Иероглиф «Любовь»

– Юй, перестань так говорить о госпоже Шэси. Во-первых, мне неприятно это слышать, а во-вторых, этот разговор может дойти до чужих ушей, и тогда нам несдобровать.

– А я не боюсь, – сказала маленькая служанка. – Пусть боится тот, кто нечист на руку и темен душой! Знаете ли вы, моя милая госпожа, почему император не прислал вам ответного письма, получив ваши дары?

– Ах, – вздрогнула всем телом Нэнхун. – Говори же!

– Потому что Лаковая Шкатулка, видно, сговорилась с верховным евнухом или подкупила его. И Лукавый Кот, поднося государю вышитое панно и игрушечный садик с танцующей куклой, сказал, что это – дар императору от наложницы Шэси из рода Циань!

– Этого не может быть! – воскликнула Нэнхун. – Так обмануть мое доверие! Так обмануть императора! Но, может быть, это лишь сплетни...

– Это истинная правда, моя госпожа. Все наложницы знают, что Шэси проникла в сердце императора, удивив того искусным рукоделием. Только все уверены, что Шэси действительно создала эти прекрасные вещи, и никто не разоблачит ее. Правду знаем лишь мы да еще Лукавый Кот.

– Но правда не восторжествует, – тихо сказала Нэнхун. – Разве я смогу обличить обманщицу?

– Сможете! – воскликнула Юй. – Сможете, если подадите на имя императора прошение о справедливом суде и вызовете Лаковую Шкатулку на поединок.

– Помилуй тебя Небесный Чиновник! – всплеснула руками Нэнхун. – Какой поединок! Я в доме отца своего не обучалась никаким боевым искусствам.

– А это и не нужно, госпожа, – сказала Юй. – Ващим оружием будет полотно, шелковые нитки, пяльцы и вышивальная игла! Вызовите Шэси на состязание в вышивании. И пусть это состязание проходит перед глазами самого императора. Та из вас, что искуснее вышьет точно такое же панно, какое, было подарено императору, значит, и есть настоящая дарительница. А это будете вы – ведь наверняка госпожа Шэси с ее высокородностью и гордыней отродясь наперстка и иглы в руках не держала! Справедливость должна восторжествовать!

– Справедливость не торжествует в дворцовых покоях, – тихо сказала Нэнхун. – Даже если о ней говорят все время... Если, как ты говоришь, госпоже Шэси много дозволено и она имеет сторонника в лице самого верховного евнуха, то меня убьют, едва я заикнусь о таком состязании.

– Что же тогда нам делать? – воскликнула маленькая служанка, не скрывая своей досады. – Вы истаете от печали и чувства, что с вами несправедливо обошлись! А эта Лаковая Шкатулка будет процветать!

– Значит, так сулила судьба, – сказала Нэнхун. – Возможно, в этой жизни мне приходится искупать грех, совершенный мной в прежних рождениях. Оттого я так несчастна.

– Ну, нет, – вскинулась маленькая служанка. – Я не позволю вам быть несчастной.

И глаза ее засветились так, словно в ее гладко причесанную головку пришла очень хорошая мысль.

Не прошло и трех дней после этого разговора, как служанка Юй попросила у своей госпожи разрешения покинуть ее на целые сутки.

– Для чего тебе это? – спросила Нэнхун.

– Видите ли, госпожа, мне нужно отправиться в храм и совершить поминальную службу по моим предкам, да возвеселят они небожителей и да обретут благое перерождение. Поэтому я прошу у вас письмо, в котором вы дозволяете мне на сутки покинуть стены дворца и побывать в тэнкинском храме Поклонения Предкам.

– Хорошо, – кивнула Нэнхун. – Почитание предков – великое дело. Только смотри, будь осторожна в городе. Ты ведь непривычна к городской, суете. Впрочем, как и я...

– Не беспокойтесь обо мне, дорогая госпожа, – сказала маленькая Юй. – Со мной все будет благополучно.

Наложница Нэнхун написала особое письмо, позволяющее ее служанке беспрепятственно покинуть дворец, а затем столь же беспрепятственно вернуться обратно, дала девушке ритуальных бумажных денег, чтобы возложить их на жертвенник в храме, а также серебряную заколку в виде взлетающего феникса.

– У меня нет ни одной монетки, чтоб дать тебе с собой, поэтому возьми эту заколку. В городе ты ее продашь или заложишь и сможешь купить все, что тебе необходимо для церемонии поминовения.

Юй трижды поклонилась и покинула покои своей госпожи. Торопливыми шагами она вышла из дворца Восточного Ветра, миновала бамбуковую рощу, павильон Неразлучных Сердец и направилась к тем дворцовым воротам, через которые положено входить и выходить только слугам и низкорожденным. Неподалеку от ворот ее заметил и остановил стражник-младший евнух из бесчисленной свиты драгоценной наложницы Шэси:

– Эй, ты кто такая и куда направляешься? – окрикнул евнух девушку.

Та присела в поклоне (хотя младшему евнуху, да еще и стражнику, можно было и не оказывать такое почтение) и сказала:

– Моя госпожа, наложница Нэнхун из рода князей Жучжу, послала меня в городской храм Поклонения Предкам, ибо мне пришло время совершить положенные обряды. Вот, при мне письмо моей госпожи, а также жертвенные деньги.

Евнух даже не взглянул на сопроводительное письмо, а лишь жадно оглядывал стройную фигурку и миловидное личико юной служанки.

– Я пропущу тебя, так и быть, – сказал он голосом, чересчур хриплым для евнуха. – Но за это ты мне кое-что дашь.

– Моя госпожа бедна, у нас нет ничего, кроме жертвенных денег! – воскликнула Юй.

– Мне не нужны деньги. Я даже сам тебе приплачу, когда ты вернешься из города. Я встречу тебя на этом самом месте, и мы уединимся в заброшенной беседке тут неподалеку. – Говоря это, евнух повел себя в отношении юной служанки не совсем как евнух.

Юй залилась краской. Она еще ни разу не совершала обряда поклонения ветру и луне и была бы не прочь узнать, что на деле означают слова про бойкого красного угря, крадущегося к благоуханной яшмовой пещере. Но не вступать же на путь познания вместе с мерзким евнухом, у которого кривые ноги, дурно пахнет изо рта и все лицо покрыто чирьями!

– Тебе же не положено! – воскликнула она, вырываясь из цепких лап евнуха. – Ты ведь не можешь...

Тот ухмыльнулся:

– Пойдешь со мной в заброшенную беседку, тогда и узнаешь, что я могу и что мне положено.

– Хорошо, – обреченно кивнула Юй. – А сейчас пропусти меня. Я должна успеть в храм к вечернему молению.

– Ступай. – И евнух нежно шлепнул Юй пониже спины.

Нужно ли говорить, с какой прытью побежала юная служанка к воротам, спасаясь от похотливого евнуха! Ее башмачки на деревянной подошве звонко цокали о выложенную каменной плиткой тропинку. Юй была уже недалеко от цели, как путь ей преградило неожиданное препятствие. Точнее, преградил.

Это был хранитель башни дворцовых ворот, старик, страдающий полнотой и одышкой. Он еле держал в руках пику, которой преградил путь молоденькой служанке.

– Куда это ты собралась и кто ты такая? – пропыхтел он.

«Вот незадача! » – подумала Юй и сказала:

– Почтенный хранитель башни, я – Юй, служанка императорской наложницы Нэнхун. Иду в город, в храм Поклонения Предкам, дабы совершить молитвенный обряд...

– А разрешительное письмо у тебя есть? – пропыхтел хранитель.

– Да, вот оно!

– Так-так. – Хранитель прочел письмо и вернул его Юй. – Письмо составлено неверно...

– Как же так?!

– Но я могу не обращать на это внимание и пропустить тебя, если на обратном пути ты кое-что мне дашь.

– С деньгами у меня туго, – пробормотала молоденькая служанка.

– Мне не нужны деньги, – зафыркал толстяк. – Когда ты вернешься, я буду ждать тебя на этом месте и мы пойдем в заброшенную беседку...

– В заброшенную беседку?!

– Да. Уж не глуха ли ты часом? Если ты не согласна, я на тебя донесу за самовольную отлучку, и тебе придется плохо.