Дегустация Индии

– Девушка, праздник вы можете отмечать в нерабочее время, – начала я воспитательную работу, – выведите, пожалуйста, из вагона курящих и займитесь наконец пассажирами...

Предложение показалось ей настолько неожиданным, что она только с осуждением покачала головой и скрылась в направлении вагона-ресторана.

– Только не устраивай скандал, – предупредила Лена.

– А как можно его не устраивать? Вроде мы купили билеты в СВ, а не в общий вагон... знаешь, я в монгольском поезде ездила, там люди заводили стадо баранов в купе, все окна были выбиты, а по крыше друг за другом бегали чингисханы с пистолетами... но там билет стоил совсем другие деньги.

– Ну, пусть они допразднуют... мы ведь вполне можем обойтись без чая и без туалета до Саратова. Сейчас ляжем спать, запремся хорошенько, а там уже и утро... – попросила Лена.

Я уже чуть было не пошла ей навстречу, несмотря на любимый Закон о правах потребителя, и откинула одеяло. Увы, Закон о правах потребителя как пепел Клааса громко застучал в мое сердце, простыня была мокрой и грязной. Судя по всему, ее до этого использовали не в качестве простыни, а в качестве полотенца для разлитого по столу красного вина. И использовали долго и прилежно.

– Иди, – благословила меня Лена, – но помни, я была против.

– Могу я видеть проводника? – обратилась я к мужской глубоко пьяной толпе, возящейся вокруг проводницких купе, вспоминая, что Коран не особо приветствует пьянство.

Мужская толпа недоуменно застыла, потом раздраженно обернулась ко мне и возмущенно загомонила по-казахски.

– Ну, я проводник! – позируя, вышел вперед здоровенный бугай со свесившимся с брюк животом, явно не имеющий отношения к нашему вагону, но явно собравшийся развеселить коллег диалогом с наглой пассажиркой.

– Почему у вас в вагоне курят?

– Потому, что это территория Казахстана... и у нас здесь свои порядки, – ответил он, и толпа сзади застонала от удовольствия.

– И на ней не действуют правила перевозки пассажиров? – спросила я, не огорчая присутствующих напоминанием, что за окнами все-таки шумят березы и мы недалеко отъехали от Москвы, и что даже если учесть заявки казахов на то, что Чингисхан был монголом, то территорию под колесами все равно сложно назвать казахской даже в прошедшем времени.

– У нас свои правила, хватит, пожили под вами, русскими...

– Идемте в мое купе, – скомандовала я, чтобы выиграть площадку.

– Зачем? – заржал он.

– Будете устранять недостатки своей работы... – Я двинулась в купе, чтобы ему ничего не осталось, как пойти за мной или проиграть публичную склоку.

Изучив качество простыни, лжепроводник сгреб ее мохнатой лапищей и исчез.

– Надо же, без всякого сопротивления... – возрадовалась Лена.

Минут через десять открылась дверь, появилась вытянутая вперед волосатая лапа с комплектом белья, потом свисающее брюхо, потом остальная часть моего собеседника. Окинув нас высокомерным взором, он швырнул белье на мою постель и торжественно застыл.

– А теперь будьте любезны, застелите, – напомнила я практически не провокационным тоном.

– Я? – побагровел он.

– Ну, если вы проводник, то вы. Если нет, то позовите проводника...

– У нас мужчина женщине постель не стелит! Это вы у себя, в России, порядочки свои наводите! – заорал он на мою любимую тему.

– Я застелю, – пролепетала Лена, преподающая в МГУ «Введение в гендерные исследования» и неготовая переводить их из теории в практику.

– Подожди, – она мне портила педагогическую акцию, – если у вас какие-то психологические проблемы по поводу отношений полов, то вам стоит расстаться с профессией проводника. Но пока вы с ней не расстались, хочу напомнить вам, что вы для меня не мужчина, а обслуживающий персонал...

– Я не мужчина? – Видимо, у него с этим были какие-то проблемы, и он налился кровью, как индюк перед индюшиным боем.

– Я же тебе говорила, не надо было даже начинать, – всхлипнула, забившись в угол, автор двухсот научных статей по вопросам феминизма, – я сама тебе все застелю...

– Меня не интересует, мужчина вы или не мужчина, – ответила я лжепроводнику, – меня интересует, застелена моя постель или нет. Если она не будет застелена, позовите начальника поезда, чтобы он разъяснил вам ваши функции!

– Никакого тебе начальника не будет! И никто тебе не застелит! И нечего нам тут указывать, как нам работать!

Я не могла оценить количество выпитого им, но поняла, что следующий его гендерный аргумент будет рукопашным, и стала отодвигаться внутрь купе.

По счастью, борцы – подозреваю, что они ехали бороться в самом тяжелом весе, – услышав ор, вышли из своего купе в майках и встали с двух сторон нашей двери, поигрывая мускулами. Это выглядело настолько внушительно, что последующие гласные и согласные застыли у лжепроводника в горле... он мотнул головой и просочился между ними, мгновенно приобретя извиняющуюся кошачью грацию.

– Девчонки, вы чего сразу не позвали? – обиженно спросили борцы. – Мы ж вам сказали, это поезд Москва – Алма-Ата, тут осторожней надо быть...

Мне, однако, совершенно не хотелось быть осторожней, а хотелось получить полагающиеся услуги и разобраться в особенностях гендерных отношений данного железнодорожного состава. И я снова отправилась к празднующим. Празднующие снова затихли при моем появлении, а лжепроводник занял самую горделивую позу, на которую был способен.

– Где я могу найти начальника поезда? – настойчиво спросила я.

На две минуты все стихло. Потом казахи начали почему-то шепотом переговариваться, словно я знала казахский в совершенстве. Наконец из толпы вышел вполне красивый и трезвый казах и, прищурившись, объявил:

– Я начальник поезда...

– О, так во всем этом еще и начальник поезда участвует? – изумилась я.

– А что вас не устраивает?

– Меня не устраивает курение и празднование в коридоре поезда, уровень обслуживания и незастеленная постель в СВ!

Парень попал в сложную ситуацию, потому что вся его референтная группа в виде пьяных коллег жаждала восстановления исторической справедливости в русско-казахских и межполовых отношениях именно на площадке моей незастеленной постели.

– Ничем не могу вам помочь, – развел он руками, – у нас по правилам обслуживания постели застилают только беременным женщинам и инвалидам. Остальные застилают сами...

Это был чистый постмодернизм.

– То есть все остальные пассажиры СВ, едущие с застеленными постелями, являются инвалидами и беременными? – Сразу вспомнились внушительные борцы.

– Ну, в каком-то смысле, – ответил начальник поезда, надо же было ему что-то отвечать.

– Таким образом, получается, что до того, как я обнаружила грязное мокрое на своей застеленной постели, я была беременной и инвалидом, а после того перестала быть и тем, и другим?

Казахи слушали этот пассаж с восхищенной ненавистью, в полосках глаз мерцало: «Эх, встретить бы тебя, суку, в темном лесу – научили бы мужчину уважать!»

– Может быть, вы хотите, чтобы я застелил вам постель? – решил он мне напомнить, какой высокой аудиенции я удостоена.

– Если вы не можете организовать работу своих подчиненных, логично стелить вам самому... – Становилось скучно, но надо было дожать.

– Я ничем не могу вам помочь, я не стелю постелей, у меня другая работа.