На селе

– Умный, умный мужик, чего толковать, – кивнул Петр Захарыч. – Начальство было?

– Приезжали…

– Ну что, как? Уломали?

– Уломаешь их разве!

Петр Захарович устало провел по лицу рукой.

– Земство фальшит… Выбирай: идешь, нет ли на запашку… А в чем выбор? Все равно: хочешь жить или помирай…

– Совершенно верно, – встрепенулся Иван Васильевич.

– Уж если надумали – отдай приказ… А то ведь так чего ж морить народ?

– Все равно-с как на волю шли, – вмешался Иван Васильевич, – хочешь большой, хочешь малый надел. А в голове у него ничего не сидит… человек на воле не бывал, никакого света не видал, как ему угадать?

– Только угадать… – согласился Петр Захарыч. – А в чем знает – опять воли нет…

Петр Захарыч махнул рукой.

– Совершенно верно… Мужик себя даже очень хорошо понимает… только показать себя не умеет…

– Э… – затянул Иван Михайлович, – нет!.. э… я не согласен… мужик ничего не понимает…

Надулся Иван Михайлович, важный стал, слюнявые толстые губы в кольцо собрал.

– Я вам скажу… э… я ведь знаю… Когда я был в полку…

Иван Михайлович в полку никогда не был, хотя и мечтал об этом в молодости, и соврал так же неожиданно для других, как и для себя. Он на мгновение остановился с раскрытым ртом и заговорил опять.

– Э… знаете… солдатики меня очень любили…

Иван Михайлович рассмеялся чему-то, погладил свой бритый подбородок, так как будто и действительно вспоминал что-то, но затем, оставив вдруг воспоминания, круто оборвал:

– Я ведь знаю их… э… я с ними три пуда соли съел… Нет это уж так, – победоносно и лукаво прищурившись, покровительственно кивая головой, кончил он. – Это уж вы не спорьте.

Иван Михайлович так сбил всех с позиции, что не сразу и опомнились. Петр Захарыч, впрочем, и не думал спорить – ему бы кончить дело да уехать. В душе он посылал к черту собравшихся некстати гостей Ивана Васильевича, – но Эммануил Дормидонтович, который сычем сидел и внимательно вслушивался, наставительно заговорил:

– Нет, не то… Я тоже мужичка знаю. Ты там другого надувай, а меня – врешь… Вы мне вот что скажите: а что божеского в мужике есть?! Ничего!

Эммануил Дормидонтович выше головы поднял палец, посмотрел на всех, затем устало махнул рукой и насупился.

Петр Захарыч усмехнулся.

– Ты полегче, я тоже ведь из мужиков… Да и ты от Адама…

– От Адама?! А науки я сколько принял?! Понял? То-то! Прежде был мужик настоящий, а нынче нет мужика… Прежде он руками, а нынче языком работает… Ты ему слово, он тебе десять… деньги взял, а работу жди… Жнитво я Сидорову сдал… в волости условие-марка… Не вышел и не подумал… неустойка? Описывай! А что с него возьмешь?

Петр Захарыч загнул голову, открыл глаза и смотрел.

– Ну, а так, по совести, почем сдавал?

– Больше людей: два рубля пятьдесят.

– А летом почем работают?

– Летом? так ты лета подожди еще…

– Охо-хо! – вздохнул только Петр Захарыч.

– Когда тебе лето надо, зачем в ноги кланяешься?

– Нет уж, что говорить… Э… дрянь народ стал… Совершенно верно… – опять вмешался управитель.

Даже истукан Марья Васильевна и та не вытерпела:

– Надо хуже, да некуда…

Отвернула голову: и говорить-то, дескать, об этой мрази не стоит, – сами все мужичье и никакого разговора порядочного вести, кроме как об этом мужичье, не могут.

Почесал Петр Захарыч затылок, – посмотрел в окно:

– Дрянь-то дрянь, а кормит и нас с вами… И худой и хороший – везде оно есть…

Иван Михайлович усмехнулся, оттопырил свои губы и качнул головой. Подумал и говорит:

– Однако, вы социалист.

Смотрит себе на ноги Иван Михайлович, смотрит в потолок, чуть-чуть усмехается.

Так с открытым ртом и остался Петр Захарыч: а ведь с новым начальством – кто его знает, что за человек – как раз нехорошая штука выйти может… замолчал и ни слова больше. Еще веселее Ивану Михайловичу, как он обрезал его – улыбается.

Иван Васильевич впился: не сообразил, чем осадил Иван Михайлович Петра Захарыча.

В толк не возьмет и Эммануил Дормидонтович, в чем тут штука.

– Это вы про что?

– Так…

Не может удержаться Иван Михайлович, смеется, а Петр Захарыч, как на угольях сидит: а черт бы тебя взял, – приехал по делу, а в беду влетишь.

Видит Иван Васильевич, что смятенье какое-то между гостями и думает, чем бы их уважить.

– Я вот когда еще с господами в их имение в Малороссию ездил… Там хохлы народ… хуже нашего – толку от них не добьешься, а вот какой у них разговор идет… Это даже очень интересно, и господам я рассказывал, и они много смеялись… Это очень любопытно… Я уж, как умею, расскажу, а уж вы не взыщите…

– Ну, ну, говори, – торговаться-то после будешь…