Волк среди теней

– Да. В сарае.

– Ну так я отработаю свой ужин. С вашего позволения…

Он вышел в сгущающиеся сумерки, расседлал мерина и запер его в загоне с тремя лошадьми, затем отнес седло и сумки на крыльцо, взял топор и почти час колол дрова, после чего разделся до пояса и вымылся под насосом. Когда Донна Тейбард позвала его в дом, уже взошла луна. Мать и сын сидели у конца стола. Тарелка для него стояла у другого конца, напротив печки. Он перенес ее так, чтобы сесть лицом к двери.

– Могу я сказать слово благодарности, фрей Тейбард? – спросил Шэнноу, когда она начала накладывать еду на его тарелку. Она кивнула. – Господь Воинств, прими нашу благодарность за этот ужин. Благослови дом сей и тех, кто проводит в нем свои дни. Аминь.

– Вы придерживаетесь старого обычая, мистер Шэнноу? – спросила Донна, протягивая ему солонку.

– Старого? Для меня он новый, фрей Тейбард. Хотя правда, он старше всего, что сохраняется в памяти человеческой и остается непостижимой тайной в нашем мире разбитых упований.

– Пожалуйста, не называйте меня фрей! Я сразу чувствую себя дряхлой старухой. Вы можете называть меня Донной. А это мой сын Эрик.

Шэнноу кивнул Эрику и улыбнулся, но мальчик отвел глаза, продолжая жевать. Бородатый незнакомец внушал ему страх, хотя он старался этого не показывать. Его глаза скосились на оружие, висящее на двери.

– Это ручные ружья? – спросил он.

– Да. Они у меня уже семнадцать лет, но сделаны гораздо раньше.

– Вы сами изготовляете порох?

– Да. И у меня есть формы для отливки пуль и несколько сотен медных пистонов.

– А вы кого-нибудь убили из них?

– Эрик! – прикрикнула на него мать. – Таких вопросов гостю не задают и уж тем более за столом.

Ужин все трое доели в молчании. Потом Шэнноу помог Донне убрать со стола. Посуду они вымыли под вторым насосом внутри дома. В тесном чулане Донна чувствовала себя неловко и уронила тарелку, которая разлетелась на десятки черепков от удара о деревянный пол.

– Прошу вас, не бойтесь, – сказал Шэнноу, на коленях подбирая черепки.

– Я доверяю вам, мистер Шэнноу, но мне уже случалось ошибаться.

– Я устроюсь на ночь снаружи, а утром меня уже здесь не будет. Благодарю вас за ужин.

– Нет-нет, – сказала она слишком уж поспешно. – То есть… можете спать в кресле. Мы с Эриком спим в задней комнате.

– А мистер Тейбард?

– Вот уже десять дней, как уехал. Надеюсь, он скоро вернется. Боюсь, не случилось ли с ним чего-нибудь.

– Если хотите, я могу поискать его. Он мог, например, упасть с лошади.

– Он уехал в повозке. Останьтесь, мистер Шэнноу. Поговорите со мной. К нам очень давно никто не заглядывал. Расскажите новости о… Откуда вы едете?

– С юго-запада через прерии. А до этого я плавал в море – вел торговлю с Ледовыми селениями за пределами Вулканического кольца.

– Говорят, это – край мира.

– По-моему, там начинается Ад. На тысячу миль по горизонту пылают огни.

Донна осторожно протиснулась мимо него в большую комнату. Эрик зевал во весь рот, и мать отправила его спать. Он заспорил, как все подростки, но в конце концов послушался. Однако дверь в спальню оставил открытой.

Шэнноу опустился в кресло, вытянув длинные ноги к печке. У него щипало глаза от усталости.

– Почему вы странствуете, мистер Шэнноу? – спросила Донна, опустившись напротив него на коврик из козьей шкуры.

– Ищу свое чаяние. Город на горе.

– Я слышала, что дальше к югу есть города.

– Поселки, хотя некоторые и большие. Однако мой город существовал куда дольше. Он был построен, разрушен и вновь построен тысячи лет назад. Называется он Иерусалим, и к нему ведет дорога – черная дорога со сверкающими алмазами посередине, которые сияют и ночью.

– Библейский город?

– Он самый.

– В этих краях его нет, мистер Шэнноу. Зачем вы его ищете?

– Мне очень много раз задавали этот вопрос, – улыбнулся Шэнноу, – но у меня нет на него ответа. Необоримое стремление, безумие, если хотите. Когда Земля опрокинулась, и океаны хлынули на сушу, возник хаос. Наша история потеряна для нас, и мы не знаем, откуда мы пришли и куда идем. В Иерусалиме меня ждут ответы, и там моя душа успокоится.

– Странствовать очень опасно, мистер Шэнноу. И особенно в диких землях за Ривердейлом.

– Эти земли вовсе не дикие, госпожа. Во всяком случае, если их знать. Дики люди, и они превращают в дикие земли любой край, где обитают. Но я человек известный, и меня редко тревожат.

– Вы известны как зачинатель войн?

– Я известен как человек, с которым зачинателям войн лучше не встречаться.

– Вы играете словами.

– Нет, я человек, который любит мир и ищет мира.

– Мой муж был миролюбивым человеком.

– Был?

Донна открыла дверцу печки и подбросила поленьев. Некоторое время она смотрела на пламя, и Шэнноу не решался прервать молчание. Наконец, она посмотрела на него.

– Моего мужа нет больше. Его убили.

– Разбойники?

– Нет, комитетчики. Они…

– Нет! – пронзительно крикнул Эрик, стоя в дверях спальни в белой холщовой ночной рубашке. – Неправда! Он жив! Он скоро вернется домой… Я знаю, он скоро вернется домой!

Донна Тейбард кинулась к сыну, прижала к груди его залитое слезами лицо. Потом увела в спальню, и Шэнноу остался один. Он медленно направился в ночной мрак. В небе не было видно звезд, но в разрыве туч плыла луна. Шэнноу почесал в затылке и почувствовал под пальцами пыль и песчинки. Он снял шерстяную рубашку, потом нижнюю и вымыл голову в бочке с чистой дождевой водой, ногтями соскребая грязь с кожи.