Сын героя

Сын героя
Елена Евгеньевна Тимохина

Последний день из жизни Салькова, который восстанавливает его друг по просьбе следователя. Кто он, опустившийся алкоголик или агент под прикрытием?

Елена Тимохина

Сын героя

Вика вышел из машины, которую припарковал на улице подальше, не доезжая стоянки – его побитые «Жигули» не шли ни в какое сравнение с полированными боками прокурорских иномарок. По традиции он несильно пнул колесо и убедился, что диск еще держится на месте. После этого Вика внимательно осмотрел чистую публику, позволяя осмотреть и себя – был он небритым, носил мятую желтую майку, сильно ношеные джинсы и черные кеды с новыми белыми шнурками.

У подъезда прокуратуры толпились люди, пришедшие взглянуть на убийцу. Из гордости и презрения к ним Вика задрал подбородок, и все же ему было не по себе. Сюда пришли его друзья и знакомые, и ответить им было нечего. Первый же, кому Вика протянул руку для приветствия, отвернулся и сплюнул в сторону. И, сжатый со всех сторон осуждающими взглядами, но отнюдь не доказательствами, он обвел глазами людей, как если бы готовился выступать в суде. Суда как такового не было, если только не считать это сборище судом Линча. А вот осужденный имелся – Виктор, бывший студент, а ныне человек без определенных занятий и без раскаяния. И во взгляде его не было вины, а только удивление. Отчего все они набросились на него?

– Ничего, ничего, Вика, – успокаивал его тихий шизофреник Прокопьич. – Потерпи, а там видно будет.

Хороший совет, но он предназначался не для нынешних обстоятельств. Как человек умудренный опытом Вика знал, что на все отпущено свое время. В отведенное ему время он окончил школу, поступил в политехнический институт, закончил его и поступил в аспирантуру. На последний шаг времени уже не хватило, и он ушел ремонтировать квартиры. Одни считали, что это он сделал из-за денег, другие решили, что он спился и стал слабоумным. Вика имел свое мнение: он смотрел правде в глаза: жизнь стала напряженной и неслась так быстро, что догнать ее он не мог. Времени на вдох не оставалось, только на выдох. Не было его и сейчас, когда в очередной раз мейнстрим вынес его на обочину вместе с безработными, бомжами и подозреваемыми в убийстве. На обочине было тяжело, но как жить дальше он примерно знал, потому что годы не прошли даром, научили.

На улице было жарко, а тут в кабинете следователя прокуратуры холод собачий. Хозяин кабинета сидел за столом, с головой уйдя в бумаги, только плечи его подрагивали. Вика ощутил озноб, и знаток в нем сразу установил, в чем дело: с кондиционером явно поработали таджики и, как водится, напортачили. Следователь молча страдал от мороза, также молча пригласил его присесть на стул напротив. Вот и попался, говорил его взгляд. На столе перед ним лежал целлофановый пакет, что в нем было, Вику не интересовало. Ему захотелось унести ноги подальше отсюда. Следователь был иного мнения, он твердо решил засадить Вику в тюрьму. Он развернул сверток и молчал. Следователь еще не заговорил, а Вике уже захотелось заснуть и больше не просыпаться. В трансе он ответил, как его зовут, поведал про род своих занятий (электрик) и местожительство (комната в малосемейном общежитии).

– Это ваш нож, гражданин Серов? – спросил следователь.

Он встал и разглядывал в упор подозреваемого.

В кабинет без стука зашел бывший участковый Сорокин, который имел совершенно бандитский вид в черных очках с импортной оправой. Как бандит, он чертыхнулся и прибавил скорым матом – он всегда чертыхался и сквернословил. Потом он снял очки и положил на стол.

– Фирма? – спросил про очки следователь.

– Естественно, – ответил Сорокин. Глаза у него были черные и навыкате, внимательные глаза.

– Послушай, Серов, ты это дело брось, – поучительно произнес бывший участковый. – Я тебя как облупленного знаю. Этот парень с моего участка, – кивнул он следователю. – Не лучше других, а те уже сидят. Про что балакаем?

– Про нож, – ответил следователь. – Ваш нож, Серов?

– Его, его, – подтвердил Сорокин. – Можешь не сомневаться, нож знакомый.

Короче, дело было труба. Бесполезно и отпираться. В этом кабинете уже успело побывать не менее десятка человек. Естественно, они опознали нож.

– Мой, – Вика пошел навстречу общественному мнению. Он всегда соглашался с властями – и когда объявляли девальвацию, и когда голосовали за одного кандидата. Расплата за это должна была неизбежно последовать.

– Его нашли в пивном ресторане на речвокзале, – сказал следователь.

– Я тоже там был.

Он приготовился к вопросу о полковнике, но следователь молчал.

– Ты вот что скажи, Серов, – вмешался в допрос Сорокин. – Каким образом тебе удалось разбить витрину в ресторане?

– Неужели ее разбили? – удивился он. – А люди говорили, что она выдержит.

– Витринное, блин стекло, его кулаком не прошибешь. Стыдно, брат. Так и в приличные места пускать не будут.

Следователь воспротивился этому отступлению и вернул допрос в свое русло:

– Продолжим про нож. Каким образом он вчера оказался при вас?

– Не могу сказать. Я всегда ношу его при себе. На случай, если придется чистить рыбу.

– Рыбу, говорите? – повторил следователь и недоверчиво покачал головой. –

– Рыбу – это, брат хорошо, – заметил Сорокин. – А я вот на шампиньоны перешел. Желудок у меня, понимаешь, сдавать стал. Вот и перешел на диетическую пищу. Мне эти шампиньоны на дом приносят. Где они их только находят, интересно знать.

– Ну и как желудок? – поинтересовался следователь.

– Плохо. Окончательно сгнил. А от шампиньонов я сатанею. Ну, я пошел, не буду мешать, – Сорокин хлопнул дверью, его очки остались лежать на столе.

Следователь ласково посмотрел на подозреваемого.

– Вы признаетесь в том, что убили гражданина Салькова, известного как Полковник?

В руке его блеснуло что-то черное и блестящее, отчего Вика попятился назад. Бить резиновым шлангом будут, подумалось ему. Он читал про злых следователей, выбивающих показания. Но это оказались всего-навсего очки.

– Я не чувствую себя достаточно дееспособным, чтобы ответить на вопрос.

– А вот свидетели утверждают, что в тот вечер вы были вполне дееспособны.

Вика обмер от удивления. Только сейчас он увидел, что на груди у следователя бусы, правда деревянные. «Значит, бить не будет, верующий», – успокоила его мысль.

– Свидетели утверждают, что вы много выпили в тот вечер. Это правда, Серов?

– Н-не могу сказать. Все прошло, как обычно, – ответил Вика.

– Только вот гражданина Салькова убили. Вы не помните?

– Нет, почему же?

У Вики не было ни малейшего желания бороться с судьбой.

В задумчивости следователь грыз ручку, как подсолнух, выплевывая вместо шелухи слова:

– По их словам, между вами возникли серьезные разногласия. Какие? Что вы можете сказать на этот счет?

Вика закрыл глаза. Лавина вопросов сбила его с ног и погребла под собой. Он остановился и молчал, опасаясь сделать неверный шаг и запутаться. В то время, как его современники располагали временем, чтобы наговорить врак и совершить глупости, которые затем исправляли, сам он вечно находился в цейтноте. Оттого он всегда задыхается в честности, которая дешевле американской курятины.

– Разногласия между нами случались, но они были связаны с особенностями профессии Полковника. Как вы знаете, он служил в органах. Я не имею ничего против советских чекистов, но порою они зарываются, вам не кажется? Особенно, когда выпьют. С Полковником я дружил, но мне многое в нем не нравилось.

Он нервничал и пытался скрыть это за потоком слов.

Следователь смотрел на него недобрыми глазами:

– Нам все известно, Серов.