Я еду домой!

– Да берите без вопросов, чего спрашивать?

Я попрощался и отключился. Во дела… Зомби, говорят… Как в кино… Хм. И что делать? Мент вот сделал – застрелил. Дважды в грудь стрелял, а псих не падал. «Дабл тап» типа, сдвоенный выстрел такой, его еще «бам-бамом» зовут. Я уже умею – там самый смысл отпускать спуск между выстрелами, тогда ствол сам возвращается на исходную точку… Если пистолет правильно держишь… О чем это я вообще? В голову ему стреляли, потому что психа «дабл тап» не свалил. Так вот… Вампир просто. А вампиров и в голову не валит, наверное. А машину пусть берут, у меня «патфайндер», у него багажник огромный, много влезет.

Нет, надо что-то делать, а то я до вылета совсем изведусь тут от неизвестности. Они там, где психи на людей кидаются с целью выжрать их мозг, или что там зомби обычно едят, а я тут ошиваюсь, сетку отгружаю… А что я могу сделать? Все равно самолет раньше не вылетит. Ох, только бы до завтрашнего утра ничего здесь не случилось. Местный аэропорт делит взлетные полосы с авиабазой корпуса морской пехоты, если что пойдет не так – те все к чертовой матери перекроют. Тут вообще всего военного вокруг до черта понатыкано, но ничего полезного. Полигоны испытательные, стрельбища, еще что-то, а войск самих и нет почти, одни названия, даже охрана на этих объектах гражданская.

Домой поехать? А что дома делать? Вещи можно собрать. Точно, вещи. И «тревожный чемодан». Очень полезно иметь «тревожный чемодан» на случай чего. Случилось – а ты уже готов, схватил его и побежал. Или убежал, не знаю как лучше. Надо только людей известить, что я уехал… куда? А по делам я уехал – босс я здесь или нет?!

Направился в трейлер и едва вошел, как Тереза протянула мне распечатку моего рейса. Теперь билеты электронные, никуда ехать выкупать их не надо, так что этой бумажки вполне достаточно для регистрации и посадки. Я посмотрел время, дату – все в порядке, в час ночи по Москве я уже должен буду приземлиться в аэропорту Шереметьево. Что еще нужно? Нужно, чтобы ничего до этого времени не случилось. Что же у меня такие предчувствия-то плохие? Интуиция обострилась или банальная паника? Лучше бы последнее – попаникую да и перестану. Выпью, например, чего-нибудь, и все пройдет. А ведь тоже мысль: бутылка хорошего коньяку у меня и дома найдется. А то нервы ни к черту, как у того мужика из анекдота…

Минут через пятнадцать я уже выехал из ворот, наказав перед отъездом звонить мне немедля на мобильный, случись что нештатное. Дурные предчувствия категорически не отпускали. Я не стал сворачивать сразу в свой поселок имени купающегося койота, а поехал дальше, в сторону Юмы, решил все же немного осмотреться. Ехать туда не то чтобы далеко, но и не слишком близко – порядка тридцати километров, хоть все время по прямой. По не слишком загруженному хайвею[4 - Автомагистраль, автострада (англ.).] номер восемь – отдых, а не езда, если не трястись, как я сейчас.

Моей главной целью было бросить взгляд на аэропорт и убедиться, что его не закрыли, что он не сгорел, что ничего с ним не случилось и что завтра с утра я смогу там сесть в самолет, улетающий в Калифорнию. Да и заправиться надо, кстати…

Нет, на заправку на обратном пути заеду, так как раз будет удобно – она прямо на хайвее. У меня еще половина бака не израсходована.

А может, у меня действительно паранойя? Чего я сейчас трясусь? Кто поверит в болтовню о зомби? Ну, случатся в Москве беспорядки, выгонят на улицы ОМОН, подтянут внутряков в крайнем случае, и что? Разгонят за пару часов всех, а то и быстрее. Почему так кошки на душе скребут? Точно, надо бы психиатру показаться, здесь это модно тем более. Он меня про детство послушает, найдет подспудные страхи с эдиповым комплексом, вместе взятые, прозак[5 - Лекарство от депрессии.] пропишет. И успокоюсь.

Так, с мрачными мыслями, я доехал до аэропорта, оставив его по левую руку. Нет, тут все нормально, как мне кажется. Ни усиления, ни патрулей морских пехотинцев, ни даже нездорового оживления. Все тихо. Разве что двое полицейских, стоящих у своего «форда», обернулись на треск мотоциклетного мотора. Но выглядит все достаточно обыденно. Это обнадеживает.

Покатил дальше, по Одиннадцатой, застроенной с обеих сторон магазинами автодилеров, мебельными, спортивными и всевозможными закусочными, широкой, как сама аризонская пустыня. Едва я миновал длинную ограду кантри-клаба, как меня обогнали на большой скорости сразу две кареты «скорой помощи», которые, заложив пологий вираж на повороте, погнали на Четвертую улицу – оттуда до Медицинского центра Юмы рукой подать. Не знаю почему, но я увязался за ними. Наверное, подумал, что если есть проблемы в городе, то заметнее всего они будут у госпиталя – куда еще пострадавших-то таскать? Не то чтобы я ожидал, что на дверях вывесят стенгазету с описанием событий, но иногда и по суете можно понять, что делается.

В общем, так я и поступил и поэтому спокойно покатил на тридцати милях в час следом за «скорыми». И через пару минут заезжал уже на стоянку госпиталя.

Региональный медицинский центр Юмы был огромным, очень современным, по архитектуре напоминал дорогой отель и обслуживал весь округ, а заодно и часть окрестных. Местный Сити-холл законно им гордился, и его фотографии печатались даже в путеводителях по этим краям. Специализировался он как раз на хирургии и на оказании скорой помощи – просто местный институт Склифосовского. Логично было предположить, что если кто и пострадал в случаях странного насилия, то привезли таких именно сюда.

То, что не все в порядке в этой жизни, бросилось в глаза сразу: прямо у пандуса приемного покоя стояли сразу четыре полицейские машины, внедорожник пограничного патруля и целая куча «скорых». Кого-то быстро катили на каталке к дверям, санитар держал над пострадавшим капельницу – это все, что я успел разглядеть. Не может быть, чтобы в таком маленьком городишке, как Юма, пусть даже во всем округе, так много и так сразу оказалось пострадавших. Разве что была какая-нибудь большая авария на шоссе, но о ней бы уже все местные радиостанции трепались наперегонки, а пока молчок.

Присмотрелся внимательнее – у двоих полицейских руки забинтованы. У одного предплечье, у другого запястье. Поножовщина? Такое при поножовщине обычно и случается. Все равно все странно.

Я проехал дальше, прокатился по всей стоянке вокруг госпиталя, но больше ничего необычного не нашел. Однако в подозрениях своих укрепился: что-то все же происходит, а мы или не знаем об этом, или не понимаем. Второе даже хуже незнания.

А вообще мне бы лучше вернуться домой. Потому как наш «сытенький» по местным меркам поселок лишь шоссе и маленькая апельсиновая плантация отделяют от нескольких трейлерных парков с сезонными работягами, среди которых человека без судимости или проблем с алкоголем и наркотиками найти почти невозможно. Работа-то для нелегалов, но такие трейлеры иммиграционная служба часто шерстит, так что живут там самые что ни на есть граждане. И если гражданин выше уровня сезонника не поднялся, то следует думать о нем плохо. Или очень плохо. Это аналог российских грузчиков с овощебаз – или бомжи, или алкаши.

К чему я это? Да к тому, что если начнутся беспорядки, то как раз толпа обитателей трейлерных парков пойдет через дорогу громить жителей Койотовой Купальни. Это как на границе черного гетто жить во время расовых волнений. Такую возможность как очень вероятную рассматривают обе стороны потенциального конфликта с обеих сторон дороги.

Впрочем, и здесь, в самой Юме хватает проблемных мест. Это хоть и Аризона, но далеко не Скоттсдейл,[6 - Скоттсдейл – один из самых дорогих и престижных городков Америки, пригород Феникса. Множество гольф-клубов, кантри-клубов и прочего, население состоит в основном из богатых пенсионеров.] а приграничный пыльный городишко. Почти напротив госпиталя как раз такие кварталы расположены – смесь пустырей, огороженных территорий, где собираются по вечерам местные торговцы дурными зельями и где ждут проезжающих машин исполнительницы сеанса орального секса за двадцатку, потасканные и некрасивые. Именно этим «соседством» рулит банда «Ацтеки» из Сан-Луиса.

А ведь еще совсем рядом граница. И если что-то начнется, сколько человек с той стороны попытаются под шумок порешать свои проблемы? Да как бы не каждый второй. Перспектива, в общем. Причем специфика сугубо американская – у нас в стране почва под потенциальными беспорядками обычно совсем другая. Но привык, уже умею местными категориями рассуждать.

И этим рассуждениям я предавался, пока мой мотоцикл не торопясь выехал по Южной на Тридцать вторую улицу, где расположилось немалое здание «Спрэгс Спортс» – главный оружейный магазин города. Если кто-то чует неприятности, то там должно быть оживление. Но все было как обычно. Пара человек расхаживала за сетчатым забором по стоянке с подержанными пикапами, несколько машин стояло у дверей оружейного магазина и тира, но не больше, чем обычно.

Впервые пожалел о том, что не стал получать «грин-карту», хотя возможность всегда была – не хотелось платить американские налоги, да и просто незачем было. А сейчас вполне мог бы прикупить себе что-то для самообороны. Есть такое ощущение, что это может понадобиться, но так, с рабочей визой, никто ничего не продаст. А ведь можно было и нелегальное что-то приобрести в свое время – скатайся в Неваду, например, на оружейную толкучку, да и покупай. Там половине продавцов только деньги интересны, а не твоя идентификация. Никаких проблем.

Проехав мимо, я выкрутил ручку газа, резко ускорившись, и покатил домой, наслаждаясь встречным ветром, задувающим под щиток. Заправлюсь по дороге, да и начну собирать вещички помаленьку.

21 марта, среда, вечер. Округ Юма, штат Аризона, США

Примерно до девяти вечера все было тихо, никакого движения вокруг. Телевизор тоже никаких новостей о местных событиях не передавал, Си-эн-эн транслировала некий невнятный репортаж из Москвы, сопровождаемый кадрами, показывающими омоновские патрули на улицах, бронетехнику и военных. Затем несколько раз показали трупы, просто лежащие на асфальте. Говорили о насилии в городе, показали мэра, что-то говорившего в микрофон, но исключительно как иллюстрацию к репортажу – что сказал мэр, так и осталось за кадром. Я чуть было не кинулся вновь звонить жене, но вовремя спохватился – в Москве еще шесть утра, спят они. Попозже их наберу.

Затем нечто неприятное пришло с улицы. Откуда-то со стороны крошечного аэропорта Уэлтона, где я учился недавно вождению самолета, донеслись звуки стрельбы, причем с применением автоматического оружия, а затем там поднялся столб черного дыма, словно горел целый грузовик покрышек. Наблюдал я это уже из своего двора, куда вылетел как по тревоге. А ведь я там учился, на этом самом аэродроме. Я вытащил из кармана мобильный, нашел в списке номеров Дейва, инструктора по летной подготовке, и нажал клавишу вызова. Если он в курсе, то узнаю, что случилось, а если нет, то расскажу про дым и стрельбу – сойдет за дружеское беспокойство.

Однако телефон Дейва не отвечал, а сразу переадресовывал на голосовую почту. Или выключен, или вне зоны покрытия, или следует предполагать худшее.

– Что там случилось? – спросила меня через низкий забор соседка – короткостриженая полная женщина лет сорока, работавшая менеджером в местном «Кей-Марте».[7 - Один из универмагов сети фирмы «Кей-Март».]

– Не знаю… – мотнул я головой. – Стрельба, потом что-то загорелось.

– Ой… – всплеснула руками соседка. – Если там разбился самолет, то у меня будет депрессия. Я не могу даже думать об этом.

В противовес словам говорила она вполне спокойно, даже чуть равнодушно. Я заподозрил, что упоминание депрессии должно было что-то символизировать в ее словах, например, степень ее участия в чужом горе. Или просто привычка вроде условного рефлекса – «происшествие, депрессия, психоаналитик, чек, прозак». Или рецепт на успокоительные, на которые подсела уже половина американских домохозяек.

Она ушла в дом, но меня окликнули с другой стороны – из дома напротив вышел Том Райли, еще один сосед. Владелец небольшой строительной компании, высокий, тощий и седой, он придерживался ковбойского стиля в одежде, почти никогда не снимая со своей стриженой головы белый «стетсон». Но здесь, в Аризоне, это вовсе не экзотика, так что никого он этим не удивлял.

А сейчас этот его образ укрепляла винтовка с рычажным затвором, словно сошедшая с экрана вестерна, которую он держал на сгибе руки. Я бросил взгляд на ее ресивер из синеватой стали – на нем было выдавлено слово «Марлин» и калибр – «.44 магнум». Под револьверный патрон винтовка, для «ковбойских игр».

Первый вопрос, который Том задал, тоже был о том, что случилось на аэродроме. После того как я сознался в незнании, он сказал, что у него свояк работает в полиции Юмы и якобы он сообщил, что в городе было несколько случаев очень странного насилия, странность которого состояла в том, что во всех случаях кто-то пытался кусаться. И зачастую с немалым успехом – покусанных было много. Я согласился, что это более чем странно – один случай еще понятно, но несколько в один день… А заодно рассказал о своем разговоре с братом жены.

Том задумался, посоветовал мне быть осторожнее и ушел в дом. А я посмотрел на темноту, опустившуюся на улицу, и тоже решил не маячить. Со стороны шоссе доносились разноголосые завывания полицейских и пожарных сирен: стрельба и пожар на аэродроме незамеченными не остались.

Я еще потоптался во дворе, глядя в ту сторону, но через пару минут захлопнул за собой дверь в дом, а затем начал собирать вещи. Хотя что там собирать? Полечу без багажа, чтобы не зависеть от его перевалки во всем этом бардаке. Ноутбук, куртку со свитером, потому что в Москве еще холодно, что-то почитать в дорогу, ну и деньги с документами. Все в один рюкзак, и ничего больше.

Что еще можно сделать? Спать лечь? Не усну, весь на нервах. Кофе пить до утра? Не дело, мне еще потом лететь чуть не сутки, если все пересадки посчитать, обалдею от кофе. Вновь кинул взгляд на часы… нет, рано еще звонить. Интернет!

К вечеру новостные сайты России начали давать больше информации. Сайты официальных медиа давали ее скудно, больше обещая навести порядок в ближайшее же время, заодно умалчивая о самой сути проблемы. А вот сайты независимые говорили прямо – что-то произошло, и из-за этого «чего-то» начали подниматься мертвецы. И эти мертвецы жаждут нашей плоти, крови и всего прочего, возможно, вплоть до имущества. Как в дурном кино.

И еще в сети были видеоклипы. Теперь их было много, были они подробными и детальными, по крайней мере большинство из них, и простора для толкования событий они уже не оставляли. В следующие полтора часа я забыл обо всем, просматривая их один за другим. Но уже через четверть часа свято уверовал в то, что все сказанное в этих новостях – чистая правда. А когда осознал, то ощутил, как ледяная волна рванула у меня по всей спине, а волосы самопроизвольно зашевелились.

Сюжет фильмов ужасов наяву. И не только в Москве – сообщения идут со всей России и из большинства стран мира. Тоже в обход официальных каналов, тоже отрывочно и эпатажно, но говорили об одном и том же. Мертвые встают, мертвые едят живых. Их можно вторично убить выстрелом в голову. Или треснув чем-то тяжелым по этой голове – так, чтобы она совсем в лепешку, а иначе никак.

Снова пожалел, что не съездил на эту самую толкучку, не привез оттуда нелегально приобретенного оружия, провезя его при этом через границу штата. Второе, кстати, уже преступление федеральное.

И еще все говорили, что укус такого зомби влечет за собой смерть с последующим возрождением. Промежуток между смертью и воскрешением не больше пяти-семи минут. Укушенный мертвяком умирает через разные промежутки времени – зависит от места и размера раны, близости к основным сосудам и еще каких-то особенностей организма. Но умирают в ста процентах случаев. И всегда – чтобы восстать.

Так. А что здесь сегодня делается, в округе Юма? Что за выстрелы и кого в таком количестве везли в больницу? Я быстро нашел сайт местной газеты – «Юма Сан», влез в новостную ленту – «Последние местные новости». Сразу четыре сообщения о драках, укусах и стрельбе полиции. «Подозреваемый убит». «Подозреваемый убит». А не много ли для одного дня, да еще для такого захолустья, пусть и не самого спокойного? И вот эти укусы опять… Пострадавшим оказана помощь, некоторые в больнице, а некоторые отпущены домой – те, что отказались от госпитализации. Интересно, они сами-то заинтересовались таким большим количеством кусающихся? Или не догадались? Так, а в «Локал видео» у нас что? Вот ссылка, как раз под баннером местных «Одноклассников»… «Трахни в сорок лет ту, которая не дала на выпускном»…

Ролик под названием «Беспорядки возле Рузвельт элементари». Ох… «Элементари» – это же начальная школа… Пока я дождался буферизации всего ролика, глядя на крутящуюся шкалу в центре маленького экрана, у меня начали руки трястись, хоть я сам себя и успокаивал: «Случись что с детьми – уже об этом бы в каждой новости писали». Но дети тема такая – мало кто трезвое соображение сохраняет. Это уже генетика наша бунтует.

Наконец буферизация закончилась, закрутилось видео. В кадре несколько полицейских активно и часто стреляли в двух окровавленных людей, пытавшихся подняться по ступенькам школьного крыльца. Попало в этих двоих множество пуль, не один десяток, и было заметно, что свалились они от выстрелов в голову – попадания в тело никакого видимого эффекта не произвели. Одному пули как минимум дважды попали в лицо, сбивали его с ног, но он поднимался и шел дальше. Ну и какие сомнения, кто тут у нас завелся? И как много пройдет времени до того, как «отказавшиеся от госпитализации» жертвы укусов радикально сменят имидж? А неотказавшиеся?

Нет, я все понимаю, конечно, так не бывает, но понимаю и другое – будешь настаивать, и тебе кранты. Поэтому настаивать не следует, надо принимать реальность такой, какова она есть, каким бы идиотизмом это ни выглядело.

Все! Мне край надо улететь с утра. Край! Любыми средствами! И я не хочу думать о том, что может случиться, если события выйдут из-под контроля. Карантин? Да запросто введут, причем запрет на перелеты станет первым шагом. Не хочу, мне к жене и детям надо. В Москву. Домой. В МОЙ дом, потому что этот, где я сейчас, не мой.

Там у нас дом как крепость. Там вокруг все свои. Там своя территория, в конце концов. В доме в Москве есть оружие. Два дробовика и патронов штук триста или даже больше, точно не помню, но я регулярно пополнял запас. А Володя сегодня… черт, звонить пора!

Маша ответила после второго гудка.

– Любимая! Это я. Как вы?