Русский вечер (сборник)

– Откуда ты знала, что Виктора убили? – был первый Ритин вопрос.

– Ничего я не знала. Просто кто-то сфотографировал труп. И этот труп был очень похож на этого самого Виктора.

– А координаты Игоря ты не знаешь? – кричала трубка.

– Какого Игоря?

– Ну, которому был предназначен этот конверт.

– Не знаю. И вообще, Рит, это очень деликатное дело. Я уже жалею, что подключила тебя ко всей этой истории. Здесь надо уметь держать язык за зубами.

– А каким, по-твоему, местом я наводила справки? Разумеется, языком. Здесь была очень шумная история. Фамилия Виктора – Вершков, представляешь, как итальянцы произносят его фамилию? Живот от смеха надорвешь! Виктора убили на улице среди бела дня.

– Когда это было?

– Сейчас соображу. Четвертого мая, вот когда. Убийц было трое. Один скрылся, другого задержали, третьего убили в перестрелке.

– А что это за люди?

– А я откуда знаю? Всех расспрашивала, журналистов в том числе, и пока безрезультатно.

– Кто он вообще, этот Виктор?

– Вообрази, он просто гид. Он работал при туристическом агентстве, которое связано с Москвой. Подожди, у меня тут записано русское название. Вот… «Зюйд-вест». Он возил русские группы по Италии. Его треп про гостиничный бизнес – чистая липа. Мои агенты говорят, а им можно верить, что у Вершкова оч-чень приличные деньги лежат в швейцарском банке.

– У тебя нет московского адреса этого «Зюйд-веста»?

– Ну не в Милане же этот адрес искать! Если надо, ты по справочнику узнаешь. Поинтересуйся, между прочим. Может, у этого Виктора в Москве есть знакомые или родственники. Хотя вряд ли. Он в Милане уже двадцать лет, не женат. Наверное, голубой.

– Может быть, его из-за этого убили?

– Хороший вопрос. Это все равно что спросить: а не убили ли его потому, что его мать была одиночка. Не говори глупостей. В Италии это обычное дело. Расскажи-ка мне еще раз про этот белый конверт. Там ведь еще диск был? Может быть, это поможет нам разобраться?

– Не поможет! – закричала Яна в панике. – И почему – нам? Ты-то здесь при чем? Разбираться буду я сама. Вернее, вообще не буду разбираться. И забудь о том, что я тебе говорила.

– Хорошо, забуду, – обиделась Рита. – Но дальше-то мне что делать? Узнавать подробности или нет? Об этом убийстве у нас писали в прессе. У меня всюду есть свои люди. Так узнавать или нет?

– Узнавай, – сказала Яна после небольшой заминки. – Узнавай, но не трепи лишнего.

– Говори, но молча. Слушай, но заткни уши. Поняла. Через неделю позвоню.

«Успокойся, – приказала себе Яна, повесив трубку. – Ты никуда не влипла, не увязла… Итальянский гид не имеет никакого отношения к твоим проблемам». В какой-то момент она даже решила позвонить юному гению Кириллу и отказаться от его услуг, зачем зря выбрасывать деньги. Но потом подумала, что с этим надо повременить. Мало ли какую информацию раздобудет в Милане Рита.

В конце концов – это просто игра случая. Вопрос только в том, куда она заведет, эта игра.

6

Был чудный майский вечер. Небо казалось полосатым из-за легких перистых облачков. Солнце высветлило белые фасады башен за стадионом, закатным пламенем горели окна. Воздух был прозрачен и холоден. Но не эта вечерняя прохлада говорила о том, что лето еще не наступило, а необычайная яркость зелени. Подросшая трава на газоне красиво шевелилась под ветром, на проплешинах белели шары одуванчиков, у белого столба с понуро опущенным колпаком освещения – лампочка в нем никогда не горела – могуче раскинулся неизвестно откуда взявшийся здесь борщевик.

Телефон зазвонил в тот момент, когда Елизавета Петровна, наблюдая с балкона за хищными листьями, размышляла, сможет ли она уничтожить корни ядовитого гиганта садовым совком. Летом борщевик вымахает в два метра и будет жалить детей, а на следующее лето рассеется по всему газону. Нет, здесь и лопата не подойдет, не то что совок. Топор нужен.

– Мама, где ты была? Почему не подходила?

Уже по первым словам дочери Елизавета Петровна поняла, что настроена Яна непривычно доброжелательно. Рассказ про борщевик не вызвал законного раздражения. Дальше – больше. Дочь терпеливо выслушала ее жалобы на артрит, который, зараза, дает себя знать даже в хорошую погоду, и поинтересовалась делами в библиотеке. Там уже давно сидели на чемоданах, ждали ремонта. И только в конце разговора, когда обе дружно обругали школу, Яна спросила невинным тоном:

– Мам, кстати… Ты эти фотографии не выбросила? Ну, ты знаешь, о чем я говорю.

Ах, вот оно что. Весь этот ласковый треп и показная кротость были сыграны только для того, чтобы придать вопросу о фотографиях невинный характер.

– Что, что-нибудь случилось?

Только тут в голосе дочери вспыхнули искры раздражения.

– Ничего не случилось. И не может случиться. Зачем ты их увезла? Я не хочу, чтобы ты их рассматривала и строила фантастические предположения.

Елена Петровна и сама толком не знала, зачем привезла злополучные фотографии домой. Интуитивно, наверное, она хотела отвести беду от Янкиного дома. Содержимое белого конверта являло собой облаченное в кокон зло, как пузырек с ядом, как расфасованные наркотики, как пистолет в промасленной тряпке.

– Я завтра к тебе приеду.

– Только не завтра, – быстро сказала Елизавета Петровна. – Завтра в библиотеке свободный день. Я договорилась с Вероникой, что к ней приеду.

– Но мне надо…

– С Соколиной Горы я приеду к вам, – перебила она дочь, – и привезу фотографии. Могу остаться ночевать, а Барсика покормит соседка.

Решение поехать на Соколиную Гору было совершенно спонтанным. Ни о чем она с Вероникой не договаривалась. Но, вслушиваясь в несколько сбитое дыхание дочери – мать не обманешь показным спокойствием, – Елизавета Петровна поняла, что пришла ее пора подключаться к игре. Последнее заявление Яны просто пугало. Дочь ничего не делала просто так, и уж если она посередине недели без видимой причины решила навестить мать, значит, кокон зашевелился, зло расправляет крылья. Удивительно, что она раньше не попыталась отмотать события назад и подробно, взяв Веронику за пуговицу, расспросить ее обо всем… А не будет внятно отвечать, значит, вытрясти из нее все подробности про литовца или эстонца, а может, немца или итальянца. Того самого, который вручил ей в аэропорту белый конверт. Надо знать Веронику, наверняка она что-нибудь недоговаривает. И не исключено, что вдруг найдется подлинный телефон адресата – неведомого Игоря.

Пора открыть Вероникину тайну, хоть и трудно такое говорить про родного человека. Ну так вот… На старости лет моя любимая тетка стала клептоманкой. Все знают, что это психическое заболевание, не более того, но почему-то относятся к клептоманам с особой брезгливостью. Я понимаю еще на Западе, где частная собственность священна. Но дома-то что в ужасе закатывать глаза?! В каждом советском человеке сидит клептоман. Несуны – это кто такие? Те самые… которые под одеждой выносят товары народного потребления и загоняют их на стороне. Я и мои подруги тоже подворовывали. Копирку, бумагу, карандаши унести с работы – самое милое дело. Считалось, что у государства, которое нас грабит, подворовывать не грешно. А назови несунов клептоманами – обидятся. Они не воры, а борцы за правильное распределение народных благ.

В начале поездки я отнеслась к поведению Вероники относительно спокойно. В гостиницах по утрам шведский стол, все знают, что это такое. В кафе ешь от пуза, но ничего на вынос. В первый же день Вероника нарушила эту капиталистическую заповедь. У нее была большая черная сумка на молнии. Сумка ставилась на колени, распахивала свой зев, и туда летели пирожки, бутерброды, в заранее подготовленные пакеты нырял гарнир и нарезанные овощи, сладкое клалось отдельно.

Я смотрела на это в глубоком изумлении. Одергивать Веронику я не посмела, боясь привлечь к себе внимание, но, оставшись вдвоем, конечно, попеняла ей, мол, это дома может сойти с рук, а здесь, в неметчине, нас не поймут. Вероника только хохотнула в ответ.

– Считай, что это форма терроризма… борьба за свободный рынок. Они тут с жиру бесятся, а мы лиры считаем.

Потом произошел случай, который открыл мне глаза на истинное положение вещей. Днем в жуткую жару мы забрели в парк. Вероника решила меня угостить чем-то в высоком бокале, эдакой кондитерской красотой с розово-желтым навершием из крема. Наверное, это было мороженое, хотя утверждать не возьмусь. Я села за столик, а Вероника пошла покупать угощение. Уличное кафе было отгорожено стойкой с узким парапетом. Вероника двигалась с подносом между витриной с вкусностями и стойкой по направлению к кассе. Народу было немного. Вдруг вижу, моя тетка берет бокал и спокойно ставит его на стойку. Потом берет другой бокал с мороженым, ставит его на поднос и подходит к кассиру. Оплатив, она возвращается за другим неоплаченным бокалом, спокойно ставит его на поднос и идет к столу.

Единственное, что я посмела сделать, – отказалась от мороженого, сославшись на насморк. Вероника умяла обе порции, а я сидела рядом, слушая, как она мурлычет от удовольствия, и безумно боялась, что во мне увидят сообщницу. Но бросить тетку я не могла. Нас предупреждали, что за подобные игры могут не просто устроить скандал, а отвести в полицейский участок, более того, выслать из страны. Потом-то я узнала, что призрак позора и скандала был Веронике особенно сладостен. Она играла с опасностью. Кайф начинается тогда, когда ты крадешь, не оглядываясь по сторонам, но всей своей старой кожей ощущаешь – ты на грани… Это так остро, волнительно! Во время воровских приступов лицо ее окрашивало особое выражение – отрешенное, задумчивое, уголок слегка подкрашенного рта лез вверх. Видно было, что она прямо-таки купается в адреналине, а я обмирала от ужаса.

Теперь представьте наши походы по магазинчикам, набитым сувенирами, картами, открытками, путеводителями и кучей каких-то никчемных мелочей. Мне нужно было купить подарки Сонечке, Яне, подругам. В этих лавчонках обычно один хозяин, он же продавец. Я объясняю хозяину, что я хочу, мне показывают майки, цепочки, венецианские маски… а Вероника исчезает в недрах магазина. Расставленные на полках милые пустяки совершенно доступны. Хозяину и в голову не приходит, что среди его владений бродит клептоманка. «Вероника, я пошла… Где ты?» – зову я тетку, как маленькую девочку, а она упирается, не хочет покидать такие доступные и соблазнительные богатства.

Обширный чемодан на колесиках пополнялся сувенирами. Один раз Веронику таки поймали. Я вышла на улицу раньше, чтобы покурить. Через три минуты в дверях лавчонки появилась моя драгоценная тетка, она отбивалась от продавщицы, совала той в руки деньги, что-то пыталась объяснить – по-русски, разумеется. Естественно, я вмешалась. По счастью, продавщица понимала язык Альбиона. «Ах, сударыня, дама перепутала… Дама думала, что другая дама за нее уже заплатила. Пятнадцать тысяч лир… Вероника, верни этот бокал. Ах, кубок? Тем более кубок нам совсем не нужен!»

– Нет уж, вы берите, если вынесли вещь из магазина! И оплатите полностью.

Бесстыдница Вероника потом совершенно искренне возмущалась:

– Да разве я взяла бы эту подделку, если бы знала, что она так дорого стоит!