Что я хочу от Бога. Книга о живой вере

Человек, доверивший себя Богу, прекрасно знает, что Господь его не оставит никогда. Это надо понимать нам самим и к этому следует приучать наших детей. Причащаясь Святых Христовых Таин, мы, прежде всего, решаемся доверить свою жизнь Богу. Тот, кто научился этому, никогда и ничего в этой жизни не устрашится.

Что бы с человеком после этого ни произошло, он должен быть готов принять случившееся как волю Божию. Это и есть путь зерна.

О нашей вере и о том невозможном, к чему мы призваны Крещением

Недавно одна журналистка сказала мне, что если набрать в «поисковике» слова: «самое плохое – это…», то одним из наиболее популярных вариантов ответа будет: «христианство». «Что же ужасного в христианстве?»– спросила она. Я ей ответил: «В христианстве самое плохое – это христиане. Все остальное – замечательно!»

Мы называем Церковь святой и непорочной вслед за апостолом Павлом, писавшим: Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна (Еф. 5: 25–27). Мы не просто ходим в храм и являемся членами церковной общины, мы исповедуем: «верую во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». А раз так, то важно понять, что же такого святого есть в этой Церкви, что, а вернее, Кто делает ее святой? Сам Господь Иисус Христос, потому что Он – Глава нашей Церкви.

Церковь святой делает Бог Отец, Который послал Сына Своего Единородного для того, чтоб эта Церковь была создана в Его Теле ломимом и в Крови, Им изливаемой. Церковь освящает Святой Дух, действующий в ней с момента Своего сошествия на общину апостолов через церковные Таинства, которые действовали, действуют и будут действовать непреложно и неизменно до конца времен. Святой Церковь делает та Истина, которая хранится в ней самой: в ее Священном Писании и в Священном Предании, которые для нас, христиан, являются источниками познания Бога и понимания самих себя. Каждый человек, начинающий называть себя христианином, прежде всего должен осмыслить свое пребывание в Церкви и свой путь ко Христу как путь к святости.

Об этом мало кто задумывается, многим это режет слух, однако цель нашего пребывания в Церкви, цель всего нашего существования – это именно святость. Обращаясь в своих посланиях к христианам как к святым, апостол Павел делает это не потому, что они действительно достигли святости, а потому, что хочет еще раз напомнить: в стремлении к ней и состоит смысл их жизни. Более того, раскрытию этой истины, в сущности, посвящена вся Божественная литургия.

Применяя слово «святые» по отношению к тем, кто уже прославлен, канонизирован Церковью, мы не должны забывать, что их святость – не какой-то заоблачный идеал. Святости способен достичь каждый христианин, святость тождественна спасению во Христе.

Мне кажется, что святость – общехристианский талант, который дается каждому по мере его сил. О нем говорится в притче о талантах, его ни в коем случае нельзя зарывать в землю[11 - См.: Мф. 25:14–30.]. Кому-то даруется один, кому-то – два, а кому-то – пять талантов, и каждый из нас призван приумножить их. Тогда вступает в действие даже не геометрическая, а «Божественная прогрессия», которая делает человека святым для всей Церкви. Исполнение Евангелия и есть путь к святости. Вся история Христовой Церкви об этом свидетельствует.

Часто приобщение к святости происходит совершенно непостижимым образом. Мы почитаем благоразумного разбойника, распятого рядом с Господом[12 - См.: Лк. 23: 32–43.]. На иконах он обычно изображается вступающим в рай с крестом в руках, а это значит, что жизнь его в итоге оказалась праведной. В чем же может заключаться святость разбойника? В маленьком и, казалось бы, спонтанном сердечном движении, в кратком свидетельстве о Христе. Но это свидетельство оказалось венцом всей его жизни, в которой, как думали многие, ничему праведному места не было. Но то, что вызревало и происходило в душе этого человека, нам неведомо. Результат же оказался именно таким…

Внешне современные христиане почти не выделяются среди окружающих их людей: мы не исцеляем больных, не изгоняем бесов, не говорим на множестве языков, не пророчествуем, не передвигаем горы и не ходим по водам. Ну и что? Если мы окажемся способны всю свою жизнь продвигаться ко Христу пусть и скромными, пусть и едва заметными шагами, нас будет изменять Сам Господь Своей милостью и через Свою Церковь. Если наш путь к Нему не прервется по нашему небрежению, он окажется путем к святости.

Жаль, но многие понимают святость как что-то такое, чего по определению нам достичь не дано. Даже свое спасение человек может начать воспринимать как нечто, совершающееся без его активного и свободного участия, исподволь приучив себя к ложной мысли: «Что ни делай, как ни живи – все равно не спасешься!» Потому что ведь, «аще праведник едва спасется, аз где явлюся, грешный?». Действительно, если даже праведники – наши теплые заступники и духовные поводыри – считали себя великими грешниками, недостойными спасения, то «обычному человеку» остается лишь бессильно развести руками. В таком случае «наше дело малое» – регулярно исповедоваться и причащаться, посещать воскресные службы, соблюдать посты и в свое время вместе с другими строем отправиться на Страшный суд, где Господь нас непременно помилует, хотя бы потому, что ничего особенно ужасного в жизни мы старались не делать. И помилует, разумеется, не за горячее покаяние и стремление к Свету, а «в силу необходимости», потому что по-другому никак нельзя…

Церковь при таком взгляде на духовную жизнь может представляться этаким непотопляемым «ковчегом спасения», который несет людей по волнам бушующего моря житейского, а сами они, с комфортом расположившись в его каютах, прилежно соблюдают положенные посты и читают утренние и вечерние молитвы. Даже благие дела, совершаемые ради ближнего, могут стать не тем, что меняет нас изнутри, а очередным свидетельством нашего «устойчивого положения»: мы, христиане, не только разбились на группы и «кружки по интересам», но даже благотворительностью озаботились! Раньше это не дозволялось, а теперь мы собираем деньги для заключенных, старую одежду – для бездомных, прочитанные в нежном возрасте книжки – для детских домов… Конечно же человек чувствует, понимает, что для достижения святости всего этого явно недостаточно. Но ведь можно к святости не особенно и стремиться, рассчитывая протиснуться в Царствие Небесное как-нибудь «бочком», «за компанию»…

Даже Великий пост при желании можно обустроить максимально приятно и необременительно, загодя запасаясь в магазинах кальмарами и «постными» шоколадками. Хотя какая, в сущности, разница, «постная» это шоколадка или скоромная? Шоколад – он и есть шоколад. Просто человек хочет быть уверенным: все идет своим чередом, больших усилий от него не требуется, а возникающие проблемы в любом случае разрешатся легко и счастливо. Если же по тем или иным причинам надежды не оправдываются, он легко теряет веру и впадает в уныние. Начинается недоуменный и обиженный ропот: «Господи, да за что же мне такое? Почему это произошло именно со мной? Почему Ты попускаешь это?»

А хорошо бы вспомнить новозаветную историю. Совсем не случайно уже в начале Евангелия от Матфея мы встречаем рассказ о массовом убийстве безвинных и беззащитных младенцев: Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет (Мф. 2:16–18). При этом мы видим, что Бог никак не препятствует злодеянию. Он не останавливает занесенные над детьми мечи и не поражает Ирода какой-то страшной смертью. Напротив, тот умирает от обычных возрастных недугов.

Мы читаем в Новом Завете: у несчастной вдовицы скончался сын, и Христос его воскресил[13 - См.: Лк. 7: 11–17.]; дочь одного из начальников синагоги умерла, но, по счастью, Христос оказался рядом и поспешил на помощь…[14 - См.: Мф. 9: 18–26; Мк. 5: 21–43; Лк. 8: 41–56.] Но ведь мы понимаем при этом, что все вполне могло закончиться и по-другому: Господь не всегда являет нам Свою особую милость видимым, очевидным образом. Воззвать к Нему – не значит вызвать карету «Скорой помощи», а потом нетерпеливо отсчитывать минуты до ее прибытия.

Привыкая читать Священное Писание несколько отстраненно, человек не примеряет слово Божие напрямую к себе и своим близким, однако если что-то подобное описанным печальным и трагическим событиям вдруг случается с ним, то все его представления о вере, об особых отношениях с Богом сразу же превращаются в прах. Рушится уверенность в том, что вера в Господа, принадлежность истинной, православной вере дают ему право рассчитывать на то, что с ним все будет в порядке, что судьба его сложится благополучно и успешно. Но жизнь намного противоречивее и сложнее, чем рисуется нам в мечтах, и люди начинают искать этому какие-то объяснения, забывая о том, что Христос и Его Церковь предлагают не комфортную и безбедную жизнь, а крест и следование за Христом, исполнение Евангелия своей жизнью, что и является путем к святости.

Наиважнейший вопрос о спасении может оказаться неактуальным еще и потому, что для многих из нас сама святость в качестве цели личного духовного пути потеряла свою исключительную значимость. Страшно, если человек полагает, что возглас: «Святая святым!», раздающийся на каждой Литургии, к нему и к людям, стоящим рядом с ним в храме, уж точно никоим образом не относится. Ведь тогда даже великое Таинство Причащения Святых Христовых Таин может не осознаваться им как путь к святости, как путь к преображению, как путь к единению со Христом! Можно, к сожалению, даже свое участие в величайшем Таинстве рассматривать лишь в качестве условия благополучия земного бытия. «Во исцеление души и тела» – эти слова становятся для нас ключевыми. Не «во спасение», а именно «во исцеление»…

За что канонизируют святых и как жизнь человека становится житием

Вследствие такого восприятия святости и святыни мы перестаем относиться к спасению, к своей жизни в Церкви как к личному пути ко Христу, как к личному следованию за Ним, как к личному подвигу. Да и сам подвиг духовный воспринимается, скорее, в его внешних проявлениях – в воздержании, посте и молитвах. Обычно мы представляем себе подвижника исключительно так: молится где-то схимник в пещере и спит на сырой земле, вкушая по просфоре в неделю. В этом случае святые – это только лики, пристально всматривающиеся в нас с потемневших от времени икон, святые – это те, кому мы заказываем молебны, к кому при случае можно обратиться за помощью; святые – это те, чьи жития давно превратились для нас в «былинные сказания», сделавшись составной частью фольклора, не имеющего никакого отношения к нашей повседневной жизни.

Ведь ничего из того, о чем мы читаем в житиях, не происходит и происходить, по нашему мнению, не может… Тогда встает вопрос: что такое для нас жития святых – реальность или всего лишь свод благочестивых сказаний? Что действительно для нас значит почитание святых? Почему Церковь прославляет тех или иных людей?

Сам факт канонизации подвижника вовсе не означает, что мы, православные христиане, должны безоговорочно принимать и разделять его мнения по любым вопросам, относясь к ним как к догматам. Не равнозначна канонизация и признанию абсолютной безгрешности угодника Божия.

Но что же она в таком случае означает?

Канонизация – это призыв Церкви к каждому из нас всмотреться в жизнь святых, увидеть для себя возможность чему-то у них научиться.

Например, у преподобной Марии Египетской, сорок семь лет подвизавшейся в пустыне, не надо, наверное, учиться ходить по водам, «яко посуху», но можно и нужно учиться истинному покаянию. У святителя Николая Чудотворца – нежной отеческой доброте, у Иоанна Златоуста – горячей ревностной вере, у блаженной Ксении Петербургской – безоглядному следованию за Христом, у Алексия, человека Божия, – великому смирению и огромной любви к Богу, которая сделала его способным своей жизнью принять слова Христовы: Кто любит отца или мать болев, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10: 37) – наверное, одно из самых проблемных утверждений Евангелия.

И такое живое восприятие святых и их житий естественно. Странно просить святого Пантелеймона об исцелении, забывая о том, что он – не только целитель, но и великомученик, и не быть готовым понести свою болезнь как крест.

Образ святого, который мы встречаем в житии или видим на иконе, являет нам доступными человеческому восприятию литературными или художественными приемами человека спасенного, преображенного любовью Христовой; являет человека таким, каким он был Богом задуман изначально.

На иконе ли, в житии ли мы видим образ уже совершенного подвига, уже свершившейся победы. Эта победа дается кровью, усилиями, очень часто – огромными внутренними страданиями (можно, например, вспомнить искушения преподобного Антония Великого или преподобной Марии Египетской).

Путь святых не застрахован от ошибок. Но когда мы видим победивших во славе, то понимаем, что этот путь – путь святости и обожения – и для нас проходим, и для нас возможен. Тогда святые уподобляются свету маяка, на который можно идти; они «оживут» для нас, из малопонятных «сказочных персонажей» превратятся в помощников и «святых сродников наших», как поется в песнопениях службы Всем святым, в земле Российской просиявшим.

Вспоминается фильм «Орда», который оказался непонятым многими православными. Митрополит Алексий (+ 1378), такой, каким он представлен в этой картине, мало напоминает того преподобного в великолепных святительских одеждах, которого мы привыкли видеть на иконах и чьи мощи находятся в Богоявленском кафедральном соборе в Москве. Но лишь реальная жизнь святителя Алексия имеет непосредственное отношение к святости, имеет отношение к каждому из нас, свидетельствуя о том, что путь к Господу – путь крайне некомфортный и не имеющий ничего общего с благополучным пребыванием в лоне Церкви, где все вопросы уже решены за тебя и без твоего участия.

«Как же так? – возмущаются некоторые. – Какой же это святитель Алексий?! В житии написано, что у него свечка загорелась, когда он поехал в Орду, а тут он в грязи лежит и кричит Богу: „Почто Ты меня оставил?!"»

Что ж, за житийной формой мы можем разглядеть живого, подобного нам человека, ставшего святым, а можем – только его упрощенный, лубочный образ.

Слава тебе, Господи, за то, что наша Церковь живет не по трафаретам! Мы чтим не придуманных, а реальных людей с их внутренней жизнью, несогласиями, ошибками и не всегда взвешенными высказываниями. Казалось бы, как мог святой Кирилл Александрийский (376–444) сказать об Иоанне Златоусте: «Если Иоанн – во святых, то Иуда – в апостолах»?[15 - Речь идет о периоде гонений на святителя Иоанна Златоуста, столичного епископа Византийской империи начала V в. Борьба за воплощение в жизнь аскетических идеалов и острая критика несправедливости, царившей в обществе, сделали Константинопольского епископа популярным в народе, но восстановили против него влиятельные круги двора и высшего клира. В результате изощренных интриг недругам святителя удалось созвать так называемый Собор под дубом (403), на котором Иоанну Златоусту были поставлены в вину вмешательство в дела чужих епархий и некоторые политические высказывания. Один из участников собора, святитель Александрийский Кирилл (в то время – диакон), поддерживал осуждение Иоанна. Впоследствии оба они – и епископ Константинопольский Иоанн, и епископ Кирилл – были прославлены Церковью в лике святых.] Но ведь и святитель Иоанн не был склонен к всепрощенчеству и не подбирал выражений, отстаивая истину! Просто следует помнить: святой – не значит безгрешный, и Церковь прославляет подвижников за их стремление ко Христу. Мы не канонизируем ошибки, мы канонизируем достижения – победу человека над самим собой и над миром. Мы канонизируем результат.

С течением веков биографии святых приобретают иконографичность, реальные события обобщаются и становятся символами. Читая жизнеописания близких нам по времени и, в некоторой степени, по обстоятельствам жизни новомучеников Российских, мы не можем не поражаться тому, насколько они не похожи на «типичные» жития.

Здесь мы уже не встретим никаких чудес. Мы видим, например, что христиане первых веков поют, когда с них сдирают кожу, из их вен вместо крови течет молоко, а наутро все раны сверхъестественным образом заживают и святые опять предстают перед своими мучителями, исповедуя Христа. В житиях новомучеников ничего похожего нет. Сталинские тюрьмы и лагеря – это сплошная грязь, вонь и кровь, беспросветный мрак, ужас и отчаяние пыточных камер и никаких видимых чудес. Не звучат «мажорные ноты», венчающие все эти жития. Вдруг начинаешь понимать, почему новомучеников в народе либо не почитают вовсе, либо почитают недостаточно, почему не заказывают им молебны, почему их именами не нарекают своих детей: эти святые, на наш вкус, какие-то «неправильные».

Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: «за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание». Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8: 35–39).

Такие слова звучат в день памяти новомучеников и исповедников Российских. Для нашей Церкви, пережившей период страшнейших гонений, это особый праздник, особое торжество.

Я помню годы, когда не только память новомучеников в Церкви не праздновалась, но когда многие священники боялись даже на Литургии поминать имена пострадавших за веру. Всякое упоминание тех, кто отдал свои жизни за Христа, в советский период было чревато серьезнейшими последствиями. Мало кто решался тогда как-то обнаружить свое отношение к этим людям, но, с другой стороны, для каждого верующего человека все, связанное с новомучениками, было драгоценно. Великим счастьем тогда считалось, например, иметь дома маленькую картонную иконочку с изображением исповедников, напечатанную за рубежом и с большим трудом переправленную в СССР, или хранить какую-нибудь чудом сохранившуюся фотографию епископа, погибшего на Соловках или на Колыме, – а ведь наличие такой иконки или такого снимка вполне могло быть расценено как антисоветская агитация и пропаганда, с соответствующими последствиями… Как же бережно хранилась и ценилась память мучеников за веру в те годы, когда официально эти люди Церковью не почитались!

Сердца верующих людей тогда были полны щемящим и глубоким, радостным и истинным почитанием новомучеников и исповедников Российских. А если у современного православного русского христианина спросить: «Есть ли у тебя дома икона новомучеников?» – очень многие скажут в ответ: «Нет. А зачем это нужно?»

Действительно, что для нас сегодня означает почитание этих людей, которые отдавали свои жизни за Христа в тот страшный период гонений на Церковь? Празднуя память великих мучеников древних времен, мы с удивлением понимаем, что почитание их – очень странное. Великомученик Георгий с годами и веками превратился почему-то в покровителя земледельцев и скотоводов… Святой великомученик Пантелеймон стал этаким волшебником, дарующим здоровье… А его подвиг мученичества, его подвиг стояния за Христа, его великое свидетельство веры будто бы отодвинулись на задний план…

Преподобный Симеон Новый Богослов пишет: «Вера – это готовность умереть ради Христа за заповеди Его в убеждении, что такая смерть приносит жизнь, нищету вменяет в богатство, худость и ничтожество – в истинную славу и знаменитость, и в то время как ничего не имеется, быть уверенным, что всем обладаешь; особенно же вера – это стяжание неисследимого богатства познания Христа».

Оказывается, что такая вера очень дорого стоит. Она стоит всей нашей жизни. За заповеди, которые даются нам Богом, говорит преподобный Симеон, можно и умереть, если для тебя это – богатство, ценность, если для тебя это и есть самая настоящая жизнь.

К сожалению, наша вера становится для нас чем-то обыденным, чем-то привычным… Хотя конечно же вера у нас есть, она всегда с нами. Но кроме этого нам, православным христианам, хочется еще так много успеть, столько планов осуществить, заблаговременно заполнить свои закрома… Мы стремимся как следует обустроить свою жизнь, чтобы чувствовать себя уверенно. Нам нужно, чтобы наши нивы были плодородны, наши волы – тучны, чтобы все у нас складывалось замечательно. Вот в чем, оказывается, святые должны нам помощь оказывать! Вот зачем нам нужны великомученики и целители!

Но, если с такой позиции подходить к молитве, тогда становится непонятно, с каким прошением нам следует обращаться к нашим новомученикам и исповедникам? Они совсем рядом с нами: их дети и внуки ходят среди нас, их лица с живыми, горящими глазами с фотографий на расстрельных документах всматриваются в наши души. И мы не можем у них просить ни благополучия, ни счастья… Не смеем у них просить ничего, кроме мужества так жить по вере, так исполнять заповеди, чтобы быть готовыми ради них умереть, как делали это они.

Такая молитва не рождается в сердце «благополучного» христианина. Она не может прийти к нам, если мы всецело устремлены на поиски земного счастья, земной стабильности. И сегодняшний день памяти наших новомучеников – это свидетельство того, что вера Христова – путь крестный. Вера Христова – это постоянная благая тревога, непрекращающаяся тоска по Богу, непрестанное желание ничего не иметь, кроме Самого Христа.

Апостол Павел говорил, что он ничего не хочет видеть в своей жизни, кроме Христа распятого[16 - См.: 1 Кор. 2: 2.]. Вот бы нам научиться такой вере! Вот бы нам стремиться так любить Христа, стремиться так хранить заповеди Божии, как их хранили новомученики и исповедники Российские! Этому мы можем у них поучиться, об этом мы можем их попросить. И вот в этом они могут нам помочь, потому что для них самих не было ничего более важного.

Истинная жизнь во Христе означает неумение и нежелание жить без Него. Такая жизнь представляет собой нескончаемую череду неудобств и лишений «вровень с нашей тоской». К этому большинство современных христиан оказываются неспособны: действительно, требуется немало мужества, чтобы отказаться от стремления к телесному и душевному благополучию, отрешиться от наивной уверенности в том, что все идет правильно и своим чередом, и предпочесть хождение по воде прогулкам по проторенным дорожкам. Каждый должен задуматься: как его жизнь соотносится со святостью, причем не парадной, а реальной, а потому и страшной, – с той святостью, которая без прикрас описана в житиях новомучеников и исповедников Российских.

Этот путь действительно тяжек и тернист, но на него следует, по крайней мере, решиться, нужно сказать себе: «Я хочу следовать этим путем!» Важно осмыслить, в чем мы вообще можем подражать Господу и как нам добиться этого. Нам предстоит понять, какую роль в нашей жизни играет Евангелие, какую – молитвенное правило, какую – пост, все выстроить по порядку и расставить по своим местам.

О насущном и несущественном. Как разобраться в правилах благочестия и научиться отличать предание от Предания

Неофит[17 - Неофит (др. – греч. ???????? – «недавно насажденный») – ново обращенный; здесь: человек, выросший в атеистическом окружении и потому до своего собственного прихода в Церковь не имевший представления о том, что такое церковная жизнь.], переступающий порог храма, получает первичные сведения о том, как ему надлежит себя вести в Церкви. Первая предоставляемая ему катехизаторская[18 - Катехизация (греч. ????????? – «поучение», «наставление») – изучение основ христианского вероучения человеком, готовящимся принять крещение и стать членом Церкви.] информация относится почти исключительно к вещам внешним, причем делается это из самых добрых побуждений. Так, вхождение в Церковь поначалу оборачивается для многих приобщением к общему порядку действий. Наши собственные осознанные поиски Царства Божия и правды Его (Мф. 6: 33) начинаются значительно позже или не начинаются вовсе – это уже полностью зависит только от нас.