, слишком описательно. Я помню свой восторг, заставлявший думать в одной лишь превосходной степени.

Пока решались проблемы с таможней, очередностью и приоритетом посадки, я разглядывал мечту. Даже на таком расстоянии планета выглядела огромной. Можно было разглядеть очертания континентов, соединенные тонкими нитями антигравитационных шоссе. Город (да-да, с большой буквы) покрывал их все, будто какой-то черный налет или плесень. В радужных атмосферных разводах, по которым то и дело пробегала золотистая рябь, играли отблески стекла и хромированного металла. При желании, так можно продолжать до бесконечности. Думаю, если уж мы оказались здесь, за этим тесным столом, каждый из вас ощутил хотя бы часть того восторга, что испытал восемнадцатилетний крестьянин, мечтающий стать профессиональным убийцей.