Без вины преступница

Она так сильно орала и так сильно открывала рот, выплескивая на него обиду, что он даже перепугался. А ну как губки лопнут, и силикон потечет прямо по подбородку? Прямо на ее силиконовую грудь, которая нервно подергивалась сейчас прямо перед его глазами.

Он знал, что будет дальше. В какой-то момент ему надоест ее слушать, он рявкнет, может даже, засадит ей по щеке. Она забьется в угол и зарыдает. И так и просидит там бог знает сколько, поскуливая. Он однажды специально засекал: Вероника прорыдала без остановки полтора часа. У него даже виски заломило от ее воя.

Скучища.

И вот зачем ему все это? Секс с Вероникой хорош, конечно, кто спорит, но не слишком ли дорого он платит? Во всех смыслах. Разве он не устал от этой девки, которая всеми правдами и неправдами собирается дотащить его до алтаря? Устал, давно устал.

Даже Симка, его верная жена и подруга, с которой они прожили двадцать лет, не выдержала и ушла от него пару месяцев назад. Сказала, что он ей надоел вместе с его перекачанной силиконом шалавой. Так и сказала. Врала, конечно, наполовину.

Нет, надоесть он, может, ей и надоел. Он ведь не особо прятался с Вероникой, таскался с ней по всяким людным местам и важным мероприятиям. Симе об этом, конечно же, было известно. Но это не вся правда. А вся заключалась в том, что Сима, его верная жена и подруга, влюбилась. Так бывает, да. И ушла от мужа к своему возлюбленному, и улетели они куда-то в теплые страны на ПМЖ, и велели их не искать и не беспокоить.

А ему что? Ему, честно, даже обидно не было. Отпустил. Само собой, никаких великодушных жестов в виде солидного денежного выходного пособия. Решила уйти к любимому – уходи, в чем пришла, никаких тебе золотых парашютов, дорогая. Она и ушла с небольшим чемоданчиком.

Об этом мало кто знал, кстати. Пару человек из его окружения – водитель и охранник, Симкина родня. И все, даже Стас Бушин не знал. Он бы тут же растрепал своей шалаве Жанке, а та – Веронике. И тогда только держись, Гнедых Александр Геннадьевич, покоя тебе не будет. Будет мозг выедать после каждого оргазма эта красота, слепленная вся сплошь на его бабки.

– Ты ответь мне, ответь! – никак не унималась Вероника и нервно выплясывала перед кроватью в чем мать родила. – Ответь, Алекс, сколько мне еще ждать? Я устала!

На последнем слоге ее голос взвился так высоко и зазвучал до того фальшиво и неприятно, что внутри у него что-то лопнуло. Какая-то долго сдерживаемая пружина сорвалась с крепежей и пошла раскручиваться с угрожающим повизгиванием.

– А ну заткнись, Вероничка.

Голос его прозвучал тихо и страшно. Он точно знал, что, когда он так говорит, его все боятся. Даже верная Симка, которая прошла с ним огонь, воду и медные трубы и которая могла пойти с ним врукопашную, затихала, когда он начинал так говорить.

– Как будто гремучая змея по траве ползет, Сашка! – признавалась она и боязливо дергала плечами. – Страшный ты все же человек, Сашка!..

Вероника захлебнулась гневом, как кипятком. Застыла с покрасневшим мгновенно лицом, глазки вытаращила, пухлые губки плотно сжала.

– В общем, так, Вероничка…

Саша скинул с себя теплое воздушное одеяло, затянутое в дорогой шелк. Свесил с кровати сначала одну ногу, потом другую, одним движением поднялся с кровати и застыл – голый, сильный, по-мужски красивый. Только невероятно холодный сейчас и опасный, это даже она понимала.

– Саша, ты чего? – Она неуверенно улыбнулась. – Прости меня. Сама не знаю, что я так разошлась. Жанка, наверное, подогрела. Все хвасталась и хвасталась с утра, весь мозг мне проела.

– Я сказал, заткнись, – так же тихо повторил он и сощурил глаза. Еще один страшный признак, стоивший многим здоровья.

– Ага, – качнула она головой, – я заткнусь. А что делать, Саш, после того как заткнусь?

– Собираться и валить, Вероничка.

Он взглядом прошелся по ее вещам, разбросанным по спальне. Он сам их разбросал каких-то пару часов назад: любил неистовство в прелюдии. Неистовство и даже грубость.

– Валить? – Она недоуменно поморгала, кивнула согласно. – Поняла, валить. А потом? Потом, Алекс?

– Я много раз просил тебя не называть меня Алексом, – почти ласково проговорил он и сделал неуверенный шаг в ее сторону. – Я ведь просил, Вероничка.

Видимо, дошло. Поняла своим куриным мозгом. Бросилась собирать вещи. Хватала с ковра трусы, чулки, платье, а сама опасливо на него косилась. И правильно делала. Спиной к нему в такую минуту поворачиваться не стоило. Никогда.

– Значит, все, да? – заорала она от входной двери. Уже открыла ее, чтобы успеть удрать, если что-то пойдет не так. – Все?

– Да, – ответил он, не повышая голоса.

Но она услышала. Громко всхлипнула.

– Психопат!

И хлопнула дверью.

Догонять он не стал.

Во-первых, голый. Был бы на своей загородной даче, а не в многоквартирном доме, может, и бросился бы за ней. Поймал бы за космы и повозил по земле как следует, чтобы неповадно было пасть открывать. Но здесь так распускаться нельзя. Жилье элитное, престижный район. Многоэтажку населяют не простые смертные. В какую дверь ни пни – всюду чин, да какой.

Потому и сдержался, не бросился догонять нахалку. Но это не означало, что он ее простил. Наказание последует. Пока он не знает какое, но придумает что-нибудь.

Саша зажмурился и глубоко подышал с минуту. Обычно это помогало справиться с бешенством, разрывающим грудь, но сейчас помогло не очень. Что-то все равно теснилось внутри, нарастало, требовало выхода. Он точно знал, что не в Вероничке дело, что-то было еще. Что он упустил? Попробовал вспомнить последние события, мысленно отматывая день за днем всю неделю. Да нет, вроде все в порядке. И в бизнесе, и с друзьями. Что тогда? Чего его так ломает?

Может, он просто стареет? Теперь что, так и будет – его запросто сможет вывести из себя любая пустоголовая девка? И не просто вывести из себя, а довести до того страшного состояния, в котором он способен…

– Да пошло оно все, – буркнул Саша и двинулся в ванную.

Долго стоял под душем. Потом попытался побриться перед чертовым зеркалом, которое снова запотело. Он его трет полотенцем, а оно все равно мокрое! Что за вытяжку ему сделали в ванной, уроды!

Он еле остановил собственный кулак, который летел в самую середину проклятого зеркала. Тут же уставился в него с недоумением. Нет, что-то все же было не так. Что-то заставляло его психовать. Это нездоровый признак. Нехороший.

Он надел шелковый длинный халат – ткань липла к плохо вытертому телу. Попытался натянуть резиновые шлепки, но все попадал мимо пальцев. Плюнул и пошел босой.

Заглянул в кухню, где запросто поместился бы первый «А», в котором его Сима много лет назад начинала свою педагогическую деятельность. И чего вдруг вспомнил? Он недоуменно огляделся.

Надо же, первый «А». Сколько лет прошло! Все те первоклашки выросли давно, может, кого и в живых нет. И Симы самой у него нет. Уехала Сима, сбежала с любовником. А он отпустил, безропотно, как лох какой-нибудь. Надо было наказать ее хахаля. Хотя бы пару пальцев на левой руке сломать. А он отпустил, рогоносец чертов.

– Твою мать! – выругался Александр и поддел босой ногой попавшуюся на пути тяжелую модную табуретку.

И тут же взревел – от боли потемнело в глазах. Доковылял до дивана под окном, завалился на него. Подтянул ногу и минут пять массировал ушибленные пальцы. Не ругал себя за беспечность, нет. Его ушиб был следствием. Следствием странного состояния, которое однажды появившийся у него психоаналитик назвал состоянием зарождающейся агрессии. Неконтролируемой беспричинной агрессии.

– Санек, может, ты просто психопат? – потешалась тогда Симка. – Самый обыкновенный психопат и бандит?

– Может быть, – ответил он ей с осторожным смешком. – Но и этому должно быть объяснение. Я же мальчик из хорошей семьи. В этой среде такими просто так не становятся.

Как же давно это было! И психоаналитик этот дурацкий, которого он чуть не прибил за то, что тот умничал без меры и деньги с него тянул. И Симка, которую он ни разу в жизни пальцем не тронул. А стоило бы. Боялась бы его, как все, – глядишь, и не улетела бы с любовником в теплые страны. Продолжала бы жить с ним, наставлять, заботиться и за него бояться.

Это сейчас он немного притих, а раньше всегда ходил по краю. Невзирая на блестящее образование и хорошие манеры, он, Гнедых Александр Геннадьевич, все время ходил по краю.

Где-то в недрах его огромной квартиры, занимавшей весь четвертый этаж третьего подъезда, зазвонил мобильный. Наверняка в спальне. Доковыляет, нет? Успеет, пока на том конце не устанут ждать?

Успел. Звонил Стас Бушин – друг с пеленок, партнер по бизнесу, родной брат по пониманию жизни.

– С Вероничкой, что ли, кувыркаешься? Чего так долго не отвечал?

Сашка сразу насторожился. Вот такой тихий голос и деланое безразличие у Стаса всегда предвещали грозу.