Золотая лилия

Он метнулся к разделяющему нас стеклу, заколотив по нему кулаками. У меня сильно забилось сердце, я в испуге отступила на несколько шагов – в уверенности, что Кит кинется на меня. Через несколько мгновений я осознала, что он меня не видит. Я немного расслабилась. Самую малость. Ведь это – не окно, а зеркало одностороннего видения. Кит прижался к стеклу, отчаянно вглядываясь в нас, – он явно знал, что по другую сторону кто-то есть.

– Пожалуйста! – закричал он. – Прошу вас! Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!

За время, миновавшее с нашей последней встречи, он похудел и стал выглядеть еще более неопрятно. Нечесаные волосы, похоже, месяц не знали стрижки. На парне был простой серый комбинезон наподобие тех, которые носят заключенные в тюрьме или пациенты психиатрических клиник. Цвет напомнил мне бетон в коридоре бункера. Но приметнее всего оказалось отчаянное и полное ужаса выражение глаз – или, точнее, глаза. Второй глаз Кит потерял во время нападения вампиров, которое я втайне помогла организовать. Никто из алхимиков об этом не знал, так же как и о том факте, что Кит изнасиловал мою старшую сестру Карли. Вряд ли Том Дарнелл стал бы хвалить меня за «преданность работе», узнай он о моей мести, проделанной чужими руками. Увидев, в каком состоянии пребывает парень, я даже немного пожалела его. Но в гораздо большей степени я сочувствовала Тому, на лице которого отразилась огромная боль. Впрочем, я все равно не испытывала ни малейших угрызений совести. Ни за арест, ни за глаз. Кит Дарнелл – плохой человек, и точка.

– Ты, несомненно, узнала Кита, – произнесла женщина-алхимик с седыми волосами, собранными в аккуратный пучок.

– Да, мэм, – подтвердила я.

От прочих расспросов меня спас Кит. Он снова яростно принялся биться о стекло.

– Пожалуйста! Я серьезно! Я сделаю все, что захотите! Я все скажу! Я во все буду верить! Только, прошу, не отправляйте меня обратно!

Нас с Томом передернуло, но остальные наблюдали за происходящим совершенно бесстрастно и лишь делали какие-то пометки у себя на планшетах. Женщина с пучком снова перевела на меня взгляд и продолжила, словно никто ее и не перебивал:

– Мистер Дарнелл-младший провел некоторое время в нашем центре переобучения. Мера, достойная сожаления, но необходимая. Торговля запрещенными товарами – само по себе достаточно скверно, но сотрудничество с вампирами – непростительно. Хоть юноша и утверждает, что не испытывает к ним привязанности, мы не можем быть уверены в его словах. Даже если он говорит правду, не исключено, что его правонарушение может усугубиться – перетечь в сотрудничество даже не с мороями, а со стригоями. Мы не позволим мистеру Дарнеллу-младшему встать на скользкий путь.

– Мы делаем все для его же блага, – произнес третий алхимик. – Мы оказываем ему услугу.

Меня захлестнул ужас. Главная задача алхимиков – хранить в тайне существование вампиров. Мы считаем вампиров противоестественными созданиями, с которыми не следует иметь никаких дел. Особенную проблему представляют стригои, вампиры-убийцы, заманивающие людей в рабство за обещание бессмертия. Но даже к миролюбивым мороям и полукровкам-дампирам мы относимся с подозрением. С последними двумя группами мы много сотрудничали, и хотя нас учили относиться к ним с презрением, некоторые алхимики не только сблизились с мороями и дампирами – они, по сути, начали им симпатизировать.

Только здесь дело обстояло иным образом. Кит, невзирая на его правонарушение (торговлю кровью вампира), был последним в моем списке тех, кто мог подружиться с «иными». Он неоднократно при мне демонстрировал отвращение к вампирам. Кстати, если кто и заслуживал обвинения в подобном сближении…

…то это я.

Еще один алхимик, мужчина с зеркальными солнечными очками, небрежно засунутыми дужкой за воротник, принялся нудно вещать:

– Вы, мисс Сейдж, – замечательный пример сотрудника, способного активно работать с ними, сохраняя объективность. Ваша преданность не осталась незамеченной.

– Благодарю, сэр, – смущенно отозвалась я. Интересно, сколько еще раз я сегодня услышу про собственную «преданность»? Да, теперь все идет совсем не так, как несколько месяцев назад. Тогда я увязла в крупных неприятностях из-за помощи одной беглой дампирше. Позднее оказалось, что та ни в чем не виновна, и мое участие в деле списали на «честолюбивые карьерные устремления».

– И, – продолжал мистер Солнечные Очки, – принимая во внимание ваши отношения с мистером Дарнеллом, мы решили – вы идеально подходите для дачи показаний.

Я вновь взглянула на Кита, который без остановки продолжал биться в стекло и кричать. Прочие ухитрялись не обращать на него внимание, и я пыталась следовать их примеру.

– Каких показаний, сэр?

– Мы обсуждаем, следует ли возвращать юношу на переобучение, – пояснила Седой Пучок. – Он добился значительного прогресса, но все же сложилось следующее мнение. Лучше перестраховаться и убедиться, что всякая привязанность к вампирам вырвана с корнем.

Конечно, если нынешнее состояние Кита – «значительный прогресс», то лучше и не представлять себе «отсутствие успехов».

Солнечные Очки занес ручку над планшетом.

– Исходя из того, что вы видели в Палм-Спрингсе, мисс Сейдж, как вы полагаете – каково отношение мистера Дарнелла к вампирам? Была ли наблюдаемая вами взаимосвязь достаточно прочной, настолько, чтобы требовались дополнительные меры предосторожности?

Видимо, «дополнительные меры» – продолжение переобучения?

Кит продолжал орать, а в полумраке комнаты все взгляды были устремлены на меня. Алхимики взирали задумчиво и заинтересованно. Тома Дарнелла бросило в пот, он смотрел на меня со страхом и опасением. И неудивительно. Ведь судьба его сына – в моих руках.

Я посмотрела на Кита, и меня захлестнули противоречивые чувства. Он не просто не нравился мне – я его ненавидела. Я мало к кому испытываю такое. И я не могла простить ему Карли. Кроме того, в памяти все еще были свежи воспоминания о том, что Кит сделал со мной и другими в Палм-Спрингсе. Он оклеветал меня, отравил мне жизнь, пытаясь скрыть свои жульнические махинации с кровью. Еще он отвратительно обращался с вампирами и дампирами, за которыми нам полагалось присматривать. Я даже усомнилась, кто из них – настоящее чудовище.

Что именно происходило в центре переобучения, я точно не знала. Судя по поведению Кита, там очень несладко. И какая-то часть меня самой с удовольствием посоветовала бы алхимикам отослать парня обратно на несколько лет и вообще никогда не выпускать на свет божий. Кит виновен и должен понести серьезное наказание – хотя я почему-то не была уверена, что он заслужил конкретную кару.

– Мне кажется… Кит Дарнелл испорчен, – произнесла я. – Он эгоистичен и аморален. Ему наплевать на остальных, он пойдет по трупам, лишь бы добиться своего. Он готов лгать, мошенничать и красть, лишь бы заполучить желаемое. – Я поколебалась, потом продолжила: – Но… я считаю, он понимает, кем являются вампиры. Я не думаю, что он чрезмерно сблизился с ними или ему грозит опасность примкнуть к ним. Возможно, его не следует в обозримом будущем допускать к работе алхимиков. Нужно ли держать его под замком или достаточно условного срока – это уже решать вам. Последние действия Кита Дарнелла показали, что он не относится к нашей задаче серьезно, но причина тому – эгоизм. A не противоестественное влечение к вампирам. Он… честно говоря, скверный человек.

Слова мои были встречены молчанием, слышалось лишь лихорадочное шуршание ручек по бумаге планшетов. Алхимики что-то записывали. Я рискнула взглянуть на Тома. Страшно было подумать, каким станет отец Кита после того, как я окончательно растоптала его сына. К моему изумлению, Том смотрел на меня с облегчением. И благодарностью. Казалось, он сейчас расплачется. Том поймал мой взгляд и произнес одними губами: «Спасибо!» С ума сойти. Я одну минуту назад заявила: Кит – отвратительный тип. Просто хуже не бывает. Но его отцу на мои слова было наплевать, ведь я не обвинила парня в союзе с вампирами. Я могла бы назвать Кита убийцей, а Том был бы только признателен мне. Все прошло отлично, если подразумевалось, что Кит не запанибрата с врагами.

Но это встревожило меня и снова заставило задуматься, кто здесь настоящие чудовища. У компании, которую я оставила в Палм-Спрингсе, с моралью было раз в сто лучше, чем у Кита.

– Спасибо, мисс Сейдж, – сказала Седой Пучок, покончив с записями. – Вы очень помогли нам, и мы обязательно учтем ваше мнение, когда будем принимать окончательное решение. Вы можете идти. Зик ждет вас в коридоре. Он проводит вас к выходу.

Быстро и логично. Впрочем, вполне типично для алхимиков. Целесообразность превыше всего. Ничего лишнего. Я вежливо кивнула, прощаясь, и бросила последний взгляд на Кита. Потом за мной мягко закрылась дверь. В коридоре оказалось восхитительно тихо. Здесь не слышны были вопли и стенания Кита.

Зик – тот самый алхимик, который вел меня по бункеру.

– Уже финиш? – спросил он.

– Кажется, да, – ответила я, все еще не до конца придя в себя. Теперь я понимала, что мой представленный ранее доклад о положении дел в Палм-Спрингсе устроили просто так, за компанию. Поскольку я в Вирджинии, отчего бы меня и не послушать? Истинной причиной, из-за которой меня заставили пересечь страну, стал Кит.

Когда мы шли обратно по коридору, мое внимание привлекло нечто странное. Одна из дверей была обвешана защитными устройствами – и в гораздо большем количестве, чем в комнате, где я только что побывала. Кроме световой индикации и кодового замка, имелось электронное приспособление для считывания карт. А в верхней части приварили засов. Ничего из ряда вон выходящего, но ясно, что здесь скрыто то, что желают удерживать внутри.

Я невольно притормозила и взглянула на дверь. А потом зашагала дальше, но от вопросов воздержалась. Еще одна черта хорошего алхимика. Зик, заметив мой взгляд, тоже остановился. Он посмотрел на дверь, на меня, а потом на засов.

– Не хочешь взглянуть, что там?

Он быстро обернулся к той комнате, где заседали алхимики с планшетами. Я знала, Зик находится на нижней ступени иерархии и боится неприятностей. Но в нем был некий энтузиазм, заставляющий предположить, что парня волнуют здешние тайны, которыми не с кем поделиться. Я оказалась безопасным выходом из ситуации.

– Ну, смотря что или кто внутри, – отозвалась я.

– Есть одна причина, – загадочно прошептал Зик. – Ты только загляни и сразу поймешь, почему наши цели так важны.

Решив рискнуть, мой проводник провел картой через считывающее устройство и отбарабанил очередной длинный код. Я ожидала попасть в новую полутемную комнату, но помещение было ярко освещено, даже глаза заболели. Я прикрыла их ладонью, как козырьком.

– Здесь нечто вроде светотерапии, – виновато объяснил Зик. – Знаешь, как в тех краях, где не хватает солнца, ставят люминесцентные лампы. Тут такие же лучи. Предполагается, они понемногу возвращают людей, таких как он, обратно в человеческое состояние или, по крайней мере, не дают им думать о себе как о стригоях.

Сначала я вообще не поняла его слов. А потом заметила в пустой комнате отдельную тюремную ячейку. Вход, который также оснастили кодовым замком и устройством для считывания карт, перекрывали толстые металлические прутья. Защита показалась мне чрезмерной, пока я не поймала взгляд сидящего в камере человека. Старше меня – ему было лет за двадцать, – он выглядел так, что Кит по сравнению с ним являлся образцом аккуратности. Костлявый парень свернулся клубком в углу, закрывая глаза руками. Парусники и кандалы явно свидетельствовали, что его никуда не выводят. Когда мы вошли, он взглянул на нас и сразу же прикрыл лицо.

Меня пробрал озноб. Передо мной был человек с холодным и злобным лицом, в точности как у стригоя. Серые глаза хищника абсолютно бесстрастны. Такие бывают у убийц, не испытывающих ни малейшего сочувствия.

– Ты доставил мне обед? – нарочито хриплым голосом произнес заключенный. – Миленькая девчушка. Но тощая, а я люблю пополнее. Думаю, кровь у нее все равно сочная.

– Лиам, – устало и терпеливо вздохнул Зик. – Ты знаешь, где твоя еда. – Он указал на поднос с нетронутыми блюдами – похоже, давным-давно остывшими. Куриные наггетсы, зеленая фасоль и сахарное печенье. – Он почти ничего не ест, – объяснил Зик. – Поэтому такой худой. Требует, чтобы ему дали кровь.

– Но… кто он? – спросила я, не в силах оторвать взгляд от Лиама. Дурацкий вопрос. Лиам определенно человек, но… чувствовалось в нем нечто неправильное.

– Совращенная душа, которая желает стать стригоем, – ответил Зик. – Стражи обнаружили парня среди прислуги этих чудовищ и доставили к нам. Мы пытались перевоспитать Лиама, но безуспешно. Он продолжает твердить, что стригои – великие, он снова вернется к ним и получит заслуженную плату. А пока он делает вид, будто и сам – один из них.

Лиам криво усмехнулся.