Российский колокол №3-4 2021

переломанные копья, замечательный стишок.

Над пустынным полустанком серый ветер затихает,
синий парус, опускаясь, накрывает с головой
И меня, и инвалида. Приближающийся грохот.
«Ты, сестра, его не бойся, ты не бойся, Бог с тобой».

«Дождись весны…»

Дождись весны:
Весной так буйно заживают раны
Травой в оврагах,
Гнездами в траве.

Чертополох, сурепка, хмель

Земля везде одна и та же – соленый пот, удушье слез.
Война и там и здесь вовеки, где человек родился, рос.
Бродила я в своих просторах, ты колесил, где только мог,
Мы видели одно и то же: сурепка, хмель, чертополох.

Местами общими, пустыми – обетованная земля,
Когда ты травами густыми все исходил, куда нельзя.
На дне, в аду – как под забором! – растет трава —
и хоть бы хны.
«Не веря воскресенья чуду, по кладбищу гуляли мы».

Ах, Эвридика, как могла ты, ведь я готов был сгинуть сам…
Так Осип целовал Марину в болота глаз, изгибы ран,
Так хорошо и так надсадно на кладбище гулялось с ней.
«Где ни была бы моя Ева…» – нет этой повести грустней.

Оставь, пожалуйста, хоть что-то: полвздоха, полуразговор!
Открой мне как-нибудь, намеком – к чему терпеть
весь этот вздор:
Бессонниц пытки, нищебродство и грязный суд
чужих людей,
Когда мне в ноги поклонились чертополох, сурепка, хмель.

2017–2020 гг.

Видения ноября

Увидев чертей равнодушные рожи,
Ноябрь с ножом подошел, как Рогожин,
Он долго стоит, не дыша, в изголовье.
В нем волчья душонка и сердце коровье.

Ну что же ты медлишь? Какой еще муки
Ты ждешь от меня, очумевшей от скуки?
Ноябрь, ты – темень подъюбочных кружев,
Ты скучен, ноябрь, уйди, ты не нужен.

Вот князь мой на тройке, мой сахарный холод,
Он близок, но, Боже, как путь его долог.
Любви его чаша плеснется и минет:
Мой князь не меня, но убийцу обнимет.

Однокурсник

А помнишь эти цепи на холме,
Где Исторического серые колонны?
Лаваш и сыр, бутылка каберне,
И нам с тобой плевать на все, что кроме
Верлибров ненаглядного Айги,
Тоски по Небу, блеска слов и песен…
И от Днепра хотелось нам к Оби,
Нам киевский простор казался тесен.
А помнишь ли березок молоко —
В бору сосновом роща, словно ферма?
Как хорошо, что наше рококо
Барочной не усугубилось скверной,
Что мы друг другу больше, чем никто,
Уже (о Боже!) двадцать лет, Сережа,
И этот жизни легкий завиток
Ни быт, ни брак, ни тлен не искорежат.

Иуда

Егда славнии ученицы…

В тот самый день, в тот изумленный вечер,
В тот страшный миг при омовенье ног
Один из них тяжелые увечья
Понес, как будто вынести не смог
Его Любви, что так давно ловила
И так, и эдак, и из-за угла
И вот сошла внезапно, как лавина,
И вдруг вся разом под ноги легла…
Не знавший с детства ласкового слова
(Расчеты серебром предпочитал),
Что вдруг простят, полюбят – злого, злого! —
Не ожидал, никак не ожидал.
Ему Учитель ноги омывает,
Все тайны мира отдает за так,
А в нем душа от страха остывает,
Отстукивает сердце свой затакт.

Он встал, он побежал, он обезумел,
Он темноту неистово глотал,