Танцующая на волнах

Танцующая на волнах
Анна Данилова

Как же Евгении хотелось, чтобы все то, что случилось, оказалось дурным сном. Но это не сон. Дуэль произошла на самом деле. И это она, Женя, убила свою лучшую подругу Лену, превратив жизнь ее мужа в настоящий ад.

Как Шехов мог пойти на поводу у Жени и поехать из Москвы в Питер с трупом собственной жены в багажнике? К счастью, его не остановили по дороге…

Владимир Шехов, молодой банкир, уверенный в себе мужчина, имеющий все, включая преданную любовницу Женю, неожиданно стал вдовцом. Осознал ли он сам, что Лены больше нет? Владимир слишком испугался и не сразу почувствовал опасность, нависшую над ним.

Он и предположить не мог, что Женя постарается переложить ответственность за совершенное убийство на своего ни в чем не повинного любовника. Ведь подруги не из-за него стрелялись…

Анна Данилова

Танцующая на волнах

Глава 1

Из газетной криминальной хроники: «9 июня под Петербургом, неподалеку от Лисьего Носа, в лесном массиве обнаружено странное захоронение. Полуразложившееся человеческое тело находилось в оранжевом спальном мешке… Прокуратурой заведено уголовное дело…»

Маша никогда не задумывалась над тем, как красиво может звучать ее имя. «Мари, – сказал ее новый знакомый, окинув ее взглядом холодноватых зеленых (как июньская вода за бортом маленького катера, на котором они проплывали под низенькими мостами Мойки) глаз, – я буду звать тебя Мари». Он даже не спросил, согласна ли она на это, а просто за одно мгновение превратил ее из Маши в Мари. И после этого даже солнце стало жарче, и купола на соборах загорелись золотом, а грязное клетчатое сине-зеленое, по виду похожее на общаговское, одеяло, которое ей выдали на катере, как и всем туристам, желавшим прокатиться по Мойке, превратилось тотчас в толстый и уютный чистый плед, а она сама, Маша Игонина, преобразилась в хрупкую и изящную француженку с тонкими чертами лица, сжимающую в руках сумочку с тысячью евро вместо трех тысяч рублей. Да и сам Петербург тут же расцвел и заблагоухал стариной и словно превратился в столицу Европы после того, как мужчина с зелеными глазами, представившийся Владимиром, назвал скромную и ошарашенную впечатлениями провинциалочку Машу французским именем Мари. Они были знакомы чуть больше часа. Это он, подцепив ее на Невском, увлек за собой на пристань, откуда через несколько минут отправлялся экскурсионный катер. Он по лицу ее понял, что она растерянна и не знает, куда идти и что смотреть в этом городе, а потому повел себя с самого начала очень уверенно и даже как будто весело. Он был хорошо одет, от него пахло горьковатым одеколоном. Чуть больше тридцати, светловолосый, милый, улыбчивый и какой-то необыкновенно легкий, свой, приятный во всех отношениях. Она согласилась бы пойти с ним даже в Кунсткамеру, куда не решалась пойти одна. Да и вообще путешествовать одной по Питеру было скучновато, и Маша постоянно ловила себя на мысли, что ей хочется обратиться к невидимому спутнику, чтобы сказать: «Смотри, как классно…» или «Вот это да-а!» Даже мороженое есть в одиночку было невкусно. Она уже не раз пожалела, что отправилась в это первое в ее жизни путешествие одна. И в Эрмитаж не попала – поняла, что не сумеет выстоять огромную, в километр, очередь. И поездка в Петергоф пугала – экскурсия предполагалась шестичасовая, и Маша ужасно боялась, что отстанет от остальных, более организованных, чем она, и опытных туристов и, прошляпив свой автобус, останется там одна. Она даже видела себя притулившейся к стене Петродворца и пытавшейся уснуть холодной ночью под плеск фонтанов и перебранку сторожей… Было и еще одно обстоятельство, которое очень сблизило ее с Владимиром и о котором ей теперь стыдно вспоминать. Она, конечно, хотела прокатиться на катере, но до этого были две кондитерские с чаем и лимонадом, а потому, чтобы не случилось какого конфуза, ей следовало бы перед отплытием непременно посетить туалет. Она не знала, как сказать об этом Владимиру, но тут на помощь подоспела женщина, что заправляла экскурсиями. «Кто хочет в туалет, бегите скорее в арку Строгановского дворца, затем направо, потом налево… Смелее… Мы вас ждем…» И она побежала, не будучи уверенной в том, что Владимир станет дожидаться ее возле этой самой арки чудесного розового Строгановского дворца, украшенной вывеской музея шоколада с гигантским шоколадным человеком. Однако он дождался ее и даже улыбнулся ее появлению, словно и сам боялся, что она передумает и улизнет в последнюю минуту. Такая мелочь, а как сближает, подумала Маша, дотрагиваясь пальцами до пальцев Владимира, принимавшего ее уже на борту и укутывавшего клетчатым одеялом.

– Садись, – повелительно сказал Владимир, он сразу стал к ней обращаться на «ты». – Получишь неслыханное удовольствие. Погода-то какая – сказка!

Катер сначала подался вперед, затем, развернувшись, пошел в сторону цветных мостов. Маша слушала, смотрела на проплывающие мимо дворцы и представляла себя живущей в этом городе лет двести тому назад… Владимир достал плитку шоколада и угостил ее. Шоколад таял во рту, в лицо бил прохладный, с брызгами воды ветер, а солнце слепило глаза. Набережная Мойки оживала от слов девушки-экскурсовода, которая, ежась от ветра, натягивала на голову шарф и рассказывала о том, кому принадлежал тот или иной дом, где жили цари, где можно было купить слуг или коней, нанять бонну или взять проститутку. Город наполнялся призраками прошлого.

– Я хотела бы жить здесь, – сказала вдруг Маша и сама испугалась своей нескромности.

– Хочешь, значит, будешь жить. Ты еще очень молода, чтобы бояться собственных желаний, – ответил ей на это Владимир и, отыскав под пледом ее руку, крепко сжал. Ее рука была горячей, мягкой и нежной. Маша покраснела.

– Но ведь здесь, на набережной, жили только очень богатые люди, – заметила она осторожно. – Хотя смотрите, сколько домов стоит, покрытых плесенью и с черными провалами окон… Не представляю, чтобы в них кто-нибудь жил…

– Все можно купить и отреставрировать… Было бы желание и деньги. Ты не замерзла?

Было самое время спросить, почему он выбрал именно ее, но природная общительность и храбрость, которые отличали Машу от подруг, вдруг изменили ей, и она промолчала. Медленно поворачивая голову в сторону Владимира, она вдруг почувствовала, что знакомство с ним этой экскурсией не закончится. Внутреннее чутье показало ей картинку из будущего – она увидела себя на красном бархатном диванчике в окружении живых цветов и едва не задохнулась от своих фантазий. Откуда этот диванчик и живые цветы? Что она себе позволила? Разве недостаточно того, что вообще произошло с ней за эти несколько последних дней?

Закончив в прошлом году бухгалтерские курсы в своем родном городе Саратове и устроившись в частную фирму помощником бухгалтера, она проработала там полгода, ничего не заработала, поскольку хозяин с самого начала предупредил ее, что зарплата маленькая, да и работа временная, после чего приняла решение накопить денег и поступить на юридический факультет университета. Но вот как заработать столько денег, чтобы поступить, она себе не представляла, пока была жива ее тетя, с которой она жила с детства, с тех пор как погибли ее родители. Тетя Надя умерла, Маша похоронила ее как могла, после чего, продолжая жить в теткиной квартире, выселила квартирантов из большой квартиры родителей, которая сдавалась все эти годы, собственными силами отремонтировала ее и продала. На вырученные деньги купила две маленькие квартиры в центре города, наняла бригаду тихих, мирных и трудолюбивых таджиков, которые за небольшую плату отремонтировали их, после чего также продала, получив чистую прибыль – пятьдесят тысяч рублей. Устала и решила впервые в жизни отдохнуть, поехать куда-нибудь. Выбрала Петербург, слышала, что очень красивый город. Попрощалась с подружками, с женихом Лешей, студентом журфака, мечтающим работать в Москве на телевидении, села на поезд и поехала в Питер, где остановилась в одной из самых дешевых гостиниц. Три дня просто ходила по центру Петербурга, вживаясь в этот город, пытаясь понять, кем надо быть, чтобы иметь право жить здесь, среди этих роскошных парков и дворцов, какую голову иметь, чтобы заработать столько денег, чтобы купить, скажем, небольшую квартиру рядом с кондитерской Смирдина. Но так ничего и не поняла. Крутилась возле дорогих гостиниц, всматривалась в лица входивших и выходивших оттуда женщин, чтобы определить, кто они, из какого материала сделаны, что живут в номерах стоимостью две с половиной тысячи долларов в сутки, а она, Маша Игонина, ютится в крошечной комнатке за триста рублей в сутки да еще и с видом на облезлый кирпичный дом брежневской застройки. Но женщины отличались не материалом и даже не одеждой, а каким-то безучастным или отстраненным выражением лица. Они были словно неживые. Получалось, что это деньги сделали их такими. Или здесь что-то другое?

И вдруг этот Владимир… Кто он и что ему от нее надо?

…Экскурсия благополучно завершилась, они, вернув пледы и пробормотав «спасибо» промерзшей девушке-экскурсоводу, сошли на берег. Но и на берегу у Маши было такое ощущение, словно она продолжает плыть по волнам – ее слегка покачивало.

– Я приглашаю тебя пообедать, – вдруг сказал Владимир, и Маша не поверила своим ушам. – Ты, наверное, проголодалась? На воде всегда есть хочется…

Она была не против.

– Тогда пошли. Заодно и погреешься, я же вижу, как ты замерзла.

И они пошли по Невскому быстрым шагом. Вместо того чтобы о чем-то говорить, они, взявшись за руки, двигались вперед, налетая на прохожих, на мгновение расцепляя руки, чтобы кого-то пропустить, и соединялись вновь. Похожее чувство Маша уже испытывала, когда только познакомилась с Лешей. Новизна отношений, смутные желания, приятное касание рук, мысли, напоминающие разрозненные фрагменты эротических фильмов, – все это уже было в жизни Маши, и она понимала, чего хочет от нее этот мужчина, как понимала она и то, чего хочет сама. Но с Лешей они хотя бы неделю встречались, прежде чем оказались в квартире его друга, который дал им ключи и велел «все успеть до вечера». А Владимира она знала не больше трех часов. Может, для Питера это и норма и этого времени вполне достаточно для того, чтобы два взрослых человека поняли, для чего они столкнулись на Невском и как дальше сложатся их отношения, но Маша не из Питера… Куда они идут? Почему налетают на прохожих? Где тот тупик, куда он приведет ее и, запершись на все замки, начнет сбрасывать с себя одежду? Как будет выглядеть комната, где она отдастся этому красивому питерцу?.. Стоп, почему она решила, что он из Питера? Она же совершенно ничего о нем не знает. Зачем питерцу кататься на катере? Чтобы подцепить девушку? У него что, своих, питерских, девушек мало? Да он наверняка еще и женат…

– Куда мы идем? – все же не выдержала она и попыталась притормозить. – Володя, подождите, дайте мне перевести дух…

Она хотела сказать, что не уверена уже, что хочет есть. И все потому, что не была уверена, что он ведет ее именно в кафе или ресторан, а не в какое-то другое место, где набросится на нее, чтобы утолить свою страсть. Но ведь она же только что призналась себе, что и сама хочет этого. Тогда к чему этот вопрос?

Он остановился. Щеки его разрумянились.

– Мари, если бы ты знала, какая ты хорошенькая… – Он вдруг обеими руками взял ее лицо и склонился над ним. Она увидела совсем близко его глаза. Он почему-то сильно нервничал. Она слышала, знала, наконец, что мужчинам куда сложнее скрыть желание, чем женщинам, и тем более погасить его, но не в подворотню же он ее ведет?

Она закрыла глаза и почувствовала, как он теплыми губами целует ее.

– Вы что это… Володя…

– Я и сам не знаю, что со мной, – ответил он. – Ты не поверишь, но все то время, что я нахожусь рядом с тобой, мне так хорошо… Вообще-то я приехал сюда по делам, по очень важным делам, и поездка на катере не входила в мои планы. Я должен быть сейчас в другом конце города, у меня назначена встреча… Но как только увидел в толпе твое лицо, сразу понял, что мы будем вместе. Быть может, это невский воздух так подействовал на меня, и эти дома, эти кружевные решетки парка, в котором я оказался рано утром… Я как пьяный, честное слово, хотя ничего не пил. И ничего не ел. У меня во рту с самого утра росинки не было.

– Вы очень бледный, Володя.

– Это потому, что у меня голова кружится… Я хочу тебя, Маша…

Он назвал ее по имени. Он хотел ее не как Мари, а как Машу. Она не знала, как к этому отнестись: либо он, как животное, забыл, что недавно романтизировал ее образ, и теперь мечтал лишь об одном – как можно скорее овладеть ею, либо он только что разглядел в ней настоящую, живую Машу, такую, какой она была на самом деле, безо всяких прикрас – задыхающуюся, как и он, от смутных, неясных желаний. Да и какая разница, как он ее назвал – Мари или Маша, – если он так откровенен с ней?

– Вы всегда говорите девушкам, которые вам нравятся, так прямо?.. Вам так некогда, что и поухаживать не можете, цветы, например, подарить?

– Вы хотите, чтобы я подарил вам цветы?

– Владимир, вы похожи на сумасшедшего. Только не надо, пожалуйста, говорить о любви с первого взгляда. Я уже взрослая девочка.

Ну вот она и стала прежней Машей, острой на язычок и насмешливой не в меру. Видно, прохладный ветер остудил ее вспыхнувшую страсть, и она немного успокоилась.

– А о любви никто и не говорил, – тихо произнес Владимир и провел пальцем по ее губам. Ее словно пронзила молния, она даже дернулась всем телом. – Я был груб с вами, Мари… Маша, как вы хотите, чтобы я вас называл?

– Сначала определитесь, как вы станете ко мне обращаться: на «ты» или на «вы».

– А как вы хотите?

– Мне, по большому счету, все равно.

– Тогда на «ты» и без «Мари». Ты мне нравишься вот такой – немного дерзкой, ироничной и смелой. Мне нравятся такие.

– Куда ты меня ведешь? – Она тоже перешла на «ты», теперь они на равных. – В какой-нибудь навороченный ресторан?

– Ты была когда-нибудь в гостинице «Астория»?

– Нет.

– Хочешь пожить там?

– Да. Но только у меня нет денег.

– Они тебе и не понадобятся. Ты поживешь как королева…

– Что я должна буду сделать для тебя?