Войны ветра

– Да. И нередко.

– Но почему никто ничего не знает? Нет, Ир, я верю, верю, не кривись! Просто хочу понять. Чтобы получить повреждения, надо попасть в заварушку. Но о заварушке, случись она в городе, моментально узнают все.

– Откуда?

– Что значит «откуда»? – поразился я. – А свидетели, а полиция?

– Смешной ты…

– Да обхохочешься…

– Не обижайся. – Она потрепала меня по волосам. – Просто ты еще не влился в наши реалии.

– Ну так помогай.

– Дело в том, что никаких свидетелей нет и быть не может. Ни обывателей, ни полиции.

– Не понял… – с интересом протянул я.

– Ты разве не заметил, сколько свидетелей было при нападении на патруль, когда тебя освобождали сегодня?

– Нисколько, – тихо ответил я.

– Вот именно! – Ирина с торжеством подняла вверх указательный палец. – И так всегда.

– Что значит всегда?

– Мы умеем изменять статистические вероятности событий в нужную нам сторону. То есть любое более или менее вероятное событие мы можем сделать вероятным на сто процентов, если оно нам необходимо, или невероятным вообще, если не хотим такого исхода.

– Ты серьезно? – удивился я.

– Да. Это нечто вроде вероятностного щита. Если нам не нужны свидетели, их не будет. События сложатся так, что всем в это время надо будет находиться в других местах или смотреть в другую сторону.

– И как вы это делаете? Волшебной палочкой? – Я не сдержал усмешки.

– Нет. Специальным прибором. Потом увидишь. Он тут, на Базе. Но, поверь, изменение статистических вероятностей – не самый крутой фокус. Нам подвластны и куда более серьезные возможности воздействия на реальность.

– Колдовство, – заключил я.

– Пару тысяч лет назад нашу деятельность так бы и назвали. Хотя, если уж совсем точно, то мы занимаемся антиколдовством.

– Анти?

– Ну да, – спокойно кивнула Ирина. – Мы боремся с колдунами, вампирами, духами, демонами, оборотнями и прочей нечистью. Однако, чтобы бороться с порождениями тонкого мира, нам приходится самим в нем оперировать. Иначе не выйдет. Вот мы и научились.

– По методике ваших противников?

– Не совсем. Еще в семидесятые годы двадцатого века началось изучение тонкого мира научными методами. Мы продолжаем и развиваем тему.

– За это время до многого можно было докопаться, – проронил я, не сильно скрывая иронию.

Ирина мне показалась поначалу самым нормальным человеком на Базе. Но теперь я сомневался в верности своей оценки.

– Мы и докопались до многого, – заявила она. – Особенно, с учетом того, что в начале двадцать первого века во главе Института стоял Сергей Дворжек – предок нашего Альберта. И с тех пор фамилия руководителя не менялась ни разу.

– Ни фига себе монархия… – не удержавшись, присвистнул я.

– Скорее династия, – поправила меня Ирина. – Хотя очень уж демократичной нашу структуру назвать нельзя. Она создана на военный манер, и в ее основе лежит принцип единоначалия и строгой иерархии.

– Это я заметил за ужином.

– Зря обижаешься, – вздохнула она. – Многие из наших законов на самом деле написаны кровью. Я-то это знаю, можешь поверить.

Во что-то поверить тут было сложно. Но я уже чувствовал, что доказательства реальности самого жуткого бреда не заставят себя долго ждать. Не могли же населять Базу одни сумасшедшие! А транспортная пентаграмма? А сама База, упрятанная на двухкилометровой глубине под землей? Конечно, на самом деле База могла находиться в каком-нибудь подземелье Сан-Петербурга. Но… Слишком уж она огромна, чтобы остаться незамеченной в черте города. Да и слишком спокойны тут все. С учетом того, что меня сейчас по всему городу ищут и уж все подземелья точно прочесывают. А если предположить, что возможна телепортация под землю с помощью огненного знака, то почему бы не предположить и возможность изменения статистических вероятностей? Тем более что свидетелей моего освобождения и впрямь не наблюдалось.

Мы повалялись еще немного, после чего Ирина сказала:

– Надо заканчивать медицинские процедуры. У нас хоть и ненормированный рабочий день, но за разумные пределы никто не выходит. К тому же сегодня я что-то подустала, а надо сделать еще одно важное дело.

– Какое? – спросил я, блаженно вытянувшись на кушетке.

– Лицо тебе необходимо немного подправить. Ну и вообще – тело. Чип чипом, но ты единственный в городе Егор Сморода с обожженным лицом и богатырским телосложением. Вполне возможно, что, не обнаружив тебя нигде, полицейский департамент разошлет в розыск не только параметры твоего чипа, но и внешние приметы, а также биометрические показатели. А когда поймают, будут уже разбираться.

– Тьфу на вас! – без особой тревоги за свое будущее ответил я. – Телосложение только портить не надо.

– Не буду, – рассмеялась Ирина. – У меня рука не поднимется.

Еще часа полтора она возилась с моей внешностью и преуспела в том, перед чем бессильны оказались полковые медик-мастера всех рангов – склератическая ткань ожогов на моей физиономии сменилась нормальной кожей. Хоть в рекламе кремов снимайся. Потом Ирина при помощи лазера и наноскопа минут пятнадцать меняла структуру сетчатки моего глаза и перепаивала микрососуды глазного дна. А когда и с этим успешно справилась, нанесла мне на кожу ладоней толстый слой довольно едкой мази.

– Посиди пять минут, – сказала моя новая знакомая. – Это наномазь на основе ДНК. Пусть впитается.

– Щиплет! – пожаловался я.

– Потерпишь. Зато несколько миллионов нанороботов сейчас внедрятся в структуру кожи и начнут перестраивать клетки так, чтобы они образовали новые папиллярные линии. Тебе не помешает сменить отпечатки пальцев.

– И скоро они сменятся?

– До неузнаваемости через три дня.

– Круто! – оценил я.

Щегол был прав – финансовую мощь этой организации ни с первого, ни со второго взгляда оценить невозможно. Но тогда возникает вопрос – на чем они зарабатывают? Вопрос был интересным, но пока меня больше волновали вопросы, связанные с моим будущим.

Когда мазь полностью впиталась, мы оделись, и Ирина проводила меня до выхода из медицинского блока.

– Заходи, если что, – с улыбкой предложила она.

– Заскочу непременно, – улыбнулся я в ответ. – Не знаешь, сильно меня тут будут напрягать первое время?