Голос

– Хорошо, – ответил он, улыбаясь.

И в этот момент вновь зазвучало то же пение, что и утром…

Пронзительный, наполненный тоской до краев голос обрушился на окна точно порыв урагана. Егор едва не вскрикнул, а мама как стояла, опершись рукой на притолоку, так и застыла – побледневшая, с остановившимися, какими-то мертвыми глазами.

– Маам? – позвал он.

Она не отозвалась, даже вроде бы не услышала.

Песня, напоминавшая плач, заполняла квартиру, от ее звуков самому хотелось заплакать… или нет, выбежать из квартиры, и помчаться со всех ног, неважно куда, лишь бы добраться до места, где не слышно этого звука.

– Маам! – позвал Егор громче.

Мама вновь не отозвалась, даже не дрогнула.

Он зажал уши, но это не помогло – Голос не стал тише, он лишь изменился, зазвучал отчетливее, словно доносился не снаружи, а откуда-то изнутри головы или тела.

Но разобрать слова по-прежнему не удавалось.

– Что с тобой?! Слышишь?! – Егор выбрался из-за стола. – Ответь мне!

Взял маму за руку, но она и этого словно не заметила, ладонь ее оказалась холодной, сухой и безжизненной.

Егору стало страшно.

– Бабушка! – закричал он. – Ты где?

Никто не ответил, и он побежал по коридору на кухню.

Бабушка неподвижно сидела на табуретке у кухонного стола, глядя в сторону телевизора на подоконнике. По экрану бежали цветные полосы, из динамиков вылетало отрывистое шипение, через которое пробивались обрывки бессмысленных фраз «…отправлена помощь…», «…лучше для мужчины…»…

И надо всем этим гремел, вел печальную мелодию Голос, странным образом не заглушавший другие звуки.

– Бабушка, – позвал Егор тише, уже не надеясь на ответ.

Лицо маминой мамы было пепельно-серым, на виске еле-еле билась крохотная жилка.

Что делать? Позвать на помощь соседей? Позвонить в «Скорую помощь»?

Взгляд Егора упал на настенные часы, висевшие над кухонным столом – большие, круглые, с листочками и ягодками на циферблате. Волосы на затылке слегка шевельнулись – секундная стрелка не двигалась, да и минутная замерла, точно ее приклеили.

Хотя часы эти висели тут всегда, сколько он помнил, и папа каждое утро заводил их, и сегодня тоже.

– Зачот… – пробормотал Егор, вспоминая, как сегодня чудесным образом успел на первый урок.

И в этот момент Голос стих, будто его выключили.

После мига оглушающей тишины забормотал телевизор, с улицы донесся сигнал автомобиля. Бабушка тяжело вздохнула, прижала руку к груди, наклонила голову на одну сторону, как всегда, когда у нее болело сердце.

Но ведь только что все было нормально!

– Егорка, ты где? – донесся из коридора голос мамы, а в следующий момент она вошла на кухню, осунувшаяся, замученная. – А, сюда удрал… Что-то сегодня я устала… Тяжелый день у нас в больнице.

Да, мама работает медсестрой, и дело это непростое.

Но еще пять минут назад она выглядела бодрой и радостной!

– Вы ничего не заметили? – спросил Егор, переводя взгляд с мамы на бабушку.

– Ничего, – сказала мама, и женщины переглянулись.

– Но ведь только что вы обе были как статуи! – выпалил он. – Минут пять! Зазвучало это, пение с неба, и вы замерли! Точно заснули стоя! Я вас разбудить хотел! Только не смог! И часы стояли!

И Егор указал на циферблат, по которому вновь шустро бежала секундная стрелка.

– Пение с неба? – мама ласково улыбнулась. – Неужели ты слышишь ангелов?

– Он выдумщик, как и все дети, – заворчала бабушка. – Люда, мое лекарство… Принеси, оно там, в буфете, а то что-то сердце прихватило…

– Вы мне не верите? – спросил Егор. – Думаете, я сочиняю? Нет-нет-нет!

Но почему они ничего не помнят!?

Ведь Диман тоже слышал Голос, и ничего с ним не случилось!

А вот «англичанка» одеревенела, как и техничка, и прохожие на улице.

– Конечно, верим, Егорка, – мама взлохматила ему волосы на затылке. – Расскажешь потом, хорошо?

И она вышла из кухни, отправилась искать бабушкины таблетки.

Ему не поверили, и настаивать бесполезно!

Решат, что он сочиняет, что наконец-то выучился плести небылицы, как тот же Диман!

– Нет-нет-нет… – повторил Егор, но уже разочарованно, без запала.

Может быть, папа воспримет его рассказ иначе?

Папа явился с работы, как обычно, после семи, раскрасневшийся от мороза, принес с собой запахи бензина и машинного масла. Он белозубо улыбнулся, как всегда, переступив через порог, но сегодня улыбка у него получилась вымученная, словно ненастоящая.

Егор дождался, пока папа поужинает, и только затем подошел к нему.

– Я хочу тебе кое-что рассказать, – серьезно, по-взрослому сказал он.

Папа слушал внимательно, не перебивал, не улыбался, не отвлекался на телевизор, где как раз начались новости.

Но когда Егор закончил, он проговорил: