Вихрь преисподней

Глаза подростка наполнились слезами.

– Я же спросил вас, совсем не имея ввиду кафе или ресторан. Там так дорого! Я хочу знать, где здесь поблизости можно съесть какое-нибудь горячее блюдо за пятнадцать рублей. Суп или кашу… Или какие-нибудь горячие блинчики с творогом или мясом… Или… Или… – слезы стали душить его и, не договорив, он пошел прочь.

– Постой! Постой, мальчик! – громко воскликнул ему вслед человек в измятом коричневом костюме так, что сразу несколько человек на маленькой площади стали смотреть в его сторону.

– Постой мальчик! – продолжал человек в измятом коричневом костюме.

Подросток остановился и молча повернулся к человеку в измятом коричневом костюме. По лицу его текли слезы.

– Может быть, у тебя нет денег и ты голоден? Я могу дать тебе денежки…

– Вы что с ума сошли?! Нет, я не попрошайка!.. – воскликнул подросток. – Я просто хотел быстро съесть какое-нибудь второе горячее блюдо. Мне нужно сейчас съесть какое-нибудь горячее блюдо. Иначе у меня станет болеть голова. Вы что?!.. Отстаньте от меня! – он развернулся и быстро пошел, чуть ли не побежал прочь.

Человек в измятом коричневом костюме тоже развернулся и тоже пошел прочь в сторону, где у него не было совершенно никаких дел – в сторону гостиничного корпуса. Пройдя шагов двадцать, он вновь развернулся и пошел обратно к торговым палаткам возле станции метро…

…Подкрадываясь к выслеженному им подростку, прячась в толпе народа, повалившего как раз в этот момент из дверей метро, человек в измятом коричневом костюме со щемящей болью в сердце увидел, что подросток вылил на грудь, на свою кофточку томатный соус, которым была приправлена сосиска с булочкой. Подросток пытался как-то стереть соус с рубашки, неловко перепачкал еще и рукав, чуть было не уронил сосиску, потом, чтобы освободить руки и заняться пятном на рубашке, затолкал чуть ли не всю сосиску с булочкой разом себе в рот, давясь и обжигаясь попытался прожевать их, раскраснелся, еще больше разнервничался. Вид у него был чрезвычайно жалкий.

– Вы что так на меня смотрите? – вымолвил он наконец, когда съел свою горячую сосиску с булочкой.

Человек в измятом коричневом костюме, пользуясь замешательством подростка, уже некоторое время стоял и без стеснения рассматривал его:

– О, нелепый, странный, глупый подросток, посмотри как ты перемазался!.. Зачем же ты все это наделал?!.. – воскликнул человек в измятом коричневом костюме и, уловив, что подросток сейчас опять убежит, уже более спокойно спросил:

– Постой не исчезай, мне знакомо твое лицо? Где же мы могли с тобой встречаться, как ты думаешь? Где же я мог тебя видеть, как ты полагаешь?

– Не знаю… Я вас не знаю. Я никогда вас не встречал, – пробормотал подросток. – Скажите пожалуйста, где главный вход в гостиничный корпус? – спросил он следом.

Человек в измятом коричневом костюме замешкался с ответом и подросток, не дожидаясь, пока тот что-нибудь скажет, побрел через площадь в сторону ярко подсвеченных снаружи белых гостиничных корпусов.

Человек в измятом коричневом костюме, тем временем, подбежал к ближайшему телефону-автомату, который он заприметил еще раньше, вытащил из внутреннего кармана измятого пиджака городскую телефонную карточку, вставил ее в прорезь и принялся набирать номер мобильного телефона коллеги, что был сегодня днем вместе с ним в Измайловском парке.

– Ты знаешь – состоялось! – воскликнул человек в измятом коричневом костюме, едва коллега ответил на звонок.

– Что? Что состоялось?!.. – удивился тот больше неожиданному заявлению товарища, чем позднему звонку – между ними было принято звонить друг-другу после работы и обсуждать какие-нибудь вопросы, которые могли быть связаны с чем угодно: с тем, что сказал днем одному из них двоих Глава представительства, с только что прошедшей телепередачей, с какой-нибудь сенсационной мировой новостью. Оба в этот момент по определенному стечению обстоятельств были одиноки и им хотелось общаться друг с другом.

– Состоялось то, что теперь у меня есть повод для оптимизма, – пояснил своему товарищу человек в измятом коричневом костюме. – Есть событие, факт, происшествие, на котором, уверен, может укрепиться, как растение на маленьком клочке земли среди безжизненных скал, мой оптимизм. Я встретил некого очень знакомого мне человека… Мне кажется, это чертовски, чертовски занимательно и интересно!

Человек в измятом коричневом костюме был уверен, что сейчас его товарищ что-то ответит, как-то заинтересованно продолжит разговор, что сейчас они, хоть и немного, хоть он и по уличному телефону автомату звонит, и второй – отвечает по мобильному телефону, а значит, – деньги идут, но поговорят, хотя бы самую малость, но второй, тот, что был сегодня в темно-синем пиджаке и серых брюках, сказал:

– Слушай, я сейчас… В общем, давай потом поговорим. Давай, потом. Пока, пока… – вслед за этим в трубке раздались короткие гудки.

Человек в измятом коричневом костюме разочарованно повесил трубку на рычаг. К автомату уже стояла очередь из нескольких человек. Когда они успели собраться? – Человек в измятом коричневом костюме даже не заметил!

Он отошел от телефона-автомата. За рядом торговых палаток через площадь, через проезжую часть высились ярко подсвеченные белые гостиничные корпуса.

Голова у человека в измятом коричневом костюме была полна каких-то неясных соображений, предчувствий, мысли путались, в настроениях царил полный сумбур, – то его охватывала радость от того, что он встретил подростка, который так поразил его, то он вспоминал свою недавнюю парковую эпопею, потерянные ключи…

Можно так же отметить, что человек в измятом коричневом костюме едва ли не перешел уже грань безумия от всех тех событий, что на него сегодня свалились… Нет, наверное, все-таки не перешел. От перехода этой грани его удерживала радость, которую он испытывал от встречи с самим собой, только гораздо моложе.

«Стоп! – пронеслось в голове у человека в измятом коричневом костюме. – Он же ничего не спросил ни про ключи от сейфа, ни про мое исчезновение с работы!.. Вот так дела! Странно! Чем же это можно объяснить?»

Он хотел немедленно вернуться к телефону-автомату, набрать номер коллеги вновь и спросить его про то, что происходило на работе во время его отсутствия, но тут же он передумал. Медленно он двинулся в сторону белых башен гостиничного комплекса. Там сейчас странный знакомый незнакомец, там сейчас и подросток, что недавно поедал горячую сосиску с булочкой!

«Кругом одна ложь! – продолжало нестись в голове у человека в измятом коричневом костюме. – Все события сегодняшнего вечера – это сплошная реакция моего организма на ложь, на сплошную мрачную сюрреалистическую ложь, которая разлита повсюду. То, что произошло сегодня со мной, было случайностью, но разве можно поверить в то, что можно случайно услышать на ночной алее парка разговор, который уже однажды состоялся, а потом встретить человека, случайно похожего на тебя, каким ты был раньше, а затем случайно встретить подростка, похожего на тебя такого, каким ты был, когда был подростком? То, что это случайность – это ложь. Но разве не существует и не чувствует себя прекрасно и более чудовищная, и более отупляющая ложь?!.. Ведь кругом одна большая, мрачная, угрюмая, отупляющая сюрреалистическая ложь! И люди верят в нее! Значит и я должен верить в свою угрюмую и отупляющую сюрреалистическую ложь: все, что со мной происходит – это цепь случайностей и совпадений. Какими бы странными и необъяснимыми не казались бы мне все случившиеся факты, они на самом деле объясняются простой цепью случайных совпадений, стечением обстоятельств. Это ложь. Но нынче ложь становится явью. Вот и эта ужасная ложь про случайность стала явью. Да и какое мне дело до того, ложь это, или нет?! Я не должен тратить свои силы на то, чтобы ломать над этим голову. Это – цепь случайных совпадений. Но очень интересная и внушающая оптимизм цепь. Я так и сказал ему: состоялось то, что теперь у меня есть повод для оптимизма. Моя жизнь больше не будет скучна и мрачна. Я буду интересоваться самим собой, но таким, каким я был, когда был моложе, или таким, каким был подростком. Я буду интересоваться самим собой и общаться с самим собой… А что, если я больше сам себя не увижу? Где гарантия, что подросток или молодой человек появятся вновь?..»

Мимо него прошла группа о чем-то болтавших между собой и весело смеявшихся приезжих, очевидно, направлявшихся в гостиницу. Человек в измятом коричневом костюме медленно пошел вслед за ними. Потом остановился. Нет, он не пойдет туда! Что ему там делать? Хватит. Этот вечер пора заканчивать: он решил отправиться домой и как можно скорее лечь спать. Дома, в кровати, он может предаться приятным воспоминаниям о том, как он встретил самого себя, только моложе. Встреча с прекрасным состоялась!

– Осторожней же! Шатается, как пьяный!.. Приличный же вроде человек… – услышал человек в измятом коричневом костюме рядом с собой. Пожилая женщина, которую он толкнул, была возмущена.

– Извините, – он потер ладонью лоб.

Неожиданно мысль, как удар молнии, поразила его: ему же надо было ехать смотреть новости. Информационные потоки в его голове ослабевали! Еще немного – и в его голове воцарится ужасная, могильная тишина. Ему требовалось свежих информаций!.. Впрочем, то, что с ним происходило, и те сильные впечатления, которые на него теперь навалились, тоже, без сомнения, были полноценным информационным потоком, так что он погорячился, когда испугался, что информационные потоки иссякли. Они не иссякали и не иссякли. Просто теперь информация поступала к нему в мозг не из телевизора или радиоприемника, а напрямую из самой жизни.

Между тем, с того места на площади возле метро, на которой теперь стоял человек в измятом коричневом костюме, было видно, что пьяница по-прежнему дремал на ступеньках, что вели в подземный переход, и его, пьяницу, по-прежнему совершенно ничего не интересовало. Эта вопиющая несправедливость резанула по нервам человека в измятом коричневом костюме, и к нему разом вернулся и тот ужас, который он испытывал от осознания того, что он потерял такие важные ключи от сейфа представительства, и сознание бестолковости и нелепости всего того, что происходило с ним в этот вечер, и, – и это главное, – он понял все невероятное отличие, которое разделяло и различало его с этим беспробудно спавшим на ступеньках подземного перехода пьяницей: он, человек в измятом коричневом костюме, служил хранилищем и вместилищем информации, он внимал ей и впускал ее в себя, оттого-то и происходили с ним все эти события, оттого-то и попадался ему на его странном пути в этот странный вечер он сам, но только гораздо моложе, оттого-то и имел он все основания подозревать, что этот подросток, что так нелепо и жалко давился горячей сосиской с булочкой и обливал свою, похоже, единственную приличную кофточку соусом – это тоже он сам, но только – когда был подростком, и именно потому, и только потому, что он так восприимчив для информации, служит для множества информаций мишенью, так бестолков и неупорядочен, и страшен этот вечер. И его, этот вечер, и его самого, человека в измятом коричневом костюме, необходимо немедленно упорядочить. И единственным средством для упорядочения может быть только напиться до бесчувственного состояния и сесть на ступеньках подземного перехода рядом с давно сидящим на них пьяницей.

Человек в измятом коричневом костюме решил немедленно ехать домой.

В пустой унылой квартире, где на кухне падает из неисправного крана на тарелку со следами томатного соуса вечная струйка воды, сейчас никого нет и только автоответчик иногда включается: «Сейчас меня нет дома…» Невыносимо будет оказаться в этой пустой квартире и начать думать о том, что же сегодня с ним произошло. Нет, это невыносимо!

Тем не менее, он все-таки развернулся и пошел обратно туда, где был вход в метро. После всех мыслей он все-таки осмелился направиться туда, где был вход на станцию метро. Это был подвиг с его стороны! Он и сам никогда не мог предположить, что способен на подобный героический поступок.

Человек в измятом коричневом костюме так и не дошел до метро, а в какой-то момент развернулся и пошел обратно, в сторону гостиничного комплекса. Он лишь примерно представлял, куда шли знакомый незнакомец и подросток, который ел сосиску с булочкой, а потому действовал больше наугад, – перейдя широкую проезжую часть и миновав автостоянку, он направился к тому корпусу, что стоял чуть поодаль.

Потом он нашел вход в корпус, попал внутрь и там, – о удивление! – Он был просто поражен: недалеко от дверей стоял… его коллега в темно-синем пиджаке и серых брюках.

Но это было не последнее удивление, которое он испытал, попав в холл гостиницы.

Здесь же, в холле, оказывается, стояли знакомый незнакомец, подросток, который недавно ел сосиску с булочкой, – он держал за руки немолодых мужчину и женщину, видимо, это были его отец и мать. Тут же стоял какой-то наголо стриженый мальчик, очень смахивавший на беспризорника. Видимо, он и был беспризорником. Рядом с беспризорником стояла девушка лет семнадцати-восемнадцати, нарядно одетая и с какой-то невообразимой прической, накрученной на голове.

Все эти люди стояли перед экраном телевизора, по которому шла программа новостей. В ней рассказывали о последствиях очередного террористического акта. Человек в измятом коричневом костюме хотел было броситься к телевизору, чтобы не упустить ни слова из того, что говорилось про случившиеся ужасные события, но удержался. Ему подумалось, что из всех информационных потоков, которые уже обрушились и еще обрушатся на него в холле гостиницы, телевизионные новости о последствиях очередного ужасного террористического акта – это не самый главный информационный поток.

«Странно, – подумал человек в измятом коричневом костюме. – Странно, что именно так я подумал…»

В центре этой маленькой группки стоял чрезвычайно нарядно одетый молодой мужчина и, судя по всему, что-то объяснял им. Причем, все пятеро слушали его с огромным вниманием.

– Дремучая российская жизнь скоро подойдет к своему естественному концу! – расслышал человек в измятом коричневом костюме. – Но я – оптимист и полагаю, что для меня этот общий конец концом не будет. Я весел и жизнерадостен, и полагаю, что такие, как я, не пропадут ни в какой ситуации, и я уверяю вас, что я, моя звезда, мы оба – я и моя звезда – будем сиять на нашем российском небосклоне все ярче и ярче, какие бы перемены и катаклизмы не поражали наше тупое и много раз побитое и, все-таки, так от этого бития и не поумневшее в своей серой и глупой массе общество!..

Человек в измятом коричневом костюме вдруг понял, что он несколько раз видел этого чрезвычайно нарядно одетого мужчину по телевизору, – но кем тот был, он вспомнить не смог, – кажется, журналистом, но, может быть, и нет…

Рядом с коллегой в темно-синем пиджаке и серых брюках стояло двое каких-то молодых мужчин, на которых человек в измятом коричневом костюме только что просто не обратил внимания. Вот они отвлеклись от чрезвычайно нарядно одетого молодого мужчины и все трое стали о чем-то оживленно беседовать. При этом коллега в темно-синем пиджаке стоял к двери вполоборота, так что вошедшего человека в измятом коричневом костюме он не заметил.

Постояв совсем немного, может быть, меньше минуты у входных дверей в гостиничный корпус, человек в измятом коричневом костюме направился к своему коллеге в темно-синем пиджаке и серых брюках. Тот, словно уловив это каким-то шестым чувством, резко повернулся в его сторону. В это мгновение человек в измятом коричневом костюме заметил мобильный телефон, который его коллега держал в правой руке так, словно только вот-вот недавно закончил говорить по нему.

«Должно быть, это он после разговора со мной так и не убрал телефон в карман», – подумал человек в измятом коричневом костюме. – «Ага, все ясно! Значит, ждет прихода дополнительных информаций. Иначе, чего бы он стал стоять с телефоном в руках».

Увидав человека в измятом коричневом костюме, его коллега, который был одет в темно-синий пиджак и серые брюки, чрезвычайно удивился.

– Как?!.. Ты?! Что ты здесь делаешь?! Вот уж кого не ожидал увидеть! – воскликнул он, за одну секунду ужасно разволновавшись.