Мир без конца

Это приводило к разладу в отношениях с родителями. Будучи воином, сэр Джеральд не скрывал разочарования, когда старший сын не мог поднять тяжелое копье, быстро выдыхался, норовя срубить дерево, или прибегал домой в слезах, потерпев поражение в драке. Леди Мод делала все только хуже, защищая Мерфина, когда от нее требовалось лишь притворяться, будто ничего не замечает. Когда отец во всеуслышание нахваливал сильного Ральфа, мать старалась сгладить положение, называя младшего сына глупым. Ральф действительно рос не самым смышленым, но что же тут поделаешь; такие попреки его только злили, и мальчики опять ссорились.

А утром в День Всех Святых поссорились и родители. Джеральд вообще не хотел ехать в Кингсбридж, однако пришлось. Он никак не мог выплатить долг аббатству. Мод напомнила, что монахи способны отобрать у них землю: сэр Джеральд был лордом трех деревень в окрестностях Кингсбриджа. Отец рявкнул, что он прямой потомок Томаса, ставшего графом Ширингом в тот год, когда король Генрих II поднял руку на архиепископа Беккета. Граф Томас был сыном Джека Строителя, архитектора Кингсбриджского собора, а историю его почти легендарной супруги леди Алины Ширинг рассказывали долгими зимними вечерами после героических сказаний о Карле Великом и Роланде. У человека, имеющего столь достойных предков, никакие монахи не посмеют отобрать землю, рычал сэр Джеральд, уж тем более не такая баба, как приор Антоний. Когда рыцарь начал кричать, лицо Мод приняло выражение усталого смирения, и она отвернулась, хотя Мерфин расслышал слова матери:

– У леди Алины был еще брат Ричард, который только и умел, что драться.

Может, Антоний и баба, но у него хватало мужества требовать с рыцаря оплаты счетов. Приор обратился к господину и троюродному брату Джеральда, нынешнему графу Ширингу. Тот вызвал родственника в Кингсбридж, чтобы вместе с приором уладить дело. Поэтому отец был в плохом настроении.

А потом его ограбили.

Он обнаружил пропажу после службы. Мерфину зрелище понравилось: темнота, таинственные звуки, тихое пение, которое становилось все громче, громче, пока наконец не заполнило громадный собор; понравилось, как одна за другой загорались свечи. В неверном свете он заметил, что некоторые воспользовались мраком для совершения мелких грешков, за которые уже получили прощение: двое монахов торопливо прервали поцелуй, а шустрый купец отдернул руку от пышной груди улыбающейся женщины, явно чужой жены. Когда все семейство возвратилось в госпиталь, мальчик по-прежнему не находил себе места от восторга.

Пока ждали, когда монахини накроют завтрак, поваренок пронесся через помещение к лестнице, держа в руках поднос с большим кувшином эля и блюдом горячей солонины. Мать брюзгливо проговорила:

– Твой родич граф мог бы и нас пригласить на завтрак. В конце концов, твоя бабка приходилась сестрой его деду.

– Не хочешь каши, можем пойти в таверну, – ответил отец.

Мерфин навострил уши. Он любил завтракать свежим хлебом и соленым маслом, но мать лишь сказала:

– Нам это не по карману.

– Очень даже по карману. – Отец потянулся к кошелю и только тут сообразил, что на поясе пусто.

Сначала он посмотрел на пол: вдруг кошель упал, – затем заметил срезанные концы кожаного ремня и зарычал от бешенства. Все уставились на него, только мать опять отвернулась и прошептала:

– Все наши деньги.

Отец обвиняющим взглядом обвел зал госпиталя. Длинный шрам, бежавший от правого виска к левому глазу, потемнел от гнева. Люди вокруг настороженно затихли: любой рыцарь в ярости опасен, даже тот, кому столь явно не повезло.

Мать заметила:

– Тебя обворовали в соборе, никаких сомнений.

«Пожалуй, она права, – подумал Мерфин. – В темноте люди чаще воруют, чем целуются».

– Еще и святотатство, – проворчал отец.

– Думаю, это произошло, когда ты поднял ту маленькую девочку. – Лицо матери искривилось, как будто она проглотила что-то горькое. – Верно, вор подобрался сзади.

– Его нужно найти! – прорычал отец.

– Мне очень жаль, сэр Джеральд, – послышался голос молодого монаха по имени Годвин. – Я схожу за констеблем Джоном. Попрошу поискать бедного горожанина, который внезапно разбогател.

«Как бы не так, – подумал Мерфин. – В соборе были тысячи горожан и сотни приезжих. Констеблю за всеми не уследить».

Но отец слегка смягчился.

– Этого мошенника надо повесить! – процедил он чуть тише.

– А пока, может быть, вы с леди Мод и ваши сыновья окажете нам честь и сядете за стол у алтаря? – продолжал умасливать рыцаря Годвин.

Отец утвердительно фыркнул. Мерфин знал, что рыцарь доволен этим приглашением, ведь его выделили из множества гостей, которым придется есть на полу, там же, где спали.

Опасность насилия миновала, и мальчик немного успокоился, но, когда они всей семьей уселись за стол, задумался о том, что же теперь с ними будет. Отец был храбрым воином – так все говорили. Он сражался заодно с прежним королем при Боробридже[3 - Имеется в виду сражение в марте 1322 г. между мятежными баронами во главе с графом Ланкастером и войском короля Эдуарда II; мятежники потерпели поражение, благодаря чему король продержался у власти еще пять лет.], где меч мятежника из Ланкашира оставил ему на память шрам на лбу. Но отцу не везло. Некоторые рыцари возвращались домой с награбленным добром – драгоценными камнями, возами дорогостоящего фламандского сукна и итальянского шелка – или привозили с собою глав благородных семейств из стана врага, которых потом родственники выкупали за тысячи фунтов. Сэр Джеральд, увы, никогда не умел поживиться. А чтобы выполнять свой долг и служить королю, ему по-прежнему приходилось тратиться на оружие, доспехи и дорогих боевых коней, но доходов с владений почему-то всегда не хватало. Вопреки уговорам матери, он начал брать в долг.

С кухни принесли дымящийся котел. Семейство сэра Джеральда обслужили в первую очередь. Ячменную кашу сдобрили розмарином и солью. Ральф, не понимавший, похоже, сколь незавидно положение, в котором очутилась семья, принялся было возбужденно обсуждать службу, но ответом ему стало мрачное молчание, и он затих.

Когда с кашей было покончено, Мерфин подошел к алтарю, за которым спрятал лук и стрелы. Он поступил так с умыслом – воры обычно остерегаются приближаться к алтарю. Правда, если добыча слишком заманчива, страх можно преодолеть, однако самодельный лук не слишком-то привлекателен для воришек. Ну да, так и есть, никто на него не покусился.

Мерфин гордился собой. Пускай лук маленький, ведь согнуть настоящий шестифутовый лук под силу лишь крепкому взрослому мужчине. Мерфин сделал лук в четыре фута длиной и тоньше обычного, но в остальном это был настоящий английский лук, от стрел которого погибло столько шотландских горцев, валлийских мятежников и французских рыцарей в доспехах.

До сих пор отец ни слова не сказал про это оружие, а теперь вдруг спросил:

– Где ты взял дерево? Оно дорогое.

– Это нет – слишком короткое. Мне дал заготовку мастер-лучник.

Джеральд кивнул.

– Коротковат, верно, но это превосходный тисовый лук, из той части дерева, где заболонь переходит в сердцевину. – Он указал на более светлую и темную полосы древесины.

– Я знаю, – с жаром отозвался Мерфин. Нечасто ему выпадала возможность произвести впечатление на отца. – Гибкая заболонь лучше для внешней дуги, потому что сама выгибается обратно, а жесткая сердцевина для внутренней – он создает упор, когда лук выгибают внутрь.

– Верно. – Отец вернул лук сыну. – Но помни: это оружие не для благородного человека. Сыновьям рыцарей не годится быть лучниками. Отдай его какому-нибудь крестьянскому мальчишке.

Мерфин приуныл:

– Я даже не попробовал пострелять!

– Пусть поиграет, – вмешалась мать. – Они ведь еще дети.

– Ну, пускай, – ответил отец, теряя интерес. – Любопытно, эти монахи принесут нам эля?

– Ступайте, – разрешила мать. – Мерфин, присмотри за братом.

– Скорее наоборот, – проворчал рыцарь.

Юного лучника больно кольнуло это напутствие. Отец просто ничего не понимает. Он-то как раз может постоять за себя, а вот Ральф вечно ввязывается в драки. Однако Мерфин знал, как себя вести, когда отец не в духе, и потому покинул госпиталь, не промолвив ни слова. Ральф поплелся следом.

Стоял ясный и холодный ноябрьский день, высоко в небе плыло бледно-серое облако. Братья вышли со двора аббатства и двинулись по главной улице мимо Рыбного переулка, Кожевенного двора и Петушиного загона, у подножия холма по деревянному мосту пересекли реку и, оставив позади старый город, очутились в предместье – Новом городе. Здесь ряды деревянных домов разделяли выпасы, сады и огороды. Мерфин повел брата к лугу под названием «Лаверсфилд» (Поле Влюбленных). Там городской констебль и его помощники поставили мишени для лучников и устроили стрельбище. По приказу короля тренироваться в стрельбе из лука после церковной службы обязаны были все мужчины.

Особых мер принуждения для этого не требовалось, ведь выпустить несколько стрел в воскресное утро было неплохим развлечением, и около сотни городских юношей выстроились в очередь в ожидании своего выстрела. За ними наблюдали женщины, дети и мужчины, считавшие себя старыми или слишком высокородными для стрельбы из лука. Кое-кто явился со своим оружием, а тем, кому собственный лук был не по средствам, констебль Джон выделял дешевые учебные луки – из ясеня или лещины.

Настроение было праздничным. Пивовар Дик продавал кружками эль из бочки, стоявшей на телеге, а четыре почти взрослых дочери Бетти Бакстер[4 - Фамилий как таковых в тот период еще не существовало, поэтому некоторые горожане носят прозвища, отражающие их профессии, а другие – уже подобия современных фамилий; впрочем, фамилия Бакстер тоже значимая (от древнеангл. корня со значением «печь хлеб») и представляет собой нечто среднее между прозвищем и фамилией в современном понимании.] торговали с подносов пряной фасолью. Зажиточные горожане нарядились в меховые шапки и новые башмаки, даже бедные женщины украсили волосы и прикрепили к плащам разноцветные ленты.

Мерфин был единственным мальчиком с луком, и это обстоятельство сразу же заинтересовало остальных детей. Они столпились вокруг: мальчишки задавали завистливые вопросы, а девчонки смотрели восхищенно или презрительно, в зависимости от своего характера. Одна спросила:

– Откуда ты узнал, как его сделать?