Битвы по средам

Оставалась только сестра. Но просить старшую сестру стать твоим союзником – это… всё равно что искать союзников на необитаемом острове.

Я всё-таки подошёл к её двери. И постучал. Громко постучал, ведь у неё там вовсю орала группа «Манкиз».

Сестра открыла дверь и встала на пороге – руки в боки. Её новая помада пламенела на губах, как новая пожарная машина.

– Миссис Бейкер меня ненавидит, – выпалил я.

– Какое совпадение! Я тоже.

– А помочь можешь?

– За помощью – к маме.

– Мама говорит, что миссис Бейкер не за что меня ненавидеть.

– Тогда – к отцу.

Я промолчал. Как говорится, воцарилась тишина. Если, конечно, забыть про вой «Манкиз».

– А, ну да! Это может повредить бизнесу, – сообразила сестра. – Он не станет рисковать репутацией. Так, наследничек?

– Что делать-то?

– Я бы на твоём месте сбежала в Калифорнию.

– Есть другие идеи?

– Говоришь, миссис Бейкер тебя ненавидит?

Я кивнул. Прислонившись к дверному косяку, она смерила меня оценивающим взглядом, с головы до ног.

– Холлинг, это вряд ли. Ты ещё хлюпик. Ненависть – слишком сильное чувство.

И она захлопнула дверь у меня перед носом.

* * *

В тот вечер я снова взялся перечитывать «Остров сокровищ» Стивенсона. Не хочу особенно хвастаться, но «Остров сокровищ» я читал уже четыре раза, «Похищенного» дважды и «Чёрную стрелу» тоже дважды. Я даже «Айвенго» до половины дочитал. Потом, правда, сдох. Занудный этот Вальтер Скотт. Я тогда переключился на «Зов предков» Джека Лондона – эта книжка как-то веселее пошла.

В «Острове сокровищ» я сразу открыл место, где Джим Хокинс уводит у пиратов «Испаньолу». Вот он сидит на верхней перекладине мачты, а Израэль Хендс лезет к нему с кинжалом в зубах. У Джима, конечно, преимущество: два пистолета против одного кинжала. Так что боцману с ним вроде как не совладать. Но боцман всё равно хочет прикончить Джима! Ненавидит он этого парня, ничего уж тут не поделаешь. А Джим посмеивается. Потому что он не хлюпик, он крутой, и его есть за что ненавидеть.

А потом Израэль Хендс бросает нож, и Джима спасает только везение. Мог бы погибнуть, запросто.

Ну а мне-то что делать? Тоже прикажете на везение надеяться?

Во вторник миссис Бейкер весь день не сводила с меня глаз. Словно призывала на мою голову Божью кару. Как Израэль Хендс на голову Джима Хокинса.

Первый раз я поймал на себе её взгляд рано утром, когда вышел из-за перегородки, где находится раздевалка, и направился к своей парте.

Вы спросите, почему у нас, семиклассников, как у малышей, раздевалка в классе, а не шкафчики на первом этаже, как во всех нормальных средних школах? Как раз потому, что наше здание раньше было началкой. Потом, в какой-то момент, городские власти постановили возвести для начальной школы новое здание, и его построили рядом со старым, соединив их стеклянным переходом. Туда ещё кухню приделали. А потом старое здание подремонтировали и отдали Камильской средней. Так и вышло, что на третьем этаже, где учится наш седьмой класс, во всех кабинетах – раздевалки. Как у первоклашек. И нам приходится вешать там одежду и оставлять свои вещи, хотя на дворе тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год и во всём цивилизованном мире семиклассники держат свою личную собственность в шкафчиках, под замком.

Короче, выхожу я из раздевалки и ловлю на себе взгляд миссис Бейкер. Подалась вся вперёд, нависла над столом – у меня аж мурашки по спине побежали.

Я хотел сесть за парту, но внезапно понял: это ловушка. Она заминировала мою парту или капкан тут поставила – как капитан Флинт. Раньше я о таком и думать не думал. Но теперь прямо почувствовал. Кожей, печёнками – не знаю. Мне было откровение или наитие. Про наития и откровения иногда рассказывает пастор МакКлелан. Типа, если тебе грозит опасность, Бог предупреждает свыше. Прислушаешься – спасёшься. Не прислушаешься – пеняй на себя.

Я осмотрел свою парту. Ни проволоки, ни шнура от взрывателя не видно. Теперь проверим винты. Похоже, винты на месте и сиденье подо мной не развалится.

А вдруг что-то лежит внутри, в парте? Что-то ужасное, взаправду ужасное? Какая-нибудь дохлятина – остатки от прошлогодних уроков биологии, которые затащили в кабинет миссис Бейкер прошлогодние семиклашки, её бывший класс?

Я снова взглянул на миссис Бейкер. Она на меня уже не смотрела: отвела глаза, а на губах улыбочка такая, еле заметная. Выдала она себя этой улыбкой, ей-Богу, выдала. Засада точно есть.

Я побоялся заглядывать в парту и попросил это сделать Мирил-Ли Ковальски, которая влюбилась в меня ещё в третьем классе – это не я придумал, она сама так говорила.

– Это ещё зачем? Что в парте? – спросила она.

И это истинная любовь? Откуда столько подозрительности?

– Просто…

– Просто – это не ответ.

– Просто… вдруг там сюрприз?

– Для кого?

– Для тебя.

– Для меня?

– Ага.

Она приподняла крышку парты. Заглянула. Поискала-пошарила под всеми учебниками – под «Родным языком для нас с тобой», «Математикой для нас с тобой» и «Географией для нас с тобой».

– Тут ничего нету!

Я тоже рискнул заглянуть внутрь.

– Значит, я ошибся.

– Нет, это я ошиблась. – Она с досадой отпустила крышку. Крышка громко хлопнула. – Ой, прости, – сказала Мирил. – Не дождалась, чтоб ты туда пальцы сунул. А жаль.

Сами понимаете, в седьмом классе от любви до ненависти один шаг.

* * *

На большой перемене я опасался выходить. Вдруг миссис Бейкер подговорила кого-нибудь из своего бывшего класса – нынешних восьмиклассников – и они учинят надо мной ужасную расправу? Там, например, учится старший брат Дуга Свитека. Он уже бреется! А ещё его трижды забирали в полицейский участок – и у нас, и в соседнем штате, – и он даже провёл одну ночь в настоящей тюрьме. За что – никто не знает. Но, думаю, за озорство в районе трёхсот девяностых номеров. Или даже в конце списка. Под номером четыреста десять. Дуг говорил, что их отец подкупил судью, иначе брату грозила бы смертная казнь.

Мы верили.