Оценить:
 Рейтинг: 0

Подметные письма

1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
1 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Подметные письма
Евгений Евгеньевич Сухов

В Нижний Новгород к месту службы прибывает молодой блистательный поручик Скарабеев. Поначалу на новом месте дела у него складываются благоприятно, – он был обласкан начальством и принят в генеральский дом. Но вскоре начались неприятности: в дом генерала стали подкидывать письма фривольного содержания, порочащие молодую графиню. Под подозрения попадает прибывший недавно поручик.

Глава 1. Дело упыря

– Не обессудьте, но это дело всенеприменейше ваше, господин Воловцов, и даже не спорьте! А потом вам не привыкать вызволять невинно обвиняемых, так сказать, из-под надвигающихся жерновов правосудия. Верно, Иван Федорович? – бодро поинтересовался Владимир Александрович.

При последних словах следовало верноподданнически вытянуться, лицу надлежало приобрести должную суровость. Что было немедленно осуществлено.

– Точно так, ваше превосходительство!

– А значит, в связи с этим делом вам надлежит немедленно отправляться в Нижний Новгород!

Эко высказался его превосходительство! С вывертом… Ничего не скажешь, – мастер русской словесности! Даже не преминул улыбнуться ободряюще. Вот когда ему нужно, то "наш генерал" (именно так с некоторой ехидцей называли за глаза окружного прокурора Судебной палаты действительного статского советника Владимира Александровича Завадского) мог быть эдаким добрым дядюшкой, который ежели и бывает суров, так на то всегда имеются веские основания. И первая из них – он должен видеть у своих подчиненных рвение в служении на блага Отечества.

Да и у кого из подчиненных хватит дерзости, чтобы спорить с самим окружным прокурором? Так что просьба Завадского быть к его словам лояльным ни что иное, как некоторая игра в демократию, которая его превосходительство, надо полагать, весьма забавляла. А вот то, что делом бывшего репетитора тактики Нижегородского кадетского корпуса отставного поручика Скарабеева придется заниматься именно мне, это уже безо всяких шуток.

Я тотчас почувствовал на своих плечах бремя порученного мне дела. Отнесся философски, – никуда не денешься, нужно работать. Несколько дней назад мною было завершено дело маниака, которому в ходе расследования было дано прозвище "Упырь". Все собранные материалы в силу служебной необходимости были переданы военному следователю Московского Военно-окружного суда.

Отдохнул несколько дней и вновь грудью на редуты!

Значит, в ближайшие часы предстояло покинуть Москву и ехать в дальнюю дорогу. На сей раз в Нижний Новгород…

* * *

Дело "Упыря" мне было поручено вести тотчас по возвращении в Москву из Рязани, где я вел следствие по весьма запутанному делу о двойном убийстве генеральши Безобразовой и ее служанки. А "Упырем" с легкой руки пристава Пятницкой полицейской части окрестили некоего человека (если уместно так сказать), принявшегося осквернять могилы нескольких кладбищ. Хотя слово осквернять, пожалуй, будет слишком мягким для такого изувера.

Все началось еще во время моего пребывания в Рязани. В середине ноября, а точнее четырнадцатого числа, обер-кондуктор Московско-казанской железной дороги Поликарп Семенович Измайлов схоронил на общегородском Лазаревском кладбище в Марьиной Роще свою юную дочь Манефу в возрасте тринадцати годов. Не стану вдаваться в подробности болезни несчастного дитя и рассказывать о причинах, повлекших столь раннюю смерть, скажу только, что дочка обер-кондуктора была похоронена недалече от матери знаменитого российского романиста Федора Михайловича Достоевского.

На следующее утро сторож кладбища, совершая свой обычный обход, обнаружил, что одна из свежих могил раскопана, гроб расколочен, и тело из него на три четверти лежало снаружи. Сторож немедленно поспешил к смотрителю кладбища и доложил ему о вандализме. Смотритель первым делом вызвал к себе могильщиков, но те клятвенно заверили своего начальника, что захоронение они провели по всем канонам: дали отцу и пришедшим на похороны родственникам проститься с покойной, затем заколотили гроб, опустили его в могилу на три аршина и засыпали землей. После чего, как водится, соорудили аккуратный могильный холмик, поставили православный крест и, получив от родственников покойной на водку, удалились. При надобности их слова могут подтвердить все присутствующие, что были на похоронах. Смотрителю ничего более не оставалось, как отправился к той разрытой могиле в сопровождении сторожа и могильщиков, чтобы лично убедиться в правдивости слов кладбищенского сторожа.

Зрелище было омерзительным и очень ужасным, на могиле побывал настоящий кощун. Крест бы сбит в сторону, могилы разрыта, гроб был разломан (явно орудовали топором), обнаженная девочка почти лежала на земле, – богатое платье, в котором ее проводили в последний путь было украдено.

Но это было еще не все…

Тело покойной Манефы Измайловой было словно искусано (да детском тельце как будто бы оставались следы от зубов), а желудок и живот были вспороты сверху и до самого низу, в результате чего часть внутренностей вывалилась наружу.

Кладбищенский смотритель, потрясенный увиденным, потопал в ближайший полицейский участок и сообщил о происшествии околоточному надзирателю. Тот с двумя нижними чинами полиции прибыл на кладбище, произвел досмотр места преступления и по обнаруженным хорошо видимым следам, ведущим от могилы (погода в день похорон была слякотная, а под утро случились заморозки), дошел до забора, которым было огорожено кладбище. В том месте, где через него перелез преступник, забор был дощатым, и на перекладине, соединяющей вертикально стоящие доски, были заметны следы, оставленные от грязной обуви.

Поскольку следы были явственно заметны, околоточный надзиратель сделал вывод, что человек, совершивший злодеяние, приходил либо поздно вечером, либо ночью, иначе бы он предпринял какие-то действия для их сокрытия. И еще наблюдательный, и весьма толковый полицейский приметил, что обувь у преступника была с низким каблуком, венчающимся на пятке металлической подковкою. Началось расследование, не смотря на все предпринятые усилия, не дало никаких результатов.

Девятнадцатого ноября подобный случай произошел уже на Пятницком кладбище, к которому аккурат ведет Кладбищенский переулок. Злодей разрыл аж две могилы: девочки двенадцати лет по имени Александра Каблукова и Зинаиды Крашенинниковой, купецкой жены сорока двух лет от роду.

Могила девочки была свежей и находилась в десяти саженях от высоченной стелы из итальянского черного мрамора, под которой, как гласила надпись у ее основания, "была погребена голова инженера путей сообщения Бориса Алексеевича Верховскаго, казненного китайцами-боксерами в Маньчжурии в городе Лао-Янь в июле 1900 года…" Как и в случае на Лазаревском кладбище с Манефой Измайловой, на Александре Каблуковой отсутствовало платье, а ее желудок и живот, как гласило врачебное заключение, "были вскрыты продольным разрезом, открывающим часть внутренностей". Кроме того, ноги выше колена, живот и бок девочки были изжеваны, что подтвердило позднее врачебное заключение.

Тело Зинаиды Крашенинниковой, женщины, захороненное более недели назад и начавшее активно разлагаться, было вытащено через разбитую крышку гроба и проволочено на расстояние около двух с половиной саженей. Платье на покойнице было задрано, чулки приспущены. Рот Зинаиды Крашенинниковой был разрезан до ушей. Через область желудка и живота проходил продольный разрез, часть внутренностей женщины вывалилась, а часть была разбросана, включая вырванную печень покойной. Возле обоих трупов были обнаружены одинаковые следы обуви, с большой долей вероятности, принадлежащие вурдалаку, сотворившему все эти бесчинства. Оставленные преступником следы указывали на наличие низкого каблука и металлической подковки на пятке.

На место преступления приставом, успевшим провести предварительное расследование, был вызван специальный агент с собакой-ищейкой по кличке Герда (и агент, и собака были позаимствованы в Московском сыскном отделении у его начальника коллежского советника Лебедева), обнаруживший место, где преступник перелез через кладбищенский забор. За забором следы таинственным образом терялись. Дальнейшее расследование зашло в тупик.

Двадцать третьего ноября было совершено очередное преступление. Опять-таки на Лазаревском кладбище. Недалеко от могилы жены литературного критика Белинского была вскрыта могила актрисы Московского Художественного театра Виолеты Орловской, захороненной двадцать второго числа. Почерк преступления был прежний: крышка гроба разбита и расщеплена, тело вынуто, платье на трупе отсутствовало, чулки приспущены до колен, на распоротом животе, боку и ляжках покойной актрисы следы укусов и жевания, внутренности покойной частично разбросаны. Следы, оставленные преступником, вновь, как и в случае с Манефой Измайловой, уводили к дощатой части забора на северной стороне кладбища.

Сомнений не оставалось: оскверненные могилы на Лазаревском и Пятницком кладбищах дело рук одного и того же преступника с ярко выраженными маниакальными наклонностями. Все эпизоды с вырытыми могилами было решено объединить в одно делопроизводство, а следствие по нему было порчено вести мне, как только я вернулся из Рязани. Там мною было раскрыто двойное убийство с ограблением, в котором обвинялся полковник Тальский. Мне удалось доказать его невиновность.

Непосредственный мой начальник, председатель департамента уголовных дел судебной палаты Геннадий Никифорович Радченко, официально поручая мне дело Упыря, молвил:

– С предыдущим делом ты справился блестяще! Практически спас этого Тальского от каторги. Теперь настала очередь спасти все наше общество от выродка-маниака. Полномочия у тебя, как у судебного следователя по особо важным делам, самые широкие. Так что – действуй…

Действовать я начал тотчас по принятию дела "Упыря" в свое производство. Посетил оба кладбища, на которых были взрыты и осквернены могилы усопших, опросил тамошних сторожей и могильщиков. Именно они сообщили мне одну немаловажную деталь: в похоронных процессиях среди родственников и знакомых покойных, могильщики приметили некоего унтер-офицера, держащегося от пришедших проводить в последний путь усопших особняком и несколько поодаль. А в случае с Александрой Каблуковой унтер и вовсе наблюдал за похоронами со стороны.

Подтверждением того, что "Упырь" – лицо военное, послужил новый случай взрытия и осквернения могилы. Случилось это уже на Семеновском кладбище, выросшем из погоста села Семеновское, что в районе Соколиной Горы.

Около полуночи двадцать седьмого ноября сторожа кладбища разбудил лай собак. Гавкали они в эту ночь громче и злее обычного. Сторож вышел из будки, прислушался, но никакого постороннего шума не услышал и резонно решил провести обход кладбища, как только развиднеется.

Поутру сторож начал свой обычный обход территории кладбища. Наискосок от памятника генерал-лейтенанту Константину Васильевичу Сикстелю, начальнику артиллерии Московского военного округа, и близ захоронения начальницы Сиротского приюта Московского Воспитательного Дома Гликерии Алексеевны Цеймерн, кладбищенский сторож обнаружил разрытое захоронение. Это была могила женщины по имени Аполлинария Суслицкая, учительницы французского языка, умершей сорока шести лет от роду, схороненной накануне. О случившемся сторожем было сообщено смотрителю кладбища и в ближайший полицейский участок. Я узнал о новом преступлении "Упыря" чуть позже, однако прибыл на кладбище вовремя, – труп Аполлинарии Суслицкой лежал нетронутый, точнее, такой, каковым его обнаружил кладбищенский сторож: вынутый из разбитого гроба, с задранным платьем, приспущенными до колен чулками и взрезанным животом. На бедрах и боках покойницы явственно просматривались укусы с повреждением кожи. Позже медик-экперт определит их, как человеческие. Мужские следы, оставленные возле могилы, имели низкий каблук и металлическую набойку на нем в виде подковки. Что лишний раз подтверждало факт свершения данного преступления именно "Упырем".

После допроса сторожа я стал опрашивать могильщиков. И когда задал вопрос, не видел ли кто из них вчера поблизости, когда хоронили учительницу Суслицкую, некоего унтер-офицера, один из могильщиков не очень твердо ответил:

– Был один такой… Кажись, да, унтер. Младший.

– Точно младший? – задал я уточняющий вопрос.

–Точно, – поддакнул второй могильщик. – Я его хорошо разглядел. У него на алых погонах две лычки было. Стало быть – младший унтер-офицер. Он стоял возле памятника генералу Сикстелю и смотрел на похороны…

– Ну, если вы его хорошо разглядели, то опишите его, – предложил я второму могильщику.

– А что описать-то? – спросил могильщик.

– Меня интересует какого он роста, его возраст, какое у него лицо… Овальное, круглое, вытянутое… Может быть, приметы какие есть особенные у него есть, скажем, хромал или еще что-то, – пояснил я.

– Росту он среднего… Молодой, не старше двадцати пяти лет… – в задумчивости произнес могильщик. – Что еще… – он немного помолчал, глядя вбок. – А, глаза у него голубые, – вспомнил могильщик. – И это, усики. Тонкие такие, ухоженные…

Больше могильщик ничего не вспомнил, но этого было уже достаточно, чтобы составить словесное описание "Упыря".

После происшествия на Семеновском кладбище, кроме словесного описания "Упыря", мной было определено еще несколько его особенностей, которые могли бы помочь в расследовании и конечном счете поимке преступника.

Первая. "Упырь" раскапывал только женские могилы. Мужские захоронения, даже самые свежие, его не интересовали. Значит, помимо всего прочего, в его действиях присутствовал половой признак, что указывало на определенное душевное отклонение.

Второй особенностью было то, что "Упырь" совершает набеги на могилы по нечетным дням через три на четвертый. Об этом свидетельствовали его посещения кладбищ: Лазаревского – пятнадцатого ноября; Пятницкого – девятнадцатого; снова Лазаревского кладбища – двадцать третьего и Семеновского – двадцать седьмого ноября.

Во всех случаях – это было третьей особенностью преступного почерка "Упыря" – он предварительно приходил на кладбища, выявлял более или менее свежие захоронения, часто присутствуя на самих похоронах. После чего, уже ночью в районе одиннадцати-двенадцати часов, перелезал через кладбищенскую стену, шел к уже известной ему могиле, раскапывал ее, совершал свои гнусности и уходил обратно тем же путем, каковым пришел. Еще одной отличительной особенностью, уже четвертой, было то, что "Упырь" орудовал лишь в той части города, в которую входили все три названных кладбища. Это могло означать лишь одно: его воинское подразделение, где он служит младшим унтер-офицером, дислоцируется в этой же части города либо недалеко от нее. И это вполне могли быть казармы на Немецкой улице, где квартировал Троице-Сергиевский резервный батальон. Нижние чины которого как раз носили алые погоны.

Пришлось нанести визит военному прокурору, поскольку военнослужащие с их противузаконными проступками находились в ведении Военно-окружного суда. Военный прокурор, первейшей обязанностью которого являлось наблюдение за ходом предварительного следствия, выделил, как он выразился, "в помощь вам, господин коллежский советник", своего военного следователя Ираклия Шотаевича Горгадзе.

– Человек он опытный, думаю будет полезен в расследования, – добавил военный прокурор и принужденно улыбнулся. – Сами понимаете, военная прокуратура не может остаться в стороне.

Военный следователь Ираклий Горгадзе был равных со мною лет и производил впечатление человека бойкого, смышленого, исполнительного и весьма честолюбивого. На самом деле, как мне показалось, Горгадзе был приставлен ко мне не столько в помощь проведения следствия, сколько ради того, чтобы военному прокурору быть в курсе проводимого следствия со всеми его версиями и уликами. И чтобы в нужный момент, когда не останется никаких сомнений, что "Упырь", и правда, является военнослужащим, принять дело в свое производство, отодвинув меня в сторонку. И с триумфом завершить громкое расследование, приписав все заслуги по поимке кладбищенского маниака себе и ведомству Военно-окружного суда.

Неуемное стремление лично арестовать "Упыря" и надеть на него кандалы привело военного следователя Горгадзе к задержанию младшего унтер-офицера Колобородько, подпадающего под словесное описание "Упыря". Задержанию ошибочному, на которое я не давал свое "добро", поскольку даже не подозревал о его существовании. Правда, кое-какие основания для ареста младшего унтер-офицера Колобородько у военного следователя все же имелись. Как стало известно, этот унтер-офицер, будучи в карауле, удалялся тайком между одиннадцатым и двенадцатым часом ночи и возвращался с красным лицом, горящими глазами, а его одежда и источала запах, весьма похожий на трупный. Все эти обстоятельства были написаны в анонимном донесении на имя командира подразделения, в котором служил унтер-офицера Колобородько. Заарестовав его, стали детально разбираться. И вскоре выяснилось, что в точности в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое ноября и в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое, когда были взрыты и осквернены могилы на Лазаревском кладбище, младший унтер-офицер Колобородько находился в карауле и отлучался на время по каким-то своим личным надобностям. Военный следователь Горгадзе уже потирал руки в предвкушении своего триумфа: как же, – утер нос самому судебному следователю по особо важным делам! Однако унтер Колобородько заявил, что к святотатству отношения не имеет и на обе отлучки у него имеется твердое alibi: в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое и в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое ноября Колобородько находился у своей любовницы Марфы, проживающей в доме по Кирпичному переулку. Его слова подтвердили на допросе означенная любовница и квартирная хозяйка Губицкая, которая была в курсе ночных визитов унтера Колобородько к ее квартиросъемщице, поскольку мучилась бессонницей и засыпала только под утру. А то, что от младшего унтер-офицера исходил трупный запах, так это было от того, что унтер Колобородько вместе с Марфушкой до и после любовных утех пили бражку, которая и придавала дыхания сладковато-приторный запах. С некоторой натяжкой его можно было принять за трупный…
1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
1 из 6

Другие аудиокниги автора Евгений Евгеньевич Сухов