Убить Сталина

Голос у начальника лагеря сделался чуток теплее – способных людей ценят даже враги.

– Ладно, это был легкий вопрос, а сейчас ответьте мне, в какой цвет покрашены ступени на крыльце?

– Там не было ступенек, – уверенно ответил Таврин. – А если вас интересует, какая была дверь, то могу сказать, что она была деревянной, выкрашенной в темно-коричневый цвет.

– Вы меня заинтриговали. Вы первый, кто ответил на эти вопросы точно. Как же вы с таким блестящим умом, с вашей наблюдательностью попались на финансовых махинациях?

– Моя работа, а главное – моя тюрьма меня многому научили. Сейчас я бы не попался.

– Теперь мне понятны истоки вашей наблюдательности. Жизнь заставила вас быть наблюдательным. Теперь попробуем вот что.

Оберштурмбаннфюрер вытащил из кармана коробок спичек и положил его на стол. Выдвинув ящик стола, он вынул из него и положил на стол пистолет «вальтер», затем, немного покопавшись, выудил старый потертый портсигар, десяток патронов, среди которых было несколько больших – от крупнокалиберного пулемета. Затем на столе оказались какие-то шурупы, болты… Для немца, пусть даже прибалтийского, подобный хаос совершенно невозможен.

Таврин с видимым равнодушием наблюдал за стараниями начальства. Экзамен закончен, самое время, чтобы навести порядок на рабочем столе. Вот сейчас сгребет в одну кучу все лишнее и выбросит в мусорную корзину. Но неожиданно начальник лагеря распорядился:

– Отвернитесь.

Таврин молча повиновался. Что за новость, уж не собираются ли его пристрелить в затылок?

– И ответьте мне вот на какой вопрос: что вы видели на столе и в каком порядке лежат эти вещи?

– Четыре патрона от крупнокалиберного пулемета лежат все вместе рядом с вашей правой рукой. Пять патронов с трассирующими пулями с зеленой маркировкой разложены веером чуть выше. Коробок спичек лежит в центре стола, короткой стороной к вам. Рядом портсигар, длинной стороной он направлен в окно. Восемь шурупов лежат горкой. Шесть болтов выложены дорожкой. Вы неосторожны, господин оберштурмбаннфюрер, пистолет взведен. А что, если мне вздумалось бы его выхватить и направить на вас?

– Однако… Повернитесь.

Таврин немедленно подчинился и, посмотрев на предметы, разложенные на столе, остался доволен своей наблюдательностью. Пистолет уже благоразумно был спрятан в ящик стола.

– А вы молодец. Если бы я не был знаком с вашим личным делом, то подумал бы, что вы прошли серьезную подготовку в русской разведшколе. Впрочем, русский разведчик вел бы себя более благоразумно. – Оберштурмбаннфюрер небрежно смахнул весь хлам в выдвинутый ящик стола. – Пройдете трехмесячную подготовку у нас, а потом вас отправят в лагерь «Предприятия „Цеппелин“. Надеюсь, что вы будете полезны Германии и фюреру. А я со своей стороны напишу вам рекомендательное письмо. Что поделаешь, в наше время без протекции никак нельзя. – Широко улыбнувшись (Таврин никогда не видел его в таком хорошем расположении духа), он добавил: – Должны же знать о ваших способностях те, кому это положено знать по службе.

Глава 13

РАСПОРЯЖЕНИЕ ГИММЛЕРА

Перешагивая порог кабинета Генриха Гиммлера, Вальтер Шелленберг ощутил легкое волнение. Несмотря на просторный кабинет, каков и должен быть у одного из высших руководителей рейха, обставлен он был довольно скромно: длинный стол, за которым проводились совещания; шесть стульев, поставленных вдоль стен; в углу старомодный шкаф, в котором плотно стояли книги (предпочтение отдавалось немецкой классике и мемуарной литературе). Камин, выложенный зеленой изразцовой плиткой, рядом с камином возвышалось глубокое кресло. Обращала на себя внимание огромная картина, висящая напротив двери, – яркими сочными красками были нарисованы горы, к подножию которых притулилась небольшая деревушка с черепичными крышами, через деревушку проходила широкая, слегка петляющая дорога, терявшаяся в межгорье.

Этот незамысловатый пейзаж так и дышал покоем и безмятежностью и несколько смягчал казенный аскетический вид кабинета. С первого взгляда было ясно, что это полотно работы какого-то выдающегося мастера. Возможно, на оборотной стороне имеется даже музейный номер. Гиммлер не пропускал мимо себя ни одной красивой вещи, а к шедеврам питал определенную слабость.

Гиммлер сидел за небольшим письменным столом и что-то писал.

Выбросив вперед руку в нацистском приветствии, Шелленберг энергично поприветствовал рейхсфюрера СС. Генрих Гиммлер, как и подобает одному из высших руководителей Третьего рейха, лишь коротко ответил:

– Хайль!

Отодвинув в сторону бумаги, он внимательно посмотрел на бригадефюрера. Глаза проницательные, умные, собственно, такие и должны быть у руководителя разведки. Внешность у рейхсфюрера была очень даже располагающая, интеллигентная, а модные очки в золотой оправе придавали ему прямо-таки академический вид. Во время разговора он не делал никаких резких движений, был внимателен и любезен. Всем своим видом он напоминал обыкновенного учителя, какими были его родители, а поучающий тон еще более добавлял сходства. Всякий раз у Шелленберга при беседе с Гиммлером невольно возникало ощущение, что он вновь оказался на студенческой скамье и держит суровый экзамен перед именитым профессором. И очень опасается огорчить его своим неправильным ответом.

– Присаживайтесь, Вальтер, – кивнул Гиммлер на стул у стола.

Шелленберг неторопливо сел. О чем пойдет разговор, он даже не догадывался. Ранним утром ему позвонил адъютант Гиммлера и сообщил о том, что рейхсфюрер хочет видеть его в двенадцать часов дня. Шелленберг не любил таких незапланированных визитов хотя бы потому, что чаще всего они оборачивались какими-нибудь неприятностями. Роль нашкодившего школьника не для него, да и домашнее задание он всегда выполнял исправно.

Перед визитом Шелленберг еще раз внимательно пролистал все бумаги, касающиеся вопросов, по которым может пойти разговор, и, сложив их в папку, направился в рейхстаг.

Скорее всего, Гиммлера интересовали разведывательные проекты в Прибалтике, которые ведомство Шелленберга разрабатывало в последние четыре месяца, и он решил получить полный отчет по этому направлению.

За этот участок Шелленберг был спокоен: здесь имелись определенные успехи. В последнюю неделю было выброшено сорок диверсионных групп, тридцать из которых уже успели выйти на связь. В случае возможного продвижения русских на запад они должны будут заняться в их тылу активной диверсионной работой. В каждой из групп имелся специалист по подрывному делу, а взрывчатки им сбросили столько, что ее вполне хватит на два десятилетия. Так что в ближайшее время в этом районе следует ожидать активизации диверсионных действий, тем более что командование вермахта планирует на этом направлении серьезный прорыв.

– Вы, кажется, вчера разговаривали с Риббентропом? – Стекла очков Гиммера зловеще блеснули, но лицо его продолжало излучать любезную доброжелательность.

Шелленберг даже не удивился вопросу – руководитель секретных служб должен знать все.

– Да, господин рейхсфюрер. Риббентроп предложил мне принять участие в разработке теракта против Сталина. Он считает, что как только Сталина не станет, так советский режим рухнет сам собой. Он сказал, что заручился поддержкой фюрера. И готов лично устранить Сталина на какой-нибудь из конференций. Правда, я сомневаюсь, что подобная конференция может состояться в ближайшем будущем.

– Ах, вот оно как, – интонации Гиммлера прозвучали слегка раздраженно. – С каких это пор внешнеполитическое ведомство вмешивается в дела зарубежной разведки? И потом, действительно, с чего это Риббентроп взял, что Сталин захочет с ним встретиться? Что же вы ему ответили?

– Я сказал, что готов помочь, даже рад буду подключить наш технический отдел, но только пусть он заручится от Сталина согласием, что тот явится на какую-нибудь международную конференцию. – Шелленберг слегка улыбнулся.

Гиммлер рассмеялся. Ответ Шелленберга ему понравился. В рейхе ни для кого не были секретом натянутые отношения между главой внешнеполитического ведомства и рейхсфюрером СС. А потому Гиммлер не упускал случая, чтобы щелкнуть оппонента по кончику носа.

– Скажу вам откровенно, Вальтер, вряд ли Риббентропу удастся найти подходящую причину. Сталин не пойдет на контакт. Сейчас сорок четвертый год, а не сорок первый и даже не сорок второй… Раньше нужно было думать об этом. Русские сейчас переходят в наступление по всему фронту. Если с кем и можно встречаться, так это с его союзниками – американцами и англичанами.

Шелленберг застыл, стараясь ничем не выдать своего волнения. Все это весьма чревато… Рейхсфюрер произносил крамольные вещи. Если вдруг содержание разговора станет известно какому-то третьему лицу, то Гитлер, не колеблясь, лишит его всех наград и званий и велит публично казнить где-нибудь на Александерплац. Следовательно, Гиммлер полагает, что отношения между ними более чем доверительные.

– Как-нибудь, Шелленберг, мы с вами поговорим об этом пообстоятельнее. Я считаю, что у нас с американцами и англичанами много общего. Во всяком случае, нелюбовь к России… Об этом они тоже никогда не забывают. Я даже не исключаю, что в этой войне могут выиграть русские. Не удивляйтесь, Вальтер, я реалист и прекрасно осведомлен о том, что творится на фронтах. И американцы с англичанами подозревают, что как только эта красная чума разделается с нами, так она непременно обрушит весь свой гнев и на их головы. Тем более что за русскими будет психологическое преимущество – покоренная Европа и вера в то, что русские солдаты способны освободить весь мир! Ладно, сейчас не об этом… Если Гитлер хочет, чтобы мы устранили Сталина, что ж, мы постараемся сделать для этого все возможное. Я, честно говоря, не верю, что с его устранением война закончится и что русские войска двинутся в обратную сторону. Но ликвидация Сталина может дать нам какую-то временную передышку. А за это время мы постараемся договориться с союзниками. А уж они сумеют надавить на преемника Сталина. Сегодня у меня назначена встреча с фюрером, я обязательно подниму этот вопрос. И если он лично одобрит операцию по устранению Сталина, то вы должны будете подготовить подробнейший план, как осуществить эту операцию наилучшим образом.

– Слушаюсь, господин рейхсфюрер!

Глава 14

СЕКРЕТНОЕ ДОСЬЕ

В дверь негромко постучали, и в просторный кабинет Абакумова вошел адъютант и сказал прямо с порога:

– Виктор Семенович, пришла радиограмма, только что расшифровали.

– Давай сюда.

Адъютант, высокий краснощекий капитан, распрямив спину, уверенно прошел к столу (шесть шагов) и положил на него сложенный вдвое лист бумаги. Парень держался прямо, очень уверенно, но упругий шаг портили его огромные стопы, которые он ставил как-то вразлет. Создавалось впечатление, что он шагал не по кабинету начальника управления, а подходил к станку в балетном зале. Надо будет как-нибудь при случае поинтересоваться, не занимался ли он в прошлом бальными танцами.

Положив на стол бумагу, адъютант четко развернулся и уверенно, по-прежнему ступая елочкой, зашагал по ковровой дорожке к двери. Улыбнувшись, Виктор Семенович невольно задержал на нем взгляд – фактура впечатляющая, такими руками только балерин к потолку подбрасывать!

Оставшись один, Абакумов внимательно прочитал шифровку: «Волку. Есть информация, что одна из гитлеровских спецслужб собирается провести акцию по ликвидации товарища Сталина. В связи с этим фигурирует фамилия главы внешнеполитического ведомства Риббентропа. Лиса».

Сложив листок опять вдвое, Абакумов провел по его сгибу ногтями и небрежно бросил его на стол. Теперь содержимое шифровки недоступно даже случайному взгляду, и нужно быть большим наглецом, чтобы копаться на столе у начальника военной контрразведки.

Главная задача теперь состоит в том, чтобы выяснить, какая именно из разведок собирается провести против товарища Сталина террористический акт.

Но почему Риббентроп? Что-то здесь не вяжется. Такие акции не по его ведомству. Он весьма далек от диверсионных операций, к тому же у него нет должного влияния на военные ведомства. Войну выигрывают не дипломаты, а разведка с армией.

Вот с разведки и следует начать.