Масик

***

В свободное от института время он практически нигде не бывал; и не только из-за диссертации. Одни друзья уже женились: например, его друг детства Богдан с недавних пор работал мастером на заводе, имел уже двоих детей… Когда только успел. Другие друзья, почти все, приходились на этап его поэтической молодости: в последних классах школы, он попал в организованный при городской газете поэтический клуб «Взлёт». Его вёл строгий дядечка с усами, Александр Петрович, знаменитый тем, что написал две песни: «Мой городок, мой островок» и «Россия». Он непременно исполнял их на каждом официальном мероприятии – тех, на которые его приглашали. А молодёжный состав клуба был довольно большой: Александр Петрович не поленился, прошёл по всем школам города и насобирал «молодые таланты». А у молодых талантов были и друзья, и друзья друзей… Конечно, Георгий с большинством потерял связь, когда поступил в ВУЗ и уехал учиться. Но, иногда встречал старых знакомых, просто на улицах города. И попадал с ними то в гости, то на какое-нибудь мероприятие. Самого Александра Петровича он больше не встречал – доходили слухи, что тот ютился теперь при небольшом музее. То ли директором, то ли его заместителем. Но, с некоторыми представителями «творческой интеллигенции» судьба по-прежнему сводила.

Например, на центральном рынке, или, в южном просторечии, на «базаре», куда и понесло его утром того самого, последнего воскресенья августа.

Этот самый рынок, огороженный кирпичной стеной, находился рядом с церковью, а вернее, с Михайловским собором, отреставрированным ещё в девяностые. Перед ним тоже продавали и продукты и вещи, с лотков и с машин. Большие грузовые машины с овощами стояли в два ряда, между ними был проход, по которому двигались люди: не только покупатели этих овощей, но и желающие попасть на рынок или в собор. За первым от стены рядом также ютились лотки, с мелким барахлом: халатами, колготками, носками, утюгами, мылом, посудой и прочим.

За одним из лотков, с футболками и женскими кофточками, стояла молодая цыганка, а рядом – её мамаша: увешанная золотыми серьгами и монистами дородная цыганка с властным, тяжёлым взглядом. Младшая уже обхаживала покупательницу, молодую девушку, пытаясь всучить кроме красивой футболки мутного вида олимпийку:

– Долго носиться будет, добром ещё вспомнишь!

А пожилая цыганка вцепилась в руку как раз проходящего мимо Жорика:

– Позолоти ручку, яхонтовый! Погадаю, всю правду скажу. Денежку дай только. Не подумай, я верну, вот увидишь! Для гадания нужна, и обязательно купюрой, что у тебя самая большая есть. Не ограблю. Что я, по твоему, похожа на нищую? Да ко мне со всей страны едут: помоги, мол! Я многое могу…

Георгий не знал, как отделаться от цыганки, и, уже с замутнённой головой, полез в кошелёк, за крупной купюрой: не успел разменять после получки.

– Хочешь, суженную твою покажу, заговор на любовь сделаю…

В этот самый момент, Жорика и окликнули:

– О, кого я вижу! – сзади послышался весёлый, громкий бас. Почти готовую добычу прямо-таки вырвали из рук цыганки, пожелав ей найти другого дурачка. Крупный, дородный мужчина влил Жорика в поток толпы, который понёс молодого человека на выход из злополучного места. Этот узкий проход между кирпичной стеной и цыганскими лотками чуть не стал роковым для его финансов.

– Иосиф Мартович? Здравствуйте! – пролепетал Георгий. – Спасибо! Вы меня спасли.

Впрочем, попасть в руки Иосифа Мартовича было почти то же самое, что попасть в цепкие лапки цыганки: заболтать он мог надолго. Только, к счастью, при этом кошелёк оставался цел.

Иосиф Мартович был высоким и представительным, должно быть – жгучим брюнетом с чёрными усами – в прошлом, но теперь с изрядной долей седых волос в пышной шевелюре. Высокий, с большим горбатым носом и доброй улыбкой, которая наличествовала всегда. Иосиф Мартович знал, пожалуй, добрую половину города, и, будучи пенсионером, посещал все литературные, музыкальные и прочие мероприятия, торжества и представления в городе, – то есть, обретался в той среде, которую пышно называли «творческой интеллигенцией».

– Здравствуй, молодой пиит! – воскликнул Иосиф Мартович, приобняв Жорика и увлекая прочь от рынка. – Ты – с базара шёл?

– В общем-то… Нет. На базар. Продуктов купить.

– Ну, это ничего. Пойдём, пройдёмся немного. Поговорим. Давно не виделись, – Иосиф Мартович, подхватив молодого человека под локоток, увлёк к переходу на другую сторону улицы.

«Прощай, колбаса! Я к тебе не вернусь сегодня», – мысленно распрощался Георгий. То, что он уже не такой уж и молодой, а вдобавок давно и абсолютно не поэт, он вставить не смог и не успел.

– К нам на той неделе приезжал Тимур Шаов. Ты был на концерте? Почему – нет? А в музее Грекова была выставка прикладного искусства… Ещё, туда картины Рериха не так давно привозили. Не ходил? Ну, а в выставочном зале, что недалеко от Николаевской церкви – новый формат, «другие» художники устроили. Художественная школа и её директор, конечно, в шоке: их работ там нет… А в институте ты давно не был?

– Я там работаю.

– Да? Молодец. Через неделю там проводится встреча с творческой интеллигенцией. Директор библиотеки постаралась. Будет даже балерина, представляешь! Переехала недавно в наш город. Александрой зовут. Уже на пенсии, она у балерин – ранняя, но танцует хорошо. А ещё, после этой встречи чай будет, с пирожными.

– Да не мучь ты парня – может, он спешит куда, а ты ему на уши присел – как молодёжь сейчас выражается, – раздалось рядом. – Ну, здравствуйте!

Только теперь Жорик понял, что несколько минут идущий чуть поодаль человек – не посторонний прохожий. Он нагнал их сразу после перехода через улицу.

– Здравствуй, друг, здравствуй! – обрадовался Иосиф Мартович. – Надо вас познакомить. Это – Георгий, а это – Михаил Степанович. Раньше он тоже в институте работал, а ещё он – скрипач. Чудо, как играет! Теперь ты не уйдёшь от нас так просто; ты должен его слушать! Сегодня же: мы как раз к нему пойдём. Ты нас приглашаешь?

– Конечно.

– Не отказывайся, Георгий: день рождения у человека… Вот, я как раз ходил за вином и сыром – всё чин чинарём! Тут и встретились, однако. Ну, а теперь – нам и вовсе по пути.

– Поздравляю! Только, куда же я без подарка? – растерялся Жорик.

– Да, какие в наше время подарки? Да не те мои годы… Заходи, посидим немного, – Михаил Степанович произнёс это добрым, тихим голосом. У него были умные, карие глаза, западающие в душу; большой лоб, волевые скулы. Впрочем, пожалуй, больше ничего, кроме глаз, далее не разглядывалось; на них наблюдатель останавливался, в них проваливался и замолкал.

– Если требовать подарки – то совсем лишишься друзей, – пояснил Михаил Степанович и улыбнулся.

Жил скрипач, как его отрекомендовал Иосиф Мартович, в старом доме, каких много лишь в самом центре города, то есть старой его части: низ каменный, прочный, а верх – деревянный. Общий туалет, для всех жильцов, в таких исторических памятниках казачьей архитектуры, само собой разумеется, размещался на улице. И, хотя у Михаила Степановича этаж был первый, а не подвальный, пришлось спускаться вниз по небольшой деревянной лесенке, в тесном узеньком коридорчике: видимо, за годы это строение сильно просело.

Комната, хотя и единственная, оказалась довольно большой, но была перегорожена тяжёлыми шкафами с книгами. За шкафами, судя по потолку, что оставался доступен для обзора, оставалась примерно половина: там, вероятно, была кровать или диван.

В гостевой части комнаты стоял большой стол со стульями, шкафы вдоль стены, тоже с книгами. Напротив шкафов были кресла у стены и небольшой диванчик, пол устилал самодельный коврик. Единственное окно, что располагалось недалеко от входной двери, выходило во двор. По нему было видно, что стены в доме толстые, старинные. На подоконнике сидел белый кот с серыми пятнами. Вскоре он спрыгнул оттуда, потёрся о ноги хозяина и громко замурлыкал.

– Знает своё кошачье дело! – улыбнулся Михаил Степанович и, наклоняясь, погладил кота. – Очень громкий кот. Приблудился – и живёт. А я не возражаю. Когда болел, зимою – он меня грел. Всё понимает. Перезимовали мы с ним тогда, и оба живы.

– Сыграй нам что-нибудь! – воскликнул Иосиф Мартович.

– Сейчас, покормлю моего друга. Да и стол, так сказать, накрою: одними моими мелодиями сыты не будете.

– Может быть, мне не надо…, – начал Жорик.

– Надо, – отрезал Михаил Степанович. – Хоть вина да бутербродов пару. Живём один раз – встретимся ли ещё, я не знаю.

Он насыпал в кошачью миску китикета, сходил за загородку из шкафов и вынес оттуда тарелку, ножик, потом – три рюмки; надел очки и порезал хлеб и сыр. Открыл бутылку с вином.

– Мне нельзя много пить. А вы – не стесняйтесь, – Михаил Степанович посмотрел на гостей большими, увеличенными сейчас стёклами очков, глазами.

– Мне – только чуть-чуть, – попросил Жорик, и Михаил Степанович плеснул ему немножко, а Иосифу Мартовичу налил полную.

– Ну, как полагается. Выпьем за то…, – и Иосиф Мартович закрутил длинный витиеватый восточный тост. Они выпили, и Михаил Степанович снова исчез за шкафами и вернулся со скрипкой. Любовно протёр инструмент, приладил на плече и заиграл.

Мелодия была красивой и надрывно-печальной. Следом пошёл «Каприз» Паганини и «Чакона».

Завершилось всё ещё небольшой рюмочкой в честь именинника, искренним «спасибо» Георгия, объятиями Иосифа Мартовича, который чуть не задушил, наверное, именинника, и прощанием.

– Приходите, пожалуйста, сегодня вечером к Борису Видко. Считайте, что я вас пригласил, – рекомендовал хозяин дома уже на пороге. – Обязательно приходите! Там будет много наших, меня просили быть: поздравят. Играть я больше сегодня не буду – вероятно, даже скрипку не возьму. Другие будут. И стихи читать: для того в Подвальчике и собираются.

– А это где? – спросил Жорик.

– О, ты ни разу не был в Подвальчике? Я думал, это место все в городе знают. Борис специально его купил, чтобы устраивать вечера, – пояснил Иосиф Мартович. – Там каждое воскресенье собираются творческие люди. Ровно в семь. Постучитесь – и вам откроют, и не спросят ничего. Просто впустят.

– Вы придёте, Георгий? Развеетесь, на людей посмотрите, – присоединился к приглашениям Михаил Степанович.

– Постараюсь, – ответил тот после некоторых колебаний. – Если найду это место. Так, всё же, где это?

– Это, действительно, в подвальчике… Одного из самых примечательных домов нашего города. Знаешь дом с совой, недалеко от драматического театра?