– Шестым, – поправил его опер.
Семен вздохнул:
– Шестой был Гошка… Вернее, Гошка был первым. Они его замочили и в реку скинули.
– Чушь, а откуда он смски слал?
– А я знаю?
Голова ужасно болела. Несмотря на то, что Семен до чертиков нахлебался воды, горло пересохло и хотелось пить.
– Водолазов надо, – прохрипел Семен. – Пусть Гошку ищут.
Саня помог ему подняться. Семен обернулся к воде. На мгновение ему показалось, что из-под воды на него смотрит Гоша.
Почему-то Семен был уверен, что этот чертов обиженный водила успокоился, и больше на городских улицах не будут происходить ДТП с участием утопленников. До тех пор, пока на берегу снова не случится что-нибудь страшное.
Психофаги
Ткачева Юлия
13 января 1978 г.
Непривычно было чувствовать себя живой.
Больше всего сбивала с толку собственная неуклюжесть. Расстояния между предметами оказывались то слишком большими, то чересчур маленькими. Вещи внезапно выворачивались из рук, падали и ломались. Она натыкалась на стены, запиналась о ступеньки и то и дело больно ударялась об острые углы мебели. Никто, кроме неё, особенно этому не удивлялся. Неуклюжесть, исцарапанные коленки и разбитые чашки – именно то, чего люди и ожидают от маленьких детей.
Себастьян сказал: это со временем пройдёт.
Как-то ночью ей приснился сон – самый настоящий сон, всё было, как всегда, и в то же время иначе. В этом сне она стояла и смотрела, как мужчина вытаскивает из пролома в стене старого, полуразрушенного здания, тело ребёнка, на вид лет четырёх-пяти. Оборванные лохмотья, спутанные волосы, мотающаяся на тонкой шее голова. Она знала, что девочка мертва.
Себастьян сказал: привыкай. Смотри собственные сны, как все люди.
В своём кабинете Себастьян поставил для неё отдельное кресло у окна. Когда приходили посетители, она забиралась в кресло с ногами и листала какую-нибудь книгу, или просто глядела в окно, не прислушиваясь к разговору. На неё посматривали, с любопытством и недоумением. Случалось, кто-то просил увести из комнаты ребёнка.
Тогда Себастьян отвечал:
– Это мой ассистент. Её зовут Эльвира.
Она поднимала голову, ловила взгляд посетителя и вежливо улыбалась.
Отчего-то никто ни разу не улыбнулся ей в ответ. Себастьян говорил: не обращай внимания.
* * *
Мужчина, высокий, чересчур полный и дорого одетый, нервничал. Обычное дело. В кабинете Себастьяна неуютно было всем – кроме тех, кого привозили в креслах-каталках, с остановившимися глазами, глядящих в пустоту или улыбающихся неизвестно чему, или льющих слёзы невесть по кому. За этих, в колясках, нервничали те, кто их сопровождал.
Полный мужчина вошёл сам, уселся на кушетку для посетителей и замер в неудобной позе, крепко сцепив побелевшие пальцы. На Эльвиру он не обращал внимания: смотрел на Себастьяна, жадно и пристально.
– …Ответственность, – сказал Себастьян, – полностью ложится на вас, вы меня понимаете?
Клиент кивнул.
– Вы ведь пробовали обращаться к специалистам?
Мужчина снова кивнул.
– После нашего сеанса вам, вероятно, снова потребуются их услуги.
– Бестолковая трата времени, – голос у посетителя оказался хриплым, сорванным. Словно он долго, очень долго изо всех сил кричал, надсаживая горло.
Эльвира перевернула страницу книги. Себастьян что-то отвечал, она не стала слушать: каждый раз одно и то же. Сюда, в этот кабинет, попадают те, кому не смогли помочь никакие другие специалисты. Последняя попытка. Гарантий не даём, ответственности не несём. Результаты непредсказуемы. Но это не останавливает желающих рискнуть: альтернатива выглядит ещё хуже.
Намного хуже.
– Эльвира, – сказал Себастьян. – Мы начинаем.
Она очнулась. Клиент полулежал на кушетке, глазные яблоки едва заметно вздрагивали под закрытыми веками. Дыхание вырывалось изо рта с хрипами, казалось, чтобы сделать вдох мужчина каждый раз должен приложить огромное усилие.
Эльвира кивнула Себастьяну и откинулась в кресле, закрывая глаза, погружаясь в привычную темноту, ныряя вовнутрь себя, становясь тем существом, которым она привыкла быть.
Становясь собой.
Где-то рядом, на расстоянии пары шагов – для тех, кто знает, как следует шагать – из темноты вырастали ворота, изогнутая арка из тёмного камня. В щелях между булыжниками росла острая серебристая трава, дрожа и покачиваясь под неощутимым ветром.
Одним длинным, плавным движением она переместилась под арку – и запрокинула голову, разглядывая свод ворот. Камни кое-где потрескались и казались закопчёнными от старого пламени.
– Что у нас тут? – спросил Себастьян. Здесь и сейчас он был тонким, гибким силуэтом, на его левом боку висел длинный, свёрнутый кольцами хлыст. Эльвира встала справа.
– Ничего особенного. Замки сорваны. Сторожей, – она прислушалась, – нет с незапамятных времён. Вперёд?
– Пойдём, – согласился Себастьян. Провёл рукой по серебристой траве – теперь, вблизи, стало видно, что её тонкие нити грубо обкромсаны, и трава дрожит в агонии, пытаясь заново вытянуться, сплестись в защитную сеть, закрывающую ворота.
Себастьян двинулся вперёд. Эльвира шагнула следом, мягко упав на четыре лапы, прыгнула, повела носом, вдыхая пряный, густой воздух, вглядываясь в то, что её окружало.
Больше всего это походило на каменный лабиринт. Стены кое-где рухнули, рассыпались обломками. Длинные коридоры изгибались, закручиваясь и меняя структуру, пол казался то мраморным, то гранитным, то тёк тускло-красным песком. Из боковых ответвлений струились запахи. Эльвира жадно принюхивалась.
Страх, острый и приторный. Желудок свело предвкушающей судорогой. Она нырнула в проход, откуда сочился соблазнительный аромат, и, ступая чутко и настороженно, двинулась по направлению к источнику запаха. Ещё немного – и она на месте.
Что-то метнулось от неё: мелкое, намного мельче, чем она сама. Эльвира бросилась, стремительно и не раздумывая, прижала, схватила, впилась зубами. Пойманное существо извивалось и верещало.
Мелкий паразит, питающийся объедками, неспособный, по большому счёту, причинить хозяину серьёзного вреда. Падальщик, копающийся в гниющем клубке дурных воспоминаний. Верх его способностей – больная голова и мрачное настроение из-за растравивших душу мрачных мыслей.
Она сжала челюсти и свирепо тряхнула головой, как кошка, ломающая хребет крысе. Визг и трепыхание оборвались. Тушка обмякла. Охотница разжала зубы, уронив мёртвую тварь: через несколько часов она бесследно растворится, оставив по себе лишь облако миазмов.
Эльвира побежала дальше – ещё осторожнее, ещё внимательнее. Шорох когтей по камню, писк, прыжок – ещё один падальщик забился у неё в зубах. Удаляющийся дробный топоток, короткая погоня, предсмертный визг. Детская забава, развлечение.
Она чересчур увлеклась охотой на зубастую мелочь и едва не пропустила настоящую добычу. Едва не пробежала мимо узкого лаза, откуда исходили волны притягательного запаха: пряная смесь страха, боли и безысходности.