Вихрь преисподней

– Поехали-поехали, сейчас возьмем машину и поедем!

В этот момент позади прятавшегося в кустах человека в измятом коричневом костюме послышался треск ломаемых сучьев, он резко обернулся, но в темноте разглядеть ничего не смог. Будь он в состоянии стоять спокойно и разглядывать, быть может, он бы и рассмотрел то существо или ту причину, что заставляла хрустеть ветки, но где ему!.. Высматривать что-то или кого-то, таившегося в темноте, ждать, не произойдет ли что-нибудь еще, что может пролить свет на сокрытую темнотой тайну, он был не в силах. Он не выдержал и кинулся бежать. Напролом, через кусты, слава богу, ничего, кроме них, не оказалось на его пути.

Кинотеатр ужасов разворачивал перед ним свой многообразный репертуар.

Человеку в измятом коричневом костюме показалось, что бежал он очень долго. Тем временем, парковые чащобы вокруг него расступались все сильнее, впереди стали видны заслонявшие собою все небо корпуса гостиничного комплекса, который высился возле станции метро «Измайловский парк». Туда, в сторону гостиничного комплекса был теперь устремлен взор человека в измятом коричневом костюме. Из тьмы парка он смотрел на белые, ярко подсвеченные башни, и их вид действовал на него подобно успокоительному средству: теперь человек в измятом коричневом костюме бежал все медленнее, пока, наконец, и вовсе не перешел на шаг. Как, должно быть, здорово, там, внутри, в белых, ярко подсвеченных гостиничных башнях! Там полно народу, там нет такого ужаса, как в парке, как в маленьком пустом кафе на его отшибе, там царит жизнь, снуют туда-сюда постояльцы и обслуга, играет музыка.

Перед ним проплыли два сцепленных и ярко освещенных изнутри трамвайных вагона: пассажиров в них не было – уже поздно, в такую позднень мимо мрачного Измайловского парка на трамвае никто не ездит. Да и куда здесь ехать? Не в парк же на ночную прогулку!..

Трамвайные пути, главный вход в парк, подземный переход, вот уже станция метро…

Человек в измятом коричневом костюме остановился. Ключи от сейфа так и не были найдены. Что же делать? Он не знал, что ему делать.

* * *

Человек в измятом коричневом костюме попытался, насколько это возможно, перевести дух. Психика его была совершенно задавлена тем, что случилось. Вернее, не так: кроме того, что он потерял ключи, и его заперли в пустом кафе, ничего, строго говоря, не случилось, как таковых, событий не было, но вот разговор неизвестных, и вся атмосфера, и впечатления, и страшное лицо… Случились больше впечатления, чем события. И этими впечатлениями он был задавлен… Хотя его мысли и путались, он понимал, он сделал вывод о том, что у него теперь есть не так-то и много психологических, если можно так выразиться, выходов.

Первый психологический выход заключался в том, чтобы просто-напросто не поверить в то, что то, что с ним случилось, случилось на самом деле.

Второй психологический выход – немедленно сойти с ума. Но, с другой стороны, никакой это и не выход, да и сделать это намеренно будет трудно. Он либо уже сошел с ума, – малость или не малость – неважно. Либо его минует чаша сия. А скорее всего, будет что-то среднее, что-то третье. Он и не сойдет с ума так уж явно, но и без последствий для него все это дело никак не обойдется.

Дальше возникал вопрос его личного расследования происшедших событий. По факту событий необходимо было, так сказать, завести дело. У его личного следствия, как и положено уважающему себя следствию, сходу, сразу после событий уже имелось в разработке несколько версий. Первая версия – и самая простая – случайность. Иными словами, все происшедшее – это невероятное наложение невероятных случайностей одной на другую… Ну а почему бы и нет? В конце-концов, кто сказал, что такие случайности невозможны?! Даже теория вероятности, кажется, не может полностью опровергнуть существование подобных случайностей.

Пусть это будет случайность, пусть, в конце концов, мысль о том, что это была случайность, будет просто ложью во спасение. Пусть ложь, ложь, ложь! Но в конце-то концов, не живет ли он и так, и без того в мире лжи?! Кругом мрачная, отупляющая, сюрреалистическая, злобная ложь. Вся эта информация, все эти информационные потоки – это сплошная ложь. Будет лжи немного больше или немного меньше – на общем раскладе, на генеральном балансе это никак не скажется.

Вторая версия, которую может принять в работу его личное, персональное следствие – это розыгрыш. Ну почему бы тому же его товарищу в темно-синем клубном пиджаке не разыграть его?..

Третья версия – бред, у него просто бред, и все ему мерещится. Но это – самая глупая версия. Хотя, почему бы и нет? Почему бы и не могло ему все, что померещилось, померещиться?!

Ну и самое последнее, самое окончательное соображение: какого черта он должен во всем этом разбираться, ломать голову?! В конце-концов, он имеет право жить бездумно, как трава, как овощ, как животное. Многие живут так… Вот например, хотя бы тот же пьяница, которого он видел сегодня сидящим на ступеньках входа в подземный переход… Пьяница был совершенно спокоен и ни над чем не ломал голову. Почему же и он сейчас не может быть так же спокоен и так же ни над чем не ломать голову?

Никто его не убил, не ограбил, он жив и здоров. Так чего ж ему неймется?..

– Извините… – раздалось у него за спиной.

Человек в измятом коричневом костюме резко обернулся и… замер. Перед ним стоял и виновато улыбался он сам, только гораздо моложе. Перед человеком в измятом коричневом костюме стоял и улыбался человек точно такой же внешности, как и была у человека в измятом коричневом костюме, когда он был значительно моложе. Он же помнил, какая у него была внешность, когда он был значительно моложе! Все совпадало: и эти брючки, и этот старенький заношенный свитерок, которые были надеты на человеке, который к нему подошел, – были его вещами. Вернее, не так: точно такие вещи были когда-то и у него. Но он их давным-давно выкинул.

…Тут очень важными были два пункта. Первый пункт – момент встречи человека в измятом коричневом костюме с самим собой прошел гораздо обыденнее, чем можно было предполагать заранее, если, конечно, и знать заранее, что такая встреча состоится. Он не отскочил в сторону, не вскрикнул, не потерял сознание, не зажал в ужасе рот, сдерживая возглас. Нет, все было спокойно и чинно, и благопристойно, и без чрезмерного удивления, и совсем без страха (хотя, в этот вечер он уже свое отбоялся, так что вряд ли можно было всерьез ожидать от него чрезмерной пугливости).

Второй пункт заключался в том, что для человека в измятом коричневом костюме началась новая эпоха, новая история, мир изменился полностью, окончательно и бесповоротно. Но нигде не было слышно ни громкого уханья набатного колокола, ни даже звона маленьких колокольчиков, ни пожарной или милицейской сирены, ни даже ударов в рельсу. Никто даже ни кашлянул в этот момент. Копия, клон, двойник, знакомый незнакомец предстал перед человеком в измятом коричневом костюме тихой сапой, спокойно, как будто так и надо было, и так же, в общем-то, спокойно воспринял его появление человек в измятом коричневом костюме. Ну, если только замер, застыл на мгновение. Но это, в общем-то мелочь… Мелочь, по сравнению с тем, что произошло…

Подошедший к человеку в измятом коричневом костюме знакомый незнакомец доброжелательно улыбался. Человек в измятом коричневом костюме как-то сразу преодолел собственную оторопь. Точнее, он даже ничего и не преодолевал, она сама собой куда-то незаметно, в мгновение ока улетучилась. О, как это было приятно – видеть этого человека перед собой! Сотрудник транснациональной корпорации испытывал странное наслаждение. Его вызывал один вид того человека, что стоял напротив него. Невероятно! Поразительно! Странно приятно: то есть не то было странно, что приятно, а приятно было как-то по-странному, по-особенному. У сотрудника транснациональной корпорации вмиг как-то разгладилось лицо, он широко раскрыл глаза, он сразу лучше себя почувствовал, – легко и свободно.

В эти мгновения человек в измятом коричневом костюме совершенно не думал о так и не найденных ключах и о том, что произошло с ним в Измайловском парке, когда он пытался эти ключи разыскать.

– Извините, вы не подскажете, где главный вход в гостиничный комплекс? Мне тут надо… Столько корпусов! Глаза разбегаются… – проговорил знакомый незнакомец. В его голосе явственно слышались нотки неуверенности.

При этом он как-то странно, испытующе смотрел на человека в измятом коричневом костюме.

– Я… я не знаю, – запнувшись, ответил человек в измятом коричневом костюме. И потом сказал, махнув рукой в направлении ближайшей гостиничной башни:

– Там, там… Это там! Главный вход – там!..

Смотреть на знакомого незнакомца было невероятно приятно, а вот говорить с ним почему-то оказалось очень трудно, и человек в измятом коричневом костюме словно испугался, что незнакомец в таких знакомых и таких заношенных брюках, которые, кажется, лет десять носили «без сниму», продолжит расспрашивать его о чем-то.

– А поточнее?.. – вдруг спросил незнакомец. – Что же вы мне не скажете точнее?

– … – человек в измятом коричневом костюме вдруг опять занервничал, если вообще слово «нервничать» могло быть применимо к тому состоянию, в котором он теперь находился. На самом деле, его нервы, не смотря на все испытанное при встрече со знакомым незнакомцем удовольствие, еще не отошли, хотя бы и чуть-чуть, от того состояния судороги, в котором они пребывали во все то время, что он находился на территории Измайловского парка, особенно – в кафе, в кустах, когда подслушивал невероятный разговор двух неизвестных. Какая-то непонятная малость, и он вновь стал все так же взвинчен, возбужден, перепуган, как и пару минут тому назад.

– Ну, ладно. Спасибо, – незнакомец больше не стал расспрашивать, а резко развернулся и быстро пошел в сторону ближайшего к ним белого и ярко подсвеченного гостиничного корпуса.

Человек в измятом коричневом костюме не двинулся с места, – поч ему – не смог бы объяснить и сам, – но долго смотрел вслед знакомому незнакомцу. Потом тоже развернулся и медленно побрел вдоль длинного ряда палаток, торговавших всякой всячиной. Мозг его отказывался думать. Его охватили странное отупение и апатия. Впрочем, он, безусловно, испытывал удовольствие от встречи. Ужасное лицо, которое человек в измятом коричневом костюме вдруг увидел, когда сидел в кафе в глухом краю парка, было для него очевидным ударом. В ужасном лице не было и не могло быть ничего приятного. А вот встреча со знакомым незнакомцем хоть и сменила одну эпоху в жизни на другую, но, странным образом, оставила приятное воспоминание. Отупение и апатия, и удовольствие одновременно – можно ли такое испытывать?.. Наверное, теперь он все-таки приблизился по своему состоянию к состоянию пьяницы, что сидел на ступеньках подземного перехода.

Но удары еще не закончились… Удары должны были следовать за ударами. Это был день террористических атак. Это был день атак не только на общество, на государство и на каких-то других незнакомых людей, это был день атак и на него, на одного отдельно взятого человека в измятом коричневом костюме…

Возле одной из торговых палаток он увидел мальчика-подростка, который стоял и, задрав голову, рассматривал что-то в витринке. Затем подросток с разочарованным видом отвернулся от витринки, отошел от палатки и остановился, принялся оглядываться по сторонам, видимо, разыскивая что-то…

Человек в измятом коричневом костюме, тем временем, уже тоже остановился и внимательно наблюдал за подростком. Можно сказать, что он глаз от подростка не отрывал. Но тот ни разу даже взгляда не бросил на дядьку, который столь пристально на него смотрел.

Человеку в измятом коричневом костюме теперь очень сильно казалось, что этот подросток – это тоже он сам, только в возрасте подростка. Но тут (его сердце, тем не менее, бешено колотилось) он не был уверен – он плохо помнил свою внешность: какой она была, когда он был подростком?..

В первом случае – с незнакомым незнакомцем – он был уверен: это был он, только гораздо моложе, теперь же он уверен не был…

Между тем, подростку что-то было нужно найти на этой площади, в ее торговых палатках, которые обрамляли площадь со всех сторон.

Стало ветрено. Хотя, порывы ветра не были частыми, каждый раз, когда они налетали, казалось, что еще немного – и оторвутся крыши торговых палаток.

Человек в измятом коричневом костюме медленно двинулся в сторону так поразившего его подростка, который по-прежнему его не замечал. Подойдя к тому на расстояние в несколько метров, человек в измятом коричневом костюме замер.

Подросток по-прежнему осматривался по сторонам, но вот, наконец, взгляд его наткнулся на человека в измятом коричневом костюме. Подросток тут же отвел глаза, несколько мгновений постоял, глядя куда-то в дальний конец площади, а потом пошел в сторону, противоположную той, в которой стоял человек в измятом коричневом костюме.

Но прошагал так подросток недолго. Потом он остановился, потом вернулся обратно на то место, где он стоял в тот момент, когда взгляд его наткнулся на человека в измятом коричневом костюме, там он вновь принялся смотреть по сторонам, словно он разыскивал что-то или кого-то. В это время человек в измятом коричневом костюме стоял на одном месте и то и дело бросал взгляды на подростка, причем он не то, чтобы смотрел на него слишком настойчиво, а, напротив, украдкой, – он старался не проявлять столь уж явно своего внимания к подростку, ведь он не был уверен в этом подростке. Это мог быть какой-то случайный подросток, могло просто померещиться. Но и из виду подростка тоже не выпускал. Впрочем, тот и не отошел никуда хотя бы сколь-нибудь далеко.

Вдруг подросток начал быстро переходить от палатки к палатке, словно бы очень занервничав и пытаясь что-то разыскать на витринах, чего он до сих пор не мог никак разыскать. Человек в измятом коричневом костюме тоже начал ходить по той свободной площадке, что была перед киосками, опасаясь, что подросток как-нибудь неожиданно исчезнет из виду, но при том ему представлялось, что он не должен так уж откровенно следить за подростком, потому что, кто его знает, как тот мог истолковать его внимание? – Оно могло напугать его, а этого человек в измятом коричневом костюме хотел меньше всего.

– Вот так дела! Вот так дела! Вот так дела! – бормотал человек в измятом коричневом костюме, чтобы не сойти с ума. – Я чувствую, мое настроение улучшается! Я рад, что все так вышло, что все так получилось. Мне уж было совсем приходил полный конец, совсем не наблюдалось нигде никакого выхода, а тут вдруг такие хорошие и цельные и целостные события, что просто загляденье! Такой невероятный, неожиданный и нужный поток информации ко мне пришел! Ведь информация – это любое различие, которое рождает другое различие.

Так они оба кружили по небольшой площади, пока, наконец, в какой-то момент не столкнулись друг с другом, впрочем, совершенно непреднамеренно и, даже, против воли обоих, чуть ли не нос в нос, насколько подобное выражение уместно применить для двух людей совершенно разного роста.

Подросток тихо, впрочем совершенно не испуганным голосом, а скорее как-то нервничая, но нервничая, как определил для себя человек в измятом коричневом костюме, не из-за того, что он столкнулся с незнакомым мужчиной, а по каким-то своим собственным, только ему известным причинам, – так вот, явно нервничая, он спросил:

– Скажите пожалуйста, не будете ли вы так любезны сказать, где тут можно отведать каких-нибудь горячих блюд за пятнадцать рублей?..

– Не буду ли я так любезен сказать, где тут можно отведать каких-нибудь горячих блюд?.. – поразился вопросу человек в измятом коричневом костюме.

Он очень внимательно, изучающе смотрел на подростка. Подросток же, – это можно было понять с первого взгляда, – готов был заплакать. Впрочем, причина подобного его состояния оставалась непонятной.

– Горячих блюд можно отведать в ресторане или кафе. Иди в гостиницу, там, конечно же, есть и ресторан, и кафе. А, может, кафе есть где-нибудь и здесь, возле метро. Я не знаю точно… – сказал человек в измятом коричневом костюме.