Век распутства

И вот уже несколько месяцев, как государь стал находить забвение с разными девицами, отдавая предпочтение девственницам, которых ему тайком поставляли приближенные.

Узнав о новом увлечении короля и понимая всю серьезность нависшей над ней угрозы, маркиза, тем не менее, решила не уступать Людовика XV, чего бы ей это ни стоило. И надумала взять на себя поставку королю любовниц.

В это время в Париже появился человек, пришедший, хотя и невольно, на помощь маркизе в осуществлении почетной миссии. Этим человеком оказался молодой итальянец двадцати пяти лет, посвятивший всю свою жизнь обольщению молодых девиц.

И звали этого молодца Казанова

.

Однажды он случайно познакомился с восхитительной молоденькой девушкой. Послушаем, однако, рассказ самого Казановы:

«Однажды я был на ярмарке в Сен-Лоране вместе с моим другом Пату. Вдруг у него появилось желание поужинать с одной фламандской актрисой по имени Морфи, и он попросил составить ему компанию. Хотя девушка была не в моем вкусе, я не смог отказать другу. После ужина с красавицей он решил продолжить вечер за более приятным занятием. Что же касается меня, то мне совсем не хотелось в одиночестве возвращаться домой, и я спросил у подруги Пату, нет ли у нее какого-нибудь дивана, где бы я смог дождаться утра.

На мой вопрос поспешила ответить сестра актрисы – маленькая тринадцатилетняя замарашка, предложив уступить мне свою постель всего за одно экю. Я согласился. И она привела меня в маленькую комнатку, вся обстановка которой состояла из соломенного тюфяка, брошенного на четыре деревянные доски.

– И это, крошка, ты называешь постелью?

– У меня нет другой, господин.

– Ну, она мне не подходит. И ты не получишь обещанного экю.

– Вы бы хотели раздеться?

– Конечно!

– Еще чего! У нас нет простыней.

– А разве ты спишь в одежде?

– Конечно нет!

– Тогда ложись, как обычно, и я тебе дам обещанный экю.

– Почему?

– Я хочу посмотреть, как ты спишь.

– И вы мне ничего не сделаете?

– Обещаю.

И она улеглась на убогий тюфяк, накрывшись дырявым покрывалом. Когда она сбросила свои лохмотья, я тут же забыл про нищенскую обстановку – передо мною предстало само совершенство. И мне захотелось увидеть ее обнаженной с головы до ног. Рассмеявшись, она не только согласилась, но и охотно принимала все позы, в которых я хотел ее увидеть. Без устали я любовался прекрасным юным, но уже созревшим телом. Затем у меня возникло желание насладиться прелестями девушки, попросив ее помыться. Она тут же запросила шесть франков, чтобы выполнить мою просьбу».

Умывшись, маленькая плутовка легла в постель, где ее уже ждал Казанова.

«Она была согласна на все, – продолжал Казанова, – кроме одного, но я особенно не настаивал. Предупредив, что не позволит мне “это” сделать, так как, по словам ее сестры, “это” стоит не менее пяти луидоров. Я ответил, что мы поторгуемся в следующий раз, а сейчас оставим все как есть. Успокоившись, она предоставила все остальное в мое полное распоряжение. И я убедился, что она хотя из молодых и ранних, но очень способных учениц»

.

Эту юную, но уже опытную в вопросах любви особу звали Луизон Морфи. Через несколько дней Казанова настолько влюбился в девушку, что заказал ее портрет у немецкого художника Буше, изобразившего ее полуобнаженной полулежа на животе. Казанова писал, что «талантливый художник с большим вкусом и так реалистично написал нижнюю часть ее тела, что, казалось, на свете нет ничего более прекрасного».

В один из дней 1753 года, когда художник был приглашен в Версаль, он показал копию своего полотна одному придворному. А господин Сен-Кентен оказался именно тем человеком, в обязанности которого входило заниматься подбором молоденьких девочек для ночных утех короля. Увидев портрет, он решил, что такая красивая девочка наверняка понравится государю. И поспешил к Людовику XV показать картину. Король был ослеплен красотой Луизон. Уже на следующий день по приказу короля девочка, вымытая и причесанная сестрой, получившая в свою очередь тысячу экю, оказалась в маленьком павильоне Версаля. Как писал Казанова в своих мемуарах, король посадил девочку на колени и, убедившись после недолгих предварительных ласк, что фрукт еще не был до него сорван, поцеловал Луизон. А та, не переставая улыбаться, безотрывно смотрела на короля.

– Почему ты улыбаешься? – спросил Людовик XV.

– Вы как две капли воды похожи на портрет с монеты в шесть франков.

Наивность девочки искренне позабавила короля.

Тем же вечером Луизон поселилась в небольшом павильоне, расположенном недалеко от дворца. А государь, не теряя времени, приступил со сладострастным трепетом к ее воспитанию.

О небольшом павильоне, где поселилась Луизон, ходило много слухов. Особенно во времена революции.

Речь шла о небезызвестном Оленьем парке.

Вот уже более двух столетий, как о нем рассказывают множество небылиц. Большинство историков едины во мнении, что здесь было организовано нечто подобное гарему, где Людовик XV предавался чудовищному разврату, что нашло отражение в названии парка. Лавалле, например, описывал этот заповедник как «огромный парк, где посреди тенистых зарослей, цветущих лужаек то тут, то там были разбросаны небольшие павильоны, в которых содержались пугливые лани, преследуемые похотливым монархом».

На самом деле Оленьим парком звался один из кварталов Версаля, построенный во времена Людовика XIV на месте заповедника, где при его отце, Людовике XIII, обитали дикие животные.

Вот что, впрочем, писал Ж.-А. Леруа, который в 1864 году был хранителем Версальской библиотеки и вел самостоятельные исследования по истории этого квартала.

«Когда Людовик XIII купил сеньорат Версаль, он решил возвести здесь небольшой замок, чтобы иметь возможность выезжать на отдых и среди лесов предаваться своему любимому увлечению – охоте. Он не забыл распорядиться устроить заповедник по выращиванию диких животных для охоты поблизости от замка. Для этого он приказал выбрать в лесу большую поляну, огородить ее высоким частоколом и собрать там оленей, ланей и других диких животных, а неподалеку построить несколько домиков для егерей. С тех пор это место стало называться Оленьим парком».

Легенда, связанная с этими заповедными местами, лишний раз доказывает, какую власть имеет слово. Возможно, что репутация Людовика XV была бы совсем иной, если бы Людовик XIII назвал бы свой охотничий заповедник Парком лисиц или же Парком косуль…

«Олений парк, – добавляет Ж.-А. Леруа, – занял все пространство между улицами Сатори, Россиньоль и Сен-Мартен

. Вначале он располагался за городской чертой, а Старый Версаль и новый город объединились в приход собора Парижской Богоматери».

Несколько лет спустя, в 1694 году, ввиду резкого увеличения городского населения, Людовик XIV решил пожертвовать территорией Оленьего парка для строительства новых домов. Он приказал снести ограду, выкорчевать деревья, разрушить постройки, выровнять землю и раздать ее под строительство особняков королевских подданных, живущих во дворце. Но при Людовике XIV на этой обширной территории было построено всего несколько домов. После его смерти Версаль в течение нескольких лет оставался незаселенным. За это время не было построено ни одного здания. Но когда Людовик XV решил перебраться в Версаль со всем своим двором, квартал стал быстро заселяться. Число жителей, которых в год смерти Людовика XIV насчитывалось всего-навсего около двадцати четырех тысяч, за последние пятнадцать лет увеличилось почти вдвое. Дома строились по всему кварталу Оленьего парка, а жителей стало настолько много, что возникла острая необходимость разделить бывший приход на две равные части и создать новый приход, который в настоящее время называется Сен-Луи

.

Именно здесь всякий уважающий себя вельможа имел дом, где мог провести в свое удовольствие вечер с любовницей за хорошим ужином. И не удивительно, что в 1753 году, когда Людовик XV искал скромный уголок, где бы мог одновременно изменять и Марии Лещинской и мадам Помпадур, его выбор пал на этот квартал, где словно были созданы все условия для тайных встреч любовников.

При посредничестве судебного исполнителя Балле он купил у некоего горожанина по имени Жан-Мишель небольшой дом, который располагался там, где теперь стоит строение № 4 по улице Сен-Мийерик.

Здесь он и поселил Луизон Морфи «вместе с некоей дамой, которая должна была побеспокоиться об ее охране и обеспечении всем необходимым». Девушка прожила в этом доме около двух лет.

В один из вечеров 1756 года, считая, что отныне ей все дозволено, по наущению супруги маршала д’Эстрада, люто ненавидевшей мадам Помпадур, Луизон наивно спросила короля:

– А как поживает старая кокетка? Людовик XV от возмущения даже привстал с кресла. Он никогда не позволял, чтобы о маркизе отзывались без должного уважения.

– Кто посоветовал вам задать такой вопрос? – спросил он.

Увидев, как разгневался король, Луизон расплакалась и назвала имя мадам д’Эстрад.

Три дня спустя по приказу короля мадам д’Эстрад была выслана в свое родовое поместье, а мадемуазель Морфи, несмотря на то что подарила королю дочь, навсегда была изгнана из Оленьего парка.