Ход Вивисектора

Ход Вивисектора
Константин Миг

Выполненная в жанре околонаучной фантастики, данная повесть затрагивает проблемы роста личности, вынужденного предательства, трудностей самостоятельной жизни, самопожертвования, искупления и того, что называется "благими намерениями вымощена дорога в ад". Динамическое повествование сменяется созерцательными сценами, внутренний мир персонажей отражается в природе, умиротворённость постепенно превращается в ощутимое напряжение, и всё это в мире ангелоподобных существ, именуемых фаратри. Однако, не умаляя важности всего вышеперечисленного, нельзя не отметить, что ведущим мотивом повести является поиск идеала, ведь мир, о котором здесь говорится, был создан талантливым учёным, желающим построить свою собственную утопию.

Константин Миг

Ход Вивисектора

1 глава – Наставление

Двадцать человек – десять девушек и десять юношей, одетых в праздничные одежды, туники и плащи, выстроились в линию посреди площади небесного города Дэма. Вокруг, на почтительном расстоянии, рассредоточились граждане столицы, с любопытством наблюдая за шеренгой молодых фаратри. Помимо них, у каждого входа площади стояло по два охранника, вооружённых лазерными секирами: их грозный вид придавал событию особую торжественность.

Два часа назад амфитеатр наполнился шелестом крыльев, негромким топотом и голосами фаратри. Эти существа знали, вскоре им предстоит стать свидетелями одного из самых важных событий их народа – выпуска молодых в самостоятельную жизнь.

Гул нарастал, голос каждого становился громче, а двадцать избранных стояли и ждали, не смея пошевелиться, улыбнуться или отвести глаз от золотой трибуны, расположенной на возвышении из трёх ступеней.

Ответственный момент настал внезапно. Шум стих, и взоры, устремившиеся к трём ступеням и скользнувшие по блестящему покрытию трибуны, вдруг оказались прикованы к лицу правителя – Фреома Ависа, только что явившегося в сопровождении двух стариков – верховных министров. Немолодой фаратри стоял на предназначенном месте и оглядывал собравшихся тяжёлым взглядом, будто вырывающимся из-под надбровных дуг.

Лицо правителя было старо, щетина на его подбородке и скулах была готова превратиться в бороду, руки его, казалось, ослабли, но ни у кого в пределах подвластной ему территории не хватило бы духу предложить избрать нового правителя. Нет. Пусть Фреом и выглядел, как древний старец, но его силы даже на шестьдесят втором году жизни были велики.

Подойдя вплотную к трибуне и положив на неё руки, фаратри некоторое время разглядывал шеренгу в белом, после чего выпрямил стан и заговорил. Его речь с частыми паузами потекла неуверенно или лучше сказать, нескладно, но чем больше Фреом ораторствовал, тем лучше у него получалось.

– В нашем мире существует множество праздников, но самым важным из них, несомненно, является сегодняшний день. День, когда мы отпускаем молодых фаратри в свободную жизнь. Близится час испытания, которое покажет, достойны ли эти двадцать, в дальнейшем жить в лоне своего рода. Вглядитесь в их лица, вы видите самых талантливых и сильных выпускников столичной Академии, получивших право стоять на этой площади, в то время как их ровесники без лишнего внимания отбывают вниз. Чтож, так тому и быть.

Фреом откашлялся.

– Каждый помнит тот ответственный момент, когда его, отделяя от семьи и друзей, отправляли вниз, не землю Плеорима, чтобы испытать разум и тело. Поверхность планеты – место противоречивое и опасное, способное искушать, внушать сомнения. После этих слов все, верно, будут ждать от меня наставлений с расчётом, что я дам молодым путеводную нить, которая не позволит им поддаться соблазнам. Чтож, вынужден вас разочаровать: каждый идёт своей дорогой независимо от слов постороннего человека. Повлиять на это нельзя, лишь сказав речь, но, тем не менее, я обращусь с молитвой к тому, кому мы молимся в часы бедствий и кого благодарим в мгновения счастья – Истязающему. Тому, кто дал нам силу жить. Я молю, пусть эти двадцать – юноши и девушки – будут верны внутреннему свету. Пусть их тщеславие падёт, тьма отступит, и эти фаратри неизменно следуют туда, где находится светлое будущее нашего народа – Фреом взял паузу, сделал вдох и продолжил:

– Каждое их действие на земле покажет, чего они достойны на небесах. Всё, что они сделают там, непременно отразится на их будущей жизни. Без благ цивилизации, без продуктов прогресса они станут подобны диким животным, и в этом сближении с первобытным зверем и заключается испытание, в финале которого испытуемые получат кару или награду соразмерно своим поступкам.

Сказав так, старик пристально взглянул на шеренгу в белых одеяниях и через пару секунд вновь заговорил:

– Уподобляясь животным, вы не должны потерять самих себя. Удовлетворяя физические потребности, вы обязаны помнить о своей высшей сути – разуме и душе. Не забывайте это и не отдавайтесь зверю сполна. Я говорю так, потому что на земле Плеорима, помимо прочего, вам будет позволено охотиться. Умоляю, не соблазняйтесь возможностью отнимать жизни, пусть и у неразумных зверей. Убивайте лишь для того, чтобы выжить, избегая бессмысленного кровопролития.

На данном этапе жизни, обладая определённым опытом, я прекрасно понимаю волнения ваших родных. Кроме того, сейчас среди этих двадцати находятся мои племянники. Я тоже боюсь, но страх мой происходит не от терзания, выживут они или нет. Он заключается в мысли о том, что, отдавшись зверю и вернувшись сюда, они изменятся до неузнаваемости. Мне страшно от предположения, что когда я встречусь с ними через год, я увижу не тех, кого знал до этого дня, а совершенно других фаратри – потерянных и жалких, не знающих, куда им идти.

Во время этого признания никто на площади не посмел издать малейшего звука. Каждый из присутствующих ощутил схожие чувства с чувствами правителя. Это был единый душевный порыв, стирающий разницу между обывателем и властьимущим.

Фреом, тем временем, продолжал:

– Я прошлое этого мира, фаратри, стоящие вокруг – настоящее, а эти двадцать – будущее. Вскоре мне придётся уступить место, но я не жалею. Всё в мире происходит в нужный момент, и если так должно быть, то я покорюсь. На этом всё. Надеюсь, вы не потеряетесь, и Всезнающий позаботится о вас.

Короткая речь закончилась, голос правителя стих, и вокруг, словно для того, чтобы восстановить баланс, раздались новые звуки: восклицания, смех, поздравления. Двадцать человек в белых одеждах враз развернулись и, превратившись из шеренги в ряд, двинулись к выходу из амфитеатра. Им тотчас освободили дорогу, но никто не хотел оставить молодых фаратри одних. Каждый из собравшихся невольно следовал за ними, натыкался на плечи и крылья рядом стоящих, извинялся и продолжал с нескрываемым восторгом смотреть на удаляющуюся процессию. Все до сих пор находились под действием слов правителя, уже ушедшего с трибуны.

Когда юноши и девушки подошли к огромной белокаменной арке, на колоннах которой были вырезаны змеи и птицы, какая-то девочка, державшая в руках замшевый мешочек, открыла его, достала розовые лепестки и бросила их над первым фаратри, подошедшим к ней. Юноша, увидев, как на его белый плащ упали цветы, слегка улыбнулся и продолжал идти.

Вскоре вся процессия вышла ко входу на территорию подвесных мостов, каменная сеть которых, словно паутина, опутывала пространство под гигантским куполом, настолько огромным, что увидеть его края не представлялось возможным. Это был центральный район города, сверкающий роскошью мрамора и золота. Внизу, у основания купола, рядом с белыми лентами дорог, расположились жилые улицы и каменные дома с широкими окнами и балконами. Рядом с ними стояли здания побольше, украшенные цветной росписью и орнаментами на стенах – библиотеки или «Дома мудрости». Вместе с этим, поверхности зданий были разбавлены обширными зелёными пятнами аллей и парков.

Черноволосый юноша, имя которого было Нокт, первым ступил на гладкую поверхность моста, ни на кого не оглядываясь, ничего не говоря. За ним последовали остальные девятнадцать фаратри, которые уже позволяли себе перебрасываться фразами, почувствовав, что всеобщее внимание вовсе не мешает разговору. Таким образом, переговариваясь и улыбаясь, молодые люди, чьи белые одежды развевались над пропастью зелени и мрамора, шли вперёд и изредка поглядывали вниз. Их, жителей небес, не удивляла ни высота воздушных мостов, ни вид, открывшийся сверху, но всё это могло изрядно удивить жителя земли – человека. И неспроста. Если случайный наблюдатель решил бы взглянуть на жилые улицы с подвесных мостов, то одно дерево показалось бы ему не больше зубочистки – таково было расстояние от зелёных пятен до «воздушных путей» как их называли некоторые фаратри.

Тем временем, вдалеке показалась пристань, представляющая собой обширные каменные плиты, с белыми пилонами, у краёв которых стояли металлические корабли. Вся эта совокупность, титановых нитей, мачт, энергетических парусов и сверкающих бортов всегда находилась в воздухе, буквально паря над землёй. Именно на одном из парусников, стоявших сейчас на пристани, фаратри и должны были быть доставлены вниз. О том, что они могли сами спуститься к земле, речи не велось, так как делать это на собственных крыльях было небезопасно.

– Нам идти ещё пять тысяч шагов – вдруг тихо промолвил кто-то из процессии, – Лучше бы полетели!

– Терпи, Энен – сказал Нокт, продолжая идти впереди. Посмотрев вниз, он улыбнулся. Сейчас под ним находилось здание библиотеки, и юноша с интересом принялся рассматривать рисунки, изображённые на её стенах, пусть и видел их множество раз. Это была сцена сотворения мира Истязающим – богом с длинными зазубренными когтями, в железной маске с зелёными глазами и чем-то вроде крыльев за спиной. Бог был изображён восседающим на золотом троне с красными линиями на подлокотниках и спине. В руках он держал раскалённый сгусток магмы, вонзив в него когти. Через чёрные носовые отверстия в маске Истязающий выдыхал белесый туман, расползшийся по библиотечным стенам тонкими завихрениями. В некоторых местах он, соприкасаясь с лавой и огнём, остужал их, образовывая клочки суши и водоёмы, очерченные синей краской. Именно так сцену сотворения мира представляло столичное духовенство, всего каких-то пару веков назад имевшее большое влияние на политическую жизнь мира крылатых существ.

Вскоре предполагаемые пять тысяч шагов были пройдены, и фаратри оказались перед скромным корабликом с серыми парусами. Его корма, сверху покрытая титановыми листами, представляла собой весьма красноречивое свидетельство мастерства пилота: неглубокие борозды и царапины пересекали её вдоль и поперёк. Рядом с парусником стоял, по всей видимости, капитан – рослый мужчина с суровым лицом и изрядно выдававшимся небритым подбородком. Фаратри держал в руках книгу, которую недавно просматривал. Увидев подошедших, он криво улыбнулся и пригласил их подняться на борт.

– Вы полетите в трюме, это вам известно. Ваши вещи уже там. Вы можете переодеться и приготовиться – сказал он, когда все очутились на палубе. После этого он указал рукой на небольшую деревянную дверь, за которой находилась лестница, ведущая в трюм. Фаратри переглянулись, послышался быстрый шёпот. Чуть позже осторожно спустившись по ступеням во внутреннюю часть корабля и хлопками включив свет, крылатые существа огляделись и, найдя сумки с вещами, расселись на металлических нарах, вмонтированных в стены. Теперь, оставшись одни, без тысяч любопытных глаз, они могли спокойно говорить, хотя им и докучал шум, до сих пор раздававшийся снаружи.

Первым слово взял коренастый юноша. Его мясистый нос вздрогнул пред тем, как его владелец сказал первое слово:

– Ну и глупостей наговорил твой старик, Нокт! Большей чепухи я за всю жизнь не слышал!

– Да уж – согласился черноволосый парень, – Я тоже не ожидал, что дядя начнёт нести такой бред. С одной стороны, это всё подействовало на толпу воодушевляющее, но с другой… Мне всё время приходилось притворяться взволнованным и серьёзным. На самом деле, я стоял, едва не зевая.

– Да ладно, зато толпа довольна! – вдруг вставила высокая девушка с короткой мальчишеской стрижкой – Асити, – Ведь Фреом говорил, обращаясь больше к ним, чем к нам. Мы являлись лишь предлогом для его высокопарной речи. Но с Абромом (коренастый) я соглашусь, в его словах было уж очень много глупостей. Он приплёл даже Истязающего! Можно подумать, нам сейчас нужна вера в иллюзии прошлого. Если уж и молиться кому-нибудь, так самому Фреому, чтобы отменил это глупое испытание. Он упомянул страх родителей за детей и свой собственный страх, что ж, если боишься, то выбрось этот дурацкий обычай и позволь нам жить спокойно!

– Да! – вдруг одобрительно раздалось с разных концов трюма. Нокт, уже переодевшись в повседневную одежду, невнимательно слушал и слегка ухмылялся, когда формулировки Асити становились слишком резкими.

– Ты предлагаешь невозможное – заметил он, когда говорившая приступила к переодеванию, – Этому обычаю уже много лет, он действительно приносит пользу…

– Пользу? – вскричала Асити, отбрасывая в сторону мантию, – Пользу? Какая же польза в том, что многие возвращаются покалеченными с этого испытания? Как по мне, уж лучше бы всего этого не было. Неужели в правительстве думают, что после Академии нам нечем больше заняться, кроме как лететь вниз и выживать там, добывая пропитание в поте лица? Да лучше бы я оторвалась сполна. Жаль лишь, что фаратри не пьянеют, как люди. Эти животные имеют в этом преимущество!

– Ты говоришь, как падший – снова усмехнулся Нокт.

– Лучше быть такой, как я, чем таким, как твой брат – Дион. Вот действительно, кто достоин жалости! Я до сих пор не понимаю, как его допустили до финального испытания. Лучше бы его сослали в поселение людей. Это было бы гуманнее – злобно ответила девушка, заканчивая переодеваться.

– Следи за словами – вдруг грозно взглянув на Асити, проговорил Дион, – Если так хочешь развлечений, можешь подойти к капитану и отказаться от испытания. Не обижайся потом на понижение в социальной иерархии, но о брате моём не смей говорить! Не такой как ты осуждать его!

– А какая я? – осклабилась девушка. Грубость Нокта задела её.

– По-моему лучше представить нельзя – во все глаза смотря на переодевающуюся Асити, тихо заметил Абром.

– Да уж! – быстро сменив гневный тон на шутливый, согласился Нокт, – В этой одежде и с новыми волосами (она только что распылила на них краску) ты выглядишь прелестно, правда, не удивляйся, если распугаешь жителей низин.

– А что не так? По-моему, я выгляжу гениально! – заканчивая переодевание, рассмеялась девушка.

– Всё так – улыбнулся Нокт, мгновенно позабыв недавнюю злобу. Дальнейшая беседа протекала без его участия.

Задумавшись, он некоторое время сидел, бесцельно вглядываясь в разрисованное покрытие пола. Глаза юноши медленно переходили с линии на линию, с трещины на другую, и мысли его текли вокруг чего-то эфемерного. Сейчас, как и весь предыдущий месяц, Нокта занимал странный иллюзорный образ, возникающий временами в виде тумана и улавливаемый лишь боковым зрением. Юноша раздумывал, было ли это предвестником безумия или нет.

– А кстати, почему я не слышала возмущений от Диона. Я понимаю, что он овца, любит людей, но я не ожидала, что он так жалок и труслив, что не может даже ответить мне! – вдруг воскликнула Асити, и трюм наполнился её звонким смехом. Вслед за ними раздались и другие смешки, но Нокт молчал. Лишь через полминуты он отмер и проговорил:

– Его нет здесь. Скорее всего, он у дяди. Я слышал, как вчера Фреом приказывал после праздника ему явиться во дворец. Для чего – не знаю.

– Везёт. Вот, друзья, как жалуют человеколюбцев! Берите пример, мальчики и девочки, берите пример! – язвительно усмехнувшись, вскричала Асити.

Брат Нокта – Дион был юношей среднего роста, с тонкими русыми волосами, глазами цвета скалы и чётко очерченными скулами. Последняя черта происходила из его худобы, которая помимо лица затрагивала и всё тело.