Оценить:
 Рейтинг: 2.67

Странники войны

Жанр
Год написания книги
2015
Теги
1 2 3 4 5 ... 25 >>
На страницу:
1 из 25
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Странники войны
Богдан Иванович Сушинский

Секретный фарватер
Военно-приключенческий роман «Странники войны» известного писателя, лауреата Международной литературной премии имени Александра Дюма (1993), Богдана Сушинского посвящен событиям 1943–1944 годов.

В центре разворачивающихся событий – «диверсант номер один» Третьего рейха Отто Скорцени. Именно он принимает непосредственное участие в подготовке и заброске в Советский Союз двух террористов, которые должны совершить покушение на Сталина, и готовит двойников для Адольфа Гитлера и Евы Браун.

Роман отличают широта охвата исторических событий, насыщенность малоизвестными или совсем неизвестными фактами о деятельности фашистского «спецназа» и контрразведки, интригующие повороты сюжета.

Богдан Сушинский

Странники войны

© Сушинский Б.И., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015

* * *

Роковая неизбежность всякой борьбы за власть в том и состоит, что патроны, которые вы сэкономили на врагах своих, рано или поздно приходится расходовать на самих себя.

Автор

Пусть Бог даст вам цели, безразлично какие.

Геббельс

Часть первая

1

Скорцени опустошенно вздохнул и устало запрокинул голову на спинку кресла. Только что он закончил беседу с очередным русским диверсантом из специальной, особо секретной группы «Россия-центр», курсанты которой должны были совершить покушение на Сталина.

Это был третий агент подряд, беседы оказались изнуряюще монотонными и больше напоминали предварительные допросы в следственной камере гестапо, нежели общение с давно завербованными агентами, успевшими пройти через разведывательно-диверсионную школу «Зет-4» и «фридентальские курсы».

Настроение у штурмбаннфюрера СС становилось все более мрачным. Ему, как божий день, было ясно, что ни один из этих троих агентов для выполнения сверхсекретной акции в Москве не готов. Нет, относительно технической подготовки диверсантов особых претензий у Скорцени не возникало. В конце концов, воспользоваться замаскированной под комок грязи миной[1 - Факт подготовки группы, которая должна была совершить покушение на Сталина с использованием мины, замаскированной под комок грязи, засвидетельствован, в частности, в воспоминаниях бригаденфюрера СС, начальника управления зарубежной разведки Главного управления имперской безопасности Вальтера Шелленберга.], которая должна сработать под машиной Сталина, сумел бы даже законченный идиот.

Не сомневался Скорцени и в том, что пленные ненавидят «вождя всех времен и народов», поскольку у них были на то веские причины. Не зря же они принадлежали к тому незначительному числу агентов, которых даже не пришлось вербовать: они сами – в разное время и в разных лагерях – обратились с просьбой направить их в разведшколы. Вряд ли на такой шаг решился бы подосланный в лагерь агент НКВД. В Москве прекрасно понимали, что добровольцев проверяют особенно тщательно. Никто не вызывает такого подозрения у разведслужбы, как человек, добровольно напрашивающийся в агенты…

Суть несогласия Скорцени с кандидатурами этих смертников, внутреннее отторжение их заключались в ином. Все это были люди без… диверсионного куража. Без полета фантазии. Без отчаянной уверенности в себе и своем призвании диверсанта. Жалкие исполнители, они, оказавшись на вражеской территории, станут заботиться не столько о выполнении задания, сколько о спасении своей шкуры. Они и выполнять-то задание будут исключительно из страха. А в понимании Скорцени подобные людишки недостойны даже его презрения.

Штурмбаннфюрер медленно поднялся из-за стола и еще какое-то время выжидающе смотрел на бронированную дверь комнаты. Ему все казалось, что она вот-вот откроется и наконец-то появится тот, кого он со спокойной совестью сможет послать хоть в Москву, хоть в Лондон.

«Однако сомнения сомнениями, а Кальтенбруннер ждет твоего доклада, – сказал он себе, поняв, что никто из-за этой двери уже не появится и все ожидания напрасны. – Эти трое отобраны из двадцати отборных. Так что прикажешь делать? Откладывать операцию и готовить новых агентов? Но их еще нужно подыскать, проверить и подготовить, чтобы в конечном итоге они опять попали к тебе. И ты увидел перед собой то же самое, что видел только что… – с безысходной мрачностью улыбнулся Скорцени. – К тому же неясно, что ты можешь сказать обергруппенфюреру, что эти трое, как говорят русские, «рылом не вышли»? Не смотрятся на строевом плацу? О кураже не позаботились? Так иди и подбирайся к Сталину сам…»

Скорцени почти механически нажал кнопку скрытого в столе магнитофона, пленку которого уже успел перемотать.

– Нам известно, что вы были знакомы с механиком из гаража Сталина, – услышал он собственный голос, казавшийся ему голосом двойника из потусторонней жизни, слышать который Скорцени было непривычно и неприятно.

– Это правда, я был знаком с ним. Не знаю, возможно, Сталин успел сменить механика… Я ведь попал в плен в ноябре 42-го.

– Не сменил. Это проверено. Вы часто встречались с этим механиком, бывали у машины Сталина? Знаете маршруты, по которым Сталин ездит с дачи в Кремль?

– Знаю, конечно. Чего ж не знать? Дело это секретное, но под разговор… Да и машина приметная. Неужели зашлете меня, чтобы?..

– У нас всего лишь предварительный разговор, – недовольно избавил его от излишнего любопытства Скорцени. – Мы выясняем связи каждого из агентов, чтобы, исходя из них, оценить возможности. Это и определит судьбу каждого из вас, любимцы смерти.

– Определить надо, без этого нельзя, – растерянно проговорил агент.

Скорцени выключил магнитофон и, поиграв желваками, поднялся. Решившись забраковать агента Аттилу, он на какое-то время упустил из виду то уникальное преимущество, которое Аттила имел перед сотнями других возможных претендентов на право послать к праотцам вождя мирового пролетариата. В руках бывшего младшего лейтенанта Георгия Кондакова находилась нить, позволяющая ему хоть в какой-то степени приблизиться к одному из доверенных лиц Сталина, к механику гаража, а значит, и к машине.

По существу он, Скорцени, должен быть признателен офицерам, сумевшим выудить такого человека из доброй сотни других агентов, из тысяч и тысяч военнопленных. Уж кто-кто, а «первый диверсант рейха» прекрасно понимал: чтобы ухватиться за такую ниточку, иногда приходится жертвовать несколькими агентами, затрачивать массу времени и денег. Но и в этом случае очень часто все заканчивалось провалом, поскольку за каждым доверенным лицом вождя следят десятки других лиц – еще более доверенных. И интерес к ним со стороны «случайных любопытствующих» никогда не бывает случайным.

«Если я не соглашусь с кандидатурой Кондакова, тогда какими же преимуществами должен обладать человек, которого я собираюсь назначить командиром диверсионной группы, направляемой для уничтожения Сталина? – мрачно спросил себя Скорцени. – Забраковав “знакомого” механика из сталинского гаража, тебе остается только одно – самому занять его место. Но учти: ты – со своей внешностью, незнанием языка и страны – продержишься в Москве не более часа».

Штурмбаннфюрер еще раз прошелся по комнате и вернулся к столу. На лежащий там карандаш он посмотрел с такой яростной решительностью, словно на пистолет, выстрелом из которого решил подвести черту под своей далеко не монашеской жизнью. Схватив его, Скорцени вывел, словно нажал на курок: «Агент “Аттила” (младший лейтенант Кондаков) – командир группы». Кого из двух оставшихся агентов введут в подчинение Аттиле – это Скорцени уже не интересовало.

Но даже окончательно дав добро, штурмбаннфюрер все же не испытывал удовлетворения своим выбором.

– Лагерники, – произнес он вслух то единственно верное определение, которое до сих пор не давалось ему.

Ни один из этих людей не способен возвыситься до диверсионного рыцарства. На каждом из них в той или иной мере осталась печать угрюмого, обреченного лагерника.

Лагерная психология обреченности – вот чего не удалось вытравить из психики своих курсантов инструкторам обеих разведывательных школ! Ни в одном из диверсантов, с которыми он успел побеседовать, Скорцени так и не усмотрел истинного профессионала. В них нет даже задатков того ореола диверсионной элиты, с которым уходят на задание Виммер-Ламквет, Штубер, да, очевидно, и тот же Беркут. Кстати, вот кого бы отправить на подмосковную дачу вождя пролетариата…

2

Отто Скорцени уже собирался уходить из этого чистилища диверсантов, когда к нему неожиданно заглянул Кальтенбруннер.

– Знаю, знаю, штурмбаннфюрер, сейчас вы заявите, что ни один из ваших русских до Сталина не дойдет. Даже если их усадить на планеры, а всеми любимого вождя Кобу поместить на вершину Абруццо.

– Уж там-то они, любимцы смерти, до Кобы действительно не доберутся, – спокойно признал штурмбаннфюрер.

– Ревнуете. Вот что значит взойти на вершину славы, Скорцени! Стоит только оказаться на ней, как сразу же начинаешь подозревать, что все вокруг собираются потеснить тебя. Не повторяйте ошибок Гейдриха.

Скорцени взглянул на обергруппенфюрера с откровенным любопытством. Упоминание имени предшественника Кальтенбруннера на посту шефа Главного управления имперской безопасности показалось ему довольно рискованным. Во всяком случае, «уроки Гейдриха» более уместно извлекать самому Кальтенбруннеру.

– Вам, обергруппенфюрер, я уступлю любую вершину, – Скорцени произнес это слишком серьезно, чтобы насторожившийся Кальтенбруннер смог заподозрить его в иронии. Эти слова прозвучали как клятва, которую Скорцени не постеснялся бы повторить. Он прекрасно понял, на что намекает Кальтенбруннер.

Отто знал, какой неукротимой завистью пылал когда-то Гейдрих. Как жестоко страдал этот сильный, волевой человек из-за зависти к успехам всех, кто только мельтешил перед ним – Риббентропа, Геринга, Геббельса… Как из-за зависти по поводу постов и славы он, по существу, возненавидел Канариса и даже своего покровителя – Гиммлера.

Конечно, к вершине славы, к вечному первенству Скорцени стремился не в меньшей мере, чем когда-то Гейдрих. Ради них он и совершал все то, что сумел совершить. Однако не собирался превращать свою жизнь в сплошной ад терзаний. В стенах СД до сих пор помнят зловещую фразу, оброненную когда-то Гейдрихом: «Своих врагов я намерен преследовать до самой могилы».

Но это сказал Гейдрих. Скорцени не желал повторять его роковую ошибку – в этом Кальтенбруннер мог быть спокойным.

«Первый диверсант рейха» предпочитал вообще не преследовать врагов. Он попросту старался не замечать их. Брезгливо не замечать, что убивало некоторых его противников вернее яда или пули. Но если уж его ставили в такие обстоятельства, когда не преследовать становилось невозможно, начинать он предпочитал с того, чем Гейдрих собирался завершать, – с могилы.

1 2 3 4 5 ... 25 >>
На страницу:
1 из 25