Доктор Данилов на кафедре

– Ну не до восьми, во всяком случае! Максимум до шести, до половины седьмого!

Рабочий день у старших сестер в стационарах обычно начинается в восемь часов.

– Тогда извините за беспокойство…

Данилов взял в правую руку трость и упер ее в пол. Что ни говори, как ни хорохорься, а вставать так удобнее.

– Подождите минуточку, Владимир Александрович, – попросила Любовь Сергеевна. – Раз уж вы пришли, то не уходите. У меня есть вопрос… Даже консультация.

Данилов снова пристроил трость к столу.

– Я слышала, – Любовь Сергеевна немного смутилась, – что вы работали в тюремной больнице. Это правда?

– Да, – кивнул Данилов и уточнил: – Точнее, медсанчасти исправительной колонии строгого режима[7 - Об этом рассказывается в книге «Доктор Данилов в тюремной больнице».]. И не очень долго.

– Но с порядками тамошними успели познакомиться?

– Да.

– А что в колонии, так это еще лучше.

Любовь Сергеевна сделала небольшую паузу. Данилову показалось, что она колеблется.

– Только пусть это останется между нами, хорошо? – попросила она и после кивка Данилова продолжила: – У меня посадили племянника, сына старшего брата. Брат старше меня на четырнадцать лет, он, собственно, был мне вместо отца, но особенно близки мы не были. Разница в возрасте, и вообще… Но это я так – к слову, брат умер полтора года назад, рак поджелудочной, сгорел в полгода… А месяц назад арестовали племянника, сейчас он сидит в Матросской Тишине под следствием. Статья серьезная – присвоение денежных средств в крупном размере с использованием своего служебного положения. От пяти до десяти лет. Эх…

Подробностями Данилов интересоваться не собирался, но их ему и так рассказали.

– После института мать устроила его бухгалтером в районный досуговый центр. По знакомству. Ездить недалеко, работа не очень пыльная, были определенные карьерные возможности. По большому счету, какая разница, где именно опыта набираться? Рома и работал. Через год из простого бухгалтера стал главным, когда его начальница стала председателем муниципального собрания. А потом она сделала его руководителем досугового центра, а в главные бухгалтеры пристроила какую-то свою протеже, молодую девчонку. Рома ходил гоголем: как же, такой карьерный взлет за каких-то два с небольшим года. Мы все за него радовались, думаем, на ноги парень встал. И вдруг – арест! Оказывается, что эта самая председатель втянула Рому в махинации. По ее указке и вроде как под ее прикрытием Рома налево и направо списывал деньги, большие суммы, и прикарманивал часть средств, львиную долю, конечно, отдавал, но и себе кое-что оставалось. Я, например, по наивности своей, верила, что у него хорошая зарплата, а оказалось, что это он сам себе платил…

Сейчас он – главный обвиняемый. Председатель муниципалитета совершенно ни при чем, ничего не знала и не ведала, главбух оформляла документы так, как говорила директор, а Рома, дурачок, еще и в письменном виде приказывал! Нет, вы представляете – нравилось ему в бюрократию играть!

А вопрос у меня такой. Что Рому условно не осудят, это нам всем уже ясно. Даже адвокат сказал, что исключает такую возможность, и посоветовал подобрать Роме хорошую колонию и договариваться, чтобы после суда его туда отправили… Хорошего там все равно нет ничего, а такую, где не так тяжело отбывать срок. Вот я и решила спросить вас: не посоветуете ли подходящее место, желательно не очень далеко от Москвы?

Красивые карие глаза смотрели на Данилова с надеждой. У Любови Сергеевны были красивыми не только глаза. Живое лицо с высокими скулами отличалось правильностью черт. Густые коротко стриженные каштановые волосы красиво завивались на концах (у себя в кабинете Любовь Сергеевна всегда снимала колпак и ставила его, накрахмаленный, на стол). Руки, даже с коротко подстриженными, по рабочей необходимости, ногтями смотрелись изящными. Ладную фигуру Любови Сергеевны кто-то мог бы счесть немного полноватой, но что это такое для женщины, перешагнувшей судьбоносный сорокалетний рубеж? Ничего, ровным счетом, ничего особенного!

– Увы, Любовь Сергеевна, рад бы помочь, да не могу, – Данилов, насколько позволяло пространство, развел руками. – Я работал всего в одной колонии, недолго, со всей системой ознакомиться не успел…

– А ваше учреждение? Про него вы что скажете?

– Колония как колония, – Данилов пожал плечами. – Не санаторий, но вроде бы и не филиал гестапо. И находится относительно близко – на юге Тверской области. Только она вашему племяннику не подойдет, потому что на строгий режим с первой судимостью обычно не попадают. А если и отсылают туда, то за тяжкие преступления вроде убийства.

– Жаль, – вздохнула старшая медсестра. – Мы с невесткой облазили в Интернете все форумы, но мнения совершенно противоположные, решила вас спросить. Только вы уж, пожалуйста, не распространяйтесь…

– Ну что вы, Любовь Сергеевна! – укоризненно нахмурился Данилов. – Можете не волноваться. Я вообще не любитель сплетничать, тем более на подобные темы. Кстати, не буду обнадеживать, но могу попробовать навести справки. Если, конечно, у человека не сменился телефонный номер…

– Буду очень признательна, – Любовь Сергеевна улыбнулась, но вышло совсем грустно. – Вот уж никогда бы не подумала, что придется столкнуться. Верно говорят: не зарекайся![8 - Имеется в виду пословица: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся».]

«Позвоню Константину, – Данилов вспомнил о фельдшере Конончуке, своем сослуживце по лагерной медсанчасти, – заодно и пообщаемся, новости друг другу расскажем».

Любовь Сергеевна оказалась настолько любезной, что даже предложила чай, от которого Данилов отказался. И так за время их недолгой беседы дверь за его спиной несколько раз открывалась и закрывалась. К старшим медсестрам постоянно есть какие-то вопросы, они все время и всем нужны.

Придя на кафедру, Данилов застал свою «наставницу», старшего лаборанта Колосову, в состоянии, близком к помешательству. Причина была весьма прозаической: Колосова пришивала металлическую цепочку-вешалку к воротнику своей кожаной куртки. Иголка с трудом пробивала кожу, Колосова колола пальцы, ярилась, пыхтела и выплескивала эмоции глобально.

– Вот же… жизнь!.. ее во все форамены![9 - Foramen (лат.) – отверстие.] Не рукоделие, а… мученье!

– Наперсток нужен, – сказал Данилов. – И шильце. Проколоть дырочку и совать туда иголку.

– Наперсток какая-то… скоммуниздила, а шильца у меня нет, – ответила Колосова. – Разве что у нейрохирургов попросить, да ведь не дадут. А пришить надо срочно: в поликлинике без вешалки вещи в гардероб не берут, а в верхней одежде врачи не принимают даже коллег. Порядки у них такие… мать!

Колосова ждала ребенка. В январе собиралась в декрет, а пока передавала Данилову знания и полномочия, готовила себе смену. Должность старшего лаборанта кафедры по важности работы сродни должности старшей медсестры отделения. Старший лаборант кафедры организует работу учебно-вспомогательного персонала кафедры, распределяет работу между лаборантами, обеспечивает условия для нормальной работы преподавательского состава, поддерживая порядок на кафедре, обеспечивает учебный процесс техническими средствами, составляет заявки на необходимый инвентарь, оборудование, реактивы и обеспечивает их своевременное получение… И это еще далеко не все. Работу старшего лаборанта нельзя сводить только к технической стороне – организует, обеспечивает, составляет. Старший лаборант еще и участвует в научных исследованиях кафедры с перспективой написания кандидатской диссертации. А еще он является материально ответственным лицом. Правда, материальную ответственность Колосова Данилову пока не передавала, оставила это на потом.

– А можно я попробую? – Данилов забрал у не слишком сопротивлявшейся Колосовой куртку и иголку. – Не обещаю, что будет стежок к стежку, но крепко будет точно.

– Стежок к стежку! – хмыкнула Колосова. – Скажете тоже…

Ее собственное шитье было далеко от идеала, но прихватить цепочку с обоих концов получилось. Осталось закрепить начатое дело.

– Шьющий мужчина – это нонсенс! – освободившись от докуки, Колосова захотела поболтать. Она вообще была разговорчивой и компанейской. – Сейчас и шьющая женщина редкость, все покупают готовое и выбрасывают, не чиня и не перешивая. А вот бабка моя шила все, что угодно, – от наволочек до мужских пиджаков! У меня машинка ее, «Зингер», на память осталась. Выбрасывать жалко, а что с ней делать – ума не приложу…

– Можно взять черной краски и краски под бронзу, покрасить ее и выставить где-нибудь дома в качестве ретро-артефакта, – предложил Данилов. – А можно отдать тем, кто интересуется стариной…

– Вот еще! – фыркнула Колосова. – Чтобы потом моя машинка на каком-нибудь аукционе с молотка ушла?! Нет, я лучше, действительно, выкрашу ее и поставлю в гостиной. Вот рожу и выкрашу, а то сейчас меня от одного запаха краски воротит. Вчера зашла по делу в кардиореанимацию, а у них там трубы отопления только что покрасили… Неудобно вышло, конечно, до туалета добежать не успела, прямо в коридоре – того… Знаете, как я поняла, что беременна? Какой-то придурок написал маркером на двери: «Кафедра абсурдологии и реинкарнации»…

«Остроумно, – оценил Данилов. – Надо запомнить».

– …Здоровенными такими буквами написал! Я взяла салфетку, ацетон и пошла ликвидировать последствия. Открыла бутылку, а меня ка-а-ак скрутит…

– После родов вам долго будет не до машинки, – тоном бывалого человека сказал Данилов, завязывая узел на одной стороне. – Года два – как минимум. Уж поверьте.

– Охотно верю, – улыбнулась Колосова. – Как, кстати, ваша малышка?

– Растет, – кратко ответил Данилов, не очень-то любивший рассказывать о доме и семье на работе.

– Скорей бы и мне… – вздохнула Колосова. – Жду не дождусь.

За неимением под рукой ножниц нитку пришлось перекусить.

– Быстро вы! – похвалила Колосова. – Вот что значит – руки растут оттуда, откуда надо! Не то что мой муж. Он в прошлом году сподобился полку в коридоре повесить, так потом двое суток в нашей реанимации лежал.

– Почему?

– Дрелью в проводку влез, током шандарахнуло, боялись, что сердце остановится. Вот так у нас бывает!

– Это может случиться с каждым, – заметил Данилов. – Делают проводку одни люди, а полки вешают другие.

– Может, с каждым, а всегда случается с моим, – Колосова вздохнула и погладила себя по животу. – Одна надежда, что ребенок пойдет везучестью в меня. Два неудачника в семье из трех человек – это перебор.

– Принимайте работу! – Данилов снова перекусил нитку, положил иголку на стол Колосовой, а куртку развернул перед ней. – Устраивает?