Женька и миллион забот

Женька и миллион забот
Лариса Александровна Ворошилова

Все знают, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Но вот встретиться с ним лицом к лицу, да к тому же еще и вляпаться в приключения с его помощью – это уже совсем другое дело. А вот Женька Костырина – художница по профессии и растяпа по натуре – на собственном опыте узнала, что такое настоящая забота такого вот ангела. Ей и в голову не приходило, что все ее неприятности – дело его пушистых рук. Почему пушистых? А почему бы и нет? В конце концов, кто сказал, что ангел обязательно должен быть блондинистым красавчиком с белоснежными крылышками и ангельским характером? Ангел ангелу рознь. И благодеяния тоже бывают разные. Сначала Женьку увольняют с работы, срывается поездка в Америку, исчезает жених ее лучшей подруги… И только находчивость самой Женьки, да помощь ее друзей позволяют с честью решать проблемы. Но что ни делается, как говорится, все к лучшему. И исход всех приключений лишь подтверждает поговорку: не было бы счастья, да несчастье помогло… Вот такие они, эти ангелы-хранители…

Лариса Ворошилова

Женька и миллион забот

Оно не то, чтобы конечно,

но случись такое дело,

и вот тебе, пожалуйста.

Глава 1, в которой ничего не подозревающая Женька собирается в отпуск

Работником среднего звена является послушник, прошедший обучение, подготовку и стажировку под патронажем наставника из числа работников среднего звена и освидетельствованный экспертизой Выездной Комиссии Верховной Канцелярии по делам ментализации. (Кодекс Порядка, Статья 2, § I)

Боялся он, страсть как боялся. Коленки тряслись, в животе крутило. Нагорит ему сегодня, как пить дать нагорит. Кирюшка в этом нисколько не сомневался, если уж Сам вызвал… После таких «вызовов» ряды работников среднего звена – как они именовались по всем номенклатурным спискам Верховной Канцелярии – кого-нибудь недосчитывали. Совсем еще недавно на его, Кирюшиной памяти, бесследно исчез Савелий. Просто был ангел, и нет его. То ли сослали. То ли распылили. Иной раз и не знаешь, что лучше – совсем исчезнуть или мотать срок домовым в местах «с повышенным уровнем энергозабора». Что это за места такие, Кирюшка хорошо себе представлял – не куда-нибудь в приятное местечко, за печку к бабушке, или городскую квартиру со всеми удобствами, а в какой-нибудь сиротский приют, в глубинке, или дом престарелых, или интернат для инвалидов. Где крыша течет, полы проваливаются, стены штукатурной паршой осыпаются, тараканы бегают прямо по тарелкам, а крысы до того разъелись на казенных харчах, что морды у них толще задов кошачьих.

И ведь что, собственно, такого Савелий натворил? Да ничего. Просто Кодекс Порядка как следует прочитать не удосужился. И наверняка же потом оправдывался: мол, знать не знал, ведать не ведал… ан нет! Незнание Кодекса не освобождает от ответственности. Вот и сослали. Или распылили. Такой участи Кирюшка для себя не хотел.

Он стоял посреди темного помещения – если эту пустоту вообще можно было назвать помещением, и невольно ежился от предчувствия грядущих неприятностей.

Хозяин появился сразу. Не постепенно формируясь из ничего, а как бы в одно мгновение переместившись откуда-то из далека сразу сюда. И его… тело… а это иначе никак больше и назвать было нельзя, соприкоснулось с Кирюшкиным, горяче-колющей волной пронизав от мохнатых пяточек, до самой макушки. Ангел со страхом втянул головенку в плечи и закрыл глаза. Авось пронесет!

Не пронесло.

– Итак? Чем можешь похвастаться?

Кирюша замотал головой, не открывая глаз. Страшно было до одури. Коленки затряслись крупной дрожью. Хотелось пасть на четвереньки и забиться куда-нибудь в угол… если бы это еще помогло.

– Чего головой трясешь? Рассказывай!

Голос был бесплотен, как и сам хозяин, явившийся устроить выволочку нерадивому работнику. Но внушал настоящий ужас.

– Ничего у меня не получается! – неожиданно для себя выдавил Кирюшка, невольно поддаваясь панике. – Я стараюсь, стараюсь… а все мои труды насмарку!

– Это почему же насмарку? – голос звучал спокойно, но легче от этого не становилось. – Тебе вверена одна… одна? – проконсультировался у кого-то хозяин, – одна живая единица. Молода, симпатична, талантлива, умница… умница? – в голосе прорезались нотки сомнения. – Нет? Ну, скажем, не полная… дура, чего же тебе еще? Ты с ней уже год как мучаешься, из-за тебя всю канцелярию на уши поставили. То тебе одно не так, то другое. Когда дело сделаешь?

– Я не виноват! – запищал Кирюшка, точно его уже приговорили и вот-вот станут производить изъятие энергоформирующего материала. – Она сама мне мешает! Я ее в одну сторону толкаю, а она в другую тянет. А у нее аура – ого какая аура! И сила у нее…

– Про ауру можешь не говорить, про силу тоже, – властно перебил хозяин. – Запомни, у тебя всего две недели. Если не справишься, разжалую в домовые. Понял?

– Понял, – тяжело вздохнул Кирюшка.

– Чего вздыхаешь? – казалось, голос слегка смягчился.

– Да это я так, от расстройства, – обнаглев от отчаяния, пискнул ангел.

– Расстраиваться будешь через две недели, если работу не выполнишь. Впрочем, я тебя тогда сам расстрою до невозможности. И запомни: делай, что хочешь, но только чтобы через две недели она у тебя счастливая была и при деле! Понятно?

Кирюшка открыл было рот, собираясь сказать, что, мол, две недели – не срок, он уж вот год с ней мается, а толку – чуть да маленько. Но Хозяин и слушать не стал.

– А теперь пошел вон.

И дунул. Кирюшку вымело из пустоты, точно пылинку. Он смачно шмякнулся на пол прямо посреди гомонящей толпы. Дикий женский визг резанул по ушам. Ангел метнулся между ног, ища хоть какую-нибудь дырочку. Кто-то заполошно вскочил на стул, мимо пролетел и шлепнулся на пол кусочек сыра.

– Бей ее! Бей! – голос гудел над головой, точно полковая труба. Что-то тяжелое хлопнуло за спиной. Кирюшка прибавил ходу. А вот и спасительная дырка. Он шмыгнул в нее, едва не застряв. Хлоп! Жесткая подошва туфли все-таки успела весьма чувствительно приложить по пушистому заду, одновременно проталкивая его внутрь.

Фух! Слава Богу! Спасся! Кирюшка в изнеможении свалился в узком проеме, переводя дыхание. С этими проклятыми переходами всегда так. Становишься не просто видимым, но еще и уязвимым.

– Упустили, – разочарованно констатировал чей-то тенорок. – Эх вы, мазилы!

Ничего себе – мазилы! Кирюшка с досады потер круглый огузок, по которому пришелся весомый удар.

– Тебе бы так по жопе, – недовольно проворчал ангел-хранитель.

Люди в комнате явно готовились праздновать. Есть что, с тоской подумал Кирюшка. Вот если только завтра его патронируемая отправится в Москву, то фиг он сможет уже ей помешать.

Хозяин дал ему две недели. Да какие там две недели? Нет у него их. Нет! Действовать надо прямо сейчас, немедленно, иначе – труба… вернее на всю жизнь поселишься за трубой. А еще, глядишь, и домик ему выделят – не ахти какой, постарее, да помшистее, да еще, не дай бог, со старыми домовыми… или остаточным энергетическим фоном… вот уж тогда точно Кирюшка намается по самые мохнатые уши.

В голове сам собой стал складываться план действий. Нахрапом такое дело не возьмешь, это Кирьян уже понял. Тут нужна военная стратегия, хитрая, как Кутузовская в войне 1812-го года. Во-первых, не дать подопечной смыться. Это-то как раз особых вопросов не вызывало. Устроить можно. Во-вторых, лишить ее уютного местечка в рекламной фирме. Это тоже не проблема. В-третьих, найти ей такое занятие, которое бы соответствовало ее таланту… хм, вот это уже посложней. Кирюшка задумался, машинально почесывая ушко. И, в-четвертых, самое сложное, обеспечить личное счастье для отдельно взятого индивидуума. Тут поневоле призадумаешься. И все же, черт побери, ангел он или нет? У других восхождение начиналось с разряда домовых. Случайно появляясь на свет, слабыми, жалкими комочками энергии, они годами, а то и десятилетиями жили в лесах, в чащобах, укрывались по подвалам, питаясь эманациями, что называется «низкоментальных» существ – ну, жаб, там, разных, ящериц. Да, такое существование раем никак не назовешь. Да уж какой тут рай! Ад настоящий! Кирюшку аж передернуло при одной только мысли о тех грязных и низких эманациях, которыми этим бедолагам приходится питаться. А куда деваться? Жить-то хочется! Вот потому они потом так медленно и развиваются. Год за годом, столетие за столетием. И уж развившись до определенного уровня ментальности, становятся кто домовым, кто лешим, кто кикиморой, и уж потом, гораздо позже – ангелом-хранителем. И мечта каждого такого ангела стать эгрегором высшего порядка. Чтобы тебе и почет и уважение. У них и власти побольше, и опекаемых не десяток, и даже не сотня, а тысячи, а то и десятки тысяч. А уж попасть в Боги… Это тебе… это тебе просто как джек-пот… а ведь случалось, дослуживались…

Впрочем, дело-то ведь не в почете и уважении. Это – дело десятое. Главное – чем ты сильней, тем больший объем энергетического эквивалента можешь переработать. Масштаб другой. Правда, и ответственности больше, но зато уж, став высшим эгрегором, можешь развернуться от всей души. Твори себе – ни тебе начальства, ни тебе проверок, ни…

Кирюшка встряхнулся:

– А, гори все синим пламенем, – он плюнул на ладошки и с азартом растер. – Делай, что хочешь? Ну, так я тебе вот что скажу: она у меня не то, что через две недели, она у меня через три дня будет счастливая до невозможности, не будь я ангелом-хранителем! И плевать мне на правила! Теперь я – сам себе правила!

* * *

В редакции рекламной компании царила оживленная суматоха. Накрывал столы, сдвинутые вместе в самом центре маленького, полуподвального помещения. Обычно здесь сидело всего четыре человека, а сейчас собралась целая орава. Кто-то перетаскивал с места на место стулья. Девчата нарезали всякие вкусности, еще пятнадцать минут назад принесенные из магазина, расположенного через дорогу. И всем естественно не терпелось поскорее сесть за стол, выпить и закусить.

Повод был, даже целых три. Во-первых, День Первомая, который с советских времен еще никто не отменял. Как ни крути, а народ праздники любит, уважает и обязательно справляет независимо от средств, возможности и занятости. Во-вторых, вся контора «сидела на коробках», собираясь перебраться в более просторное помещение, можно даже сказать «офис» в самом центре города в одном из престижных деловых зданий. Уж это обязательно надо было отметить. В третьих, близилось лето, а лето у нас, как известно, один сплошной праздник. И, в-четвертых, Евгения Костырина, художник-дизайнер, собиралась в отпуск, да не просто в отпуск, а в Америку. С Америкой история была такая: одна бывшая русская дама, вышедшая замуж за американца, познакомилась с тамошней дамой, незамужней, и запудрила той мозги насчет того, как в России хорошо и здорово, а та возьми, да отправься в эту самую Россию слегка развлечься, а поскольку… ай, да что это я? Потом расскажу.

Худощавая, черноволосая Женька развернулась и чуть было не столкнулась с Татьянкой, которая, водрузив на пышный бюст огромное блюдо с тяжелым тортом, величественно, точно линкор, проплывала мимо. Женька поднырнула под блюдо и облегченно вздохнула, почувствовав, что опасность миновала.

Телефон зазвонил как всегда – некстати. Кто-то тут же отреагировал.

– Женечка, это тебя!

Женька с трудом протиснулась между шкафом и столом, рискуя снести тарелку с нарезанной тонкими ломтиками колбасы. И только собралась походя слямзить один из них, как получила нагоняй от бдительной Верочки:

– Ну, ты, виновница, а ну-ка руки прочь…

– Ой-ой-ой, какие мы строгие!

– Женька, ну ты идешь? Человек же ждет! – кричала Валентина с другой половины комнаты, призывно потрясая телефонной трубкой над головой.