Город Дождей

– Что значит «пейзанского»?

– Ну, сельского… Так все ребята говорили…

Не все знают, что представляют собой так называемые «сельские районы». Заболоченные гнилостной канализационной водой усыхающие речушки, огромные свалки отходов и мусора дают не очень много простора для сельского хозяйства, для мечты и для жизни. Не курортная зона, прямо скажем. Несмотря на жаркое однообразное солнце, картошка произрастает гнилая, яблоки – склизкие, огурцы – червивые, а цыплята – полудохлые. В общем, в приёмнике города такой товар не конкурентно способен по сравнению с синтепродуктами и годен только на переработку.

Потому, Иоганн, после своего совершеннолетия (а для пейзан оно наступает в четырнадцать), и оценив перспективу дальнейшей жизни, плача и ругаясь на судьбу и нелёгкую долю, покинул своих бедных отца и мать в поисках приключений. А, попросту говоря, сбежал из дому.

Он быстро понял географию местности. А именно то, что за ближайшими окраинами Ростова начинается и уходит во все стороны бесконечная полупустынная голая степь… Запущенная пустошь с пожухлой и убогой, как старческая плешь, растительностью, с раскаленным зноем, с потрескавшейся землёй, с редкими заболоченными речушками и полным отсутствием жизни. Далее, по всей видимости, эта степь переходила и вовсе в голую пустыню, не сулящую ничего хорошего за гранью горизонта.

И потому, единственный путь, который ему оставался – только в Город. Хотя, Город пугал его, да и Кролас, к тому же, совсем не знал, что это такое.

Понятное дело, что в Ростов никого, кроме красивых девушек, не впускали. Долго и безуспешно Иоганн пытался проникнуть туда через товарообменник, через который происходил обмен жалкой продукции села на городские товары. А ещё, он пытался заскочить на транспорт, везущий в город различный груз: землю, камни, щебёнку… Оказалось, весь этот транспорт обслуживают роботы, и они спихивали подростка долой. Упросить их взять его с собой, понятное дело, было нельзя.

– После долгих мытарств, я купил в единственном пизансмаркете соседнего села, на все деньги, которые у меня были, одежду сельской герлы.

– Герлы?

– Ну, девушки… Стильно принарядился и, кося под девчонку, отправился в город, куда сельских дев пускали на ночь, так сказать, на вечеринку, – поведал Иоганн врану. – К счастью, по фенькам на руке и шитой бисером сумке меня приняли в городе за тусовочную герлу, а не за фуфыру пейзанскую. У меня нашлись нормальные друзья, которые вписали к себе на флэт, то есть, взяли к себе пожить. И, обнаружив ошибку в определении моей половой принадлежности, вскоре переодели, дав старое, поношенное тряпьё.

Вран издал странный звук. Похоже, он хихикнул.

– Пр-роясни, что означает «тусовочная герла»?

– Хорошая, «своя», девушка, которая любит музыку и поболтать обо всём на свете… Ну, что-то в этом роде.

– А «пейзанская фуфыра»?

– Девушка из села… Которая ищет приключений на задницу и старается изобразить из себя городскую, – пояснил Кролас. – И готова пройти Крым, Рим и медные трубы… Ну, это такое выражение. Тоже требует расшифровки?

– Нет. В целом, я понял. Но, я пер-ребил. Пр-родолжай…

– Со временем, я купил себе «под Пирамидой» чистый папир со штампом и состряпал паспорт, назвавшись Иоганном Кроласом.

– Что такое «чистый папир»?

– Бумага… То есть, корочка паспорта без внесённых туда данных. Обычно её заполняют в паспортном отделе, официально. Но мне оформили за определённую мзду, и вне конторы. А потом… На время моей мамой стала дурь конопляная, а папой – бэндгруппа «Чихуахуа», лабающая свойскую трешь, – продолжал тем временем Кролас.

– «Лабать» – это «играть»? А что такое «трешь»?

– Такое направление в музыке… Там, в этой своей странной, тусовочной жизни, я и познакомился с Антониной, которая совершенно, как позже оказалось, случайно попала на тусняк в «Cковороде». Будучи студенткой-филологом, она изучала молодёжный слэнг. При этом, она косила под дигзгёрл…

– Под… кого?

– Под герлу, свою в доску… Которая всё знает и всё перепробовала… И наше тесное знакомство… Весьма и весьма тесное… Свершилось случайно, в плане моего первого творческого эксперимента. И без расчёта когда-либо встретиться вновь. Повторюсь, я был совсем зелёный бойзфренд.

На этом месте рассказа, Иоганн тяжело вздохнул.

Он сам понимал, что это жуткий идиотизм… Но, о «плодотворности» своего случайного знакомства узнал по прошествии восьми с половиной лет… По-видимому, Антонина не обладала достаточной суммой денег, необходимой для того, чтобы город позволил ей растить своего ребёнка самостоятельно. И его изъяли, «для обеспечения счастливого гражданского содержания», как формулируют анкюлотники. Иоганн Кролас ничего не знал о рождении сына. Но, по какой-то неясной причине, его первая девушка записала в свидетельстве о рождении своего ребёнка как Оливера Иоганновича Кроласа… Да и по дате рождения всё сходилось… Как последствия той их встречи. К тому же, пацан жутко был похож на отца.

А раскопала «сюжет» коллега Иоганна, неутомимая Зиночка Исламбекова. Которая обозревала социальные вопросы и посещала «коммуну света новых граждан», расположенную на улице Бирючья Балка.

– Хоть шефу не растрезвонила, и за то ей спасибо! Фотку мне подарила. В фаз и в профиль, – продолжал Иоганн свою исповедь врану. И…у меня аж душа тогда оборвалась, и всё поплыло перед глазами. Знаю я всякие там «коммуны»… Пиплы на тусовке обсуждали. Жуткая тюряга с надзорными порядками.

Зиночке, конечно, приходится писать, что там все о'кей и детки кипяточком писают от счастья… А у меня и сейчас нет двух прожиточных минимумов, чтобы позволили иметь ребёнка. А главное – для анкюлотников не факт будет, что я – отец. Обнадёжат, облапошат до последней пласткарты, почти оформят всё – а потом скажут: «А где бумага о том, что вы – отец?» или «А где вы были раньше?» и тому подобное… Выжмут с курицы яйца и отправят кукарекать. Работа у них такая. Сложная. С людьми.

В общем, с какой стороны ни подойди – грабли получаются.

– Ну и дела, – прокаркал вран.

– Куда делась Антонина, которая могла бы подтвердить, что я – отец, я не знаю. Пропала бесследно. Я искал.

– И ты решил повидать пар-ренька?

– Да. И подарить ему что-нибудь. Хоть зверька ласкового. Говорят, там жутко одиноко. И вот… Ходил по рынку. Присматривал.

– Стр-ранный ты для этого Города папаша… Ну, сын. Так ты ж его, получается, даже не видел ни р-разу. Хочешь просто глянуть р-разок, из любопытства? А без подар-рка туда не пускают?

– Да, хотел бы глянуть, как он там. А не пускают – что с подарком, что – без. Тайком надо лезть. Так все родственники делают, если они есть. А что я странный, это – да. Я ведь – из села. Там не то, что ребёнок, там – даже каждая зверюшка ценится. Щенок, кошечка… И людей там мало. И отношения между ними – другие. Человеческие. Это здесь – людей такая прорва, что все легко взаимозаменяемы, что ли. И не имеют никакой цены. Всем друг на друга наплевать.

– Почему же ты ушёл с р-родных мест?

– Не выжить мне было там. Очень жизнь тяжёлая, невыносимая. А я – хилый был, не по возрасту мелкий. Болел много. И родителям – только тягость, и рот лишний. Намучились они со мной. Не выгнали бы, конечно. Тайком сбежал.

– Ну, хор-рошо. А почему ты хотел ему подар-рить именно мутагена? Денег сильно много?

– Нет, конечно. Но, зверюшек туда заносить им нельзя, ребятам тем. Собак, кошек, даже птичек или хомячков. Потому, нужен мне хитрый зверёк, чтобы можно было научить его прятаться. Мутагены дорого стоят, и это всё – лишь мечтания. Но, вот, ходил, присматривал…

– Меня пр-рисмотрел? – хитро прищурился вран. – Подар-ришь?

– Нет. Посмотрю ещё, что ты за птица… Лисокотёнка хотел присмотреть, прицениться, – ответил Иоганн.

Вран, задумчиво ковыряясь в пампасе, спросил:

– А как насчет удр-рать оттуда? Строго?

– Нет, охраны никакой там нет. Но, куда он потом, я с ним потом?.. Он будет без бумаг, без документов. Вне закона. А сделать «липу», такую, как у меня самого, так вычислят по фэйсу и отправят назад, в коммунятник. Замкнутый круг. Кроме того, я его ни разу не видел. Может, не пойдёт он со мной.

– Проблема, – сверкнул глазом вран, – решается топор-ром! Драпать из города будешь – захватишь и парнишку! Не думаю, что он станет возражать.

Иоганну даже стало дурно.

«Драпать из города? Куда? Почему? Зачем?» – испуганно подумал он, и вдруг почувствовал, что вран пророчит правильно. Уж непонятно почему, но мало ли… «Похоже, драпать вскоре придётся. Какой кошмар!» – подумал журналист, уже привыкший к стабильности своей городской жизни.

Они вышли из «Сковороды» и пошли к ближайшему тьюб-эскалатору на четвёртый уровень. Воняло раскаленным металлопластом, хотя так называемые «фибры», то есть, кондиционеры – очистители, работали на полную мощность. Ну и жара! Вместе с Иоганном на скотчфло заскочила девчонка. Успела проскочить: пока они ещё не взмыли вверх и двери не захлопнулись. Теперь они поднималась вместе. Девчонка была с модными сейчас стрекозиными крылышками на спине и в лёгком розовом флаер-костюме. Она сразу же включила мини-телекс. Там по всем каналам шёл какой-то трёп одного из Отцов города, одетого, как обычно, в белую тогу. Девчонка недовольно убрала звук.

– Пр-роясни, пока едем, кто такие «анкюлотники», – попросил тихо вран, каркая в самое ухо Кроласа. – Ты употр-ребил этот термин.

Кролас покосился на девчонку. Но по телексу пошла какая-то шоу-программа – и полностью завладела её вниманием. Она врубила звук на полную громкость и надела наушники.