Напиток мексиканских богов

Действительно, гуманоид шествовал по сложной кривой с завитушками, каблуками вырисовывая на скучном однотонном ковре персидские огурцы.

– Не, этот парень с Земли, точно! – с уверенностью определила многоопытная Тяпа. – Наш мужик, пьяный в доску!

Гулко хлопнула закрывшаяся дверь. Шелковая бахрома у моего лица взвихрилась, я отползла поглубже, и вовремя: пьяный землянин широким жестом сдернул с кровати покрывало. Я явственно увидела черные кожаные сапоги, такие блестящие, что в позиции лежа я могла бы смотреться в них как в зеркало. Над головой моей хрустнуло: мужик уронил седалище на кровать и завозился, стягивая с себя сапоги. Процесс давался ему с большим трудом, о чем свидетельствовала вдумчивая матерная ругань. Неприличные слова озвучивал довольно приятный баритон, который немного портила пьяная икота. Примерно через минуту рядом с сапогами, зафиксированными во второй балетной позиции, установились ноги в бежевых льняных носках с умильным кантиком из лазоревых цветочков. Стопы недетского сорок четвертого размера размялись, покатавшись с пятки на носок, а потом вознеслись и исчезли. Матрас захрустел, как снежный наст, по которому рысцой пробежал увесистый кабанчик.

– Во мужик! – уважительно прошептала Тяпа. – Здоровенный, как лось!

– Спи, мой лосенок, усни! – тихонечко затянула Нюня, которой не терпелось завершить неожиданное приключение благополучным возвращением в наш законный номер. – В доме погасли огни!

– Лось на кровати лежит! – подхватила Тяпа. – Воздух от храпа дрожит!

– Глазки скорее сомкни! – прошептала я.

И мы слаженным трио закончили:

– Усни-и-и-и!

И пьяный лось с планеты Земля, подчиняясь могучему заклинанию старинной колыбельной, захрапел размеренно, громко и задорно, как трактор передовика социалистического соревнования на героическом подъеме целины.

– Шевелись! – не дожидаясь антракта в сельхозработах, скомандовала Тяпа.

Я послушно шевельнулась и едва не взвизгнула от резкой боли: под локоть мне угодило что-то маленькое, но очень твердое и колючее. Я потерла травмированное место и машинально подхватила с пола неуютную штуковинку. Это была пластмассовая кривулька, подвешенная на цепочку в одном ряду с мелкими горошинами, – какое-то лилипутское ожерелье с подвеской. Я без раздумий надела его на руку, так как, будучи девушкой абсолютно нормальной, отношусь к любым украшениям со здоровым интересом и уважением.

Извиваясь, я выползла из-под кровати, точно раздавленный тяжелой жизнью аллигатор, но вынуждена была сразу же испуганно зарыться в тряпичную кучу: на прикроватной тумбочке засвистал лихим тирольским мотивчиком чужой мобильник, и мужик на кровати перестал выводить носом рулады.

– Я! – вполне бодро сказал он в трубку. – Я, я! Натюрлих. Яволь!

– А лось-то не наш, – тихо шепнула Тяпа. – Не землячок! Заграничный лось – немецкий!

– А нам все равно, откуда он! Хоть с Сириуса! – сердито прошипела измученная переживаниями Нюня. – Уползаем, пока этот немецкий лось ничего не слышит и не видит!

И под пьяное лопотание на чужом языке я вместе с маскировочным покрывалом по-пластунски переместилась в крохотную прихожую. Там, оказавшись вне поля зрения иноземного лося, я встала в полный рост – и обнаружила, что снова потеряла где-то свое полотенце.

– Это уже второе сегодня! Одеяло убежало, улетела простыня! Не везет тебе нынче с махровыми изделиями, – мельком посочувствовала Тяпа.

У нее уже созрел новый смелый план:

– Предлагаю замотаться в покрывало! Ты же умеешь делать сари?

Умение сооружать оригинальные одеяния из мануфактурных изделий постельно-бельевой группы я приобрела еще в пионерском лагере, когда мы с девчонками в незатейливых нарядах из белых простынок а-ля «привидение с моторчиком» бродили по укромным парковым аллеям, злокозненно распугивая целующиеся парочки. Такова была наша страшная детская месть вредным пионервожатым, и я никогда не думала, что этот навык пригодится мне во взрослой жизни.

Оказалось, что делать сари я не разучилась, хотя с шелковым гостиничным покрывалом возни было больше, чем с суровой пионерлагерной простыней. Скользкая ткань так и норовила распутаться, так что мне пришлось подвязать пестрое индийское одеяние этнически чуждыми ему белыми шнурками. Их я вытянула из щегольских кремовых туфель, чьи замшевые носки, похожие на острые мордочки двух любопытных белых мышек, на свою беду выглядывали из обувницы в прихожей.

Из тонкой щелки по периметру входной двери просачивался свет, да и глаза мои успели привыкнуть к темноте, так что непроглядным окружающий меня мрак уже не был. Поэтому мой инстинктивный порыв посмотреть на себя, такую нарядную, в зеркало не был лишен смысла. Отражение меня не слишком порадовало, но и не ужаснуло. Фигура в мешковатом наряде из многослойного пестрого шелка походила и на принцессу Нури, и на чучело с индийского огорода, и на гуманоида с Сириуса, и на рулон линолеума веселой фантазийной расцветки. Чтобы немного увеличить сходство именно с принцессой, я распустила волосы по плечам и пятерней причесала их на относительно прямой пробор, а потом испачкала пальчик коричневым кремом для обуви и нарисовала между бровей аккуратный кружочек.

– Да просто класс! Индира Ганди отдыхает! – самодовольно сказала Тяпа.

Немецкий лось тоже отдыхал, не отвлекаясь на мое присутствие. Нисколько не желая его беспокоить, я бесшумно нажала на дверную ручку, выскользнула в коридор и аккуратно прикрыла за собой дверь.

– Ну, слава богу! – с облегчением вздохнула Нюня.

Она рано обрадовалась: дверь нашего номера оказалась заперта. Ключа у меня не было, а на стук никто не отозвался. Очевидно, Райкина подвижная игра в «Каравай, каравай, кого хочешь – выбирай» еще не закончилась.

Стоять под дверью было глупо и неудобно. Я вернулась в холл с видом на лифт, села в кресло и стала беззвучно, но горячо молить небеса о скорейшем возвращении подружки с ключом.

Очень скоро моему богоугодному занятию помешала дежурная по этажу. Она вышла из гладильной комнаты, держа в руке вешалку с отутюженными белоснежными брюками, при виде меня замедлила шаг и удивленно спросила:

– А это еще тут откуда?

Не уловив глубинного смысла вопроса, я восприняла его в чисто географическом разрезе и мелодичным голоском, каким, в моем представлении, должна разговаривать благовоспитанная девушка из приличной индийской семьи, ответила:

– Из Бангалора.

– Это где такое? – с подозрением рассматривала меня дежурная.

– Понаехали, блин, таджикские гастарбайтеры! – заворчала вульгарная девка, вольготно развалившаяся на диване. – На стройку иди, чучело, бетон мешай! Че ты сюда приперлась, рожа неумытая?

Такое яростное проявление расизма меня неприятно удивило и обидело. В другое время мы с Тяпой не задержались бы с адекватным ответом, содержащим перечисление всех дефектов рожи, кожи и внутреннего мира гадкой девки. Но блаженная Нюнечка вовремя напомнила нам, что Индия – родина Махатмы Ганди, чья миролюбивая философия снискала одобрение всего цивилизованного мира, и я ограничилась тем, что сказала непросвещенной хамке с кротким упреком:

– Инди, руси – бхай, бхай!

– Ты кого тут учить будешь, чучело?! – отнюдь не подобрела противная девка. – Да я это твое пхай-пхай с тринадцати лет делаю, и еще никто не жаловался!

– Катя! – предостерегающе сказала дежурная.

– А че Катя? Я уже двадцать лет Катя! – девка основательно завелась. – Я, блин, полгода на вокзале как каторжная пахала, пока меня в эту гостиницу поставили, а тут какое-то чучело приперлось и будет мне клиентуру перебивать?!

– Катя! – веско повторила дежурная. А меня неприязненно спросила: – Милочка, ты чья?

– Мамина и папина! – сердито гавкнули мы с Тяпой, отпихнув в сторону Нюню и Махатму с их непопулярным в простонародных массах миролюбием.

– Так Папины девочки на вокзале работают, а Мамины – в ночном клубе на острове! – обрадовалась Катя, и я поняла, что сказала что-то не то. – А ну, вали отсюда, пока я своих мальчиков не позвала!

– И в самом деле, – поддержала ее дежурная. – Шла бы ты на свое место, милочка, что это за мода – самодеятельность разводить?

– Ага, вчера одна выкобенивалась, сегодня другая выпендривается! – злорадно поддакнула Катя.

Она с трудом распутала конечности (они были крупные, рельефные и в позиции «нога на ногу» состыковывались выпуклостями и впадинами, как пазлы), пригнулась, как хоккейный вратарь, подбоченилась и рявкнула:

– А ну, геть отсюда, дешевка!

– Это кто дешевка?! – китайской петардой взвилась моя горячая Тяпа. – Это я дешевка?!

– Девочки, девочки! – дежурная помахала перед нами отглаженными брюками, как белым флагом.

И в этот момент очень кстати подъехал лифт.

– Цыц! – сусликом свистнула на нас с Катей дежурная, проворно убегая за свою конторку.