Кабинет доктора Ленга

– Разумеется, вы специалист, а я нет, – вмешалась в его размышления герцогиня. – И окончательное решение всегда за оценщиком. Я надеялась и продолжаю надеяться, что улажу все свои дела с вами. Это лучше, чем терять время и рисковать оглаской, неизбежной при посещении Мейден-лейн.

Упоминание об улице, известной в те времена как Алмазный ряд, можно было счесть угрозой, пусть и высказанной в вежливой форме. Кунц и сам предпочел бы заключить сделку с этой леди… И его все сильнее разбирало любопытство: что еще может оказаться в ее сумочке?

Она не протянула руку, чтобы забрать камень.

– Вы совершенно правы, – сказал Кунц, положив изумруд на войлок. – При внимательном осмотре я убедился, что мы могли бы поднять цену до четырех с половиной тысяч.

– Это любимый камень моей бабушки. Мне бы не хотелось расставаться с ним меньше чем за шесть тысяч.

– Мы… э-э… должны это обдумать, – ответил Кунц с едва уловимой задержкой.

Все зависело от того, что оставалось в сумочке. Он опустил изумруд в мешочек и отложил в сторону.

– Могу взглянуть на следующую вашу драгоценность, миледи?

Герцогиня протянула ему второй мешочек. Кунц открыл его и замер, уставившись на поразительный образец редчайшего красного алмаза. Подлинные фантазийные[18 - Фантазийными называются цветные бриллианты.] бриллианты были такой редкостью, что насыщенность цвета ценилась у них выше чистоты. У этого камня оказалась необычная, никогда прежде не встречавшаяся Кунцу треугольная огранка, идеально передававшая глубину красного цвета.

– Это Napnyugta[19 - Закат (венг.).], «Закатный алмаз», – пояснила герцогиня. – Король подарил его моему деду за храбрость, проявленную в первые дни Венгерской революции.

Кунц почти не слышал ее, разглядывая камень. За свою карьеру он видел всего несколько красных бриллиантов, и ни один из них даже близко не достигал такого размера. Приблизительно двадцать пять карат, если не больше.

Он снова поднес лупу к глазу и вгляделся вглубь камня. Полная безупречность, лишь крохотные перышки. Во всем мире не нашлось бы красного бриллианта крупнее и совершеннее этого. Прошло не одно мгновение, прежде чем к Кунцу вернулась способность говорить.

– Прекраснейший бриллиант, миледи, – сказал он.

– Благодарю вас.

Сколько он может стоить? Леди ждала. Этот камень просто нельзя упускать.

– Меня бы вполне удовлетворили сто тысяч долларов, сэр, – заявила герцогиня.

Кунц проглотил комок. Он никогда не платил столько за один камень.

– Может быть, вы согласитесь на семьдесят пять?

– Нет, благодарю вас, не соглашусь.

Кунц положил камень в мешочек и протянул Груберу.

– Мы возьмем его по вашей цене, миледи.

Открылся еще один атласный мешочек, и появился следующий камень: темно-фиолетовый сапфир-кабошон[20 - Кабошон – обработанный камень, имеющий гладкую, выпуклую поверхность без граней.] с астеризмом[21 - Астеризм – оптический эффект, наблюдаемый у некоторых кабошонов: появление звездообразной фигуры при освещении кристалла.], – но звезда была сдвоенной, двенадцатилучевой вместо обычной шестилучевой. Кунц с первого же взгляда определил, что камень ни в чем не уступает «Полуночной звезде» из Американского музея.

– Он из Могоу, это в Бирме, – сообщила герцогиня, пока Кунц рассматривал сапфир.

Кунц решил назвать цену прежде, чем это сделает она:

– Мы можем предложить за этот камень сорок тысяч, миледи.

– Пятьдесят, вместе с изумрудом.

– Непременно.

Оба камня вернулись в мешочки и отправились к Груберу.

Кунц обернулся к герцогине в ожидании следующего камня, но она лишь смотрела на него, сложив руки на сумочке.

– Последние два камня имеют особенную ценность. Я имею в виду… общемировую ценность.

Казалось, она пытается справиться с эмоциями.

– Понимаю, ваша светлость.

«Общемировая ценность»? Сердце Кунца учащенно забилось.

– Они неотделимы от истории моей семьи и поэтому бесконечно дороги мне. Если у вашей фирмы не хватит средств, чтобы приобрести их, я… – она помолчала, собираясь с духом, – я пойму. Не уверена, что у меня хватит сил расстаться с ними.

С этими словами она достала из сумочки еще один шелковый мешочек и передала Кунцу.

Кунц принял его очень осторожно. У «Тиффани» не хватит средств? Что она имеет в виду?

Он перевернул мешочек, и оттуда выкатился камень. Кунц замер.

Каждому ювелиру однажды попадает в руки не просто драгоценный камень, а божественный идеал. И в этот момент Кунц отчетливо понял, что, даже если ему суждено прожить еще сто лет, он никогда больше не увидит такого прекрасного бриллианта. Это было чистое совершенство.

Снова поправив лупу, он бережно, очень бережно подцепил камень ювелирным пинцетом, стараясь унять дрожь в руках, и поднес к свету. Кунц изучил его со всех сторон: перевернул короной вниз – обычный способ определить природный цвет бесцветного алмаза, – затем устремил взгляд вдоль площадки, а также осмотрел снизу, начиная от калетты[22 - Корона – верхняя часть камня; площадка – плоская, самая крупная грань на вершине кристалла; калетта – крохотная грань в нижней, пирамидальной части камня, параллельная площадке.].

– Этот камень веками принадлежал нашей семье, – стала рассказывать герцогиня. – Он называется «Слеза Афины», поскольку только глаз бога способен произвести такое совершенство. Кроме этого, о камне мало что известно. Предположительно, он попал к нам из Бирмы, во время хаоса, последовавшего за падением Паганской империи[23 - Паганская империя – государство, существовавшее на территории современной Мьянмы в 1044–1287 годах.]. Говорят, тогда разграбили больше десяти тысяч буддийских храмов.

Кунц кивал, не слушая. Он опустил камень, но лишь для того, чтобы написать записку и отдать ее Груберу, который тут же выскочил из кабинета. А Кунц опять поднял бриллиант.

Камень был очень большим – хоть и не настолько, как Алмаз Тиффани, – и при этом идеальным. Абсолютно идеальный и непостижимо бесцветный, сверкающий, словно лед в самом сердце огня. Кунц понятия не имел, какой величины он был до обработки, но огранка, всегда играющая главную роль при оценке качества бриллианта, была образцово симметричной: не слишком толстый рундист[24 - Рундист – поясок по периметру наибольшего сечения камня, делящий его на нижнюю (павильон) и верхнюю (корона) части. Место закрепления камня в оправе.], точные пропорции, придававшие камню невероятный, искрящийся блеск. Более того, бриллиант был безупречным. Полностью, совершенно безупречным: даже под лупой Кунц не нашел ни малейшего следа кристаллов, облаков, узлов или полостей. За всю свою недолгую, но очень активную карьеру Кунц не видел настолько совершенного камня.

Бриллианты весом более дюжины карат, не имеющие включений, на протяжении веков называли парагонами. И этот камень, несомненно, был парагоном. Только весом почти в сто карат.

Вернулся слегка запыхавшийся Грубер с ответом на сообщение. Кунц быстро прочитал его и повернулся к герцогине.

– Ваша светлость, – сказал он, едва не позабыв положить драгоценный камень обратно в мешочек, – позвольте мне ненадолго отлучиться. Я хочу пригласить сюда мистера Тиффани. Мы ведь можем посвятить его в вашу тайну?

– Разумеется.

Кабинет Чарльза Льюиса Тиффани располагался этажом выше, в том же северном крыле здания. Он был ненамного больше кабинета Кунца, но куда роскошнее. Тиффани сидел за столом в обычном наряде: темно-серый сюртук, черный жилет, хлопковые брюки с начесом, высокий воротничок и заколка для галстука с его любимой жемчужиной. Взглянув на Кунца, он тут же вскочил с кресла.

– Что с вами, Джордж? Вы заболели?

– Я бы хотел, чтобы вы спустились ко мне и посмотрели камень, – ответил Кунц.

Минуту спустя он и Грубер стояли за спиной Тиффани, который уселся за рабочий стол Кунца. Осмотр «Слезы Афины» затянулся надолго. Затем Кунц вкратце изложил Тиффани историю герцогини и ее камней, показал жалованную грамоту и уже приобретенные камни.