Бабушка на сносях

За столько лет у меня не появилось светлой печали в памяти о родителях. Начну о них думать – горло обручем стягивает. Я никогда не прощу их безвременного ухода! Не знаю кому, но – не прощу!

Отец моего ребенка три недели не кажется – в командировке, дважды звонил. Когда любят, звонят пять раз на день…

Моя тайна перезрела, отчаянно хочется с кем-нибудь ею поделиться. У меня столько мыслей, новых чувств, ощущений – распирает. Постоянно веду внутренние монологи сама с собой, рассказываю себе о себе. Иногда мне кажется, что эти знания и чувства бесценны и должны войти в копилку человеческой мудрости, научной и поэтической, иногда – что они интересны только мне.

Выбора, кому первому открыться, по большому счету нет. Конечно, подруге Любе! Несколько слов о ней…

Я не сумею связно рассказать о Любе. Отделаться общими фразами, что, мол, она уникальный, неповторимый человек, – значит ничего не сказать. Она как торт, большой и в розочках. С какого места его кушать? Послойно анализировать?

Технологию печения отразить?

Можно начать сначала, с нашего знакомства.

Только я все равно собьюсь на параллельные сюжеты, стройного повествования не выйдет.

* * *

Весна, первые теплые майские дни, я учусь на первом курсе. Иду по Тверскому бульвару в сторону кинотеатра повторного фильма. Там ждет подруга. Мне преграждает дорогу невысокая девушка с круглым потным лицом. Такое впечатление, что она нарядилась на свидание, прическу сделала, лаком покрыла, а потом давала круги по беговой дорожке стадиона. Впрочем, так и было.

– Стой! Ты местная?

– Нет, – сурово отвечаю. – Я живу в Кузьминках.

– Но в принципе москвичка?

– В принципе.

– Где памятник Тимирязеву?

– Наверное, в Тимирязевской академии, – усмехаюсь.

– Там я уже была, мимо. Он сказал: на бульваре. Перечисли московские бульвары!

– Страстной, Тверской, Гоголевский… Послушайте, что вам от меня надо?

– Мне нужен памятник Тимирязеву.

– У меня его нет. – Москвичи, задери вас леший! – Она вытирает ладошкой пот со лба, задевает глаза, тушь и тени тянутся грязной полосой по щеке. – Ты пятая! Никто не знает, где стоит Тимирязев! Для чего его тогда поставили?

– Вы тушь размазали.

Она достает платок, сует мне в руки:

– На! Вытри! – подставляет лицо.

«Эти приезжие, – думаю я, – такие бесцеремонные, никакой культуры!» Но покорно привожу ее лицо в порядок. Попутно удостаиваюсь комплимента:

– Ты красивая. Мне три часа девчонки рожу малевали, а на тебя не нарисуешься.

Она говорит без доли зависти, точнее, с хорошей завистью, без упрека.

– Возьмите, – возвращаю платок. – Теперь все в порядке. Я могу идти?

– А Тимирязев?

– Извините, не знаю и тороплюсь.

– А как же я?

– Что – вы? – теряю терпение.

– Он мне сказал: на каком-то бульваре у памятника Тимирязеву, в шесть часов. Уже полседьмого! Такой парень! Мы три раза виделись, а потом я влюбилась с первого взгляда!

«Отличный стеб», – подумала я. Стебом мы называли шутку, розыгрыш, смешную ситуацию.

Уметь стебаться – значило уметь хохмить. Остроумный человек соответственно именовался стебком. И эту девушку я записала в стебки. Надо же придумать: виделись три раза, а потом влюбилась с первого взгляда!

Но это был не стеб. И о речи Любаши следует рассказать отдельно, связного повествования я не обещала. Начнем издалека, с известных людей современности. Бывший премьер-министр Черномырдин уж как ляпнет – сатирики от зависти съедают свои тупые перья. Чего стоит только фраза «хотели как лучше…». Далее… Президент Соединенных Штатов Америки Джордж Буш-младший. Его оговорки потянули на две книги. Даже термин появился – бушизмы, как синоним глупости. Кто-нибудь станет утверждать, что в премьер-министры России или в президенты США выбиваются идиоты? Никто не станет! Так и Любаня моя! Она не идиотка, просто у нее речь сумасшедшего.

И ведь все, что она несет, по смыслу понятно и по экспрессии точно. Поссорилась в деканате с секретаршей, которая потеряла ее зачетку, теперь головная боль все зачеты и результаты экзаменов восстанавливать. Люба так описывает свою реакцию: «Я упала в обморок от возмущения, развернулась и ушла!»

Со временем я превратилась в переводчика с Любочкиного на русский. Сходили в театр, в компании моих приятелей она делится:

– Смотрели с Кирой «Три сестры» во МХАТе. Я получила низменное удовольствие!

Народ притих, думает: что там у Чехова крамольного?

– Неземное, – перевожу я. – Люба получила неземное удовольствие.

Когда она употребляет иностранные голова, это вообще швах.

– Увидела дом на набережной – прямо дежустив у меня! Как будто я тут раньше была.

– Дежа вю, – поправляю я. – Дежустив – это десерт. – И начинаю сама смеяться, придумав: – Встретились как-то Де Жавю и Де Жустив…

Мои попытки привить ей литературную речь кончились полным провалом.

– Люба! В замке поворачивается ключ!

– А я как сказала?

– «Повернула замок в двери».

– Подумаешь, ты же поняла.

– Люба! Так не говорят: он обманул мои иллюзии. Иллюзии – это уже обман.

– Значит, он дважды обманул!