Колымская сага

Колымская сага
Ирина Ивановна Беседина

Сибирский приключенческий роман
Колыма для геолога край больших возможностей. Высшее достижение поисковика – открыть новое месторождение. И это не подарок судьбы, а результат упорного коллективного труда. Длительные переходы по неприветливой тайге в холод и дождь, по дну ручьёв и оврагов, по горам и обрывам, среди диких зверей и шаманов. В 1938 году для освоения края ехали молодые романтики, не замечавшие трудностей. Некоторые оставили там жизни.

Ирина Беседина

Колымская сага

© Беседина И. И., 2023

© ООО «Издательство «Вече», 2023

* * *

От автора

В свет вышло три моих романа. Сейчас все они доступны в Интернете, потому что существуют в электронном варианте. Их можно прочитать за низкую плату или вообще бесплатно. Но это неправильно и дело не в оплате. Такие книги должны стоять на книжной полке. Их можно взять в руки, открыть с любой страницы и почувствовать их смысл, ощутить чувства и психологию героев. Нет, не героев, а живых людей. Это совсем не важно, что они жили на Колыме. Они могли жить где угодно. Но они смеялись, плакали, любили, ненавидели, дружили. Это, прежде всего, исторические книги. В них не только быт, в них история нашей страны. На 85 % это действительные события.

Смотрите, вот Михаил Романов получил орден Отечественной войны 1-й степени. Эйфория по этому поводу быстро проходит, он не может рассказать друзьям свою историю. Что он может им сказать? Нельзя было рассказывать про плен, про горы трупов, про милого доктора в Берлине, убитого в последний день войны, про работу в отряде сопротивления, про вонючий твиндек парохода, про «врага народа» и скитания на Чукотке, про смерть Лизы с ребёнком внутри. Всё, что со мной случилось, было страшно. Орден – это хорошо. Но боли и слёз в этой истории больше. Их не выплачешь. Одно цепляется за другое, и только Лёва знает обо всём. Никому мою историю рассказывать нельзя».

Надо многое понять и принять, когда читаешь первые два романа. Их надо прочитать быстро, а потом читать по главам, по страницам. Тогда неважно будет, где это было, тогда прочувствуешь людей в этом историческом промежутке, их боль и радость, их принципы, их внутренний стержень, их убеждения.

Колымская сага имеет других героев. В саге отражён колорит колымской жизни, радости, достижения, трудности, опасности. В ней так же мало авторского вымысла. Её надо читать, надо держать в руках книгу. Надо оценить мужество мальчишек в борьбе с преступником-зэком. Надо понять суровость интернатской жизни, надо ощутить боль и трогательность юной любви.

Мои будущие читатели, я дарю вам свою любовь и благодарность.

Я верю, что жизнь человека должна быть полна самых неожиданных приключений, что надо сгорать в испепеляющем огне, рисковать, смотреть в глаза опасности.

    Уильям Сомерсет Моэм. Бремя страстей человеческих

Дело касается драгоценной жизни – жизни, которую мы не можем создать, жизни, которая если уйдёт, то уйдёт навсегда. И она является индивидуальной, незаменимой, уникальной, такой, какой никогда прежде не было и никогда не будет.

    С. М. Неаполитанский. Аюрведа на каждый день. Секреты великого искусства жизни

Мы пришли сюда молодыми, мы отдали этому краю лучшие свои годы и нисколько не жалеем об этом, потому что мы были здесь счастливы, потому что труд наш был захватывающе интересным и созидательным…

    В. А. Цареградский

Часть первая. В стране вечной мерзлоты и жёлтого металла

Мальчишки. Рождение мужества

Ясные картины раннего детства. Закутанный в шубу лежу плашмя вверх лицом на санях, которые по накатанной зимней дорожке тащит старший брат, доставляя меня в детский сад. Рассматриваю разноцветные искорки на заснеженных лапках кустов и лиственниц. Скррри… скррри… скррри… скррри… – поскрипывает снег под валенками брата. Шшшшшшшш… – шипят полозья саней. Мне тепло и уютно, хотя мороз не меньше сорока градусов. Хочется, чтобы это длилось вечно.

Колыма, Колыма – чудная планета. На этой планете я родился и вырос. Десять месяцев зима, остальное – лето. Наверно, шестнадцать лет, в течение которых я произрастал в этом чудесном крае, наложили глубокий отпечаток на склад моего характера да и на психику в целом. Именно здесь я впервые заметил, что кое-чем отличаюсь от других детей.

Все происходило очень постепенно и очень постепенно доходило до моего сознания. Понять, что в тебе что-то не так, как у всех, ребенку очень сложно и, скорее всего, без участия других людей вообще невозможно. По-видимому, события, которые были связаны с особенностями моей психики, происходили в детстве достаточно часто, но я сам никак их не выделял, пока члены моей семьи не стали обращать на них внимание и выражать удивление. Но поскольку и родители, и старшие дети всегда старались как-то все свести к понятным для них объяснениям, то я тоже долго не видел во всем происходящим со мной ничего особенного.

Послевоенные годы, на которые выпало мое раннее детство, наверное, нигде не были достаточно благополучными в материальном смысле. Но Колыма – это особая статья. Ассортимент завозимых сюда с материка продуктов был весьма скуден, а овощи и фрукты вообще были представлены в сухом виде. Лет до десяти-одиннадцати я думал, что картошка и морковка растут стручками, поскольку видел эти овощи только в форме больших круглых блоков, похожих на колеса, содержащих множество спрессованных сухих продолговатых ломтиков-стручков. Но к Новому году почти всегда завозили свежие мандарины и яблоки. Это делало Новый год незабываемым праздником. Я очень любил мандарины. Родители всегда делали новогодние подарки, и неотъемлемой частью их были мандарины.

Мне было лет пять с небольшим. Накануне Нового года мама купила в магазине целую сумку мандарин и, чтобы устроить мне сюрприз, не занесла их в квартиру, а поставила в кладовую. Когда мы пообедали и мама спросила меня, хочу ли я чего-нибудь сладкого, я с радостью закричал, что хочу мандаринов. Никто не знал, что мама их купила. Она сказала, что до Нового года еще несколько дней и мы не покупали мандаринов. «Я видел, я видел!» – закричал я. «Что ты видел, проказник, если ты сидел дома?» – спросила мама. «Я видел, что ты их купила, и знаю, куда поставила!» – заявил я. «Куда?» – спросила мама. Вместо ответа я выбежал за дверь, зашел в кладовку, разгреб мешки, под которыми была спрятана сумка, взял два мандарина и принес их на кухню, где находилось семейство. «Вот же пострел! Наверно, все-таки унюхал», – сказала мама. «Нет, я видел», – с обидой возразил я. Но взрослые сошлись на том, что у меня, по-видимому, тонкое обоняние. Мандарины мне позволили съесть, но я был очень задет тем, что мне не верят, поскольку на самом деле видел, как мама покупала мандарины в магазине, как несла их домой и как прятала в кладовой. До этого уже было много случаев, когда я как бы что-то угадывал. Но на самом деле я не гадал, а твердо знал или ясно видел. Но взрослые мне не верили, объясняя все по-своему, или просто оставались в недоумении. По крайней мере, все считали, что я смекалистый парень, хоть и много придумываю. Поэтому в шесть лет я пошел в школу, чтобы там мои мозги быстрее приобрели устойчивый порядок.

Учился я сначала очень неровно. То все сделаю на отлично, то вдруг вообще ничего не смогу и получаю двояк. Родители и учителя не могли понять, с какого боку за меня взяться. Если мне задавали что-то выучить по учебнику, то я тратил на это несколько минут, поражая потом всех тем, что воспроизводил все буква в букву и цифра в цифру. Но если требовалось с этим что-то сделать, как это объяснял учитель, то я часто оказывался совершенно беспомощным и не понимал, что от меня требуется. Я мог запомнить с одного взгляда целые страницы текста или картинки. А потом, поскольку они стояли у меня перед глазами, сидел и разглядывал их внутренним взором, пропуская все, что должен был внимательно слушать. Иногда учителя своими высказываниями пробуждали в моем воображении столь яркие образы, что они занимали мое внимание на протяжении всего урока, и в результате я опять не слышал объяснения учителя и не понимал учебный материал. Где-то к пятому классу образы стали гораздо меньше возникать сами по себе и утратили былую яркость. Я стал хуже запоминать непроизвольно и… стал отличником. Мне пришлось начать учиться.

Позже, когда я уже вплотную занялся психологией, я понял, что в детстве обладал так называемой эйдетической памятью, которая с возрастом значительно ослабла. К этому же времени, то есть к 5-му классу, поубавилось количество случаев, когда я узнавал о чем-то необычным образом. Я уже осознавал эту необычность, понимал, что другие так не могут, и научился помалкивать о моих озарениях, поскольку реакция окружающих на эти явления мне вовсе не нравилась, а иногда меня просто не устраивало, чтобы кто-нибудь знал о том, что со мной происходит. Будучи еще слишком маленьким, я никак не влиял, да и не пытался повлиять на проявление паранормальных способностей. Это как бы естественно вплеталось в мою жизнь, и зачастую я не извлекал из этого никакой пользы, по крайней мере, сознательно. Но, подрастая, я стал понимать, что мог бы иногда пользоваться этим, и попытался добиться того или иного результата самостоятельно. Но не очень-то это получалось. Я закрывал глаза, напрягался, стараясь увидеть или услышать то, что мне бы хотелось, или заставить кого-нибудь сделать или почувствовать желаемое мной. Но даже если что-то, как мне казалось, удавалось, оставалось ощущение, что это не есть результат моих усилий, поскольку повторить этого я не мог.

Как-то, уже в шестом классе, я прогулял после школы весь день и не выучил уроки. Четверть заканчивалась, и родители пообещали мне купить новые лыжи, если за четверть у меня будут одни пятерки. Я очень этого хотел, так как у моего друга были нормальные лыжи, а у меня только детские, короткие и на валенки. Кататься на них было очень неудобно. Но в этот раз на уроке математики я сидел, будучи совершенно не готов отвечать у доски, и с ужасом ждал, что меня вызовут. Взгляд учительницы угрожающе скользил по классу и неизбежно приближался именно ко мне. Я оторвал свой потупленный взор от парты и посмотрел в глаза математичке. Кожей почувствовал – сейчас она откроет рот и произнесет: «Васенин! К доске!» В солнечном сплетении зародился холодок, а по телу прокатилась волна сильного жара. Я готов был провалиться сквозь землю и закричал про себя: «Нет! Нет меня, нет! Разве ты не видишь, что меня нет?!» В моей голове ясно возникла картина класса с пустующим местом за моей партой. Рот учительницы открылся, и в этот момент я почувствовал, что смотрю на себя с того места, где она стоит. И меня нет!

– К доске пойдет Коля Ва… А где у нас Васенин? Ну тогда Лина Бурова, иди, отвечай.

Класс застыл в полном недоумении. Бедная Лина, моя первая, еще детсадовская любовь, открыв свой милый ротик (не хочется в отношении нее употреблять более точное определение – с отвисшей челюстью), с расширенными (выпученными) от удивления глазами вышла к доске.

Когда урок закончился, я направился на выход из класса.

– Коля, – удивленно посмотрела на меня учительница, – ты что, был в классе? А где ты сидел?

Я воспроизвел на лице полное удивление и пропел:

– Сидел на своем месте, Екатерина Александровна.

Она посмотрела на стоявших рядом и ничего не понимающих ребят:

– Он сидел на своем месте?

Хор нестройных голосов:

– Да, Екатерина Александровна, Васенин сидел на своем месте!

Учительница пристально смотрела на меня несколько секунд в полном смятении.

– Ладно, идите на перемену, – выдавила она из себя и уткнулась в журнал.

«Получилось! – ликовал я. – У меня точно получилось! Но как я это сделал?» Впервые эффект явно совпал с моим желанием и тогда, когда это было нужно, но как это получилось, я по-прежнему не знал.

Дальнейшие попытки добиться чего-нибудь подобного не привели к положительным результатам, но я уже убежденный, что получится, не отступал и старался, старался… Непроизвольные случаи вновь участились, но подчинить этих демонов своему желанию я по-прежнему не мог. В целом мне уже стало ясно, что мое старание вызвать эффект как раз и препятствует появлению результата. Но как сделать что-то, не стараясь этого делать?!

Шло время. Я окончил седьмой класс, и мы с ребятами решили пойти в поход. Где-то в пятидесяти километрах от нашего поселка в горах находилось достаточно большое озеро. Местные охотники говорили, что там много дичи и рыбы, вода очень чистая и уже к середине июля солнце прогревает ее так, что можно если не купаться, то хотя бы поплюхаться. Надо заметить, что летом на Колыме из-за вечной мерзлоты вода в реках в самую жару едва достигала десяти градусов, хотя температура воздуха доходила до тридцати. Так что купаться было негде, и плавать я не умел. Мы давно уже мечтали организовать поход на это озеро, но родители не отпускали без взрослых. А после седьмого класса разрешили.

Заполнив рюкзаки нехитрым снаряжением и вооружившись кто чем мог, пятеро пацанов двинули в свой первый дальний поход.

Нельзя сказать, что мы были совсем неопытными, поскольку в горы ходили не так уж редко, хоть и не слишком далеко. Мы играли там в войну, в индейцев и в Тарзана, раскачиваясь на мощных ветках стланика и перепрыгивая с одной на другую. Встречали и местных хищников – медведей, росомах, рысей. Волков на Колыме нет, а другие хищники летом сами боятся человека, поэтому с этой стороны опасности не было.

В тех же горах мы добывали и наше самое секретное оружие – толовые шашки и детонаторы. Жили мы в шахтерском поселке, и это богатство валялось в обвалах угольных шахт. Взрывники не всегда расходовали взятую для работы взрывчатку, ленились идти сдавать ее снова на склад и сбрасывали в обвалы. Это позволяло пацанам, которые, как и все другие пацаны в мире, лазали туда, куда не надо, пополнять свой боезапас, устраивать взрывы и подвергать опасности жизнь «противника», то есть жителей поселка.

Трое из нас, включая меня, уже имели опыт охоты с настоящими ружьями, стреляли из обрезов, которые сами же сделали.

Взрослые, конечно, не знали, как мы вооружены, поскольку официально мы взяли с собой только «воздушку», мелкашку и одну двустволку шестнадцатого калибра. Ружье доверил самому старшему из нас Славке Божкову его отец. Они часто вдвоем ходили на охоту, и Славка мог вполне самостоятельно с ним управляться. Кроме этого арсенала у нас с собой была еще одна двустволка и два двуствольных обреза, у каждого имелся охотничий нож. Ну и, естественно, несколько толовых шашек и детонаторов.