Стать богатым!

Стать богатым!
Гера Фотич

Виктор Васин – сотрудник уголовного розыска. Отсутствие материальной базы и нищенская зарплата породили мечту – стать богатым! Не для того, чтобы купаться в роскоши, а более эффективной борьбы с преступностью. Следуя к своей цели, он безжалостен к врагам. От рук неизвестного погибают его друзья. Судьба неоднократно предоставляет ему шанс в обмен на чистую совесть. В руки попадают антикварная трофейная шпага с изумрудами, контрабандные бриллианты из Америки, похищенный столб промышленного серебра…

Но как стать богатым, не поступившись своими принципами и честью мундира?

Гера Фотич

Стать богатым!

© Гера Фотич, 2016

© ИТД «Скифия», 2016

* * *

Глава 1. На войне как на войне

Вот уже более получаса Виктор Иванович Васин, старший опер уголовного розыска отделения милиции, не менял позы. Безучастно сидел в своем кабинете за письменным столом. Облокотившись на столешницу, подперев щеку ладонью – он думал.

Смуглое от природы лицо. Черные, чуть навыкате, потускневшие глаза сокрыты полудремой. Суточная щетина от подбородка до глаз – словно броня. Непроницаемый налет усталости покрывал кожу как серая пыль, придавал ей оттенок землистости.

Наклоненная голова взирала на происходящее как бы со стороны. Периодически открывала рот. Притормозив очередную мысль, плутавшую в закоулках сознания, озвучивала профессионально построенную привычную фразу.

Половинка челки, ровно стекавшей вниз, отклонилась влево. Образовала на слегка прыщавом лбу просвет в виде наконечника стрелы. Ограниченного снизу дугой сросшихся бровей.

Правая рука держала стоящую ребром на столе пустую стопку. Ловко подкручивала ее пальцами то в одну, то в другую сторону. Изредка приподнимала, постукивала донышком о прозрачное, местами поцарапанное оргстекло, из-под которого скалились застывшие на фотографиях физиономии, не вызывающие добрых чувств. Там же – несколько визиток и напечатанный на машинке список российских городов. В виде оцифрованных трех столбцов. Озаглавленный: «секретно пароль на июнь».

Васин думал. Не желая того – обо всем сразу. О службе, о семье, о друзьях. Соединяя в себе тянущиеся отовсюду нити бытия. И дабы окончательно не запутаться в них, старался воспринимать мысли поверхностно. Как опытный гитарист перебирает струны пальцами руки. Чуть тронув одну думу, мгновенно перескакивал на другую, затем на следующую. Выводя тем самым единую мелодию своего существования, которую едва слышал во всеобщей музыкальной какофонии современной жизни. Именно так виделась теперь ему нынешняя окружающая действительность.

Обстановка в стране накалялась. С самого начала 1991 год начал приносить одни неприятности. В январе за три дня прошла денежная реформа. Граждане атаковали сберкассы. Постовых не хватало. Контролировать очереди привлекали оперативников. Зарплата увеличивалась, но выдавалась через пень-колоду. Инфляция пошла на обгон. Из государственных магазинов продукты исчезли. В кооперативных – цены кусаются. На предприятиях начались забастовки.

В город пригнали голубую дивизию узкоглазых смуглых коротышек. Фуражки на ушах, шинели до пят. Добросовестно исполняли свой долг – лупцевали резиновыми палками налево и направо своих высокорослых белокожих бунтующих собратьев.

В апреле отменили замполитов. Ходили слухи, что участкового, пытавшегося поднять мятеж, избрали в народные депутаты. И казалось, теперь призывать милицию митинговать было некому…

С преступностью бороться, что с ветром в поле.

В феврале указ Горбачева «О мерах по усилению борьбы…». Сколько их было – этих указов? А проку?

В милиции – текучка. Оперативников толком не готовят. Как на фронт. Учеба наспех, экзамены сдал – и на «передовую». А тут новые веяния! Как изобличать, доказывать? Вот сидит перед новичком гад, щерится. Все про него доподлинно известно. Опер – ему слово, а тот посылает куда подальше и про новую демократию долдонит вместо чистосердечного…

Волей-неволей по молодости, по неопытности заведешься на раз – то ли от собственного бессилия, то ли от этой наглой рожи. И вспыхивает в душе пламя – готов задушить мразь поганую. А в голове мысль стучит – нельзя! Нельзя… Трудно сдержаться. Если старшие не подскажут, уловку какую не придумают.

После полугода научится молодой выматывать таких подонков. Вопросами разными заковыристыми, повторяющимися. Дактилоскопией неторопливой и размеренной. Криками ужасными из соседнего кабинета. В общем, как в кино показывают, в книгах пишут.

А когда нервы начинают сдавать, все же не железные, то руки зудят, так, что дрожь идет по телу – хочется вцепиться гаду в лицо! Время передать его с рук на руки напарнику. И тот начинает, вернее, продолжает на свежую голову – со своими прибаутками, подходцами. Пока, в свою очередь, не притомится. Не иссякнут капканы разные и новшества, им самим придуманные. И дальше скидывает паршивца следующему коллеге. А потом опять возвращают тому, кто начинал. И уже преступник перестает улыбаться – не железный. А опер успел отдохнуть – бумаги пописал, покурить сходил, стопочку пропустил. С новой силой берется за подонка!

Бывает и нет уж терпения сдерживаться – когда без напарника. Ненависть накатывает, вскипает до шума в ушах. С разворота, как учили – рраз под дых! И сам тут же убоишься, но не показываешь! Благо без свидетелей. А напускаешь злость еще посильнее! Поднимаешь ее изнутри, накопленную от давних обид. Вспоминаешь обиженных, ограбленных, покалеченных, ждущих помощи, сидящих на прием у двери. Лицо корчишь судорожной гримасой. Чувствуешь нутром – преступник поплыл. Восторг в душе, но тоже не показываешь. Словно каток, продолжаешь наезжать, выдавливать до конца, как тюбик с пастой. Чтобы всю правду-матушку выложил, как на исповеди. И видишь – точно стержень из тела его вынули. Осунулся, плечи опали, голова повисла. Гады ползучие измываться привыкли только над немощными да женщинами с детишками! А к самим себе трепетно относятся. Боли боятся! Глядишь – раскололся! Явку пишет…

Но здесь дело другое…

Старая облезлая настольная лампа на изогнутом штативе рупором нависала из-за предплечья Васина. Лениво пробивала льющийся из окна свет. Едва подсвечивала край стола, за которым сорокалетний плотный мужчина в длинной кожаной куртке ссутулившись сидел на стуле. Старательно делал вид, что вот-вот начнет писать. Грыз ручку. Периодически поднимал голову, устремлял взгляд к потолку, словно там находилась подсказка или существо, которому он мысленно обращал свои мольбы.

– Тяжело тебе, Князь? – сочувственно произнес Васин, не меняя позы. Покачал головой. Поджав нижнюю губу к верхней, сморщил бантиком. Втянул щеки.

– Да уж… Виктор Иванович, – отозвался мужчина, почувствовав заботу. Расплылся в золотозубой улыбке. Растянул толстые колбаски губ. Хомячьи щеки, покрытые длинной, но редкой щетиной, раздались в стороны. Образовали глубокие ямочки. Обессиленные светлые волосы прилизаны к голове, зачесаны назад. Нависший лоб, низкие надбровные дуги и высокие скулы выпячивали мясистое лицо. Делали его бугристым. С красноватой шелушащейся поверхностью на маковках. Скрадывали внутрь маленькие настороженные глазки.

Детина скосил взгляд на стопку в пальцах опера, сглотнул слюну. Затем мельком с опаской глянул на лоб Васина, где светлый наконечник стрелы казался ему предупреждающим знаком. О дальнейшем сочувствии просить казалось бессмысленным.

Виктора Ивановича он знал уже несколько лет. Аккурат с тех пор, как бывшие однокашники, помня о былом борцовском чемпионстве Александра Князева и уповая на его внушительные размеры, уговорили съездить к должнику. Там их всех благополучно приняли сотрудники уголовного розыска.

Васин, хоть и был на десять лет моложе, но смог разобраться в ситуации и в тюрьму не отправил. С тех пор Александр чувствовал к нему уважение. Готов был помогать, как обещал. На суде свидетельствовал и кое-что рассказал. Но пока сидел в изоляторе и хлебал баланду, появилось у него отвращение ко всей преступной братии, которая обманом чуть не затолкала его на тюремные нары. Успела оставить память о себе: выбить в Крестах верхние передние зубы, а взамен окольцевать наколками перстней по три пальца каждой руки. Нюхом теперь сиженных чувствовал, тошнило от них…

– Пиши, Князь, пиши! – настоятельно обратился к нему Виктор Иванович, вскинув брови. – Ты пока еще даже «спасибо» не заслужил. Информации ноль. Несешь какую-то байду! Неужто никто тебе ничего ценного не рассказал, что у нас на Охте творится? Грабежи в каждой подворотне, за месяц пять убийств – три глухих. Стрельба в ресторане на Таллинской. Ладно, бандюки меж собой что-то не поделили. Но попутно ведь официантку застрелили. Совсем юная девчушка. Она-то при чем? Ребенок грудной осиротел. А ты не в курсе? Плохой ты «барабан» – совсем не стучишь.

Князев два раза утробно промычал, что вполне походило на отрицание, в смысле подтверждения.

– Сколько ты у меня на связи платником? Год? А до этого полгода бесплатным трудился! А вначале – доверенным лицом! Посмотри на себя! Весу за центнер! Росту под два метра! Зря только пальцы в наколках. Почему не в авторитете?

– Что уж вы так, Виктор Иванович! «Перстни» – по глупости, – недовольно бурчал Князев. Накрыл одну ладонь другой и опустил под стол. – Дурак был! Сами знаете, когда за вымогательство арестовывали. А теперь же сами к преступникам толкаете! Отошел я! Семья у меня! Товарищ начальник, отпустили бы! Был грех – связался с бандитами. Так я ж их всех сдал тогда!

– Вот именно, что тогда! – отозвался Васин. – За что на условное вышел. А братки твои лес поехали пилить! Тут мы в расчете! А кто теперь будет с бандитами бороться? Я же не заставляю тебя преступление совершать! Учу: рядом будь или заболей, когда на дело пойдут! Ну, ты же агент! Разведчик! Смотрел фильмы, как наших в тыл забрасывали к фашистам?

– Скажете тоже! – усмехнулся Князев. – Да нет уж войны-то, Виктор Иванович! Больше сорока пяти лет прошло! Третьего парня собрался рожать! Кооператив сварганил, железо собираем со свалок…

– Есть война, Александр Князев! Есть! И ты это знаешь… – зло прервал его Васин. Стало очень обидно, что этот здоровенный детина, международный мастер спорта по дзюдо, хочет стоять в стороне, когда страну рвут на части. Сверху – чиновники, снизу – бандиты. Резко выпрямился за столом, так что просвет на лбу закрылся, образовав из волос сплошную черную полосу. Хотел обругать Князева, но остановился в раздумье. Стоит ли? Пересилил себя. Смягчил тон. – Так что рано тебе на покой! Хотя семья делу не помеха! Наоборот – помогу, если что. Как в ясли устроить малыша, жене твоей с будущей работой. Видишь, что вокруг творится! Безработица – как в Европе. Может, тебя куда пристрою!

– Вы пристроите… – хмыкнул Князев, – потом век не отмоешься! Еще фуражку мне выдайте с кокардой, чтоб издали было всем видать!

– Ладно, пиши, не отвлекайся. А я колбаски нарежу!

Встав из-за стола, Васин расстегнул пиджак. Потянулся. Расправил помятые полы серого отечественного костюма. Направился к большому сейфу, похожему на шкаф. Тот стоял рядом с дверью. Из замочной скважины торчал ключ. – Вижу, тебя опохмелить надо!?

Князев, скосив взгляд, благодарно улыбнулся. Ничего не ответил. Затем снова тупо уставился в потолок.

Васин повернул большую рукоятку на дверце и потянул на себя. Четыре нижних полки были заняты уложенными в стопки глухими оперативными делами разной толщины. На верхней – початая бутылка водки, четверть буханки черного хлеба, пара банок консервов и полпалки копченой колбасы. Потянулся аромат. В желудке кто-то стал перебирать камешки, заурчало.

Князев повернул голову на запах. Вытянув шею, принюхался. Увидел, как Васин орудует ножом.

– Вон, у вас даже сервелатик имеется, не то что у нас, простых смертных! А говорите – война! – произнес он с издевкой, осклабился. Но увидев, как резко обернулся оперативник, его поджатые злые губы и выпученные глаза, тут же пожалел о сказанном.

– Это точно… имеется! – процедил Васин еле сдерживаясь, чтоб не подойти к этому детине и не врезать по лыбящейся физиономии. – Но достаю я его не часто! А только чтобы побаловать друзей своих и таких, как ты – помощников! Поскольку дефицит этот я у директора магазина по снабжению ветеранов выпросил. И каждый раз как нарезаю, вспоминаю о тех людях, что здоровье за нас положили. А ты когда закусывать колбаской будешь, так подумай, как помочь жизнь для них спокойную наладить в районе! А заодно и для нас с тобой, и детей наших. Понял?!

– Да не нужна мне ваша колбаса! Это я так сказал! – пошел на попятную Князев. Лицо его стало пунцовым, словно оплеуху он все же словил. – Морали читают… Могу и без нее выпить!

Васин положил нож на сейф. Взялся рукой за узел галстука и, повертев головой, опустил его вниз, освобождая шею. Ему тоже стало жарко.

– Положим, без колбаски выпить сможешь, а вот без спокойной жизни не получится! А я тебе гарантирую ее только в единственном случае – если будем в одной упряжке… Ну, в общем, ты меня понял. И больше не вынуждай, а то я и обидеться могу!