В сумерках

В сумерках
Лена Ди

Когда-то давно доктор Родин в одночасье потерял жену, счастье и надежду на будущее. Жизнь, до этого одаривающая многим, забрала самое главное, и ему пришлось научиться жить без любви. Он оборвал все прошлые знакомства и уехал работать за город. Однако приезд новой пациентки – известной театральной актрисы Наташи Майлз – вносит смятение в его монотонное существование. Тщательно забытое прошлое оказывается реальнее настоящего, старые долги требуют уплаты. Презрев инстинкт самосохранения, доктор Родин начинает рискованную игру. Фешенебельный санаторий становится полем решающей битвы его жизни, где на кону оказываются карьера, репутация и сердце. Сможет ли он удержаться в рамках врачебной этики и где проходит черта между реальностью и вымыслом?

Лена Ди

В сумерках

Посвящается НГГ

Глава 1

Доктор Александр Родин, высокий брюнет средних лет, стоял в кабинете главврача, прислонившись к окну. Собрание затягивалось, от монотонной речи главврача клонило в сон и доктор, стараясь подавить зевоту, лениво поглядывал во двор.

Там было по-прежнему жарко, хотя часы уже показывали начало пятого. Белое январское солнце отражалось в пыльной гальке центрального подъезда – круга с фонтаном посредине – и от такого яркого света болели глаза.

Огромный парк, по крайней мере та его часть, которая просматривалась из окна, казался безлюдным. На расходящихся веером песчаных дорожках и пустых скамейках царило солнце. Вековые платаны, обычно накрывающие их густой тенью, растеряли половину своей листвы, и лучи беспрепятственно проникали сквозь переплетенные ветви.

Начавшееся холодными дождями в декабре, лето брало реванш за каждую пролитую каплю, чем доставляло медперсоналу немало хлопот. Этот неврологический санаторий специализировался на реабилитации больных, перенесших инсульт. С палочками, на колясках, поддерживаемые сиделками и родственниками, они приезжали сюда в надежде восстановить свои двигательные и коммуникативные функции и оставались лечиться на долгие месяцы. В другую погоду, отдыхающие уже бы давно гуляли в парке, но сейчас больные сосуды с жарой не ладили, и вся жизнь санатория проходила под монотонный гул кондиционеров. Привычные променады возобновлялись лишь под вечер, когда солнце вынужденно спускалось за густую стену деревьев и наступала спасительная прохлада.

Появление из-за поворота блестящего бежевого ягуара отвлекло внимание доктора от созерцания выгоревших газонов. Автомобиль плавно подкатил к крыльцу, и Родин, с восхищением скользнув взглядом по его элегантным, словно мраморным линиям, тихонько присвистнул. Красавец!

Такой автомобиль говорил о статусе владельца больше, чем банковский счет, и мог принадлежать только мужчине. Возникший в воображении образ пожилого широкоплечего красавца с седой шевелюрой и выкрученными артритом суставами был правдоподобен, и, прилипнув лбом к стеклу, Родин сконцентрировался на водительской дверце.

К его разочарованию, из нее вышел, а вернее выскочил, какой-то странный подросток. В коротких шортах и широкой рубахе на выпуск, его худая фигура казалась бесформенной, и Родину пришлось напрячься, чтобы разглядеть в нем женщину. Она была подстрижена под мальчика и выглядела моложавой, хотя молодой уже не была. Мелкие черты узкого лица придавали ей схожесть с хорьком, и не ошибись доктор в первый раз, он мог бы поспорить, что у нее длинные и обязательно желтые зубы.

Мелькнув острыми коленками, водитель оббежала машину и остановилась у задней двери. Заглянула внутрь и дернула ручку.

Родин затаил дыхание. В глубине салона виднелись парусиновые брюки, их обладателем мог быть кто угодно, в том числе и широкоплечий старик. Но протянутая из салона полуобнаженная рука принадлежала женщине. Поддерживаемая водителем, она с трудом вышла из машины и оперлась о дверцу. У неё были густые рыжие волосы, красивая посадка головы и слегка опущенное левое плечо. По неестественно согнутой левой руке и сжатыми в кулак пальцам, было понятно, что она перенесла инсульт. Родин окинул новоприбывшую опытным взглядом, и с уверенностью поставил диагноз: частичный паралич.

За время поездки её тело, по-видимому, затекло, потому что, отправив спутницу в корпус, она осталась стоять у машины. Одета она была просто, но стильно: широкий бирюзовый блузон, белоснежные брюки и открытые босоножки. По тому как женщина осматривалась, можно было догадаться, что приезд в санаторий ее не радовал, и заметь малейший непорядок, она бы не колеблясь уехала прочь. Однако ухоженная территория выглядела безукоризненно и, подняв голову, незнакомка перенесла внимание на здание. Она оказалась немолода, но красива, с высоким лбом и правильными, выразительными чертами лица. В её глазах читалось мятежное беспокойство, и, пристально вглядевшись в ее лицо, Родин непроизвольно содрогнулся. Облик женщины был знаком ему до боли.

Тем временем ее спутница выкатила из здания кресло-коляску, и новоприбывшая, слегка прихрамывая на левую ногу, опустилась в нее. На колени, прикрыв парализованную руку, она поставила большую кожаную сумку в тон блузона, на глаза опустила очки. Ее спутница уверенно направила коляску к пандусу и исчезла внутри.

Доктор Родин с сожалением перевел взгляд обратно в кабинет. Заведующий санаторием, поджарый мужчина пенсионного возраста, начал закругляться, чем моментально привел подчиненных в состояние низкого старта.

– И наконец, самая важная новость! – предупредительно поднял он руку, в последний раз призывая к вниманию. – Сегодня к нам в санаторий приезжает новый пациент!

Он сделал паузу, рассчитывая услышать удивленные возгласы, но вместо этого увидел только недоумение. Поразить сотрудников санатория новым подопечным было сложно, и заведующий, поняв, что неудачно выразился, пояснил:

– Нет, нет, вы не поняли. Не просто пациент, а очень известный пациент. К нам приезжает мисс Наташа Майлз! – с видимым удовольствием произнес он. – Да-да, та самая, актриса!

Услышав эти слова, Родин вздрогнул. Метнул взгляд на все ещё припаркованный внизу автомобиль и с запозданием понял, откуда он знал новую пациентку. В памяти всплыл промозглый осенний вечер, ветер и красавица, небрежно откидывающая назад рыжие волосы. Конечно! Это могла быть только она, мисс Наташа Майлз.

– Что с ней? – обратился он к заведующему поверх голов коллег.

– Ишемический инсульт, три года назад, – ответил тот.

По его лицу было видно, что приезд такой знаменитости был для него лестен, и он готов был рассказать все, что знал сам. Но разомлевших подчиненных еще один парализованный пациент не интересовал и, махнув рукой, заведующий отпустил всех по домам.

Выйдя из духоты кабинета, Родин на минуту остановился. Внезапно появившийся в голове шум заглушил голоса коллег, в глазах стало темно. Ему хотелось побыть одному, и, быстро попрощавшись, он зашагал к себе.

Александр Родин работал в санатории уже семь лет, и, в отличие от остального приходящего персонала, жил в этом же здании, вернее, в его лечебном крыле. Наличие квартиры было основной причиной, по которой доктор согласился на эту работу. Обязанности заместителя главврача по медицинской части были несложными, а учитывая то, что кроме инсультников к ним в санаторий редко кто приезжал, ещё и крайне однообразными. По сравнению с его предыдущей работой заведующим неврологическим отделением центральной городской больницы эта должность была явным шагом назад, но в свое время она показалась ему выходом из тупика. Он продал свой городской дом, прервал и без того немногочисленные знакомства и уехал начинать жизнь заново.

Городской человек, Родин на удивление легко привык к самодостаточной, вялотекущей жизни загородной клиники: пациенты приезжали надолго, и, единожды назначив курс лечения, врачам надо было только контролировать их состояние. Рабочий день оканчивался в четыре, так что оставалось достаточно времени для себя. Два раза в неделю он играл в гольф, редкими выходными ездил на море к маме. Еще чуть-чуть и он мог бы сказать, что снова счастлив: его жизнь была предсказуема, спокойна и скучна.

Но сегодня ощущение покоя покинуло его. К обычной досаде за потерянное на собрании время примешивалась непонятная тревога. Его сердце, восемь лет назад аккуратно завернутое в плотный кокон безразличия, тупо ныло, и Родин с удивлением почувствовал, как уже почти забытые воспоминания снова обретают запах, вкус, цвет.

Он прошел в ванную и открыл холодный кран. Нагревшиеся трубы оросили руки тёплой, как компот, водой, заставившей брезгливо дернуться назад. Несколько минут он бездумно следил за убегающей струей, потом перевел взгляд на зеркало. Оттуда на Родина смотрел уставший сорокасемилетний мужчина. Он был равнодушен и одинок, и не имело смысла искать в нем еще такую недавнюю молодость.

От самосозерцания отвлёк голос в передней. Он выключил воду и вышел навстречу. В коридоре стояла Кларисса – молодая, цветущая блондинка с высокой полной грудью и тонкой талией. Секретарша заведующего, она была любовницей Родина, и сегодня вечером они договорились поехать на пляж.

– Ты что, ещё не готов? – прикоснулась она губами к его щеке.

На ней было полупрозрачное пляжное платье, под которым просматривался открытый купальник.

– Да у меня как-то голова разболелась. Может, завтра?

– Чепуха, – не дала отвертеться Кларисса. – Море тебя и вылечит. Собирайся.

Глава 2

Наташа Майлз медленно выдохнула и оперлась о подлокотник. Надо было подниматься и, навалившись всем весом на здоровую руку, она рывком встала с коляски. В этот же миг резкая, оглушающая боль пробила вдоль туловища. Отразилась размытыми кругами перед глазами, заломила гулом в ушах, так что актриса судорожно ухватилась за край стола. Главное было не упасть, и, досчитав до десяти, она сделала глубокий, шумный выдох. Дождалась, когда уляжется дурнота, и только тогда открыла глаза. «Какое убогое жильё», – пробормотала она, обведя взглядом нарядную светлую комнату с высоким двухстворчатым окном и электрическим камином. В комнате было довольно много мебели: кровать, тумбочка, высокий кофейный стол, шкаф, два кресла, телевизор. Все выглядело новым и стерильно чистым, но Наташа недовольно поморщилась. За годы болезни стандартная обстановка подобных заведений успела надоесть ей до крайности и, еще раз критически осмотрев комнату, она повторила: «Какое убогое жилье». Осторожно ступая на больную ногу, она подошла к окну и отдернула занавески. Её номер выходил на задний двор, где сразу за небольшой площадкой начинался классический английский парк. Сквозь густые кроны кленов и дубов просматривались аккуратно подстриженные лужайки, песчаные дорожки и блестящее на солнце озеро. Это была идиллия, от вида которой Наташу передернуло. Она прикрыла окно и отошла к кровати.

В этот момент открылась дверь и в комнату, волоча за собой большой кожаный чемодан, вошла Рина.

– Неплохо, да? – с порога бросила она немного запыхавшимся голосом.

Наташа не ответила. Она рылась в брошенной на кровати сумке, нервно вынимая из неё таблетки, телефон, пудреницу. Искомого не было, и она с раздражением поглядела на свою спутницу.

– Посмотри как уютно, какие потолки! – бодро продолжала та. – Это ж дышать не надышаться!

Рина говорила нарочито весело, как будто не замечала царившего в комнате настроения. Резкими, энергичными движениями она вынимала одежду из чемодана и, по-хозяйски встряхнув ее, вешала в шкаф. Делала она это с улыбкой, утвердительно кивая головой каждый раз, когда вешалка, легонько цокая, опускалась на перекладину.

– Ты увидишь, здесь все будет по-другому. Я говорила с главврачом – он просто душка! Обожает тебя и сам займется твоим лечением.

Наташа промолчала. Она уже нашла то, что искала, и теперь рылась в сумке по второму кругу. Неподвижной левой рукой она придавливала сумку к кровати, с нетерпением открывая здоровой рукой все отделения и замки.

– Может, не будем? – без особой надежды спросила Рина. Она наблюдала за поисками со все нарастающим беспокойством и, увидев, что еще немного и Наташа разорвет сумку на части, в сердцах вырвала её из Наташиных рук. От напускной веселости не осталось и следа. Она плюхнулась на кровать и устало повторила:

– Не надо, а?

– Дай, – прохрипела в ответ Наташа.

В её пальцах была зажата с таким трудом добытая сигарета, и Рина, покачав головой, достала из кармана шорт копеечную зажигалку. Подожгла сигарету актрисы, потом закурила сама.

Несколько минут женщины молча выпускали дым. Серебристые колечки растворялись в воздухе тонкой дымкой, наполняя комнату призрачной паутиной покоя. Было тихо. В открытое окно залетал легкий летний ветер. С кровати виднелись верхушки деревьев. Они щекотали животы появившихся к вечеру низких ватных облаков, и те, покатываясь со смеху, вынужденно цеплялись друг за друга толстыми боками.

Наташа откинула голову и выпустила к потолку прозрачную струйку. На ее лице было разлито умиротворение, как будто заветная сигарета отпустила всю боль. Глянув на подругу, она чмокнула ее в щеку.