Оценить:
 Рейтинг: 0

В поисках русака, или Русский исход

1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
В поисках русака, или Русский исход
Григорий Михайлович Семяшкин

Авторское видение убеждает читателя в том, что жизнь россиянина на постсоветском «пространстве» в период очередного безвременья подвержена опасности ради бесплодного эксперимента до тех пор, пока подвергается сомнению вековой уклад народа-творца, народа-труженика, отдававшего свои знания и богатырскую силу Русака не ради личной наживы и выгоды, а во благо Отечества. Адресуется широкому кругу читателей.

Григорий Семяшкин

В поисках русака, или Русский исход

– Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек, говори своим природным языком, не уничижай его и в церкве, и в дому, и в пословицах.

Из обращения Протопопа Аввакума к царю Алексею Михайловичу

В пути за одной дверью

«Отрекший Бога, Иван Карамазов, чувствовал себя переполненным любовью. В пространстве свободы ему некому было ее излить. Тот кто рождает любовь, то ее и получает обратно, а затем вновь воспроизводит ее в еще большем масштабе. Бог – источник любви. Она способ его общения с человеком. Каждый получивший ее каплю отдает чуть больше. Ответное чувство – долг каждого. Грех, если оно забыто. Создателю чуждо сострадание – всепрощение. Отец Небесный, среди заблудших прощает лишь тех, кто ищет путь спасения, готов вновь быть частью круга. Он создает посредством любви добро. В цельности связи Бог–любовь– человек–любовь–Бог – сила всевышнего».

Странная фраза, рожденная чужим мышлением. Окончание разговора, начатого много лет назад в поезде Лабытнанги-Москва. Время от времени она вновь всплывала в сознании, покалывала уколом, наподобие занозы, впившейся в палец при сборе шиповника – не тронешь, не болит, вспомнишь – кольнет, забудешь – обойдешься без боли.

Закрытая дверь купе отрезает человека от мира устоявшейся повседневности. Круг нового общения собирается хаотично. Объединяет вновь собравшихся в путь желание провести время движения в спокойной обстановке. Одновременное раскачивание, расслабляя, подталкивает к общему разговору. В тот день участников было четверо – одна женщина и трое мужчин разного возраста.

Модераторами обмена мнениями выступили мужчины, расположившиеся на нижних полках, то есть на тех местах, где состояние комфорта ощущается сильнее. Один низенький, толстенький, мячиковатый, с округлым лицом, одетый в помятый коричневый костюм. Другой спортивно-подсушенный, рослый типичный иностранец, европеец из советского кино: седые волосы, удлиненные черты лица, холодно-спокойный взгляд светлых глаз, мужчина лет пятидесяти, одетый в песочного цвета удлиненные шорты и красную футболку. По внешнему впечатлению первый – вальяжный себорит – чуть больше выпить, чуть больше закусить, потратить время на болтовню. Второй – рациональный трудоголик, занудливо делящий сутки по графику, свои действия планирующий заранее.

На галерке, на верхних полках располагались любопытствующие. Попутчики, одетые в трико, он – старичок лет семидесяти, в синее, и она – женщина, в черное. Оба седые, сухонькие, похожие на воблу, уже сушеные, и еще полезные, может быть, в последний раз.

Компания в полном составе собралась на полпути. Поезд с промежуточной станции Ухта отходил с двадцатиминутным опозданием. Впрочем, это не мешало ему прибыть в Москву строго по расписанию. Перед конечной станцией машинисты разгоняли состав до предельных скоростей, сжимая пространство, доказывая – время на просторах России течет неравномерно. Ближе к столице скорость его значительно выше. На огромных пространствах отдаленных территорий – ниже.

Перед Ухтой в купе было свободно два нижних места. На них и разместились вновь прибывшие модераторы, зачинщики дискуссии.

– Опять отходим с задержкой, нет у нас в России западного порядка, – дежурно, без ноты осуждения, скорее утвердительно заметил «европеец». На что круглолицый, до этого успевший деловито разместить на столике свою посуду – объемные кружку и чашку из фарфора, пластиковые боксы с едой, минералку в стеклянной бутылке, округлив карамельно-коричневые глазки-пуговки, живо отреагировал:

– Все решают инстинкты, – пригладив пухлыми пальчиками проседь коротко стриженных волос, он мягким вкрадчивым голоском продолжил:

– Человек, реализующий их – успешен, он мотивирован на достижение цели постоянно. А у нас, за главным рулем железной дороги стоят люди, назначенные исполнять волю владельцев, – он поспешил сделать отвлекающее пояснение:

– Я не коммунист, – сказал он нарочито медленно, – и стало ясно, что он из «бывших». После многозначительной паузы, выдавшей его сомнения – верят, не верят – он продолжил:

– Причем разницы в том, кто владеет железной дорогой – государство или частник – нет. Беда в том, что между исполнителем и владельцем большая дистанция. Они разъединены и даже отчуждены друг от друга разнонаправленными интересами. Одному нужна зарплата повыше, другому – прибыль побольше. Но при высокой зарплате прибыль будет меньше. В противоречивости желаний теряется стремление к ответственности за хорошо, добротно сделанную работу. Нужен компромисс между ними, а где в России вы его видели. Ау? Мы все вырвались на свободу из лагеря социализма, из сетей планов и нормативов, замечать интересы других не желаем. А пока поезда движутся с опозданием, врачи лечение заменяют отписками, учителя вместо посева знаний сеют галочки для проформы. И так во всем. Нет в России свободного человека, человека раскрепощенного, реализующего свои инстинкты. Раньше был партийный контроль, – говорил и говорил человек в коричневом, бойко, напористо, с внутренним убеждением, как гвозди вбивал в свежую древесину.

– Теперь создают контроль церковный, создают контроль общественный. Опять хотят загнать человека в тень. А надо бы наоборот, – выступающий перевернул гладкой ладошкой воздух и продолжил:

– Реализующий себя человек – открыт, читаем как книга, предсказуем, и потому опасности для власть предержащих не несет. Он всегда на виду, и все делает искренне, от души. Реализовать себя без назойливого давления, вмешательства извне – вот его основное желание.

– Я с вами согласен в основном, – у мужчины в шортах длинные седые волосы контрастировали с черными густыми бровями. Расположившись на противоположном сидении, полулежа, он, положив ногу на ногу, раскачивал шлепанец. Звали его Николай Валентинович. В отличие от оппонента, он обладал легким басом. И, несмотря на внешне спокойствие, говорил несколько спонтанно, отрывисто:

– И все-таки хочу возразить, – он обозначил себя спорщиком, – если такой по-вашему свободный человек будет реализовывать себя не только в деле, но и в поступках, отличных от общепризнанной морали, – увидев усмешку на лице противника, он торопливо, пропуская окончания слов, сбивчиво пояснил:

– Даже с вами и заранее соглашусь, с тем, что мораль бывает консервативной, устаревшей, отстающей от перемен в обществе, и с тем, что многие отрицательные поступки сегодняшнего дня завтра будут расцениваться как обычное поведение, – казалось, что он уже забыл про начальный тезис:

– Но я немного о другом. Такой человек короток, как полезный индивид для общества, – видя недоумение в глазах собеседника, вызванное нарушением последовательности рассуждений, уточнил:

– Такой человек безлик. В реализации инстинктов нет ничего нового. Так двигалась жизнь и в первобытных обществах, когда основными орудиями труда были камень и палка. Во времена электроники и освоения дальнего космоса люди такого менталитета должны восприниматься как балласт, как товар прошлогодней моды. Пьяницу караулит цирроз печени, авантюриста ждет тюрьма. Нет, мораль контролирует человека, делая его полезным для общества. Только контроль над инстинктами, – продолжал он несколько занудливо, – делает человека свободным. Полезный для общества человек одинок. – Желая заранее ниспровергнуть возможные возражения оппонента, Николай Валентинович углублялся в свои рассуждения.

– По мере накопления опыта и знаний человек как индивид вынужден все больше удаляться от мира бессознательного. В конце срока жизни у каждого за плечами будет свой дорожный мешок.

Чувствуя, что его сбивчивая речь малопонятна окружающим, он постарался пояснить:

– Кто-то в нем будет хранить запас на черный день, кто-то блокнот с записями своих личных воспоминаний, а кто-то, из тех, кому придется мигрировать, будет хранить пару потрепанных книг, как кусочек покинутой родины. Вот, может быть, так, – закончив пояснения, он как-то удрученно вздохнул, видимо, осознав, что его сбивчивые пояснения не совсем поняли, и стал, близоруко щурясь, протирать очки чистеньким носовым платочком. Его оговорка «может быть так» – лишь выявила в нем неуверенного в себе человека.

– Вы, конечно, моложе меня, лет на десять-пятнадцать. Может, чуть меньше всего видали. Когда я работал в министерстве, – коротышка, важно надувая щеки, без спешки снял коричневый пиджак, сложил привычным жестом сцепленные пальцы на кругло выпирающем животе, – приходили ко мне разные люди. Вот придет ко мне такой честный моралист-предприниматель с просьбой:

– Мол дайте мне возможность участвовать в государственной программе.

А я о нем информирован заранее. И знаю, что он порядочный человек, репутация у него работящего семьянина, и много чего есть у него хорошего, за что похвалить можно, словом, поддержать, а вот по делу…

– Я ему «рябчика» выпишу, – бывший министерский работник, засучив рубашку по локоть, показал сжатый кулак. С металлом в голосе сказал:

– Не дам, не поддержу. Он пришел денег просить. – В глазах круглолицего появилась злость, как у собаки, у которой оттаскивали миску с едой, – а ему уже тяжело. – Какое участие в программе? У него за душой свободного капитала нет и не будет.

– А вот придет пройдоха, – бывший чиновник заулыбался, показывая удивительно ровные для его возраста зубы, – из тех, у кого репутация под полом валяется, в банках долги, перед работягами задолженность по зарплате, трижды разведен, молодых любовниц и машины меняет, заявит:

– Мол, хочу участвовать в программе. Есть деньги на первый взнос. А я ему: пожалуйста. Этот костьми ляжет, вывернется наизнанку, а своей цели добьется. Все средства использует – моральные, – толстячок хихикнул, – и не моральные. Да, вот, ему пожалуйста, дадим поддержку, – лицо говорящего приняло строгое выражение. – Оо, этот бывший чиновник, уже был в образе как достойный представитель своего класса-гегемона. – Он вывернул наружу маленькие ладошки, розовые пухлые, изогнутые вверх кормушки.

– Давать помощь деятельному человеку менее рискованно. – Он пояснил, – для каждого министерства предписано плановое задание. Есть годовой отчет, надо доложить о достигнутых результатах. В этом случае вновь запущенно производство и будет результатом деятельности министра и его команды. Вот этот, в чем-то не хороший, но деятельный человек, человек, реализующий свои инстинкты, и добьется успеха. Может он при этом что-то и украдет, с кем-то заключит не совсем законную сделку, но новое предприятие будет запущено в срок или чуть позднее, если будет возможность получить дополнительные субсидии, люди получат новые рабочие места, зарплату для содержания своих семей, а государство отчисления с нее в виде налогов. Все общество только выиграет.

– А этот, – он брезгливо скривил маленький рот, – у которого высокая мораль, при возникновении трудностей найдет вместо способов решения сотни оправданий – инфляция, погода, подрядчик-волокитчик. А то и вовсе предложит поменять закон, общий для всех, лишь для того, чтобы решить свой частный вопрос. – Чиновник решительно отрезал ладошкой пространство от предполагаемого неудачника, – у «слабака» мозги повернуты на поиск оправданий свой неудачи, а не на решение вопроса.

Закончив словесный расстрел предполагаемой жертвы, он с ироничным самодовольством посмотрел на оппонента, показывая своим видом – «милый мой, жизнь сложнее на правил».

Тот по-прежнему растерянно протирал стекла очков, белым носовым платочком, расчерченным в синюю клетку. Клетка вверх – можно согласиться, клетка вниз – следует возразить.

– Вопрос сложный, однозначного решения не имеет, – начал он с компромисса, – в чем-то вы правы, но позвольте возразить, – Николай Валентинович вернулся к исходной позиции, – этот ваш протеже-предприниматель, скажем прямо, пройдоха, может запустить пять проектов, и все будут успешными, но на каждом из них у него будут откаты, махинации с завышением затрат и уменьшением суммы налогов. На эти потерянные деньги можно было бы запустить десять проектов. В два раза больше создать рабочих мест. Где уж тут выгода? – задав вопрос, он сам же и ответил, с ноткой досады в голосе.

– Тут не выигрыш для общества, а убыток. Никакого бюджета не хватит, чтобы насытить этих жуликов. За счет бюджета эти пройдохи набивают карманы, а в это время целые отрасли приходят в упадок. Прибыль – одному, а убытки – всем остальным. – Возникла пауза. Оппоненты сделали передышку, ощущая вершину спора. Искали в период паузы новые аргументы. Вдруг неожиданно к беседе присоединился с верхней полки старичок в синем трико.

– Вы, конечно, Виктор Васильевич, неправы, – обратился он к бывшему чиновнику. – Тот удивился, – а вы откуда меня знаете?

– Знаю, знаю – меня зовут Николай Петрович, – когда вы служили заместителем министра, я был у вас на приеме. Фамилия моя Киселев. Не помните? Я просил денег на поддержку своего проекта. А вы меня «рябчиком» угостили. – Осуждение и укоризна в его голосе смутили Виктора Васильевича, и он, покраснев, сделал попытку оправдаться.

– А, вспомнил. Вы же тогда по возрасту не проходили. По условиям оказания государственной поддержки, возраст заявителя был ограничен ю годами.

Умение оправдаться в ходе дискуссии быстро, моментально – важнейшая часть профессиональной подготовленности чиновника, пусть и бывшего.

– У вас не прошли, а по жизни отбор прошли успешно, – возразил Киселев, – продали тогда машину, дачу, гараж, кое-что заняли под проценты у родственников, это конечно особая песня, все теперь банкиры, ставка по кредиту минус ставка по депозиту, доход делим пополам, выгоднее, чем у банков-ростовщиков. Довольны все, все при своем интересе. Мы, с моей Ольгой Ивановной, – женщина напротив одобрительно кивнула, – проект, не поддержанный Вами, осилили, и до сих пор бизнес ведем. Мне уже 75 лет. Людям пользу приносим. Мы внедрили воссозданные технологические рецепты давних времен, некоторые из них применялись еще в м веке, на десятках кондитерских и хлебопекарных предприятий. Секрет прост – местное сырье – это всегда свежий продукт, а значит, и самый качественный. А теперь за здоровье все пекутся, – Николай Петрович продолжил, – раньше в деревнях, на свежих продуктах и чистом воздухе вырастали поколение за поколением здоровых людей. А чего не быть здоровым? Молоко парное, уха тройная, все экологически чистое, даже тишина была целебна. Генетическое ядро нации хранилось в деревне. Она была источником, гарантом прилития свежей крови в отравленный организм городского человека. – Увидев удивление на лицах собеседников, добавил:

– Я сам когда-то работал ветврачом, и знаю, как сохраняются положительные качества за счет прилития крови. А при умелом подходе не просто сохранить, но и контроль нужных параметров можно осуществлять в м, м поколении. А сейчас для нашего общества этот источник лениипотерян. Он иссяк. Деревня разорена, она обезлюдила. В лучшем случае, а может, и в худшем, пройдет замена племенного ядра людьми из других национальностей, теми, кто живут еще беднее нас, и работать согласны за пропитание.

– Видите, как повернулось, Виктор Васильевич, – легкая укоризна прозвучала в его голосе, – жена у меня бывший технолог, старые рецепты приспосабливает для использования в новых технологиях, а я при ней менеджер, генеральный. – Он подправил рукой густые пушистые усы, скрывающие улыбку. – Да, в качестве сырья в наших рецептах используются дары местной природы – морошка, черника, даже корни радиолы розовой. Прищурившись, он посмотрел на собеседников.

– Как вы думаете, отличаются ли по своим качествам жимолость и клюква, выросшие на севере, от ягод, выращенных в центральной России?
1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5