Праздничный патруль (сборник)

– Ничего, щеки только горят.

– А-а, – замотал головой мужчина, – скажите, когда вы займетесь моим делом. У меня машину угнали? Я хочу знать, кто это сделал!

– Я тоже.

– А-а, – махнул рукой потерпевший с римским носом, – когда вы, наконец, начнете расследовать мое дело?

– Я и сейчас этим занимаюсь.

– Каким образом?

– Вас слушаю.

– После разговора с вами у меня появился полноценный комплекс неполноценности! – крикнул мужчина, застонал, рывком открыл дверь и исчез в недрах уголовного розыска 133-го отдела полиции.

Алина посмотрела на себя в зеркало. Огромные красные и розовые пятна испещрили добрую половину лица.

«Аллергия! – ужаснулась Алина. – Проклятый чудо-крем. Проклятая продавщица! Она подсунула эту гадость мне назло! Что делать? Делать-то что?»

Алина посидела некоторое время перед зеркалом, затем вспомнила, как мама говорила, что нельзя долго смотреть на свое отражение. Это опасно. От зеркала исходит угроза всяких мистических осложнений. Алина побегала по комнате, мысленно ругая себя и продавщицу. Она напоминала себе потерпевшего с классическим профилем, который только что, как оглашенный, носился по каморке, пытаясь найти справедливость в самом несправедливом из миров.

«Что ж, придется ходить с таким лицом! И не только ходить, но и жить. Другого нет и не будет».

Кузина полистала дело, выписала какие-то фамилии и отправилась на поиски потерпевшего с комплексом неполноценности.

* * *

Виктор Степанович угощал кофе незадачливого потерпевшего. Придвинул чашку поближе к краю, сыпанул две ложки растворимого кофе и залил крутым кипятком.

– Кто ж так кофе заваривает? – поморщился мужчина.

– Я так завариваю. Вы лучше скажите, чего вам надо?

– У меня машину угнал-и-и-и-и-и! – заныл горбоносый.

– И что? У всех угоняют. Пока существуют машины, их будут угонять. Или стремиться угнать. Лучше скажите, как вас звать-величать?

– А вам зачем? Вы кто такой?

Вопрос повис в воздухе. Степаныч оглянулся, словно вопрос предназначался не ему. В кабинете никого не было. Батанова снова вызвали в главк на разбор полетов. Виктор Степанович понял, что спросили именно его и приосанился, готовясь озвучить ответ. Он так привык к своему месту в этом здании и на этом этаже, что любой вопрос расценивал, как скрытую угрозу.

– Я – полковник милиции!

– Полиции? – уточнил визави.

– Милиции, я сказал! Милиции. Начальник 133-го отдела. Я бессменно руководил отделом целых тридцать лет. Без отгулов и отпусков. День в день.

– Бывший?

– Бывших не бывает, – миролюбиво вздохнул Виктор Степанович. – Оттрубил тридцать лет, а покою нет. Устроился вот на полставки. Ребята меня уважают. А вас-то как звать-величать?

– Виталий Георгиевич я. Поплавский. Я не один. Нас много. Мы будем жаловаться. Они на крыльце ждут.

– Подождут. Разберемся.

Виктор Степанович забеспокоился. До него дошло, наконец, что Батанов не отделается с этими угонами нашармачка. И в главке отдел засветился, и потерпевшие наседают. Недаром говорят, что грядет год Козла.

– Когда вы разберетесь? Долго еще ждать? Посадили на дело какую-то ненормальную девицу, она вся красная, больная. У нее температура.

– Сказал бы я, что у нее, и какая температура, – проворчал Степаныч, – вы вот что, уважаемый, шли бы домой, а мы здесь похлопочем, чтобы вашу машину дорогую вам вернуть. Прямо к Новому году!

– Не верю! – заупрямился Виталий Георгиевич. – Не верю, и все! Я уйду, а вы сразу забудете про меня.

– Может, забудем, а может, и не забудем. Вы идите, идите, уважаемый, жене помогите, салаты там порежьте, картошечку почистите. Глядишь, все само собой рассосется.

– Какие салаты? Ну уж нет, уважаемый! Ничего не рассосется. Я жалобу напишу! Мы напишем. Нас много! Думаете, у нас безвластие? Я найду на вас управу!

– Это какую управу вы пойдете искать? – прищурился Степаныч.

– Какую надо, такую и найду! Мало вам не покажется, – с этими словами Виталий Георгиевич выскочил из кабинета.

По пути он чуть не сшиб Кузину. Она пошатнулась, задрожала, даже каблук вроде как подогнулся, но устояла. Алина вздохнула, покрутила пальцем у виска и приступила к борьбе с дверью. На этот раз Кузиной повезло – борьба продолжалась недолго. Степаныч подумал, что Поплавский одумался и решил помочь ему открыть дверь. Увидев Алину, бравый пенсионер сдулся. Улыбка растаяла, рот запал. Степаныч, кряхтя, уселся в кресло.

– Что это ты закраснелась, девушка?

– Какая я вам девушка, Виктор Степанович? Все девушки на улице. А я лейтенант полиции Алина Юрьевна Кузина.

– Ну-ну, лейтенант так лейтенант, хоть капитан, я что, я не против, – заворчал Степаныч, передвигая чашки на столике. – Лучше скажи, как ты угонщиков собираешься хватать? Они ж от тебя убегут. Как увидят болячки на лице – сразу спрячутся. Век не догонишь!

– Какие болячки? А, Степаныч, не обращайте внимания, это аллергия на чудо-крем. В магазине подсунули. Вечером пойду разбираться.

– Ты разберешься, как же! Скромность украшает. Всю красоту потеряла. Получилась скромная, но не стильная. Не пойдут опера с тобой на задержание. Не пойдут.

– Виктор Степанович, миленький, а почему не пойдут?

– Страшная ты стала. Как ведьма прямо. А ведь была хорошая девчонка. А сейчас тьфу, и все! Стыдно на люди показаться. Ты иди, иди, работай!

Алина хотела спросить, мол, куда идти, и как работать, но застеснялась. Это не честно. Сама должна справиться. Она вздернула подбородок и вышла, не попрощавшись. В коридоре толпились оперативники. Увидев Алину, мужчины громко заржали. Кузина остановилась, подумала и тоже засмеялась. А что было делать-то?

* * *

На часах было около шести. Мама должна быть дома. Она возвращается в пять. Алина припустилась бегом. Мама вылечит. Стоит ей узнать, что опера не берут любимое дитя на задержание из-за нетоварного вида – сразу от всех напастей избавит. У мамы золотые руки и любящее сердце. По запаху жареной рыбы, доносившемуся из-за двери, Алина поняла, что не ошиблась. Мама готовит ужин. Аромат на весь квартал. Кузина не стала звонить, открыла дверь своим ключом.

– Мама! Мне нужна срочная помощь!

– Что случилось, доченька?

Окутанная кухонными ароматами, мама бережно обняла дочь, затем отстранилась и спросила: