Руководство по системной поведенченской психотерапии

Однако необходимо помнить, что для И.П. Павлова динамический стереотип не был чудодейственной панацеей от всех жизненных бед. «Экономический» фактор сталкивается здесь с «политическим», поскольку «экономия», обеспеченная динамическим стереотипом, зачастую оборачивается «ригидностью», повышение уровня стереотипии организма в случае значительного изменения обстоятельств ведет к резкому падению его адаптивных возможностей. И.П. Павлов писал: «Вся установка и распределение по коре полушария раздражительных и тормозных состояний, происшедших в определенный период под влиянием внешних и внутренних раздражений, при однообразной, повторяющейся обстановке все более фиксируются, совершаясь все легче и автоматичнее. Таким образом, получается в коре динамический стереотип (системность), поддержка которого составляет все меньший и меньший нервный труд; стереотип же становится косным, часто трудно изменяемым, трудно преодолеваемым новой обстановкой, новыми раздражениями. Всякая первоначальная установка стереотипа есть, в зависимости от сложности системы раздражений, значительный и часто чрезвычайный труд»

.

Таким образом, ценность концепта динамического стереотипа состоит не только в общем представлении, но и, может быть, прежде всего в законах, по которым динамический стереотип работает. Главный же закон работы динамического стереотипа – есть скрытая в нем самом необходимость его реализации. Любое препятствие, возникающее на пути реализации данного динамического стереотипа, является для организма часто локальной, а то и по-настоящему гигантской катастрофой.

Сам И.П. Павлов оставил нам лишь феноменологию нарушения динамического стереотипа: «Нужно думать, – писал он, – что нервные процессы полушарий при установке и поддержке динамического стереотипа есть то, что обыкновенно называется чувствами в их двух основных категориях – положительной и отрицательной, и в их огромной градации интенсивностей. Процессы установки стереотипа, довершения установки, поддержки стереотипа и нарушений его и есть субъективно разнообразные положительные и отрицательные чувства, что всегда и было видно в двигательных реакциях животного»

.

Иными словами, работа динамического стереотипа проявляется в первую очередь эмоциональными реакциями: когда динамический стереотип устанавливается – реакции эти негативны по знаку; когда же он установился и благополучно используется – реакции эти по знаку позитивны; когда же в силу тех или иных обстоятельств динамический стереотип встречает препятствия в своей реализации, то возникают крайне отрицательные эмоциональные реакции.

Этот феномен попал в поле зрения и И.М. Сеченова, но тот еще не обладал соответствующей объяснительной моделью. Вот что он пишет: «Рядом с развитием страстных психических образований в ребенке появляются и желания. Он любил, например, образ горящей свечки и уже много раз видал, как ее зажигают спичкой. В голове у него ассоциировался ряд образов и звуков, предшествующих зажиганию. Ребенок совершенно покоен и вдруг слышит шарканье спички – радость, крики, протягивание руки к свечке и проч. Явно, что в его голове звук шарканья спички роковым образом вызывает ощущение, доставляющее ему наслаждение, и от того его радость. Но вот свечки не зажигают, и ребенок начинает капризничать и плакать. Говорят обыкновенно, что каприз является из неудовлетворенного желания. Другой пример: сегодня, при укладывании ребенка в постель, ему рассказали сказку, от которой он пришел в восторг, то есть в голове его ассоциировались страстные слуховые ощущения с ощущениями постели. Завтра, при укладывании, он непременно потребует сказку и будет ныть до тех пор, пока не расскажут»

. Далее И.М. Сеченов разъясняет «механизм каприза» как результат неудовлетворенности желания, но остается открытым вопрос – а почему, собственно, это желание возникло? В обоих приведенных примерах оно не является безусловно-рефлекторным и возникает не как реакция на стимул, а как реакция на отсутствие стимула! Ответ можно найти только в механизмах работы динамического стереотипа, что и показал И.П. Павлов.

Экспериментальное подтверждение концепта динамического стереотипа было осуществлено П.К. Анохиным в методике с внезапной подменой безусловного подкрепления в так называемой «сюрпризной пробе». У животного вырабатывался стойкий условный пищевой рефлекс, где в качестве безусловного подкрепления применялся сухарный порошок. В одном из экспериментов сухарный порошок заменили мясом. Эта подмена вызвала у животного бурную ориентировочно-исследовательскую реакцию и даже временный отказ от еды

. Столь парадоксальный результат может найти объяснение только в одном: произошло нарушение сформировавшегося у животного динамического стереотипа, что, как и утверждал И.П. Павлов, с неизбежностью должно привести к эмоциональной реакции негативного характера, даже несмотря на то что «замена» явно не была худшей.

И ничего о том не ведая, этот механизм на разные лады использовался и перепевался десятками общепризнанных направлений и школ как в психологии, так и в психотерапии. В психологии динамическими стереотипами (под разными именами) занимались У. Джеймс («привычки»), Э.Ч. Толмен («карты», «промежуточные переменные») и Г.А. Кэрр («приспособительное поведение»), Б.Ф. Скиннер («оперантное поведение») и К.Л. Халл («сила привычки»), В. Келер, К. Коффка и М. Вертхеймер («гештальт» и «фигура-фон»), К. Левин («поле»), А. Бандура («научение») и Дж. Роттер («локус контроля»), У. Найсер («программы») и Дж. Келли («конструкты»), К.Г. Юнг («коллективное бессознательное») и Э. Эриксон («идентичность»), Дж. Миллер и К. Прибрам («программы» и «планы»), Д.Н. Узнадзе («установка») и П.В. Симонов («информационная теория эмоций») и многие, многие другие.

З. Фрейд строит всю свою теорию на одном динамическом стереотипе, который сводится к повторению определенных, некогда сформированных отношений индивида с его родителями, причем лишь в одном контексте – сексуальных отношений. Все, что переживает ребенок в детстве, все стереотипы поведения, которые он избирает в отношении матери и отца, все они в дальнейшем определяют как его радости, так и его страдания

. А. Адлер работал с динамическим стереотипом под названием «комплекс неполноценности», желая заменить его на динамический стереотип под названием «социальное чувство»

. К. Хорни определила в качестве основного проблемного динамического стереотипа «базальную тревогу»

. О поведенческом и когнитивном подходах в психотерапии можно и не говорить отдельно. Даже представители гуманистической психотерапии – К. Роджерс, А. Маслоу и др. – занимались динамическими стереотипами, называя их на разные лады «принятием», «самоактуализацией», «самореализацией» и т. п. Ф. Пёрлз рассматривал в качестве основной невротизирующей силы «незавершенность гештальта» или «ситуации», то есть незавершенный динамический стереотип.

Однако наиболее существенный вклад в понимание феномена динамического стереотипа (богатством исследовательского материала и теоретической разработкой темы) внес К. Лоренц. Он разъясняет эволюционное значение динамического стереотипа: при его нарушении у животного возникает целый комплекс негативных эмоциональных реакций (на что указывал И.П. Павлов), в первую очередь страха, которые и «требуют» от своего обладателя возвращения в покинутое русло нарушенного динамического стереотипа. «Для существа, – поясняет К. Лоренц, – лишенного понимания причинных взаимосвязей, должно быть в высшей степени полезно придерживаться той линии поведения, которая уже – единожды или повторно – оказывалась безопасной и ведущей к цели. Если неизвестно, какие именно детали общей последовательности действий существенны для успеха и безопасности, то лучше всего с рабской точностью повторять ее целиком. Принцип “как бы чего не вышло” совершенно ясно выражается в уже упомянутых суевериях: забыв произнести заклинание, люди испытывают страх»

.

К. Лоренц обстоятельно разъясняет, какую роль динамический стереотип играет в повседневной жизни человека, в формировании различных чувств, социокультурных феноменов или, например, в формировании обсессивно-компульсивного расстройства. К. Лоренц, вслед за И.П. Павловым, демонстрирует функционирование «привычки» (динамического стереотипа) в «ножницах» положительных и отрицательных эмоциональных реакций: «Но никому не пришло бы и в голову говорить о любимых привычках, если бы наряду со страхом, наказывающим за их нарушение, не действовали также другие эмоции, вознаграждающие “достойное” и послушное поведение того, кто следует привычке. Каждый знает особенное, ни с чем не сравнимое ощущение удовольствия, когда мы снова видим нечто близко знакомое, например памятную с детства местность, комнаты дома, где мы когда-то жили, или черты лица старого друга. Выполнение усвоенного, хорошо выученного движения доставляет подобное же удовольствие. Сильное чувство вознаграждения, вызываемое обоими процессами – рецепторным и моторно-проприоцепторным, – противостоит описанному выше экзистенциальному страху: это успокоительное чувство безопасности гораздо значительнее, чем простое устранение страха: оно заметно повышает наше самоуважение! “Чувствуется, что я у себя дома” или “Я еще не разучился это делать”. Думаю, все мы недооцениваем, как сильно и прочно сидит в нас страх и как жаждем мы обрести безопасность!»

Таким образом, концепт динамического стереотипа отражает именно содержательный аспект поведения, то есть любой динамический стереотип – есть прежде всего некий «шаблон» поведения, который может быть фиксирован и описан, а его нарушение строго «охраняется» эволюционным фактором.

3. Содержательный ракурс поведения

Концепт поведения как нельзя лучше обеспечивает исследователя инструментом содержательного анализа поведения. Понятно, что это содержание всегда функционально (процессуально), в противном случае мы бы не могли говорить ни о психике, ни тем более о поведении. Кроме того, конечно, динамические стереотипы организованы в структуры, а поведение протекает на различных уровнях структуры психического, иначе мы бы так и продолжали использовать частно-множественный подход, складывая и вычитая разные условные рефлексы. Однако перед концептом динамического стереотипа стоит одна-единственная задача – систематизировать содержание психического (поведение); попытки «выжать» из этого концепта нечто большее методологически не оправданы. Делать это – все равно что ловить крокодилов в Северном Ледовитом океане. Абсолютно бесперспективное занятие. Но отчаянное противодействие друг другу школ И.П. Павлова и А.А Ухтомского, а также физиологии (как таковой) – психологической науке привело все-таки к подобным печальным «экспериментам».

Последователи И.П. Павлова, желая сохранить целостность учения и охватить при этом всю многомерность поведения, столкнулись с серьезной проблемой, которая потребовала введения новых теоретических формул: «настройки» и «переключения». Эти два понятия были призваны отобразить структурный и функциональный ракурсы поведения (которые, заметим, уже прекрасно обосновались в учениях Л.С. Выготского и А.А. Ухтомского). Однако если сохранить полную беспристрастность, то станет очевидно, что исследователи этой школы продолжают использовать все тот же динамический стереотип (то есть остаются в поле содержательного ракурса поведения), а новые названия – «настройка» и «переключение» – ничего не прибавляют к уже известным фактам.

«Условнорефлекторным переключением» называют факт срочного изменения сигнального значения условного раздражителя в зависимости как от условий, в которых данный раздражитель применяется, так и от рода безусловного подкрепления. При этом в простом, наиболее изученном случае в результате выработки один и тот же по своим физическим характеристикам индифферентный агент приобретает два сигнальных условнорефлекторных значения, строго соответствующих разным обстановкам, в которых он применяется

. Приведем несколько примеров.

М.И. Стручков показал в опытах, что можно образовать такой вариант «переключения», при котором в ситуации А на раздражители разной модальности вырабатываются пищевые и оборонительные условные рефлексы, а в ситуации Б на те же раздражители – условные рефлексы с перекрестным сигнальным значением, то есть раздражитель, имеющий в ситуации А пищевое сигнальное значение, в ситуации Б становится оборонительным, и наоборот

.

Л.П. Руденко показала возможность выработки у собак «тройного переключения»: в зависимости от переключающих факторов один и тот же звуковой раздражитель вызывал либо пищевую, либо инструментальную двигательно-оборонительную, либо мигательную условную реакцию

.

М.С. Алексеева показала, что если системе условных пищевых, звуковых и зрительных раздражителей предпосылать какой-либо ничем не подкрепляемый звуковой раздражитель и в этой системе подкреплять только звуковые раздражители, а при предшествовании какого-либо зрительного раздражителя (также неподкрепляемого) подкреплять только зрительные раздражители, то в конце концов в зависимости от характера предпосылаемого раздражителя условную реакцию будут вызывать то звуковые, то зрительные раздражители

.

О чем же идет речь? Речь идет о двух (или более) различных динамических стереотипах: в одном случае какой-то «агент» находится в таком-то содержательном обрамлении, в другом случае этот же «агент» находится в каком-то ином содержательном обрамлении. Поскольку же животное реагирует не на то, что экспериментатор посчитал «условным раздражителем», а на всю совокупность обстоятельств, которая в разных экспериментах разная, то понятно, что поведение животного будет в этих двух различных случаях различным. Все это, конечно, при желании можно назвать и «условнорефлекторным переключением», но использование подобного термина будет свидетельствовать только о том, что экспериментатор и подопытное животное «считают» условными раздражителями разные вещи. И надо думать, что, несмотря на безусловные заслуги и статус экспериментаторов (а на ниве изучения динамического стереотипа ими сделано немало), здесь действует железная формула: «подопытное животное всегда право».

Под «настройкой» в ЦНС понимают изменение функционального состояния центров спинного и головного мозга, включая высшие отделы, в виде повышения и (или) перераспределения возбудимости, вызванное факторами окружающей среды или внутренней среды организма и определяющее характер рефлекторной деятельности и поведения от простых поведенческих актов до целостных форм. «Настройка» характеризуется двумя основными признаками: во-первых, создание в нервных центрах определенного функционального состояния, определяемое как изменение возбудимости, или сенсибилизация, облегчение; во-вторых, созданное функциональное состояние предшествует соответствующей нервной деятельности и является необходимым условием для ее реализации

.

После подобных определений приверженцы «настройки», как правило, бросаются в огульную критику теории доминанты А.А. Ухтомского. В целом, если вчитаться в приведенное определение «настройки», становится совершенно ясно, что речь опять-таки идет о динамическом стереотипе. Только в данном случае стереотип рассматривается во временной перспективе: он действительно развертывается постепенно, один «агент» предполагает множество возможных вариантов дальнейшего развития событий. Однако чем четче будет с течением времени вырисовываться ситуация, то есть чем большее число «агентов» (обстоятельств) будет «принято» животным «к сведению», тем меньшее количество динамических стереотипов сможет претендовать на право появиться из-за кулис. В конечном итоге этим правом завладеет лишь один из претендентов, и тогда уж он развернется во всю свою мощь. Зачем вводить для обозначения этого понятие «настройки», не совсем понятно, а всякая основанная на этом понятии критика в адрес доминанты – не более чем попытка футболистов обвинить баскетболистов в том, что те «хватают мяч руками».

Концепт динамического стереотипа дает исследователям возможность изучать поведение в содержательном ракурсе, и это немало. Однако требовать от этого концепта большего не следует. Впрочем, нельзя забывать, что всякое содержание развернуто и в пространстве, и в категориях модальности-интенсивности, и, конечно же, во времени, но развертка во времени – не есть еще функциональный аспект. Для того чтобы рассматривать поведение в функциональном ракурсе, без концепта доминанты не обойтись.

Глава шестая

Функциональный ракурс: доминанта

Принцип доминанты в концепции А.А. Ухтомского сразу приобрел методологическое звучание

, что и вызвало, по всей видимости, недовольство со стороны ученых-естествоиспытателей, «стыдящихся появиться с телеологией на людях». А.А. Ухтомский придал принципу доминанты системный характер: выявив доминантные состояния на спинальной лягушке и собаке в станке, он распространил этот принцип и на сложнейшее, многоаспектное поведение человека. Пользуясь принципом доминанты, он описывал тончайшие нюансы человеческих чувств и переживаний, жизненные устремления человека и возникающие на этом пути сопротивления.

Используя нефеноменологический подход, А.А. Ухтомский, с одной стороны, пытался определить – почему в данный конкретный момент времени животное ведет себя именно таким образом. То есть не то, как и какие образовались некогда связи, но то, что с этими связями происходит сейчас, в наличествующей ситуации, всегда предоставляющей нечто новое и вносящей таким образом сумятицу в исправно вроде бы действующий психический аппарат. С другой стороны, доминанта понималась А.А. Ухтомским и во внеситуативном своем качестве – как генеральная линия, как жизненная стратегия, как своего рода «идея фикс», интеграл.

Нетрудно заметить, что и тот и другой подходы вполне согласуются с теоретическими взглядами И.П. Павлова на динамический стереотип. Однако если И.П. Павлов, рассматривая, по сути, тот же самый предмет, акцентировал внимание на том, что и почему происходит, то А.А. Ухтомский – на том, как и зачем это происходит. Неслучайно П.В. Симонов считал, что учения о доминанте и условном рефлексе «не просто близки, родственны друг другу, но дополняют друг друга в одном из наиболее важных пунктов развития науки о деятельности мозга. Доминанта объясняет активную и творческую природу этой деятельности, условный рефлекс – тонкость, совершенство и адекватность отражения окружающей среды»

.

1. Доминанта как концепт

Сам А.А. Ухтомский рассматривал доминанту как принцип – принцип работы нервной системы, принцип организации психического аппарата. Так же как и И.П. Павлов, он пытался объять необъятное. Ценность доминанты как концепта – прежде всего в возможности представить поведение в его функциональном ракурсе. «Животный организм, – писал А.А. Ухтомский, – не есть однажды простроенный механизм, но механизм непрестанно строящийся, перестраивающийся, расстраивающийся и вновь настраивающийся»

. А закон, по которому все это совершается, – это принцип доминанты.

А.А Ухтомский определял доминанту следующим образом: «Достаточно стойкое возбуждение, протекающее в центрах в данный момент, приобретает значение господствующего фактора в работе прочих центров: накапливает в себе возбуждение из отдаленных источников, но тормозит способность других центров реагировать на импульсы, имеющие к ним прямое отношение»

. Иными словами, доминанта – есть очаг возбуждения[38 - Когда А.А. Ухтомский использует понятие «центра» или ему подобные, речь не идет о каком-то анатомическом образовании. «Центр» для него – «это целое созвездие созвучно работающих ганглиозных участков, взаимно совозбуждающих друг друга. […] Увязка во времени, в скоростях, в ритмах действия, а значит, в сроках выполнения отдельных моментов реакции, впервые образует из пространственно-раздельных ганглиозных групп функционально-определенный центр».]

, который, возникая, привлекает к себе сторонние возбуждения, протекающие в других центрах, подкрепляется за их счет, благодаря чему усиливается и производится работа, поддерживаемая доминантой. При этом активность других центров затормаживается, а внешнее проявление их работы ослабляется, замедляется или вовсе нивелируется. В этом смысле доминанта подобна солисту, который использует микрофон; при этом многоголосый хор – прочие центры мозга – то подпевает солирующей «звезде», то безропотно замолкает, предоставляя ей уши слушателей без остатка.

Доминанта, таким образом, не только одно лишь «возбуждение», но прежде всего и «торможение» иной, малоценной для нее активности. Этот механизм, с одной стороны, гарантирует экономию сил, поскольку все они направляются на достижение одной, доминантной цели; с другой стороны, этот механизм обеспечивает координированность работы всего психического аппарата, целостность организма как системы. А.А. Ухтомский, анализируя принцип общего пути как принцип координации, писал: «Основная мысль этого принципа, именно как принципа координации, заключается в том, что увязка и координация в деятельности центров происходит не оттого, что в дело вмешивается какой-то дополнительный специально “координирующий” центр высшего порядка, привносящий впервые увязку и порядок в хаотическую до сих пор активность низших центральных уровней; она происходит в любом центральном уровне на месте и происходит по необходимости потому, что в любом центральном уровне исполнительных аппаратов меньше, чем претендующих на их эксплуатацию афферентных путей. Вследствие такого отношения между афферентными и эфферентными приборами последние принуждены: а) вырабатывать в себе столько возможных модификаций действия, сколько конвергирующих афферентных приборов, и б) в каждый отдельный момент давать место одной модификации действия изо всех возможных, тормозя все прочие и тем самым превращая рефлекторный прибор на данный момент в полносвязный механизм с одной степенью свободы»

.