Люди былой империи (сборник)

Вы догадались, что предисловия и не было? Это уже Донузлав, савмэсэз, ипташляр![1 - Здравствуйте, товарищи! (тат.)]

– Привiт!

– Агой![2 - Привет! (чешск.)]

Предисловие II

Заслушали, постановили,
закрыли солнышко в плафон…
И влажной тряпкой звезды смыли,
оставив только чёрный фон.

    (Из стихов замполита БЧ-5 крейсера «Суворов» Юрия Правикова. Владивосток, 1977 г.)

Слухайте, дiти, я розкажу вам велику казку про велику бiйку тай про те, як не треба втопати у морi![3 - Слушайте, дети, я расскажу вам большую сказку о великой битве и о том, как не надо тонуть в море! (укр.)]

Слухай, Кiр Гущинський, а також Олекса Недоспасiв. Слухайте усi! Шикуйсь! Струнко! Рiвняння на мене! Кроком руш![4 - Слушай, Кир Гущинский, а также Олекса Недоспасов! Слушайте все! Равняйсь! Смирно! Равнение на меня! Шагом марш! (укр.)]

И хор усатых «хвопцiв», встряхивая чубами, лихо закидывая сапог за сапог, потрясая в воздухе шматками розового сала со слезой, печатает шаг по Минной стенке, к «Гетьману Сагайдачному», который когда-то был «Адмиралом Октябрьским». В ВМС Украины на четыре корабля восемь адмиралов. Корабль управления носит на себе ледовый пояс – это в Крыму-то!

Игорь Шебаршин получил орден Красной Звезды за то, что в Северном море на сторожевом корабле «Галантный» двадцать минут затыкал пробоину собственным телом, а точнее той его частью, на которой сижу я в период писательской течки. Ау, Игорь, как твой ревматоидный артрит?

Мишку Шелобнёва вчистую выгнали с флота старлеем, сняв одну звезду за то, что его матрос прыгнул с БМТ в Босфор. Матроса застрелили в воде из АКМ свои же вахтенные с красными повязками на рукавах. Турки, нарезая кольца на катерах береговой охраны вокруг нашего отряда, махали кулаками, воздевали очи горе, подобрали труп и, говорят, похоронили его с воинскими почестями, как борца за демократию. Наслушался «голосов», сукин сын!

(Недавно я схоронил Михаила Николаевича Шелобнёва в его родном Екатеринбурге. Душа не выдержала боевых служб, долгих скитаний по Северу, от Мурманска до Диксона, бездомной и безденежной жизни бывшего блестящего офицера ВМФ СССР. Мир праху его!).

Вову Иванова знали как Ефимовича, а потом выяснилось, что он по отцу, кап-три из Севастополя, и вовсе Кац. Что, интересно, он чувствовал, когда капитан-лейтенантом в составе Средиземноморской эскадры циркулировал у песчаных берегов Синайского полуострова?

Еду по Москве с бардом Мишей Кочетковым, поезд ломается, и мы выходим на Третьяковской. Ждём следующего минут пять. В центре зала появляется кап-лей в шинели под руку с высокой статной дамой, смотрит в упор, бросает даму, кидается ко мне. Мы обнимаемся – прошло почти десять лет! Мишка, коренной москвич, потрясён: в муравьином мегаполисе два человека, разбросанные от Ростова до Владивостока, встретились в метро!

Толик Водянников и Андрюша Денисов уже год учились в Военно-политической академии. Там же болтался и толстый Лёня Марченко. В общаге живут семейно, как в военном городке. Накрыли стол, приняли по одной-другой, попели, и я приватным образом побеседовал с Толиком, уже дважды объехавшим земной шар внутри плавучего гроба с музыкой и ракетами водоизмещением двадцать тысяч тонн. За год он дышал свежим воздухом всего три раза, и один из них на Северном полюсе.

– Ну что, – говорю, – замполит, колись! Нужны вы на флоте, или прав был я, когда предлагал демонтировать партполитаппарат?

– Честно скажу, – ответил порозовевший Толик, – нужны мы там, как в бане пассатижи, но вот лично мы с Андрюхой лямку тянем честно. По крайней мере сопли матросам утираем от души. И вахтим, как положено, научились. А так-то, конечно… – И задумался, повесив пшеничный ус на грудь колесом.

– Да, – встрепенулся Толик, – видел я Лёню Пьяныха в Ленинграде, на базе. Идёт под газом, но не шатается, увидел, полез целоваться, а потом рассказывает: «бл…, только что с народной артисткой познакомился в кабаке, к ней домой поехали, с собой прихватили, то да сё, цветы подарил, стихи читаю, потом я её у койку, а она ни в какую! Я и так и эдак, уламываю, чуть не на колени встал, а она – нельзя, и все! Месячные у неё». Я ему говорю: а ты другие варианты не пробовал? А Лёня: «ты что, она же народная артистка!». Ну и дурак, говорю.

– А Сапега погиб, слышал? На тральщике в Читтагонге попал на мины. Самое обидное, что когда его контузило, то он упал за борт, потерял сознание и захлебнулся. Вот тебе и ватерполо! (Двухметроворостый Вацлав Сапега был капитаном училищной команды ватерполистов).

– Бог дал, Бог взял. Давай наших ребят помянем.

Мы встали. Мишка, тогда ещё зелёный студент, оттопырил локоть, изображая гусара. Он уже успел понравиться всем своими залихватскими еврейско-одесско-сказочно-городскими песнями.

– Отставить, – строго сказал Андрюша, – не в кабаке. Просто выпьем и помолчим.

Выпьем и помолчим, дорогой читатель.

Вид на Севастополь с высоты птичьего полета. Куриная пристань. Перед Крымской войной здесь стояли склады провианта, которые привлекали сюда множество кур.

Прелюдия

Штурманский сон более всего похож на кошмары Сальвадора Дали. Время плоскими часами свисает со стола и сухой ветки на фоне жёлтых гор, впадающих в синий залив. Ты командуешь сухогрузом, или яхтой, или противолодочным кораблём, и при подходе к причальной стенке плавно продолжаешь движение – непостижимым образом прямо на рваные бревна, чёрные кранцы, ржавые цепи, журавли портовых кранов, на пустынный асфальт набережной и дальше, по уходящей круто вверх узкой щербатой улице, и вплываешь слоном в посудной лавке в центр, на площадь с бетонным фонтаном, где опять же ты стоишь на деревянной эстраде перед несколькотысячной толпой, один, с гитарой, забыв слова, и замены нет, как и в рубке, где с ужасом и восторгом ты дёргаешь бесполезные рукоятки назад, на самый полный назад, а судно или корабль так же плавно и невозмутимо, не примяв и травинки, вне воли командира и штурмана, идёт по сухой городской земле.

Ты просыпаешься с дрожащими руками, с бьющимся, как у зайца в траве, сердцем, и для полной картины не хватает только холодного пота, но его нет, а есть ночное сизое небо за окном, тикающая тишина, мирное сопение тёплой жены. Ужас и восторг, восторг и ужас.

Эпиграф 1

«Командующий войсками, в Крыму расположенными, генерал-адъютант князь Меншиков донёс государю императору, что 1-го числа сего сентября в виду Евпатории появился многочисленный англо-французский флот и что вслед за тем значительное число неприятельской пехоты с частию кавалерии высажено на берег между Евпаторией и дер. Каптугай. С приближением неприятеля все жители удалились как из города, так и из окрестных селений. Князь Меншиков, не признав возможным атаковать высаженные войска на плоском берегу, обстреливаемом с флота, сосредоточил большую часть своих сил на выгодной позиции, в которой готовился встретить противника».

    («Морской сборник», 1854. – 149. – С. 52)

Воздушный бой над Евпаторией

От Босфора до Тарханкутского полуострова примерно пятьсот шестьдесят километров, или триста миль, или полсуток хорошего хода. Американский фрегат УРО «Рональд Тернер» в составе отряда надводных кораблей подкрался к Евпатории под утро. Нас подняли по боевой тревоге ещё ночью. Дрожа от осеннего сырого ветра, мы разбежались по заведованиям. Впервые за несколько месяцев я получил в оружейке десантный автомат с откидным металлическим прикладоми красным рожком. Зарядилипулемёт ШКАС тяжёлой лентой с толстыми патронами, больше похожими на маленькие снаряды. Перед этим я наклонил станину, вылил из ствола воду и стальной щёткой вычистил ржавчину.

Над озером тяжело взмывали гидросамолёты, сливая прозрачные потоки с полукруглых животов. В море через боновые ворота стремительно уходили широкие БПК, юркие МПК, хищные сторожевые корабли, осанистые ракетные эсминцы. В воздухе запахло Египтом и Анголой. Мы наглухо закрыли ворота и влезли по винтовой лестнице на башню рейдового поста. Дул свежий морской бриз. В мощные бинокуляры с башни рейдового поста хорошо были видны темно-серые силуэты фрегатов и ракетных кораблей.

– Совсем обнаглели, – удивлённо пробормотал мичман Полукошко, – уже в наши воды лезут.

Пограничники на своих низких «эскаэрах» мотались по заливу, переговариваясь нервными вспышками ратьеров. Очевидно, они не решались применить положенное по закону оружие: всё же американцы, а не какие-то турки! А указаний из Москвы не дождёшься: там от удивления как раскрыли рот, так и не могли закрыть, дабы издать положенные звуки: «Беглым, огонь!».

Ракетный крейсер Richmond K. Turner (CG-20, Leahy-class). (В советской прессе корабли этого классса по традиции именовались фрегатами – прим. ред.). 09.08.1998 потоплен в качестве мишени в районе Пуэрто-Рико.

С «Ричмонда Тернера» тем временем поднялся странный аппарат: что-то вроде чёрной акулы без головы, с загнутым хвостом, короткими крылышками и блестящим в полутьме винтом над головой. Радиоуправляемый вертолёт пошёл высоко над водой в сторону Евпатории, лихорадочно фотографируя местность и передавая снимки на борт фрегата. В городе проснулось население. Люди высыпали на улицы: не каждый день можно увидеть в родном советском небе американский вертолёт-шпион! Евпатория, задрав головы, созерцала заморскую диковину, нагло жужжащую над крымским берегом. Фрегат, на палубах которого не видно было ни души, насмешливо стоял на кромке нейтральных вод и перерабатывал информацию шпиона. Американские акустики ловили звуки винтов наших подлодок из Балаклавы, роем окруживших американский отряд. Международный скандал разрастался до размеров мини-войны.

От курорта, достаточно интересного расположенным неподалёку ЦУПом (Центр управления полётами – А.И.), умная акула повернула над Каламитским заливом в сторону знаменитого аэродрома Саки, рядом с которым стояли заводы ВПК.

Переполох в Москве был страшный.

Доложили Брежневу. Заспанный генсек долго жевал морщинистыми губами, приходя в себя после транквилизаторов, наконец сообразил, в чем дело, вспомнил, вероятно, юность комсомольскую свою, погранзаставу и сказал со вздохом:

– Нарушитель должен быть наказан. И строхго наказан!

Устинов, блестя очками, нервно ходил по залу заседаний и ждал конкретной команды. Команды не было. Спросить маршал не решался.

Брежнев подумал и безо всякой логики добавил:

– Кстати, Дима, я тебе не раз х'говорил: на х… нам столько ракет в Европе?!

– Да пусть стоят, – откликнулся Устинов, – они есть не просят! Зато американцам шило в задницу, чтоб служба мёдом не казалась.

– Во-во, – подначил Брежнев, – теперь они нам туда же перо вставляют. Сбить на хер самолёт!

– Вертолёт, – поправил Устинов, – радиоуправляемый.

– Один хер сбить! Тем более!!!

По СВЧ пошла команда.